Отпустив, обретёшь

Вот уж к чему она с детства не была приучена, так это смотреть на людей свысока, однако сейчас удержаться от презрительного закатывания глаз, казалось, было просто невозможно. — Нет, — в который уже раз за это утро воскликнул, по ощущениям, буквально впавший в детство президент, сминая очередной лист бумаги с коммерческим предложением от поставщика. — Андрей Палыч, прошу вас, присмотритесь к этим компаниям. Я вчера тщательно проанализировала доступные для нас возможности на рынке: та фирма, о которой говорил Роман Дмитриевич, — отнюдь не единственный подходящий вариант. — Катя… — Вот, например! — Пушкарева буквально сунула ему под нос одну из распечаток, не дожидаясь, пока начальник закончит свою реплику. Они топтались на одном месте уже добрых полчаса: по обыкновению свойственные ей вежливость и деликатность начинали сдаваться на милость набиравшей обороты раздражительности, — Компания Пром-Текстиль. Они давно на рынке, но в последнее время их серьезно потеснили молодые конкуренты, во многом благодаря более успешной маркетинговой стратегии, нежели какому-то превосходству в качестве товаров. Сотрудничество с ЗимаЛетто для них означало бы возврат на прежние рельсы работы с крупными корпорациями, поэтому в случае оформления большого заказа они готовы не только уступить в цене, но еще и предоставить рассрочку. Я созванивалась с их представителем в самом начале рабочего дня, они ждут нашего ответа. — Катя, Ка-тя, — ни с того ни с сего начал нараспев повторять Жданов, будто откуда ни возьмись разжившись такой завидной сейчас безмятежностью. Фальшивой или нет, понять было трудно, — Мы не будем работать ни с Пром-Текстилем, ни с кем-либо еще, представленным в вашем ворохе макулатуры, — кивнул он в сторону принесенной Катериной стопки бумаг с информацией о поставщиках. Улыбка, в которой расплылся при этом мужчина, девушке показалась в этот момент совсем уж неуместной. Настолько, что, глядя сейчас на шефа, Пушкарева ощущала себя неуютно буквально на каком-то интуитивном уровне. — Но почему? — не оставляла она попыток, стараясь звучать как можно тверже. — Потому что у компании нет денег, Ка-тя! У меня, — проговорил он, вытягивая последний слог, — нет де-нег. Я жадный! — девушке на мгновение почудилось, что глаза начальника сверкнули каким-то нездоровым блеском, — А знаете, в чем главная проблема, Катенька? В том, что все вокруг тоже слишком жад-ны-е. Ну, тут она бы поспорила. — Если от одного упоминания вашей подборки поставщиков Жданов по какой-то причине продолжит невнятно мяться и артачиться, для пущей убедительности наиболее выгодное из имеющихся предложений представьте с поправкой на то, чтобы пустить в ход ту сумму наших с Кристиной выплат, которую я перевел на отдельный счет. Не то что бы там уже вдоволь для того, чтобы над златом чахнуть, — впрочем, операции по начислению дивидендов акционерам проводили вы, так что и сами в курсе, — но это хоть что-то. После того фиаско, что потерпело ЗимаЛетто с выпуском последней коллекции, для компании сейчас едва ли не жизненно важно отшить новую линию из достойных материалов. — Как скажете, Александр Юрьевич, но, боюсь, что и этот шаг может не удержать Андрея Палыча с Романом Дмитриевичем в их стремлении попытаться выудить из мышеловки бесплатный сыр, — вздохнула Катя, — Я, конечно же, постараюсь быть как можно убедительнее, но… — Я все понимаю, Кать. Там уже будем смотреть по обстоятельствам. Из задумчивости ее вырвал вихрем ворвавшийся в кабинет Малиновский. Переквалифицировался бы в рекламное лицо батареек Дюраселл, цены бы ему не было. Глядишь, и компания была б целее. Мечты, мечты, Пушкарева, не увлекайся. — Ну что, господа! Жданчик, Катюша, — наскоро поприветствовал мужчина всех присутствующих, — Новости отличные! — Да не томи давай уже, Ромио… — Справки о тех людях я навел. Компания пока еще очень молодая, потому и нешироко известная. Однако они уже успели поработать с некоторыми, пусть и небольшими, но очень надежными фирмами. Жалоб при этом ни от кого пока еще не было, а расспросил я многих. Вот образцы с расценками, — Малиновский с чрезвычайно удовлетворенным видом кинул на стол Жданова толстую папку, — С самого утра прислали мне с курьером. Ответственные, как видите! А вы переживали, Катенька, — резко повернувшись на каблуках, Роман одарил ее снисходительным взглядом. — О надежности поставщика я бы судила после проведения первого транша, а не до, Роман Дмитриевич. Сверкнув глазами, Малиновский сделал вид, будто и вовсе ее не услышал. — Ну что, Палыч? — Это что, уже окончательное предложение? — изумленно вздернул брови Андрей, перелистывая подшитые в папку файлы. — Я же говорил: для нас это просто спасение, — с гордостью выдал Малиновский. — Андрей Палыч, — она упрямо не оставляла попыток достучаться до, кажется, напрочь утратившего связь с реальностью шефа, — предлагаю сравнить это предложение с… — Катя вновь принялась перебирать распечатанные ею листы. — Кать, все: забудьте! Цен выгоднее этих среди ваших бумажек точно не найти. — Вы позволите? — девушка потянулась к папке, которую Жданов все еще держал в руках. — Разумеется! Убедитесь сами. Пробежав взглядом несколько страниц, Пушкарева едва сдержала нервозный смешок. — Они что, ткани в аренду сдают? Андрей Палыч, вы ведь не первый день в этом бизнесе: то, что подобные расценки совершенно нереалистичны, вы знаете куда лучше меня. — Катя, ну вы тоже не преувеличивайте, ей-богу. Да, цены ниже рынка, но Роман Дмитриевич ведь уже дал пояснение на этот счет. Кроме того… Ром, где у них производство? — В Узбекистане. — Ну вот: более низкая стоимость аренды производственных площадей, куда меньшие затраты на логистику, в том числе транспортировку сырья, — благодаря сниженной таким образом себестоимости они и могут позволить себе предлагать товар по более привлекательным на нашем рынке ценам, мне ли вам объяснять, Катенька? — улыбнулся Жданов. — Андрей Палыч, во-первых, вы забыли о таможенных расходах, а, во-вторых, вас не смущает, что, в отличие от вариантов, что предложила я, эта компания работает исключительно по стопроцентной предоплате? — Катя, мы очень ценим вашу вдумчивость и осторожность в заботе о судьбе компании. Работай все сотрудники так, как вы, мы уже вышли бы на первые позиции не только на внутреннем рынке, но и на мировом, — начальник, очевидно, счел, что, подобными непомерно утрированными дифирамбами отобьет в ней охоту к обсуждению проблемы. — Все-таки, Андрей Палыч, пусть у меня и нет конкретных доказательств, я уверена, что такое сотрудничество обернется для нас… — Замечательно, Кать, пожалуйста, пересчитайте наши затраты на закупку материалов с учетом указанных здесь расценок, — невозмутимо проговорил Жданов, после чего кивнул в сторону злополучной папки, доходчиво демонстрируя, что любые дальнейшие увещевания с ее стороны обернутся лишь потраченным впустую временем. — Но… — Это всё, Катенька, — бросил он, разворачиваясь на кресле в сторону Малиновского. Она готова была взорваться. От возмущения, от бессилия, досады. Наиболее довлеющим сейчас отчего-то ощущалось чувство вины перед Александром: на то, чтобы помочь ЗимаЛетто выплыть, он готов был тратить деньги, время, собственные усилия… А она не смогла найти достаточно убедительных аргументов против того, что, с очевидностью, лишь усугубит и без того шаткое положение компании. В аккомпанементе всех этих гнетущих чувств пока что едва различимым ударом треугольника звякнуло какое-то неуловимое, но уже слегка жутковатое предчувствие: такое поведение Жданова, сопровождаемое беспрекословной поддержкой Малиновского, было не просто глупой самонадеянностью. Это была совершенно необъяснимая, крайняя степень беспечности, будто намеренно избранная в качестве стратегии, возможная цель которой, хоть убей, не представлялась ей хоть сколь-нибудь отчетливо. Одолевавшие Катерину подозрения подпитывало и то, с какой инертностью и апатией начальник отреагировал на предложенные ею поправки к антикризисному плану, над которыми они с Воропаевым корпели не один вечер. Нет, шеф, конечно же, попытался изобразить крайнюю степень заинтересованности, признал рациональность нововведений, даже похвалил ее, но каждый раз, когда она как бы невзначай интересовалась, как продвигается внедрение тех или иных мер, вдруг выяснялось, что все ее предложения по той или иной причине были отложены до лучших времен. Всеми этими размышлениями, конечно, стоило поделиться с Александром. Чуть позже, как поулягутся эмоции: зайтись перед ним лихорадочными причитаниями сейчас хотелось меньше всего. В данный момент ей предстояло сделать звонок совсем иного толка. — Да? — Предателям детской дружбы привет. — Пушкарева, скажи, ты меня всю жизнь теперь будешь этим донимать? Ну хорошо же все вышло в итоге-то! — она могла явственно себе представить, как тяжко Коля сейчас вздохнул, наверняка запрокинув голову к потолку. — Вышло хорошо, более чем, но это ничуть не отменяет того, что все могло сложиться совсем иначе. Ладно… Скажи, ты занят сегодня? — Ну, так… А что? — Я утром с мамой созванивалась, договорилась сегодня за вещами заехать. Там буду часам к семи. Мы еще собирались немного обсудить все произошедшее, чтобы не оставалось недомолвок… Пока шмотки покидаю, пока суд да дело, думаю, выскребусь к восьми или ближе к половине девятого. Ты не поможешь дотащить все до квартиры? Я в этот первый заход ничего откровенно тяжелого брать не собираюсь, но боюсь, что сама больше одной сумки не уволоку: у меня ж портфель еще. — Ладно, считай, что отработаю таким образом причиненный тебе душевный непокой. Так что, если потом снова надумаешь упрекать меня за тот звонок Воропаеву, учти: моя совесть будет глуха. — До вечера, Коль, — прыснула Пушкарева в кулачок, откладывая в сторону телефонную трубку.

***

Сегодняшний день будто заставлял девушку быть сентиментальной сверх обыкновенного. Благо, если отбросить в сторону препирательства с Андреем Палычем, остальные события будили в ней эмоции сугубо положительные. Мама ее звонку оказалась рада и новость о сегодняшнем визите, пусть и неразрывно связанным с переездом, даже восприняла с энтузиазмом. Встреча с арендодателем тоже прошла как нельзя лучше: они пересеклись во время Катиного обеденного перерыва в кофейне неподалеку от ЗимаЛетто, и вот, после передачи второй половины залога ключи наконец-то были у нее на руках! До сегодняшнего дня Пушкарева и сама не подозревала, что сможет с такой легкостью занять недостающую сумму у Воропаева — в том, что в течение дня ей придется слезно перетряхивать на предмет наличия свободных средств весь женсовет, Кольку, возможно, даже позвонить паре бывших коллег с предыдущего места работы, девушка была убеждена до последнего. Однако сегодня утром в машине мужчина предложил выручить ее так… просто и естественно, что она с изумлением поймала себя на мысли о том, что совершенно не чувствует никакого внутреннего сопротивления, как бывало до этого. Все страхи, всегда буквально вопившие внутри нее в схожих ситуациях ранее, в этот момент прилежно помалкивали. Похоже, время, проведенное в обществе Александра, и то, насколько открытым он, пусть и изредка, позволял себе с ней быть, действительно поспособствовали тому, чтобы едва зародившееся в ней еще до истории с падением доверие к нему по-настоящему окрепло. Мама распахнула дверь, стоило Пушкаревой только нажать на кнопку звонка. — Катенька, — растроганная женщина буквально смяла ее в своих объятиях, затаскивая в квартиру. — Мам… мамуль, я тоже очень рада тебя видеть, ну что ты… — прошептала девушка, мягко поглаживая маму по спине. — Да ничего, — смущенно сморгнула Елена Александровна, выдыхая, — Пошли, Катюнь, — на кухню. Я там плюшки испекла. На скорую руку, правда, но сахарок сверху корочкой застыл, прям как ты любишь! Пошли! — Да, конечно, мам, — она вдруг застыла, — а папа, он… — А, — отмахнулась мать, — они с Горбуновым в гараже засели, это надолго, сама знаешь. Или… или ты хотела, чтобы мы все вместе поговорили? Прости, я утром не уточнила у тебя и ему не сказала, что ты придешь: подумала, что… — Да нет, нет, мамуль, все отлично, так даже лучше, правда, — Катя облегченно вздохнула: она не стала бы специально угадывать время, чтобы заехать за вещами в отсутствие отца, но то, как все складывалось сейчас, вполне ее устраивало. К взаимодействию со взрывным характером Валерия Сергеевича она в целом была морально готова, но все же предпочла бы провести этот час в спокойствии, — давай только я сперва быстро основное сгребу в сумки, а уже потом попьем с тобой чаю, хорошо? Мама, казалось, лишь на миг погрустнела, но, сразу же подобравшись, кивнула. Быстро управившись с самым необходимым и очевидным: документами, бельем, основными предметами туалета, — девушка в исступлении застыла перед открытым шкафом: тащить в новую жизнь кучу видавшего виды скарба, который даже в школе и университете уже производил впечатление весьма печальное, сейчас отчего-то казалось таким неуместным… Не то что бы ее стремление избежать нежелательного внимания претерпело хоть какие-то изменения, но сейчас она не могла не признать, что одеваться просто и скромно можно было по-разному. Катерина мельком взглянула в сторону одной из верхних полок, где уже несколько лет пылились вещи, к которым она не прикасалась со времен завершения практики. Нет. Если в ближайшее время ее образ как-либо изменится, возвращаться к тому периоду она не будет совершенно точно. — Катюш, может, помочь чем? — заглянула в комнату Елена Александровна. — Да не, мам, тут и помогать-то особо нечем. Если хочешь, просто посиди со мной, я уже заканчиваю. — А что ж, хочу, конечно, — довольно отозвалась женщина, присаживаясь на раскладной диванчик, — Катюнь, я думала все это время… Не скрою, хоть некоторые твои слова меня и задели тогда, но… Я ведь тоже помню себя такой вот: молодой, стремящейся узнать и испытать что-то самостоятельно. Пусть меня как мать это может и пугать немного, но я действительно не хочу, чтобы ты упускала в своей жизни что-то важное. — Мамуль… Елена Александровна вдруг быстро замотала головой, словно прося не сбивать ее с мысли. — Я по телефону решила не говорить, но сразу после твоего ухода мы тогда с папой поссорились сильно… Не припомню даже, чтоб мы за все тридцать лет так орали друг на друга. Хотя немудрено, наверное, раньше-то он себе и за воротник столько не позволял закладывать, а тут… — Мам, — дыхание Кати на миг сбилось в пугающей догадке, — но он ведь ничего не..? — Что? — недоуменно перевела взгляд на дочь женщина, — А, да ну что ты, Господи! Просто ахинею нес какую-то, лишь бы задеть побольнее. Катюш, — чуть погодя продолжила Елена Александровна, — руки он на меня никогда не поднимал, если ты об этом. Он человек, конечно, своеобразный, но не хочу, чтобы ты думала, будто… — Это хорошо, — девушка решила ненадолго взять в свои руки разговор, очевидно, не дававшийся матери легко, — Хорошо, мам. Не могу сказать, что я прямо-таки подозревала его в чем-то подобном, просто… Одним словом, для меня, наверное, всегда было загадкой, почему ты вечно так безропотно следовала его мнению, даже тогда, когда оно совершенно явно шло вразрез с твоими собственными желаниями. Да порой и со здравым смыслом, уж будем честны. Мама едва заметно усмехнулась. — Ты знаешь, после того, что ты сказала мне в воскресенье, в том числе о том, что я, мол, могу жить по указке мужа сколько угодно, но ты в своем праве хотеть другого, я и сама этот вопрос стала себе все время задавать. Думаю, я еще по молодости убедила себя в том, что не бывает иначе. Конечно, были моменты недовольства и сомнений, но я, видимо, чего уж теперь юлить, так боялась иной раз взять на себя ответственность за какие-то собственные решения, что, выходит, притворяться, будто все находится не в моей власти, было легче… Ты на меня в этом непохожа, маленький, и я хочу, чтобы ты знала: я, на самом деле, рада этому, даже очень, — она глубоко вздохнула, перестав наконец теребить пальцами застиранный фартук. Проглотив подступивший к горлу комок, Катя прильнула к маме. Им еще многое предстояло обсудить, прояснить, возможно, о чем-то поспорить, но в эту самую секунду хотелось лишь поделиться теплом. На остальное, Катя надеялась, будет еще много времени. Сейчас они двигались в верном направлении, и пока что этого было достаточно. — В гости-то пригласишь, покажешь, как устроилась? — немного грустно усмехнулась Елена Александровна, поднимаясь. — Ну конечно, мам, что ты в самом деле… — Ну всё, — бодро заключила женщина, на мгновение взглянув на свет и украдкой смахнув попавшую в глаз соринку, — пойдем-пойдем, чайник уж по новой придется ставить… Наскоро упаковав еще пару стопок самых базовых, — по возможности, однотонных, — вещей и зимнюю пару обуви, Катя застегнула молнии на двух небольших спортивных сумках и выскользнула в коридор вслед за матерью. Плюшки в этот раз и правда удались на славу: зарумяненные, сахарные сверху и самую малость сыроватые в сердцевинке, — как она обожала с самого детства… Возможность сполна и без задней мысли насладиться этим кулинарным великолепием, однако, пошла прахом, как только из прихожей раздался скрежет ключа в замочной скважине. — Ленка, весь погреб под гаражом перерыл, — соленых огурцов нет: съели уж, небось, все. Вот маринованные, там еще несколько банок… — отец на пару секунд застыл на пороге кухни, глядя на нее в упор, после чего как ни в чем не бывало развернулся, шаркнув тапочками, и удалился в ванную. Катя успела молча перекинуться с мамой недоуменными взглядами, прежде чем мужчина, помыв руки, вернулся в кухню, обосновавшись на своем привычном месте за столом. — Ну-с, что у нас сегодня? — отец бросил любопытный взгляд в сторону плиты. — Здравствуй, папа, — выдохнула девушка, решив наконец оборвать эту игру в молчанку. — Ну, поздороваться с отцом можно было бы и сразу, — проворчал тот, — Хотя ладно уж: признавать чужую правоту нелегко, понимаю. — Чью же правоту я должна признать, и в чем? — сейчас такая погруженность отца в собственные иллюзии начала ей казаться даже капельку забавной. — Ну как, — протянул он, сосредоточенно размазывая по куску батона довольно внушительный слой масла, — с самого начала ведь говорил: вернешься сразу, как только поймешь, что всегда ждут и принимают тебя только в этом доме. — Валер!.. — Я за вещами, пап, — упражняться в красноречии Катерина была не настроена. В повисшей тишине бутерброд смачно чвакнулся маслом вниз на расстеленную на столе клеенку. — Ну что ж, этот оказался порешительнее, — спустя несколько секунд молчания наконец выдал Валерий Сергеевич. — Кто? — вздохнула Катя, предвкушая, в какое именно русло вот-вот развернется эта, с позволения сказать, беседа. — Как же? Тот, у кого ты ночевала все это время, и к кому сейчас переезжаешь. Последнее, должен сказать, слегка обнадеживает: значит, в этот раз хотя бы невесты нет. Наотмашь, что еще сказать. К обычным отцовским упрекам и спекулированию на этой теме она была готова, но вот упоминание невесты среди неосторожно отпущенных намеков сейчас, — в свете недавнего признания Воропаева, — как-то сильно резануло. Разумеется, папа о вдовстве Александра не мог даже догадываться, но для Кати последняя брошенная им реплика в данную секунду ощущалась особенно жестокой. Терять лицо девушка, впрочем, была не намерена. Что-либо отрицать и объясняться — и подавно. — Не волнуйся, извиняться больше ни перед кем не придется. Будь Катерина чуть менее внимательной, может, и не заметила бы, как Валерия Сергеевича на мгновение взяла оторопь: контролировать свои эмоции, за исключением гнева, мужчина умел неплохо. — А нечего было подслушивать. — Ты знаешь, у меня это до сих пор в голове не укладывается… Елена Александровна, ничего не понимая, скользила между мужем и дочерью встревоженным взглядом. — Так, может, и не твоего ума дело, раз не укладывается? Не для твоих ушей тот разговор был: мужской. — Ну да, куда там, — сухо процедила девушка, — как после всего, что он сделал, можно было пойти и повиниться перед ним, без Y-хромосомы мне и правда не понять. А вот и гнев, в сдерживании которого отец все же никогда не преуспевал. — Да вот так. Вот так! — лицо Пушкарева все больше наливалось красным, — Каково, думаешь, осознавать, что с твоим ребенком вот так вот обошлись?! Конечно, ужиться с мыслью о том, что это ты сама просто чего-то там набедокурила, мне было легче! — отец тяжело дышал, не отводя от нее взгляд. Теперь опешила уже сама Катя. — Мне, конечно, отрадно слышать, что ты так повел себя не только из соображений абстрактной мужской солидарности, но то, что случилось, произошло со мной, папа. К твоей же жизни это имеет отношение лишь постольку, поскольку я являюсь ее частью. Это я нуждалась тогда в поддержке и принятии. Уж точно не в осуждении и чтении нотаций. Оставаться здесь больше не хотелось, но на этот раз сбегать, хлопнув дверью, она не станет. Вынеся собранные сумки из комнаты в прихожую, Катерина вернулась в кухню и приобняла за плечи все еще застывшую в оцепенении Елену Александровну. — Мам, я позвоню тебе: отметим мое новоселье, — проронила девушка, закрывая за собой входную дверь.

***

— Серьезно, Пушкарева, вот прям Кутузовский? — возопил Коля, когда девушка, дернув его за рукав, направилась к выходу из вагона, — Прошу, не говори, что ты влезла-таки своей невинной секретарской лапкой в кубышку НикаМоды… Или, дай-ка угадаю, сейчас мы еще на двух троллейбусах и трех маршрутках будем добираться до какого-нибудь спальника? — Так, ну, во-первых, сам прекрасно знаешь, что уже давно не секретарской, а во-вторых, не заставляй меня сомневаться в твоих аналитических способностях, сделай одолжение. Скоро сам все увидишь. — Да уж, не хоромы, — присвистнул парень, стоило им подняться в теперь уже пребывавшую в полном ее распоряжении квартирку на улице 1812 года. — Уж кто бы говорил, Зорькин… Меня все более, чем устраивает. — Да ладно-ладно, — улыбнулся он, легонько ткнув девушку кулаком в плечо, — можешь смело считать, что завидую. Коля в этот вечер решил не засиживаться. Проводив друга, Катя в легкой прострации двинулась вглубь квартиры, медленно растворяясь в собственной усталости от насыщенного дня. Однако, несмотря на то, насколько вымотала ее череда сегодняшних событий, сейчас, стоя у окна на своей кухне, она утопала в приятном чувстве удовлетворенности от преодоления какого-то невидимого рубежа. Зацепившись взглядом о небольшой, укомплектованный парой стульев обеденный столик, девушка вдруг подумала о том, что, может быть, — только может быть, — не все вечера в этой квартире она хотела бы проводить в гордом одиночестве.