Отпустив, обретёшь

Ее назначение на роль исполняющего обязанности президента на время командировки Андрея, Малиновского и Киры могло бы стать отличным шансом раздобыть данные, потенциально полезные для модернизации антикризисного плана, которым они занимались с Александром. Только вот незадача — ей и без того на протяжении практически всего времени работы в ЗимаЛетто приходилось быть в курсе всех деталей и тонких нюансов «внутренней кухни». Притом настолько подробно, что на регулярных советах директоров Андрей Палыч, ограничиваясь приветственным и заключительным словом, позволял себе благополучно отмалчиваться, поручая основную презентацию Катерине. Посему то, что могло бы стать уникальной возможностью, на деле ощущалось лишь как ярмо дополнительной ответственности. Все эти две недели преобладающую часть своего рабочего времени Катя все так же проводила в своей каморке, а сам президентский кабинет занимала только при встречах с посетителями: представительности ради. Это, однако, не спасало ее от снисходительного взгляда тех, с кем, по большей части, приходилось взаимодействовать. Несмотря на ее подкованность в деловой коммуникации и на то, что каждую встречу она предваряла тщательной подготовкой и погружением в материал, некоторым партнерам и даже представителям подрядчиков хватало одного брошенного на нее взгляда, чтобы на их лице невольно отразилось пренебрежительное «Деточка, а из взрослых есть кто-нибудь?». Даже интересно, одевайся она иначе, ей удалось бы перестать в подобные моменты чувствовать себя, как кролик перед удавом? Или же, выгляди она, как, к примеру, та же Клочкова, в глазах входивших в этот кабинет мужчин читалась бы снисходительность иного рода: для нее еще более унизительная? Она, хоть и отмела возможность каких-либо существенных преобразований своего облика, все же решила, по крайней мере, на время своего пребывания на посту и.о. президента одеваться более строго: никаких рюшей и оборок, только нейтральные серый и черный цвета, а вместо косичек — пучок, стягивавший волосы на затылке тугим узлом. Таких довольно-таки скромных изменений никто из ЗимаЛетто не заметил, что ее более чем устраивало. Ну, почти никто. — Строгий однотонный образ вам к лицу, — ни с того ни с сего нарочито безэмоционально выдал Александр в один из вечеров работы над изменениями в бизнес-плане, которые она, следуя их договоренности, должна была предложить Жданову по возвращении из командировки под видом своих собственных наработок, — если к нему добавить пару аксессуаров, то… — Кхм, Александр Юрьевич, — не дала она мужчине договорить, — благодарю, я знаю, что могла бы выглядеть интереснее, прислушавшись к советам подкованных в этом людей. Но это не то, чему в данный момент мне хотелось бы уделять свое внимание. Давайте продолжим. Он, кажется, на этот ее выпад никак не отреагировал, если не считать на мгновение дернувшегося вверх уголка губ, — лишь молча кивнул и вновь погрузился в изучение разложенных на столе бумаг. А вот она сама, несмотря на то, что внешне ей удалось сохранить хладнокровие, еще несколько минут терпела неприятно тянущее ощущение где-то под ложечкой. Пусть Воропаев и не сказал ничего оскорбительного, даже напротив, но она все же предпочла бы, чтобы он и вовсе не комментировал ее внешность. Каждый раз, стоило ему выйти за рамки обсуждения рабочих вопросов, пошутить, улыбнуться, внутри у нее что-то трепетно ёкало. И одно только осознание этого, надо признать, порой тревожило до тошноты. До возвращения руководящего состава ЗимаЛетто из Праги оставалось всего ничего — ей бы только спокойно дождаться обеденного перерыва, после которого она вновь вернется сюда исключительно помощником президента. — Пушкарева, — послышался из селектора надменный голос Клочковой, — отзвонилась Тропинкина: через пару минут тут будет представитель Пром-Кредит банка. Похоже, спокойные полдня до возвращения Андрея Палыча так и останутся несбыточной мечтой. Именно Пром-Кредит в свое время предоставил ЗимаЛетто наиболее крупные займы. — Добрый день! Я хотел видеть господина Жданова, но девушка на входе сообщила мне, что он сейчас в отъезде. А вы..? — вопросительно взглянул на нее мужчина. — Здравствуйте, Максим Иванович, — она помнила его еще с их переговоров, проходивших в офисе банка, — все вопросы вы можете обсудить со мной. Андрей Павлович действительно пока еще не вернулся, я временно его замещаю. Екатерина Валерьевна Пушкарева. — Катенька, мне с вами нужно срочно побеседовать. Этот скачок от «господина Жданова» до «Катеньки» по обыкновению произошел молниеносно. — Конечно, Максим Иванович. Прошу, присаживайтесь. Кофе? — Да, спасибо, — кивнул он, — я специально заехал к вам, потому что последние события вызывают у меня определенное беспокойство. Распорядившись насчет кофе, Катя опустилась в кресло напротив мужчины. — О каких событиях вы говорите, Максим Иванович? — Ну как же, Катюш! Я думаю, вы знаете, что ваша компания не произвела текущие платежи по кредиту, сумма, конечно, небольшая, но сам факт настораживает. — Мы действительно просрочили один день, но мы выплатим все сегодня же, уверяю вас. — Все-таки, если позволите, Катюш, еще один вопросик. До меня дошла информация о том, что последняя коллекция ЗимаЛетто провалилась. Это так? — Ну что вы, Максим Иванович, это слухи. С подобными наветами от конкурентов наша компания сталкивается уже не первый год, но, как вы могли убедиться при ознакомлении с отчетностью, которую мы предоставляли при оформлении кредита, все они не выдерживают никакой критики, — развела руками Катя, мягко улыбнувшись. Выдохнула она лишь после того, как дверь в президентский кабинет звякнула, закрывшись за спиной банковского менеджера. И когда только успела так во вранье поднатореть...

***

— Давайте-ка сразу приступим к делу. Где отчеты? — рявкнул Жданов, влетев в кабинет. За ним с куда более миролюбивым выражением лица вошел Малиновский. — С возвращением, Андрей Палыч. Все готово, — устремилась она за лежавшими на ее столе папками. — Давайте сюда! После ознакомления с последним отчетом по продажам и ее рассказа о визите человека из Пром-Кредита ее начальник выглядел настолько пришибленно, что Кате, пожалуй, впервые за последние несколько недель искренне захотелось ему посочувствовать. — Какой же я идиот. Милко был прав: это невозможно продать. Это конец: компания ЗимаЛетто доживает последние деньки, — уложил он голову на скрещенные на столе руки, — если только не… Екатерина Валерьевна, не могла бы ваша фирма НикаМода дать нам некоторую сумму денег? — вновь встрепенулся он, пристально взглянув ей прямо в глаза. Она вновь почувствовала эту выжигающую все внутри волну жара, точно как в тот день, когда он заявил ей о необходимости учредить подставную фирму. Отказать она ему сейчас не могла: деньги, ставшие уставным капиталом НикаМоды, хоть и лежали на счету оформленной на нее фирмы, по праву принадлежали ЗимаЛетто. Эта сумма, впрочем, хоть и была весьма внушительной, в масштабах долговых обязательств компании казалась просто смехотворной. А значит, этот маневр с кредитованием знаменовал собой добровольное погружение в болото уловок и махинаций, на которые Андрей Палыч и рассчитывал, решаясь на реализацию плана с «параллельной» фирмой. — Это единственное, что может нас сейчас спасти! — словно безумный, повторял Андрей, глядя в одну точку. — Жданов, без паники! — вдруг подал голос Малиновский, — Где наша не пропадала? Завтра к нам очереди выстроятся! — Банки разорвут нас на части без всякой твоей очереди. — Значит, попросим отсрочку. Думаешь, не дадут? — верный оруженосец президента, кажется, был не в ладах с реальностью, не осознавая масштаб проблемы. А, может, и просто храбрился, что более вероятно. — Дадут-дадут, догонят и снова дадут! У нас есть только два выхода: либо мы продаем активы, либо становимся частью другой компании, — Андрей практически перешел на шепот. — Катя, вы готовы купить нас со всеми потрохами? Кстати, за меня сколько дадите? — не оставлял попыток обратить все в шутку Малиновский. — Не знаю, подожду, пока на вас, Роман Дмитриевич, начнутся сезонные скидки. — Невозможно, Катенька: штучный товар, хенд-мейд! — Андрей Палыч, я сделаю, как вы скажете, — скрепя сердце, выдавила девушка. Подобный сценарий был среди тех, что Воропаев предполагал в качестве возможных. Если бы они не обсудили его заранее, она бы сейчас, вероятно, была в таком ступоре, что не смогла бы вымолвить и слова. — В таком случае, Катенька, готовьте документы для оформления займа, — слегка успокоившись, расплылся в своей фирменной улыбочке Андрей Палыч. А вот ей до спокойствия сейчас было как до Луны пешком. Да, такое развитие событий не было для Кати неожиданностью, но легче от этого не становилось. Осознание того, что теперь она окончательно увязла в этой липкой грязи, от которой едва ли отмоешься, ощущалось застывшим в горле комом. Впрочем, все могло быть и куда хуже: она могла бы оказаться в этом совсем одна.

***

— Ну, примерно так я и предполагал, — мрачно произнес Александр. Откинувшись в кресле, он отбросил на стол копии договора о займе, выданном ЗимаЛетто НикаМодой, — Вы уже нашли адвокатов, которым сможете доверять? — Я… Да, я уже встречалась с ними, мы обсудили детали договора. — Первый счет по нему они уже сформировали? — Обещали выслать его мне в течение пары дней. — Хорошо. Как придет, перешлите мне на почту. — Александр Юрьевич, я еще раз хотела поблагодарить вас, это… — Кать, — он вновь выпрямился и, не поднимая на нее взгляда, начал перебирать лежавшие на столе бумаги, — вам не нужно меня благодарить за это. Я все-таки, хоть и отчасти, но принял участие в том, чтобы уговорить вас на эту авантюру, так что в данной ситуации я проявил бы себя как конченный подонок, если бы не попытался обеспечить вам хоть какую-то страховку. — И все же я благодарна вам. Тем более, что в этой ситуации я соучастник, а не жертва. Если бы не совершенные мной ошибки, ни Андрею, ни, при всем уважении, вам, не удалось бы меня на это подбить. — Вы правы. Но это не значит, что в этой ситуации вы должны рисковать больше других. Ладно… Вы принесли копии договоров по остальным кредитам? Мы собирались разобраться, где есть хоть какой-то шанс добиться реструктуризации. — Да, конечно…

***

Кажется, на этот раз она действительно уснула прямо в машине. Встрепенувшись и оглядевшись вокруг, Катя поняла, что сегодня Воропаев не просто остановил машину на улице возле дома, как это чаще всего бывало, а заехал во двор, припарковавшись недалеко от ее подъезда. Сам Александр сидел, отвернувшись к окну, будто пытаясь разглядеть что-то в темноте. Сколько они тут уже стоят?! — П-простите! Господи, она чувствовала себя совершенно по-идиотски. Он что, не мог разбудить ее, как только они подъехали? — Все нормально, Кать, — слегка улыбнулся он, — вы устали, со всеми бывает. — И все же мне крайне неудобно… Впрочем, я не буду тратить ваше время еще больше. Извините еще раз! И спасибо, что подв… — Катя, я хотел сказать, — вдруг остановил он ее совестливый трёп, — сейчас события могут развиваться непредсказуемо и… В общем, если вас будет что-то тревожить или настораживать, вы не обязаны дожидаться нашей очередной встречи в офисе. Можете обратиться ко мне в любое время, телефон мой у вас есть, — на одном дыхании выпалил мужчина. — Я… — она слегка опешила, — Спасибо, обещаю этим не злоупотреблять. Он задумчиво усмехнулся. — Еще раз спасибо, — было уже бессмысленно уточнять, за что именно, — всего доброго, Александр Юрьевич, — обронила девушка, торопливо выбираясь из машины. — Доброй ночи, Кать.

***

Отец сидел за кухонным столом, подпирая кулаком щеку. Запах маминой наливки можно было уловить уже в прихожей. — Назаседались? — Здравствуй, папа. — Я спрашиваю: назаседались? — Сегодня заседаний не было, мы просто работали над отчетностью, — она попыталась мысленно сосчитать до десяти. — Ну как же! А в машине? Получасовое такое заседание. Или работу обсуждать вам было некогда? — Папа! Так, тихо… тихо. Не вздумай сейчас это поощрять. — Ну что ты говоришь, Валера! — раздался мамин голос, из прихожей ее видно не было: видимо, стояла у раковины. Разувшись, Катя зашла на кухню. Дура, кто, спрашивается, мешал сразу пойти в комнату… — Я смотрю, ты принарядилась, — оценивающе протянул Валерий Сергеевич. — Принарядилась? Я сейчас одеваюсь строже, чем раньше, пап. — Катюш, котлетки! Положить? Сейчас пюре еще разогрею! — вклинилась мама, ее попытки разрядить обстановку не менялись, сколько Катя себя помнила. — Не нужно, мам, спасибо! Я сейчас уже спать пойду. — Как же? На голодный желудок? — Я не хочу, мамуль, спасибо. — Видать, ее уже покормили где-нибудь! Такая машина! Наверняка и на ресторан деньги найдутся. Язык у отца явно заплетался, спорить с ним в таком состоянии было себе дороже, да и бессмысленно. Катя молча встала из-за стола, твердо намереваясь оставить все разговоры на утро. — Она даже не отрицает, ты смотри! — Папа, мне не за чем что-либо отрицать или подтверждать. Я взрослый человек, я не могу и не буду всю жизнь отчитываться перед вами о каждом своем шаге. — Взрослый… Еще какой взрослый! Работа у нее, зарплата… Родители побоку… А потом ее опять кто-нибудь раскрутит, как малолетку! К кому прибежишь-то тогда? А, Екатерина Валерьевна? Она ощутила мокрые дорожки слез на своих щеках, но ни кричать, ни что-то доказывать сил уже не было. — Ты никогда не перестанешь меня этим попрекать, верно? Девушка произнесла это спокойно, ровно, но так холодно и безнадежно, что, запиши кто-то сейчас ее слова на диктофон, она бы ни за что не приняла этот голос за собственный. — Перестанешь тут, когда ты опять на те же грабли! Хотя, — вдруг замер отец, — а, может, нет? А, может, и не тебя раскрутят! Может, ты уже и сама наловчилась? Мать-то, вон, проболталась, что тебя сначала-то секретаршей взяли! А за какие такие заслуги, скажи, секретаршу можно за месяц повысить до личного помощника президента, а? Взрослая! Спорить не буду. Полоснуло, будто лезвием, по только-только затянувшейся коже. Выйти отсюда, срочно, как можно скорее. Она сейчас не думала, куда пойдет, какие вещи и документы ей нужны, что будет делать потом. В сознании билась только одна мысль: «Вон. Быстрее». Пойти сейчас в спальню, а наутро опять предстать перед этим судилищем казалось невыносимым. Невозможным. В ней умрут все остатки уважения к самой себе. — Катюша! Катенька! Ты что?! Ну ляпнул спьяну, ну ты что, его не знаешь?! Куда ты пойдешь сейчас, дочка?! — Знаю, мам. В том-то и дело, — пробормотала она, суя ноги в расшнурованные ботинки, хватая портфель и накидывая на плечи пальто с шарфом. — Отстать от нее, мать! Хочет доказать, что взрослая, — пусть. Как убедится, что ее только здесь и ждут, вернется. Как миленькая вернется! — Валера!! — Что «Валера»?! Избаловала своей бабьей лаской, как квочка! Ну так вот — кушайте теперь, не обляпайтесь! Все-таки мама, хоть и была всегда добра к ней, противостоять отцу никогда не могла. Или сама себя убедила, что не может. Как только за спиной захлопнулась дверь квартиры, ее будто прорвало. Слезы катились градом, а все так и не высказанные на той кухне возражения и аргументы рвались из груди надрывными рыданиями. Она и сама не помнила, как сбежала с третьего этажа вниз. Тяжелая железная дверь никак не хотела поддаваться. Отчаянно поколотившись в нее несколько секунд, Катя, вспомнив наконец о необходимости зажать кнопку магнитного замка, буквально вывалилась из подъезда. Слезы застилали взгляд мутной пеленой, да и пары уличных фонарей, расплывавшихся сейчас в ее глазах четырехконечными оранжевыми звездочками, было недостаточно для того, чтобы разглядеть тонкую корочку льда, которой под вечер схватились асфальтовая дорожка и лестница, ведущие к дому. Опомнилась она лишь когда, пересчитав все ступени, уже оказалась на земле. Колени, основания ладоней и правую скулу будто разом обожгло, а разглядеть происходящее вокруг стало еще труднее. Слух заполнил плотный монотонный гул, а глаза на пару мгновений вдруг будто залило ослепительным белым светом. Сделать глубокий вдох не получалось, словно на грудь кто-то водрузил пресс в несколько кило. Ей, кажется, удалось чуть приподняться и привалиться боком к торцу стоявшей рядом лавочки, когда она почувствовала, как чьи-то руки крепко, но вместе с тем бережно сжали ее плечи.