Отпустив, обретёшь

— Да, Инна. — Александр Юрьевич, снова звонил Артемьев, настаивал на личной встрече. — У нас с ним и так назначено через неделю, вы ведь в курсе. — Да, конечно, у меня все зафиксировано, но он хочет увидеться раньше, да и в целом, насколько я понимаю, убежден, что ваши обсуждения по проекту должны стать более регулярными… Александр Юрьевич, вряд ли он отступится. — И что мы с ним будем обсуждать на этих более регулярных встречах? Я проанализировал последние отчеты, нашел новых подрядчиков, с ними уже заключены соглашения, юристы все проверили, — работа идет, дальнейшую стратегию развития проекта мы с ним тоже уже проговорили, причем не единожды. — Его не устраивают сроки… — Я уже объяснял ему, почему сроки таковы, каковы есть. Я не волшебник, способный заставить время течь быстрее. При всем уважении к господину Артемьеву, не вижу смысла по несколько раз мусолить одно и то же лишь во имя его душевного спокойствия. — Я поняла вас, Александр Юрьевич. Попытаюсь еще раз донести до него вашу позицию. Если же он все равно останется… — Если он все равно останется недоволен, я созвонюсь с ним сам и напомню условия нашего изначального договора, явно не предусматривающие наличие у меня способностей претворять в жизнь невозможное. Все, Инн, я за рулем, если больше ничего нет, то увидимся завтра в офисе. — Да, это все, Александр Юрьевич, хорошего вечера. «Хорошего вечера», ага… Можно подумать, его ждало что-то кроме очередных смет, отчетностей и нескольких чашек кофе. Впрочем, если вплоть до того часа, когда беспокоить человека телефонными звонками начинает считаться дурным тоном, не произойдет очередного «форс-мажора», непременно требующего его внимания, этот вечер, вероятно, и правда можно будет считать хорошим, пусть и весьма условно. Ладно… Если бы не Инна, ему бы в довесок ко всему пришлось еще и подрабатывать психологом для наиболее беспокойных и дотошных клиентов на полставки. В его жизни было отнюдь не много поводов испытывать благодарность к Маргарите Рудольфовне, но совет пригласить на должность своего личного помощника ее — в прошлом — аспирантку, надо признать, стал для него настоящим спасением. Если бы не педантичность Инны в сочетании с ее умением твердо, порой даже грубо, отстаивать границы, там где это было необходимо, он бы, пожалуй, давно оказался погребен под шквалом запросов, претензий, требований и притязаний, а так смел даже иногда надеяться на спокойный вечер или выходной в отстранении от рабочих вопросов. О, похоже, сегодня все же не судьба… На экране отброшенного на пассажирское сиденье в порыве раздражения сотового высветилось «ВЕТРОВ ЗЛ». Ну что еще… — Слушаю, Ярослав Борисович. — Александр Юрьевич, в свете нашей недавней беседы, я решил проявить инициативу. Так, блядь… — И что же вы предприняли? — Учитывая, что от доступа к подробной информации о проводимых компанией транзакциях меня отлучили, я взял на себя смелость договориться со штатным системным администратором ЗимаЛетто о… сотрудничестве. Есть ряд способов получить закрытые данные, не входящие в перечень отчетности, предоставляемой на регулярных советах директоров в обязательном порядке… Конфиденциальность этот человек также готов гарантировать, поводов в нем сомневаться у меня нет. Ебаный свет… Ты еще проберись в ночи в пушкаревскую каморку с целью вручную подобрать пароль от ее рабочего компьютера. С твоим желанием выслужиться в надежде на тепленькое место с тебя станется. — Ярослав Борисович, сдается мне, вы неверно интерпретировали для себя содержание нашего последнего разговора. Все, о чем я вас просил, — это возможность держать руку на пульсе и иметь общее представление о положении дел в компании: быть в курсе, если появятся основания полагать, что что-то идет не так. Быть организатором промышленного шпионажа в свободное от работы время в мои планы не входило. — Жданов фактически сделал ответственной за проведение всех операций секретаршу, сведя обязанности финансового директора к подписанию мелких чеков! Это ли не повод полагать, что что-то идет не так?! — Ярослав Борисович, давайте будем честны, ваш недавний порыв — скорее свидетельство мстительности, нежели бдительности и чаяния о судьбе компании. Мотивы Жданова в кадровых перестановках для меня довольно прозрачны: он уверен, что через вас я копаю под него, и своими действиями вы едва не доказали его правоту. Давайте так: будем считать, что я благодарен вам за сигнал, но в остальном, прошу вас, умерьте свой пыл. — Я понял вас, Александр Юрьевич, но, если что, если вам понадобится… Знайте, что вы можете на меня рассчитывать. — Всего доброго, Ярослав Борисович… — Чуть не забыл!.. — Да? — Я на днях встречался с представителем АйТи-Коллекшн, мы знакомы давно, и по старой памяти беседа получилась довольно неформальной: он поделился, что у них наклевывается крупный клиент в лице ЗимаЛетто. Насколько я понял, договор о сотрудничестве пока не подписан, но, что особенно интересно, он намекнул, что, благодаря Екатерине Валерьевне Пушкаревой, у них есть весомый повод быть уверенными в том, что сделка состоится… — Спасибо, Ярослав Борисович, я принял все к сведению, за сим прощаюсь. На всякий случай, еще раз: впредь, пожалуйста, не увлекайтесь самодеятельностью. Сделка с АйТи априори была делом рискованным. Если когда-то они и отвечали за соответствие характеристик поставляемого товара первоначально заявленным, это осталось в прошлом. Сейчас сотрудничество с ними грозило не только падением качества конечной продукции и, как следствие, продаж, но и серьезными репутационными рисками. Настораживало и нарочито подчеркнутое упоминание Катерины как гаранта сделки. В памяти всплыл недавний разговор с Кирой, словно невзначай упомянувшей о том, что Клочкова стала невольным свидетелем встречи Пушкаревой с владельцем АйТи вне стен компании. В последнее время без исключения каждый тревожный звоночек о состоянии дел в ЗимаЛетто какой-то невидимой нитью тянулся к секретар… уже помощнице новоизбранного президента, будто она была главным мозгом всей разворачиваемой Андрюшей бурной деятельности. Чертыхнувшись и глубоко вдохнув в попытке упорядочить мысли, он перестроился в потоке автомобилей для выезда к одной из развязок третьего транспортного: избежать посещения Башни 2000 сегодня не было суждено.

***

Мда, статус Жданова как всеобщего любимца в коллективе полностью себя оправдывал: до конца рабочего дня оставалось еще около двадцати минут, а на этаже администрации было примерно так же многолюдно, как утром первого января в продуктовых магазинах. Проследовав быстрым шагом по коридору, который знал как свои пять пальцев, он вошел в президентский кабинет, не сильно заботясь о возможной реакции его обитателя. А Андрюшенька явно не отрывался от коллектива… Окинув пустующую комнату быстрым взглядом, Александр заметил тусклый свет, просачивавшийся из-под двери в каморку. Стукнув дважды костяшками по деревянной панели, он распахнул дверь. — Екатерина Валерьевна! То, что он своим появлением буквально выдернул девушку из глубокой погруженности в одной только ей ведомые размышления, было заметно невооруженным глазом: она вдруг растерянно заморгала, глядя в его сторону будто расфокусированным взглядом. — Александр Юрьевич? Андрея Палыча сегодня больше не будет, у него в конце рабочего дня была запланирована выездная встреча, после которой он не собирался возвращаться в офис. — Мне, откровенно говоря, нет никакого дела до его встреч: я, к сожалению, о них знаю даже чуть больше, чем хотел бы. Я к вам, Екатерина Валерьевна. — Но… Кхм, не представляю, чем могла бы вам помочь, Александр Юрьевич. — Ой, вот чего вы, при всех ваших многочисленных талантах, не умеете, так это врать. Вы бы очень мне помогли, Екатерина Валерьевна, если бы наконец дали возможность взглянуть на отчетность, о своем запросе на которую я уже и напоминать, честно говоря, устал. — Грядущий совет директоров уже совсем скоро, и отчет сейчас находится на финальной стадии доработки. Как раз сегодня мы получили обновленную статистику от отделов, которую Андрей Палыч и представит на ближайшем собрании. Бодренько отчеканила… Еще бы глаза не прятала, и было бы совсем правдоподобно. — Все это я уже слышал… Черт с ним, вы только имейте в виду, что такое избегание моих, должен заметить, вполне закономерных требований, уверенности в прозрачности всей вашей деятельности отнюдь не прибавляет. — Александр Юрьевич, я понимаю ваше недовольство, однако не имею права выходить за рамки распоряжений, отданных мне моим непосредственным начальником. Смягчилась. — А тут, знаете ли, еще вопрос, кто для кого фактический начальник: слава о вашей продуктивности бежит впереди вас, Екатерина Валерьевна. — Я… не совсем понимаю, о чем вы говорите. Если же у вас больше нет ко мне никаких вопросов, то… Смущать барышень, Воропаев, это определенно захватывающий спорт, но сейчас едва ли время и место. Да и твоей коронной велеречивостью ее, похоже, не проймешь. Неужто в кои-то веки придется говорить без экивоков… Аж волнительно как-то. Ну, чуть-чуть. — Кать… Ничего, что так? Вы можете сколь угодно долго пытаться делать хорошую мину при плохой игре, уверять меня в том, что отчет не готов, что вы не вправе мне его предоставить, но мы оба понимаем, что данные, которые все услышат на совете, не будут соответствовать действительности, иначе отчего бы вы на пару со Ждановым так отчаянно сопротивлялись моему участию. И тут меня тревожит лишь вопрос о том, насколько все в действительности плохо. — У меня нет причин не доверять решению Андрея Палыча держать вас в отстранении от актуальных дел. Если он сделал такой выбор, значит у него должны были быть на то причины и… — Ой, да будет вам из меня антигероя-то лепить. Как первокурсница филфака, ей-богу… В вашем возрасте и при вашем интеллекте не видеть в мире полутонов как-то даже неловко, честное слово. Я прекрасно знаю, что Андрей регулярно садится на своего любимого конька, в красках расписывая, что соперничество с ним — самоцель для меня, однако подобная убежденность не говорит ровным счетом ни о чем, кроме его собственного инфантилизма. Он почему-то считает, что должен единолично и под звук всеобщих аплодисментов превратить компанию во что-то качественно новое. Уверен, что что-то пошло вразрез с его планами. И в этом нет ничего удивительного. Поразительно то, что он готов захлебнуться в болоте лжи, махинаций и хитровыдуманных схем, лишь бы никто не понял, что у него что-то идет неидеально, и утащить за собой еще и вас, к слову. — Я-я не… — Вы уже успели во что-то вляпаться с АйТи… Уж не знаю, что вам там посулили и в каком размере, но я привык считать, что разбираюсь в людях, Кать. И вы не из тех, кто сможет продолжать спокойно спать, став частью подобной истории. Допускаю, что вы не планировали оставлять деньги себе. Возможно, даже собирались пустить их на закрытие каких-то нужд компании, но, однажды ступив на эту зыбкую почву, вы вскоре убедитесь, что вас засасывает все глубже, поверьте. Она дышит вообще? Глаза стеклянные, смотрит совсем не мигая… — Александр Юрьевич, я… Одно я могу сказать точно: все действия, которые могут вызывать у вас настороженность, совершались и совершаются исключительно на благо ЗимаЛетто. Я не считаю для себя допустимым сейчас вдаваться в подробности и раскрывать вам какую-либо чувствительную информацию за спиной Андрея Палыча, но… Я благодарна вам. За прямоту. — Ладно, Кать. Я понял. Только позвольте совет: помните избитую истину о том, куда ведет дорога, устланная благими намерениями. В том, что именно ими вы и руководствуетесь, я как раз не сомневаюсь. И не позволяйте людям ожидать от вас сверх возможного — они взвалят на вас столько, что вовек не разгребетесь. Вот, возьмите. Учитывая то, с каким усердием вы со Ждановым сами себя закапываете, вам может понадобиться мой совет, и скоро. Не дожидаясь ответа, он вышел из кабинета, заметив лишь, как Катя протянула чуть подрагивавшую руку к лежащей на столе визитке.