Отпустив, обретёшь

Входная дверь квартиры семейства Пушкаревых предательски скрипнула, лишив нарушителя семейного устава любого шанса на снисхождение. А на что она, собственно, надеялась: что отец не будет дожидаться ее прихода на кухне, постепенно закипая и испепеляя взглядом то настенные, то наручные часы, а спокойно отправится спать? Когда такое было? — Катерина! Отец, несмотря на почтенный возраст, все еще обладал отменным слухом. Господи, она ведь даже еще в квартиру не вошла. — Да, пап? — «Да, пап»! Нет, Лен, как тебе это нравится, а? Сама невозмутимость, ты на нее только погляди! Ты время видела? — Да, папа. Я видела время. Одиннадцать тридцать вечера, — в прошлый раз после абсолютно идентичного скандала, уже в своей спальне, Катя пообещала самой себе больше никогда не лебезить и не оправдываться в ответ на подобные проявления гиперопеки. Больше всего она стремилась к самодостаточности, а каждый отцовский выпад, каждое высказанное менторским тоном требование заставляли ощущать себя разбалованным непослушным ребенком, каковым она, к слову, никогда не была. Уверенности в себе и своих решениях, как бы она ни старалась рационализировать ситуацию, после таких инцидентов становилось все меньше, а значит их нужно было пресекать. Преуспеть в этом пока удавалось не всегда. В тот день, когда Катя фактически раскрыла Воропаеву все карты, она поставила мобильник на беззвучный режим еще при входе в его офис, рассудив, что во время ожидавшего их нелегкого разговора мужчину совершенно точно не стоило раздражать многочисленными звонками от встревоженных родителей. Предложенное Александром решение ошарашило ее, а дальнейшее обсуждение деталей и нюансов держало в постоянном напряжении — она совершенно забыла о времени в тот вечер. Лишь осознав, что город за панорамными окнами офиса уже давно погрузился во тьму, она взглянула на экран сотового, с ужасом обнаружив явно не сулившее ничего хорошего «Папа: пропущенный вызов (23)». Она едва ли могла себе представить, что именно отразилось в ту секунду на ее лице, но гримаса, очевидно, была слишком выразительной… — Что, нарушили внутрисемейный комендантский час? — насмешливо, но беззлобно протянул Воропаев, расплываясь в ухмылке. — Ничего, это сейчас не столь важно. Что-то новое в свой адрес я вряд ли услышу сегодня. Его брови тогда едва заметно дернулись. — В принципе, я думаю, что все наиболее важное мы сегодня уже обсудили. Можем продолжить в другой раз. Пойдемте, я вас подвезу. — Вы не обязаны, Александр Юрьевич. Спасибо за предложение, но оно излишне: я прекрасно доберусь сама, — после того, с какой рассудительностью и выдержкой он воспринял ее сегодняшний рассказ, ей совершенно не хотелось доставлять ему еще хоть какие-то неудобства. — Кать… — устало выдохнул он, запрокинув голову, — есть действия, которые и правда даются мне с усилием — предложениями о них я не разбрасываюсь. А есть действия, которые не стоят мне ровным счетом никаких усилий, но другому человеку могут добавить хоть немного спокойствия и безопасности, и кто я такой, чтобы упускать такую сказочную возможность подчистить себе карму? Поверьте, она в этом нуждается. Хватит вам уже упрямиться себе же во вред: и правда поздно уже. Уже сидя в машине, она набрала отца и, быстро выпалив в трубку «Папа, все в порядке, сегодня неожиданно вызвали в ЗимаЛетто: свалилось очень много срочной сверхурочной работы, меня подвезут, скоро буду дома», отключилась, не дожидаясь ответа. Воропаев лишь на мгновение удивленно округлил глаза. — И что же это за работа в выходной, да еще и до поздней ночи?! — Папа, я же рассказывала: у компании сейчас очень ответственный период, срочные задачи возникают вне зависимости от дня недели. — А на звонки почему не отвечала? Тебе телефон вообще на что? — Я забыла его в кабинете, а работали мы в зале заседаний. Извините, если заставила волноваться, но вам с мамой правда совершенно не стоит беспокоиться. — Еще чего! «Не беспокоиться»! А как, скажи на милость, не беспокоиться, когда тебя непонятно кто на машине по городу катает? — Я уже сказала, папа. Это мой коллега. И никто меня не катает просто так. Меня подвезли домой, потому что мы поздно закончили с работой. — А «коллега» в твоем случае — только больший повод волноваться, милая моя! — Валера! Ты что… — Папа… Так, глотай этот комок в горле, Пушкарева, только не сейчас. — Все! По койкам. Стремглав прошмыгнув в свою комнату и захлопнув дверь, она сползла вниз по стенке. Подступившие рыдания словно душили ее, но слезы все никак не могли пролиться. Вероятно потому, что на этот ебучий случай из ее биографии их просто уже не осталось. Но каждый отцовский попрек — он будто считал своим долгом периодически тыкать ее в это носом, как нашкодившую собаку, — по-прежнему отдавался болью. Она больше не допустит этого. Будет непроницаема. Больше не позволит… — И это, по-твоему, нормально: шляться не пойми где до ночи! И не отзвонилась, не сообщила — ничего! — Валер, сердце… Ну, не горячись, пожалуйста. — Я еще утром, уходя, сказала, что буду поздно. На работе все еще завал. — А меня не волнует… — ей показалось, что у отца сейчас пар повалит из ушей, настолько он покраснел. — А меня волнует, папа. Это моя работа, я хочу прилагать свои усилия на пользу компании. Я не делаю ничего предосудительного, и, в конце концов, я взрослый человек. Не нужно пытаться стыдить меня за решения, которые я уже давно способна принимать самостоятельно, — сейчас она была невероятно горда собой из-за того, что все это ей удалось высказать совершенно спокойно, не срываясь на эмоции, не пытаясь пререкаться и будто выпрашивать себе кусочек свободы, как это иногда бывало в прошлом. Сейчас ее монолог прозвучал даже немного… покровительственно? Отец лишь шумно выдохнул, похоже, не найдясь с ответом, и, резко развернувшись на месте, удалился в комнату. Похоже, частое созерцание Воропаева в его самоуверенности и обманчиво любезной наглости пошло ей на пользу. После открытия НикаМоды он стал заезжать за ней в конце едва ли не каждого рабочего дня, все так же паркуясь неподалеку от ЗимаЛетто, но не на виду. В его офисе они анализировали текущие показатели производства и продаж, обсуждали перспективы сотрудничества с новыми партнерами, в надежде наткнуться на схожие ситуации в прошлом просматривали старые отчеты, которые она сканировала в архиве: скрываться не приходилось, туда предсказуемо не наведывался никто, кроме нее самой. Приближался показ коллекции, которую Андрей распорядился пошить из новых недорогих материалов: реакция потребителей и текущих партнеров могла оказаться слишком непредсказуемой. Это не на шутку тревожило, а бесконечный просчет возможных сценариев развития событий выматывал так, что она чуть ли не отрубалась в машине Александра каждый раз, когда он подвозил ее домой. Ей понадобилось какое-то время, чтобы честно признаться самой себе в том, что, на самом деле, эти вечера она не хотела бы проводить никак иначе.