Отпустив, обретёшь

Это был какой-то совершеннейший ступор. Сначала от падения: в мгновение, когда она поняла, что уже летит со ступеней вниз, в сознании успела мелькнуть мысль о том, насколько же безынтересной останется ее биография, сверни она сейчас себе шею. Не то что бы Катя по жизни слыла пессимисткой, но слишком уж неумолимо приближался в тот момент грязный щербатый асфальт. Осознание себя живой и практически невредимой вогнало ее в ступор еще больший: в первые мгновения даже боль чувствовалась едва-едва. Зато с лихвой накатила жуткая растерянность и неспособность сориентироваться. Черт его знает, как бы она собрала себя в кучу, будучи в таком раздрае, если бы не Воропаев. Воропаев. Она, почему-то в тот момент даже не задалась вопросом о том, как он здесь очутился, ведь давно уж должен был уехать. Какое-то время не спрашивала она себя и о том, с чего бы вдруг Александр вокруг нее так суетится. О ее готовности задать этот вопрос ему самому и говорить было нечего. Да чего уж там, она поначалу даже не подумала, куда подевались ее очки после падения. Разбились? Сломались? Остались валяться где-то возле тех клятых ступенек? Черт его знает. Странно, казалось бы, после падения или травмы человеку, благодаря выбросу адреналина, обычно наоборот удается на какое-то время аккумулировать свои силы по максимуму — один из механизмов выживания. Но из нее сейчас будто весь дух выбило. Все, на что ее хватало, — по инерции лепетать что-то невнятное в ответ на попытки Александра помочь. Зачем? Он и так много для нее сделал, а ей, по большому счету, уже ничего и не угрожало. Она, кажется, только раз за этот вечер по-настоящему вынырнула из этого марева апатии: когда наотрез отказалась возвращаться домой. Она могла явственно вообразить, что бы ее там сейчас ожидало: лихорадочные мамины причитания и слегка презрительное торжество в глазах отца. Вот уж нет. Хотя, пожалуй, был еще один момент. Во всей этой кутерьме Александр как-то резко перешел на «ты», рьяно принявшись хлопотать над ее ссадинами. Сквозь окутавшую ее пелену его прикосновения отдавались легкими, едва ощутимыми покалываниями, мягко прошивавшими тело от темени до поясничных позвонков. Лишь когда они вновь оказались вдвоем в салоне автомобиля, освещенном тусклой лампочкой на потолке и огоньками приборной панели, вечер как будто зациклился: словно и не было этого унизительного калейдоскопа стыда, обиды и досады. Это помогло ей немного очнуться от оцепенения. Воропаев предлагал съездить в травмпункт. Хотя «предлагал» — как-то мягко и беззубо сказано, скорее, предоставлял «выбор без выбора». Катя, как обычно, запротестовала, сама не зная, зачем… Идти-то действительно было особо некуда. Это ее «Напрошусь к Коле», может, и прозвучало правдоподобно, только вот Зорькин уже пару дней как на бабушкиной даче постигал тонкости укутывания плодовых деревьев перед заморозками. Она точно помнила, что минутах в пятнадцати ходьбы от ее дома была крохотная и, вроде бы, даже недорогая гостиница, но никто не гарантировал, что там именно сегодня найдется свободная комната. Однако все эти вполне рациональные соображения уступали ее убежденности в том, что на еще большую помощь от Александра она попросту не имеет права. Он и так выдал ей какой-то немыслимый кредит одолжений, расплату по которому она с трудом представляла для себя возможной. Впрочем, сейчас усталость накатывалась с такой силой, что артачиться чисто «из принципа» с каждой минутой хотелось все меньше и меньше. — Травмпункт так травмпункт, — наконец сдалась она. — А разговоров-то было… — усмехнулся Воропаев. Ей хотелось рассмотреть, как меняется лицо мужчины в этой его фирменной ухмылке. Во время работы в офисе Александра она каждый раз себя одергивала, чтобы не пялиться. А сейчас… Черт его знает, она, похоже, сама того не заметив, все же позволила себе влиться в образ из знакомого с детства «Ежика в тумане»: «Я ежик, я упал в реку… Пусть река сама несет меня». Зоркостью она сейчас, наверное, недалеко ушла от тех же ежиков, среди органов чувств в первую очередь полагавшихся, как известно, отнюдь не на глаза. Забавно… Не сказать, что у нее было такое уж плохое зрение, но без очков оно было достаточно нечетким, чтобы мир вокруг слегка терял в своей реальности, что ли. Сейчас окружавшая ее картинка складывалась из мягко очерченных цветовых пятен, и это превращало все вокруг в подобие какого-то сновидения, в котором, как ни поступи и на что ни решись, наутро окажешься в исходной точке. Может быть, поэтому ей вдруг сделалось так легко… — Документы-то с собой? — вдруг раздалось слева. — А? — насилу вынырнула она из своих мыслей. — Документы с собой: паспорт, полис? В травмпункте не примут без них, если только нужна не первая помощь. — Паспорт всегда со мной, а полис… черт. — Значит воспользуемся моим личным опытом выпутывания из подобных… положений. — Даже удивительно, что у вас в принципе такой опыт есть: мне казалось, что ваш уровень неуклюжести диаметрально противоположен моему. — И тем не менее это не спасло меня от многочисленных… столкновений в стенах ЗимаЛетто, — с деланным осуждением проговорил он. — Просто моя нескладность оказалась сильнее. — Все же неуклюжесть и нескладность — не одно и тоже, — ответил он после небольшой паузы, — и последняя вряд ли свойственна… — Подбираете слова, потому что не знаете, продолжить на «ты» или откатиться обратно к «вы»? — она на мгновение сама поразилась своей прямоте, впрочем, забирать слова назад не собиралась. Открытость в общении с Александром не давалась ей легко, и, раз уж сегодня эту плотину отчего-то прорвало, не воспользоваться этим было прямо-таки грешно. — Кхм, — то ли кашлянул, то ли подавил смешок Воропаев, после чего, уже было собираясь что-то сказать, отвлекся на поворот. — Вы можете обращаться ко мне, как вам удобно. Если на «ты», мне тоже будет вполне комфортно. — А как в этом случае будете обращаться ко мне вы? Она на секунду зависла. Такое сокращение дистанции со стороны Александра ощущалось приятным образом волнующе, но начать «тыкать» в ответ для нее пока что казалось чем-то за гранью. — Думаю, я оставлю все, как есть. — Ну тогда некомфортно будет уже мне: я вам не начальник, да и не такая уж у нас большая разница в возрасте. Она чуть было не спросила, на основе чего он совершил подобные расчеты. Мысль о том, что Воропаев успел на досуге полистать ее личное дело, в то время как сама она не знала о нем практически ничего, кроме адреса офиса и доли акций в ЗимаЛетто, оставляла какой-то неприятный осадок: слишком уж контрастным становилось и без того очевидное неравенство. Впрочем, уже только то, что мужчина в своем обращении к ней не стремился его подчеркивать, было… достойно. Вдруг осознав лежавший на поверхности ответ, девушка едва не хлопнула себя перебинтованной ладонью по лбу: все же было в доверенности. Доверенности, которую она сразу после учреждения НикаМоды оформила на — счет в уме всегда давался ей легко — тридцатидвухлетнего Воропаева А. Ю. 1973 года рождения. Мысленно взлелеяв этот, пусть и хрупкий, вновь обретенный баланс, Катерина выдохнула. Мысль о том, что все это вообще-то не исключало возможности наличия в одном из ящиков его стола папки с полным досье на нее, она предпочла не развивать. — Вы не начальник, но один из владельцев компании, так что… — Ну, учитывая Андрюшины далекоидущие планы, возможно, и это ненадолго, — хмыкнул он. С ответом она не нашлась, но, на радость, неловкой паузы удалось избежать. — Приехали. — Это..? — в окно ей удалось разглядеть лишь смутные очертания малоэтажного, отделанного стеклом и металлом здания. С привычным, слегка облупленным образом среднестатистического медучреждения это точно не вязалось. — Круглосуточная «травма» при одной частной клинике. — Частной? Александр Юрьевич, моя зарплата не приспособлена к таким излишествам, да и… — Кать, — выдохнул мужчина, — в обычном травмпункте вас без полиса все равно сейчас вряд ли примут или, по крайней мере, сделают это быстро: на экстренный ваш случай, слава Богу, не тянет. Вам не нужно беспокоиться о деньгах: в конце концов, это я пристал к вам с необходимостью показаться врачу и я привез вас именно сюда, так что… — Вы и так уже оплачиваете адвокатов, и… Я не могу так, это… — Ну что вы в самом-то деле? Боитесь, что придется отдавать с процентами? Вот это ей совершенно не понравилось. И, судя по тому, что Александр разом посерьезнел, ее лицо в данный момент было очень даже выразительно. — Катя, я пошутил, — он слегка приподнял руки в примирительном жесте, — просто хреново пошутил, я клянусь, вы мне ничего не должны. И обещаю, что ни одной из своих попыток в чем-то вам помочь никогда вас не попрекну. — Я просто… — девушка глубоко вздохнула, — Пожалуйста, не думайте, что я вам не благодарна. Просто я совершенно не так воспитана: я в принципе, честно говоря, не привыкла принимать от кого-то помощь, тем более материальную. — Ну, в этом мы с вами как раз не отличаемся. Кать, поверьте, я совершенно точно не тяну на роль альтруиста с нимбом над головой. Просто, если я могу вам чем-то помочь, да еще и такой малостью, не спешите каждый раз так остервенело отказываться, хорошо? Для меня действительно ценно, если эта помощь будет принята. Это… помогает мне самому. — Я… — Вот и славненько, — в подробности он, очевидно, предпочел бы не вдаваться. Где они вообще? Кажется, по пути сюда они совсем недавно проехали Парк Горького… Она слабо представляла себе, куда здесь сможет деться после посещения клиники. Воропаев все-таки не нанимался к ней в водители, у него наверняка были и свои дела… Гостиницы в этом районе, даже самые скромные, ей были явно не по карману, а шататься по ночным улицам, еще и без очков, казалось верхом безрассудства. Черт, ну почему, почему она даже не подумала о них еще там, у дома?! Не станет же она просить его вернуться для того, чтобы поискать их у той злополучной лестницы… Видимо, она так ощутимо переполошилась в своих попытках осмотреться, что понять ход ее мыслей не стоило вообще никаких усилий. — Кать, — мягко проговорил мужчина, запустив руку во внутренний карман пальто, — Я не думаю, что их можно починить… — он отдал ей в руки погнутое надтреснутое нечто, — Кажется, проще будет выбрать новые, но быстро их не сделают. Какое у вас зрение? Относительно недалеко отсюда есть круглосуточная оптика. Контактные линзы там тоже бывают: я для Киры когда-то брал. После того как вас проведут к врачу, я мог бы съездить. Много времени это не займет. — За линзы я уж точно верну вам деньги! — Если это добавит вам душевного комфорта, я не буду сопротивляться, — улыбнулся он. — Спасибо, я и правда… В общем, в нынешней ситуации отказаться и правда было бы глупостью. — То-то же.

***

— Ну-с, судя по рентгенографии, о сотрясении говорить не приходится, — протянул интеллигентного вида пожилой, но крепкий мужчина с седыми, залихватски закрученными гусарскими усами, — но, раз уж симптомы имели место, важно немного поберечься: на неделю откажитесь от значительных физических нагрузок, а в ближайшие пару дней хорошенько отдыхайте и не напрягайте глаза. Благо сегодня пятница: в выходные обойдетесь без компьютера и книг с телевизором, а в понедельник вернетесь к привычной жизни. — Понимаю… — Если вдруг симптомы вернутся, нужно будет снова показаться. В случае резкого ухудшения сразу звоните в скорую, но, уверен, до этого не дойдет. Вообще, хорошо бы, чтобы, по крайней мере, сегодня вы совсем уж одна не оставались. Как я уже сказал, ухудшение маловероятно, но подстраховаться никогда не помешает, верно? — Я все поняла, я… постараюсь. — А надо не постараться: не постараться, а просто взять и в точности следовать моим рекомендациям. Возьмите. Я все расписал вот здесь. — Спасибо, — протянула она руку за исписанным бланком. — Что ж, не болейте и постарайтесь больше не падать. Если бы это еще было так просто… Выйдя из кабинета в раздумьях о том, как ей сейчас выполнить хотя бы часть данных врачом указаний, Катя опустилась на крохотный диванчик в коридоре. Она не представляла даже, что именно скажет Александру, когда тот вернется. Если судить по предыдущему опыту, любое подобие «Что ж, спасибо, что выручили, дальше я сама» будет обречено на сокрушительный провал. Можно, конечно, было попросить и правда подбросить ее к Колькиному дому: тетя Люба бы ее не выгнала. Может, в порыве беспокойства выдала бы ее звонком родителям, но на дверь бы не указала уж точно. Только вот тревожить Колину маму в поздний час совершенно не хотелось, да и она могла сегодня быть в больнице на дежурстве… Мысль о том, что в течение ближайших часов ей, возможно, все же придется вернуться домой к родителям, поселилась в ней липким предчувствием неминуемого краха остатков чувства собственного достоинства. Нет, это будет выбор, который она сделает в самом крайнем случае. В принципе, попросить Воропаева подвезти ее до дома Зорькиных было не такой уж плохой затеей, как показалось на первый взгляд: оттуда до того отельчика было даже ближе, чем от ее собственного дома. Заходя в подъезд, она посмотрит, горит ли в окнах свет, и, если да, все же попросит тетю Любу об убежище, ну а если нет, дождется, пока Александр уедет, и направится в сторону гостиницы. Удовлетворившись принятым решением, Катя запрокинула голову на спинку дивана. В рентген-кабинете ей пришлось распустить изрядно растрепавшийся, но все так же туго стягивавший вслед за волосами еще и кожу головы пучок, так что сейчас облегчение от возможности прислониться затылком к чему-то мягкому было не передать. Она прикроет глаза только на пару секунд: не станет же засыпать посреди клиники — и воропаевской машины было достаточно. Просто свет здесь слишком ярко бил в глаза…