Отпустив, обретёшь

Кира, конечно же, была права, когда в тот вечер после чуть не пошедшего по пизде показа кинула ему «обраточку» в ответ на замечание о мазохизме: московский ноябрь явно не располагал к курению на неостекленной офисной веранде в одном джемпере. Он продрог уже, кажется, до костей, все равно продолжая стоять тут истуканом: почему-то именно этот вид на город в сочетании с уединением всегда помогал ему освежить мысли между встречами. Все три из назначенных на сегодня прошли поразительным образом гладко, но в голове все еще назойливо вертелась мысль о возможном приходе Артемьева в настроении неясной степени паршивости. Мужчина бросил беглый взгляд на часы. Пару лет назад он взял себе за правило по субботам без острой необходимости не задерживаться здесь после 16:00. Его расписание, конечно, в любом случае было сложно назвать нормированным, да и оставлять рабочие задачи сугубо в пределах офиса возможным не представлялось, но однажды он поймал себя на мысли, что должен выстроить хоть какие-то более или менее строгие границы, иначе просто не вывезет. Причем не только он, но и Инна: вот уж ее напрочь лишать свободного времени он точно не имел права. 15:30. Еще полчаса, и плевал он на то, кто там и что планировал с ним обсудить: ожидать не было никакого смысла. То, что он вообще воспринял пьяные артемьевские заявления всерьез уже было в некотором роде одолжением. Да и, чего греха таить, сейчас осознание того, что окончание рабочего дня сулило возвращение не в пустую квартиру, а в общество Кати, притом не в формальной, как это обычно бывало, а в домашней обстановке, растекалось по всему телу каким-то густым тягучим томлением. Ну вот, еще не хватало начать сыпать заезженными клише, пускай пока и только у себя в голове. С другой стороны, хотя он и чувствовал в произошедшем долю собственной ответственности, отрицать, что в конечном итоге он был даже слегка доволен тем, как разрешилась ситуация, было попросту глупо. Он заприметил ее сидящей в коридоре, стоило ему только войти в клинику. В целом немудрено: народу здесь в этот час было немного, если не считать парочки одетых в бренды юнцов подшофе с разбитыми носами. Не то что бы он осуждал: подобные инциденты и его самого по молодости отнюдь не всегда обходили стороной, и кто знает, сколько их было бы еще, если бы в 20 не пришлось резко и бесповоротно повзрослеть… Приблизившись к Кате, он осознал, что девушка, кажется, опять заснула. Что-то едва ощутимо кольнуло: все-таки со своими рассуждениями о доверии он дал маху. Девушка, кажется, действительно воспринимала все гораздо проще, и ее готовность погрузиться в сон при постороннем человеке не говорила ровным счетом ни о чем. Такая глупость, Господи. А ведь надеялся, что давно выжег в себе подобные нарциссические замашки. Стоило ему, однако, опуститься рядом с ней на диван, девушка мигом открыла глаза, почувствовав его присутствие. — Ну как, что сказал врач? — Сотрясения нет, просто придется поосторожничать пару дней, — торопливо проговорила Катерина. Сдается ему, Пушкарева выдавала какую-то полуправду… Уж слишком беспокойно себя вела. Ну да ладно, не будет же он совать нос во врачебное заключение, которое она теребила сейчас в руках: сотряса нет, и хорошо. — Вот, — протянул он ей пакетик из оптики, — в одной упаковке на -2.5, в другой — на -3.0, как вы и просили. — Сколько я вам должна? — Кать, давайте хотя бы не здесь, а? Пойдемте в машину, там разберемся. Но на всякий случай еще раз: это совершенно необязательно. — Обязательно! — Хозяин — барин, — усмехнулся Александр, направившись к выходу вслед за переполошившейся Катей. В целом, понять ее труда не составляло: он и сам всегда ощущал себя предельно некомфортно, будучи кому-то должным. А на женщин общество в этом отношении навешивало еще куда более специфические ярлыки… Другое дело, что он-то уж точно никак не собирался подобной ситуацией манипулировать, только вот Катерина, видимо, на слово ему в этом отношении верить опасалась. Мда, все-таки с выводами о доверии с ее стороны ты, Воропаев, поторопился. Впрочем, это дело наживное. И откуда столько оптимизма завезли… — Вы Зорькину-то вашему позвонили, предупредили, что приедете? — с плохо скрываемым скептицизмом спросил он, захлопывая за собой водительскую дверь: уж очень Катерина мялась и, кажется, нервничала. Нет, суетливо она вела себя практически в режиме по умолчанию, но не настолько же. — Коле… Д-да. Да, я позвонила, пока вы были в оптике. Все в порядке: он не против, если я нагряну. Что и требовалось доказать. Читать людей за столько лет общения с клиентами Александр научился довольно неплохо, это можно было сказать без ложной скромности. Да и когда последняя вообще была ему присуща, так, если по правде? — Кать, давайте начистоту: не знаю, ждет вас Зорькин или нет, — я в этом, честно сказать, не уверен, но важно не это, — я смертельно устал, вы, думаю, не меньше. Я живу здесь совсем рядом, — ее брови взметнулись едва ли не к линии роста волос, — Погодите… Дайте договорить, прежде, чем начнете яростно противиться. Я живу здесь совсем рядом. Квартира большая, в ней есть гостевая спальня, есть чистые вещи, которыми вы сможете воспользоваться: Кристина какое-то время жила у меня и так и не забрала. Даже ванная комната в этой самой гостевой спальне — отдельная, так что никто никому не помешает, в этом я вас уверяю. Я понимаю ваше сомнение. Поэтому, если вы мне сейчас честно скажете, что это вам будет некомфортно, что вы мне не доверяете, то я без каких-либо вопросов отвезу вас, куда попросите. Если же дело в вашей убежденности, что неудобство доставите вы мне, то давайте опустим череду совершенно бесполезных препирательств. Вы меня не стесните, это я вам гарантирую… Ну что? Она смотрела на него не мигая, непроизвольно покусывая корочку на нижней губе. — Вы правда сильно устали? Таким тоном, должно быть, начавший сомневаться в существовании Деда Мороза ребенок выспрашивает у родителей, что они ранним утром 1 января делают у елки с подозрительным пакетом из «Детского мира». — Кать, ночь на дворе… Да, я устал, правда. — Я действительно не помешаю? — Нет, Катя. Она вздохнула так тяжко, словно своим решением обрекала кого-то на вечные страдания: в мире и земном, и загробном. — Спасибо… Завтра же утром я уеду, я найду, где… — девушка вдруг осеклась, осознав, что проговорилась. — Я так и знал, что никакой Зорькин вас не ждет. Так, хватит, давайте-ка прежде доедем, а уж потом вы будете рассказывать, как молниеносно вы планируете завтра освободить меня от своего такого тягостного и невыносимого присутствия, — не сдержал он улыбку, заводя автомобиль. Когда они, миновав всегда казавшееся ему несколько монструозным здание Президиума Академии наук, подъехали к малоэтажной застройке вблизи Нескучного сада, его не на шутку озаботил вопрос, возможно ли живостью мимики спровоцировать головные боли, потому что, если да, Катерина сейчас явно составила бы группу риска. — Я не предполагала, что здесь вообще есть жилые дома, — проговорила она, озираясь по сторонам. — Еще лет пять назад их тут и не было. Собственно, этим как раз это место и привлекает: достаточно уединенно — легко забыть, что живешь практически в центре города. Войдя в квартиру, Александр включил лишь точечные потолочные светильники: яркий свет в такое время суток он не переваривал в принципе. Практически беззвучно поставив свой портфель у входной двери и благополучно проигнорировав выставленные перед ней тапочки, Катя сделала несколько шагов вглубь коридора. Он понимал, что щурится девушка по большей части из-за близорукости, но сейчас, — во многом благодаря этому прищуру, — лицо ее выглядело столь оценивающе, что он даже на мгновение слегка смутился. — Что-то не так? — А? Нет, что вы, — опомнилась Пушкарева, — просто забавно… — ее губы тронула мягкая улыбка, — У вас настолько светлый, даже ослепительно белый офис, а здесь все в таких… приглушенных, темных цветах. Я думала, у вас дома все будет примерно в том же духе, что и на рабочем месте, но… Хотя, здесь все такое же минималистичное! — восторженно хихикнула девушка, будто разгадала ребус, за решение которого сулили какой-то совершенно нескромный приз. Внезапно осмелев, она продолжила осматриваться еще более заинтересованно, словно собиралась произвести анализ его личности по внутреннему убранству квартиры. Захотелось ослабить душившую верхнюю пуговицу рубашки, только вот незадача: сегодня он решил не надевать галстук, а значит, она и так была расстегнута. — Офис я сознательно сделал именно таким. Белый цвет обезоруживает, ассоциируется с чистотой и открытостью, а значит располагает к доверию. Кроме того, он еще и минимизирует уровень стресса и раздражительности. Именно такой эффект мне и важен был для общения с клиентами. А здесь… даже не знаю, я… — Если предполагать что обстановка характеризует человека, то… — она, похоже, сама не заметила, как перебила его, будто пытаясь угнаться за стремительным развитием собственной мысли. — Эта обстановка никак не отражает мой внутренний мир, — сухо и, по его собственным ощущениям, безапелляционно прервал ее Александр. — То есть, вы не обставляли эту квартиру? — безапелляционный тон подкачал: Катерина все не унималась. — Обставлял, просто я не вкладывал никакого смысла в то, что делаю. — Так я об этом и говорю: ваше подсознание руководило вами. Только вот… Здесь так пусто: нет практически никаких вещей, кроме необходимых… Вы совсем недавно переехали? — ощутимо обрадовалась она собственной догадке. — Четыре года уж как. Кать… Девушка заметно сникла, погрузившись в теперь уже слегка настораживавшую его задумчивость. — Кать, вон та дверь ведет в гостевую спальню, — решил он наконец внести немного конструктива, — там в шкафу найдете вещи, о которых я говорил. В ванную комнату вход прямо из спальни: там тоже на виду все необходимое: чистые полотенца на полках, у раковины — запакованный дорожный наборчик с щеткой и пастой. Пойдемте покажу, где кухня. Звякнув рычажком электрического чайника, он достал из шкафчика две чашки, жестяную баночку с сушеной мятой и заварник. Чаи гонять было не то что бы время, но Александр в данный момент ощущал какую-то отчаянную потребность чем-то занять руки: гостей, помимо сестер, здесь не было так давно, что с непривычки хотелось уцепиться хоть за какой-то мелкий ритуальчик, лишь бы не стоять как пень. А, хотя нет, гостей здесь не было, пожалуй, никогда. — Может, все-таки, вкратце расскажете, что с вами приключилось? — Воропаев решил, что после ее попытки психоанализа сам он имеет право на такую малость, — Я совершенно не настаиваю на подробностях: просто в общих чертах. Если хотите, — все же добавил он в завершение. — Просто… — девушка обреченно выдохнула, — настойчивая отцовская опека достигла точки невозврата, скажем так. — Погодите, — тело на миг парализовало отвратительно склизким оцепенением, — то есть… Я что, был прав, когда шутил о том, что вас выгнали из дома за то, что поздно вернулись? — Ну, не в полной мере, — горько усмехнулась она, — для отца это всего лишь стало удобным поводом… Крайне убедительно высказать свое «фэ» в ответ на все проявления моей самостоятельности разом. А ушла я сама, меня никто не выгонял. Он, видимо, стоял сейчас перед ней с настолько озадаченным выражением лица, что она истолковала его реакцию превратно. — Пожалуйста, не думайте, что я собираюсь как-то злоупотреблять вашим гостеприимством: сегодня я действительно не позвонила Коле, потому что сам он сейчас на даче, а его маму мне тревожить не хотелось. Но он как раз завтра возвращается, и уже утром меня здесь не… — Кать, Бога ради, не вздумайте вскакивать завтра, — уже сегодня, кстати говоря, — вместе с петухами, лишь бы сбежать поскорее. Комната в вашем распоряжении столько, сколько вам понадобится на то, чтобы найти для себя нормальный постоянный вариант жилья, а не кочевать по Зорькиным и тем же женсоветчицам. Я повторю еще раз: вы мне не мешаете. Сам я тоже не собираюсь вас тревожить никоим образом. — Я, — как-то несмело, но уже куда менее суетливо начала Катерина, — Я собиралась найти себе комнату или небольшую квартирку для съема, но, если следовать рекомендациям врача, заняться я этим смогу не раньше понедельника, потому как… — Вот и отлично, — не дал он ей возможности пуститься в оправдания, — значит все эти до ужаса осмысленные дебаты о том, кто кого стесняет, могут быть отложены, по крайней мере, до окончания выходных. Допивайте чай и отправляйтесь отдыхать: насколько я понимаю, это основное напутствие из тех, что вы получили сегодня в клинике. Завтра я с самого утра уеду в офис, а вы чувствуйте себя свободно: пользуйтесь, чем понадобится. И отоспитесь, наконец. Вон в том шкафу аптечка, на случай, если вам нужно будет снова обработать ссадины. Звучавший по громкой связи встревоженный голос Инны вырвал его из воспоминаний о вчерашнем вечере, заставив наконец вернуться к своему рабочему месту. — Александр Юрьевич! Тут господин Артемьев с… Видимо, очухался-таки с бодуна к середине дня. И кого же ты приволок с собой? — Инн, я понял. Приглашайте. Будьте добры, подайте нам с господином Артемьевым и его… гостями, — сквозь стеклянные створки перегородки он разглядел мявшихся за спиной не в меру беспокойного клиента молодчиков, точно соответствовавших образу под кодовым названием «двое из ларца», — ромашковый чай, — ему вдруг стало практически весело. Хорошо бы только Инну выпроводить раньше, чем они начнут докапываться, а то распереживается, решит вмешаться — ситуация может пойти по куда более непредсказуемому сценарию. — Инн, еще, будьте другом: как подадите чай, вы не могли бы, пожалуйста, сходить за сигаретами в бизнес-центр через дорогу? А то сам не заметил, как мои закончились. — Александр Юрьевич, там еще целый нераспечатанный блок в комоде оставался, я точно пом… — Это не те, Инн. Сходите, воздухом заодно подышите: вон солнце в кои-то веки немного выглянуло. — А-александр Юрьевич… — Инна. Уволю нахрен, — почти прошипел он над телефонным аппаратом, натягивая на лицо деланную улыбочку: околокомическое трио наконец нарисовалось в дверном проеме. Вслед за ними вошла и его помощница, остановившись у тумбы с чайными принадлежностями. К тому времени, когда мужчины закончили рассыпаться в приветствиях, — неискренних до ломоты в зубах, — Инна уже приблизилась с подносом к столу. За все годы сотрудничества он никогда не вел себя по отношению к ней так фамильярно, как пару минут назад. Но, кажется, именно это сейчас ее и встряхнуло. Расставив перед присутствующими по чайной паре, девушка бросила на Воропаева понимающий, но несколько сомневающийся взгляд. Едва заметно дернув бровями и кивнув в сторону двери, он развернулся к посетителям, демонстрируя, что отныне они владели его вниманием целиком и полностью. Краем глаза он, впрочем, заметил, как Инна, перебросив через локоть пальто, тихо вышла из приемной. Хорошо. — Александр Юрьевич, мы… с коллегами хотели бы несколько прояснить ситуацию. Мы следовали всем вашим рекомендациям, даже пошли на то, чтобы радикально поменять формат наших ресторанов, а обещанной прибыли мы и в глаза не видели: в ноль хорошо бы выйти. Потрудитесь, пожалуйста, объяснить, чего нам следует ожидать в дальнейшем: мне совсем не хотелось бы пожалеть о своем решении работать с вами. Уверен, что и вашим интересам это тоже не соответствует. Ну что за бравада, Господи… Он всегда имел исчерпывающее представление о том, насколько высокого полета птицами являются его клиенты. И Артемьев в этой связи едва ли производил хоть сколь-нибудь устрашающее впечатление. Среди людей, с которыми Воропаеву приходилось работать, были люди и гораздо влиятельнее, и опаснее. — Арсений Викторович, финансовыми обещаниями в своей работе я не оперирую в принципе. Моя задача — помочь бизнес-проекту, с которым ко мне обратились, вновь обрести конкурентоспособность и благоприятные условия для дальнейшего развития. — Ха! — крякнул Артемьев, — Благоприятные! Да вы сами-то хоть видели, в каком… — Арсений Викторович, я не перебивал вас. Позвольте мне закончить мою мысль. Если бы вы действительно следовали всем моим рекомендациям, то, как я и советовал, выбрали помещения для обновленных кафе не в самом центре города, как прежде, а в его частях с преобладанием менее притязательной, но все еще платежеспособной аудитории. Сейчас же вы выделяете баснословные суммы на аренду в районе, обитателям которого заведения такого формата малоинтересны. О какой же прибыли тогда может идти речь? — Так формат-то мы изменили, опять же, по вашему настоянию! Что вы мне зубы заговариваете, зачем это вообще все было?! — Арсений Викторович, — медленно выдохнул Александр, потянувшись за кружкой с чаем: нет, темп этой беседы явно нужно было как-то сбавить, — вы около десяти лет позиционировали себя в рамках люкс-сегмента, при этом фактически стоя на месте: не обучая персонал, не следуя свежим тенденциям в индустрии. За это время сфера ресторанного бизнеса существенно изменилась, вы же остались прежними, и это неизбежно сказалось на прибыли: в последнее время вы начали работать себе в убыток. Преобразовать свое дело, претендуя на роль полноправного игрока в рамках премиум-класса, у вас бы на данный момент не хватило ресурсов: в этом мы с вами убедились после подробного анализа отчетности. Поэтому перепрофилироваться в сеть семейных кафе было оптимальным решением, с которым вы и сами согласились: и уровень предоставляемого персоналом сервиса, и техническое оснащение, — все говорило о соответствии именно этой нише. — Так что же тогда мы все еще барахтаемся, как говно в проруби, а, Александр Юрьевич?! — левое нижнее веко Артемьева ритмично подергивалось от напряжения. Господи, дай ему сил не заржать сейчас: два помалкивавших до сих пор шкафа в черных костюмах это определенно не одобрят. — Как я уже сказал, решившись на изменение, вы предпочли обойтись полумерами и в итоге получили некий гибрид, не функционирующий полноценно ни в прежнем, ни в новом для вас сегменте. Я указывал вам на этот риск, когда вы отказались от перечня подобранных мной помещений, однако вы предпочли настоять на своем. Ввиду всего вышеописанного, не представляю, какие претензии могут быть ко мне в данном случае. — Языком-то вы чесать горазды, Александр Юрьевич, — ядовито выплюнул Артемьев, поднимаясь со своего места. «Коллеги» последовали его примеру. Сам Воропаев также встал из-за стола, намереваясь наконец распрощаться с незадачливым предпринимателем, — Только в одном вы совершенно точно ошиблись: полумерами я обходиться не привык… Блядь, ну что за цирк... Стоило ему, следуя за направившимся к двери Артемьевым, выйти в центр комнаты, никак доселе не проявлявшие себя амбалы неожиданно оказались по обе стороны от него, блокируя любую возможность двинуться. — М-м-м, а я-то уж начал беспокоиться, что ваши спутники напрасно потратили сегодня свое время… — черт его знает, какой именно механизм был сломан в его инстинкте самосохранения, но опасность, грозившую ему персонально и никому больше, он с некоторых пор начал воспринимать исключительно с азартом. — Если кто-то и тратил здесь время зря, то это я. Причем ровно с того самого момента, как решил к тебе обратиться… — процедил резко развернувшийся от двери в его сторону мужчина, — Не представляешь, какие к тебе могут быть претензии? В случае чего, я могу пояснить это для тебя очень доходчиво… Если бы не обступившие его сейчас жертвы бодибилдинга, он бы, вероятно, оступился, утратив равновесие. Голова рефлекторно дернулась в сторону, а от нижней губы по подбородку заструилось что-то теплое: тот перстень-печатка на руке Артемьева еще с самой первой встречи показался ему жуткой безвкусицей. Александр всегда немного пугал близких тем, что в тревожные, стрессовые моменты порой начинал безудержно хохотать. Он где-то читал, что это один из защитных механизмов психики, но у стороннего наблюдателя подобное поведение обычно оставляло слишком уж ебанутое впечатление. Явно не ожидали такой реакции и все присутствующие. — Клоун, — бросил Артемьев, уходя, — Будет он меня тут жизни учить еще! — эхом раздалось из коридора, когда один из амбалов с поразительной аккуратностью прикрыл за собой дверь приемной. Резко выдохнув, Александр придирчиво осмотрел свое отражение в зеркальном панно на стене: зубы целы, и ладно. А вот влияние белого цвета на психоэмоциональное состояние человека он, кажется, все же переоценил. Когда вернулась Инна, он уже, будучи спокоен как удав, отсматривал материалы для запланированных в понедельник встреч, а на произошедшее указывала лишь приложенная к губе салфетка. — Александр Юрьевич, что здесь… — Инна, предупредите, пожалуйста, на посту охраны, чтобы Артемьева сюда больше не впускали.

***

Все-таки своим правилом не задерживаться по субботам в офисе после четырех он сегодня поступился. Открыв дверь квартиры, он заметил лившийся из кухни приглушенный свет, а в ноздри ударил запах, которого здесь, если ему не изменяет память, отродясь не бывало. Разувшись и повесив на крючок пальто, он двинулся вглубь по коридору. — Что у вас с губой? Катерина нарисовалась в проеме гостевой спальни так неожиданно, что он даже слегка запнулся. — Я думал, вы на кухне, — кивнул Александр в сторону источника света. — Уходите от ответа? — слегка усмехнулась девушка. — Кать… — Ладно, простите, заваливать вас вопросами с порога и правда некрасиво, — смущенно пожала она плечами, прошмыгнув мимо мужчины в сторону кухни. Переодевшись в спортивный костюм и еще раз убедившись, что последствия сегодняшнего эксцесса все же вряд ли удастся скрыть, Александр вышел из своей спальни. Катя сидела на высоком стуле возле кухонного острова, лениво ковыряя вилкой содержимое стоявшей перед ней тарелки. Позади нее на плите виднелся, судя по поднимавшемуся пару, еще горячий противень, от которого и исходил сбивший его с толку еще при входе в квартиру аромат. — Вы что, ходили в магазин? Черт, Кать, простите, я что-то совершенно не подумал о том, что у меня здесь в плане продуктов вообще-то шаром покати. Вам же врач сказал отдыхать, а тут… — Я никуда не ходила, — немного торопливо проговорила девушка, подняв голову, — там все максимально без изысков: у вас тут была картошка, масло, и среди приправ я наткнулась на сушеный розмарин, — она вдруг на мгновение замерла, — извините, что пришлось порыться, просто, раз уж врач запретил эти два дня читать и пользоваться хоть какой-то электроникой, я подумала, что хотя бы этим себя займу: в тотальном безделье меня хватило только на полдня. — Кать, ну вот за что вы извиняетесь, честное слово? Я ведь сам вчера сказал, что вы можете пользоваться всем, что вам понадобится. К тому же, благодаря вам, теперь есть, чем полноценно поужинать, и за это спасибо. Он сам не заметил, как отзеркалил улыбку, которой в ответ на сказанные им слова озарилось Катино лицо. Кожа на губе, едва-едва схватившаяся тонкой корочкой, снова треснула. — Черт, — потянулся он за салфеткой, после чего, положив, наконец, себе на тарелку порцию запеченной картошки, сел напротив девушки. Блин, а было действительно вкусно, о чем он не преминул сказать и вслух. Пушкарева лишь коротко кивнула. Нахмурившись, она то и дело переводила взгляд с лица мужчины на скомканную в его руке салфетку и обратно. — Что, даже не засыпете вопросами? — не без иронии в голосе произнес Александр, метнувшись за добавкой. — Вряд ли в этом есть смысл: моей привычкой собирать все углы и косяки на своем пути вы не страдаете, значит вас кто-то ударил, — на выдохе выговорила девушка, — а о подробностях вы мне вряд ли расскажете. Да и едва ли я имею право вас расспрашивать… — Кать, — застыл он на пару секунд, — спросить меня вы имеете право о чем хотите. Смогу ли я ответить — это уже другой вопрос, извините за каламбур. Но в данном случае и правда ни рассказывать, ни переживать не о чем: ну съездили мне разок по роже от досады и бессилия, что уж теперь. — Вы просто однажды сказали, что работаете с людьми, которые способны всерьез навредить, если захотят… От такого ее робкого беспокойства внутри неожиданно что-то сжалось. — Кать, я помню, что я говорил, — мягко отозвался он, — но, поверьте, это не тот случай. Так, с этой темы явно надо было съезжать, да поскорее. — Кать, думаю, я виноват перед вами. Все-таки по тому, как исправно вы до этого всегда отзванивались родителям, чтобы сообщить о работе допоздна, я мог бы догадаться, что внутри вашей семьи это довольно острая тема. А потому то, что я вчера не растормошил вас в машине сразу, оказалось совершеннейшей медвежьей услугой с моей стороны… — Александр Юрьевич, спасибо вам, но я ведь рассказала вчера, что этот конкретный случай стал лишь предлогом к скандалу, но никак не его истинной причиной. — И все же долю своей ответственности я в этом всем ощущаю, поэтому… Кать, — он усмехнулся, — поверьте, я и сам прекрасно осознаю всю абсурдность своего предложения, но, если вдруг это поможет, я мог бы со своей стороны объяснить ситуацию вашим родителям… — Вот уж это вы бросьте, — ошарашенно выпалила Пушкарева, — еще чего не хватало! Нет, спасибо вам, конечно, за порыв, но это совершенно точно лишнее. Да и, как я уже говорила, я ушла сама, так что доказывать что-то родителям нет никакой нужды. Да и… — вдруг зависла она, будто размышляя, стоит ли договаривать, — Наверное, я просто сама впервые за долгое время понимаю, что в данном случае это, скорее, им впору передо мной объясняться, а не наоборот. Впрочем, я на это не рассчитываю, но и оправдываться уж точно не собираюсь… Судя по всему, за всем этим стояло нечто куда глубже и болезненнее пресловутой гиперопеки и неспособности родителей принять факт взросления собственного чада. — Что-то я… — встрепенулась Катерина, — вывалила на вас слишком много ненужной информации, извините, я не должна была, — намереваясь встать, она потянулась за его пустой тарелкой. — Кать, я не претендую ни на какие ваши тайны и секреты, но, если вдруг вы ощутите, что, рассказав о том, что действительно стояло за вашей ссорой с родителями, будете чувствовать себя лучше, то знайте: сестры всегда говорили, что в качестве жилетки я выше всяческих похвал, — огорошенное выражение на ее лице совсем не обнадеживало, и Александр решил, будто бы невзначай, перевести все в шутку. — Это довольно длинная и, на самом деле, мало чем примечательная в своей банальности история, — я не думаю, что вам будет интересно, Александр Юрьевич. — Ну, Катерина Валерьевна, о моих интересах вы, давайте будем честны, пока что имеете весьма поверхностное представление, как, собственно, и я о ваших. Что же до того, что история длинная… Считайте, что я сегодня решил проявить солидарность с вашим табу на книги и компьютер, так что времени у нас предостаточно. Ее, похоже, перемкнуло: то ли от сомнений, то ли от удивления, но с места девушка так и не двинулась. — Оставьте вы уже эти тарелки: я сам их загружу в посудомойку. Идите лучше в гостиную, я сейчас заварю чай и подойду, — решил он хоть как-то вывести Пушкареву из настигшего ее ступора. Катя почему-то решила расположиться не на диване, а на ковре, опершись подбородком на притянутые к корпусу колени. В этой позе «Аленушки у омута» она выглядела слишком крохотной, чтобы усесться, возвышаясь над ней, на кресле или диване. Если девушка все же решит что-то рассказать, от ощущения себя на равных с собеседником ей явно будет комфортнее. Аккуратно поставив на журнальный столик чайник и пиалы, он опустился напротив нее. — Все, вероятно, считают, — несмело начала Катя, не отводя взгляд от пиалы, которую принялась машинально проворачивать вокруг своей оси, не отрывая от стола, — что, коль уж я выгляжу в своем возрасте, как школьная староста-переросток, это значит, что иначе я никогда не одевалась, да и в принципе не представляю, что за рамки образа с красноречивым названием «синий чулок» возможно и выйти. Это, конечно, не слишком далеко от правды: когда-то я действительно даже не предполагала, что могу выглядеть как-то еще, но вот в позднем студенчестве все уже было по-другому. Ничего выдающегося, конечно, просто довольно современная повседневная одежда, очки в тонкой, почти незаметной оправе, — ничего шикарного: «мило» от силы, и то не всегда… Но белой вороной я быть перестала. Как раз примерно в это время мы должны были начать проходить практику, довольно длительную. Мне удалось устроиться ассистентом в одну инвестиционную компанию, тогда еще только-только вышедшую на рынок: коллектив был молодой, обстановка местами неформальная, дружественная, и меня взяли на стажировку. Моим непосредственным начальником стал глава отдела по работе с частными клиентами. Я объяснила ему, что стажируюсь в рамках студенческой практики, и он заверил меня, что по ее завершении написать ряд требуемых университетом характеристик и рекомендаций для него труда не составит. Тогда я указала его как руководителя практики в отчетности для учебной части. Так как это было мое первое реальное погружение в рабочие процессы фирмы, я во всем старалась ориентироваться на мнение людей с более богатым опытом в корпоративной среде. Мне нередко доводилось бывать с шефом на встречах с крупными клиентами. Он всегда так легко и совершенно непринужденно выстраивал коммуникацию буквально с кем угодно, общаясь при этом практически неформально, будто балансируя на границе допустимого в рамках профессиональной этики. Одним словом, все оставались им буквально заворожены, что, конечно же, не могло не идти на пользу компании, поэтому на отдельные его промахи и не всегда корректные нюансы поведения как начальство, так и коллеги благополучно закрывали глаза. И я бы, конечно, слукавила, если бы сказала, что не стала тогда частью этого весьма своеобразного культа, — с горечью усмехнулась девушка, все еще не поднимая глаз. В памяти Александра тут же всплыли сказанные Катей в их первую встречу в офисе слова о том, что от возможности очароваться таким человеком, как Жданов, ее оберегала весьма действенная прививка. Внутри назойливо зацарапалось чувство какой-то болезненной досады: не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, куда двигался этот, как она сама точно подметила, едва ли оригинальный сюжет. А еще, сейчас он мог бы поспорить, что Катерина совершенно сознательно так ни разу и не упомянула имени того человека. — Как-то после одной из встреч он принялся упрекать меня в том, что веду я себя, словно робот, чеканю каждое слово, будто по заранее заученной методичке… Говорил, что такое поведение лояльности клиентов совершенно не способствует и что едва ли мне удастся достичь чего-то в профессиональном плане, если я «не выйду из образа застегнутой на все пуговки гувернантки» и не начну держаться более свободно. Тогда как раз приближался год со дня основания фирмы, и, насколько мне было известно, часть сотрудников: в основном, менеджеры и руководители среднего звена, — намеревались отпраздновать это походом в клуб. Он тогда начал настаивать на том, чтобы я к ним присоединилась… Для меня это было совершенно дико: я не то что занимала должность существенно более скромную, я даже полноценным сотрудником компании тогда по сути-то и не являлась. Но он начал убеждать, что зовет меня для того, чтобы я начала чувствовать себя в коллективе более комфортно, что иногда подобный «тимбилдинг» едва ли не необходим… В общем-то все эти люди в тот вечер действительно общались со мной совершенно на равных, из-за чего я начала чувствовать себя более расслабленно. Наверняка этому поспособствовал и алкоголь: напиваться я, конечно, не собиралась, но, так как в тот день я сказала родителям, что буду допоздна готовить реферат у Кольки, то посчитала, что от нескольких глотков шампанского земля со своей орбиты уж точно не сойдет. Я лишь потом, анализируя ситуацию постфактум, осознала, что, кажется, совершенно не следила за своим бокалом тем вечером, и… В общем, я думаю, вы и сами уже догадались, чем закончился тот «выход в свет», будь он неладен, — она убрала руки со стола, принявшись вытягивать ниточки из повязанных на ладонях бинтов, уходя в себя все глубже. Хорошо бы она не обратила внимания на то, как он скрипнул сейчас зубами. Поразительно, что Катя сама не подозревала, насколько в действительности Жданов вторил образу ее бывшего шефа. Не в полной мере, конечно, но ему в свое время от этого было ничуть не легче… — К моему удивлению, — продолжила девушка, — затем он не делал вид, будто бы ничего не произошло, даже начал предпринимать какие-то попытки проявить заботу и внимание. Сейчас я, конечно, понимаю, что принимать их не стоило, но в тот момент мне, видимо, где-то в глубине души настолько сильно хотелось убедить саму себя в том, что этот человек просто оступился и неправильно себя повел во вполне искреннем стремлении как-то со мной сблизиться… Глупость, конечно, чудовищная с моей стороны, — Катя на мгновение запрокинула назад голову, часто заморгав, — но это куда проще, чем честно признаться самой себе в том, что с тобой поступили грязно и низко, пережить это и пойти дальше. Маневр с морганием не помог: слезы узкими блестящими полосами расчертили щеки девушки. — Кать… — почти шепотом проговорил мужчина, слегка качнувшись в ее сторону. Натужно улыбнувшись, она лишь быстро замотала головой. — Эта история уже давно не вызывает у меня ни грусти, ни сожаления. Стыд и досаду, разве что… А на это, — махнула она рукой в сторону своего лица, — не обращайте внимания: со мной всегда так, стоит коснуться чего-то достаточно эмоционального, они будто сами по себе… У него на секунду перехватило дыхание от того, как в ее образе переплелись в этот момент хрупкость и сила. О последней она, возможно, и сама не догадывалась. Катю, кажется, начало слегка знобить. Ужасно хотелось сейчас коснуться ее, чтобы хоть немного успокоить. Но, как сделать это осторожно, особенно учитывая контекст рассказа, он ума не мог приложить. Наконец, мысленно встряхнувшись, Александр медленно, чтобы не потревожить ее резкими движениями и того больше, встал с пола. Обогнув диван и взяв в руки лежавший свернутым у подлокотника плед, он аккуратно укутал девушку мягкой шерстяной тканью, бережно проведя ладонями по ее плечам. Позволив себе на крохотное мгновение едва ощутимо прильнуть лбом к распушившимся волосам на ее затылке, мужчина вновь направился к своему месту: дрожать Катерина перестала, а ее рассказ еще явно не был закончен.