Через тернии к лепесткам

— Уж не думал, что ты настолько наглый, чтобы сюда заявляться. Хосок морщится от пренебрежительного тона в свою сторону и опирается на стойку у входа, разглядывая копошащегося в запчастях мотоцикла Донхвана. Он не изменился ни капли: побрит, как и тогда, наголо и всё так же сутулится.  — Ты поэтому своих амбалов у входа выстроил? Донхван хмурится и оборачивается. Смерив его оценивающим взглядом, вытирает руки и садится на байк. — Знаешь, они у тебя довольно смышлёные, но падкие на бабки, — ухмыляется. Хосоку казалось, что добраться до Донхвана будет сложнее. Оставил машину в двух кварталах отсюда и посоветовал сделать то же самое Юнги, даже припрятал оформленный по всем законам травмат, а по итогу откупился от бугаёв снаружи двумя сотнями. Он начинает подозревать, что авторитет Ли Донхвана здесь, скорее всего, давно подкошен. — Так зачем ты здесь? — мужчина скалится и теребит в руках тряпку, стараясь не выдать свою нервозность. — Думаю, ты и так знаешь. Мне лень считать, сколько законов ты нарушил, пытаясь отомстить за своего почившего брата, но здесь я с миром, — Хосок обходит стойку и усаживается на стул, сложив руки на спинку, — остановись, пока не поздно. — Как ты…как ты можешь так говорить? — Донхван тянет носом воздух в возмущении, — он был твоим соулмейтом. И был бы жив, если… — Как ты можешь делать всё это дерьмо во имя него? Как ты можешь держать нелегальные гонки, разрешать заезды в пьяном виде и под наркотой? Как ты можешь, после того, что случилось с ним? Хосок злится. Ладони сами складываются в кулаки, но вибрирующий в кармане джинсов телефон отрезвляет. Донхвана, кажется, его слова бьют пощёчиной, но он мотает головой. — Мои гонки такие же нелегальные, как и твои, — рычит он, отбрасывая тряпку в сторону, — но на моих не погибают люди. — Они дохнут в подворотнях со шприцом в руках. Хосок оборачивается на знакомый басистый голос и дёргает бровями в удивлении. Не он один. — Намджун? — Донхван поднимется с выражением абсолютного шока на лице и тут же садится обратно. — Какого чёрта ты здесь делаешь? — Ты знаешь, что я справедливый человек, До, — говорит Намджун, подходя чуть ближе и опираясь боком о стойку, — думал, ты понял это, когда я отказался толкать колёса на твоих гонках.  Хосок присвистывает, не сдерживаясь, и кивает Намджуну в знак уважения. — Значит, и вправду стелишься перед рэперком и его свитой, — хмыкает Донхван, — в таком случае даже хорошо, что ты тоже здесь. Он осматривает их пристально, выжидающе. Его взгляд задерживается на Юнги дольше всех: изучает, ищет точки, по которым хочет ударить больнее всего. Хосок в его глазах не такое сущее зло, как Юнги, но он знает, если его план сработает, они сгинут оба. Он скалится и медленно движется в сторону Юнги, который напрягается мгновенно. — Как дела у Чимин-и? Юнги хочет врезать ему сиюсекундно. Прислушивается к себе, но кроме лёгкого беспокойства ничего не чувствует. — Не смей даже упоминать его имя, — Юнги делает уверенный шаг в его сторону, готовясь физически, но Донхван выбивает почву из-под ног словами. — Как же мне тогда сказать тебе, что трое моих ребят уже на пороге квартиры Намджуна? — улыбается совершенно безумно. — Я не верил до последнего, что ты с ними заодно, — он косится на застывшего изваянием Намджуна, — но бьюсь об заклад, что мои парни уже оприходуют твой драгоценный цветочек и его дружка. Юнги дёргается вперёд, но тут же прикладывается затылком о стену от сильного толчка в плечо и шипит. Проморгавшись от вспыхнувшей перед глазами темноты, молча наблюдает за тем, как Намджун хватает Донхвана за шкирку и оттаскивает к стеллажам с инструментами. Осев на пол, он заходится в истеричном и злобно смехе. — Око за око, сучата, — выдыхает, поочерёдно оглядывая всех троих. — Выблядок, — Хосок, подоспевший Намджуну на помощь, сплёвывает под ноги Донхвану, — ты сгниёшь в тюрьме, кусок дерьма. Он оборачивается на Юнги, но его в помещении уже не оказывается. Хосок переводит встревоженный взгляд с открытой входной двери на Намджуна. — Вызывай ментов, пусть пакуют эту тварь, — осекается удивлённо, когда видит в руке Намджуна чёрную маленькую раскладушку, но продолжает: — если что, вырубай его. Разберёмся потом. — Найди Юнги, — басит Намджун и кивает, — у него прослушка и все доказательства. Хосок срывается с места незамедлительно, но, оказавшись на крыльце, понимает, что искать долго не придётся. Юнги сидит на коленях на промёрзлой земле и дышит чересчур заметно. — Мне страшно, — хрипит, смаргивая льющиеся без остановки слёзы, — Чимин… Хосок теряется на мгновение, опасаясь того, что это может значить, но опускается рядом с ним и гладит по спине. — Ты чувствуешь его? — спрашивает и от волнения сжимает куртку Юнги в кулаке. Увидев слабый кивок, выдыхает чуть облегчённо — значит, жив. — Юнги, давай оставим твой телефон и доказательства Намджуну и поедем, — он самостоятельно начинает рыскать по его карманам и, переложив телефон с флешкой в другую руку, помогает Юнги подняться, — мы успеем. Хосок в своём последнем утверждении не уверен, но готов сделать всё, чтобы Юнги не постигла та же учесть, что и его. В мастерскую он влетает в тот момент, когда Донхван замахивается на Намджуна гаечным ключом.  — Намджун, назад! — рявкает и, краем глаза проследив за чужой реакцией, ногой выбивает ключ из руки Ли Донхвана. — Спасибо, — Намджун смотрит на него так благодарно и восторженно, что он даже теряется, — я свяжу его, иди к Юнги.  — Да-а, Хосок-а, иди, — тянет Донхван, тряся раненой рукой, — может, успеете сказать Чимин-и что-нибудь напоследок. — Да закроешься ты или… Дальше он уже не слушает. Быстро выкладывает телефон и флешку на стол и сбегает вниз по ступенькам, на ходу подхватывая Юнги за рукав. Он почти тащит его на себе через узкие, неопрятные улочки, но в какой-то момент Юнги хватается за голову и вырывается вперёд сам. Хосок не спрашивает почему, только чувствует давящий комок в горле. Прыгнув за руль и трогаясь с места со свистом шин, он бросает взгляд на Юнги: его трясёт, как при горячке, лицо покрыто испариной, а губы поджаты. — Не молчи, пожалуйста, скажи, что чувствуешь, — просит, ловко перестраиваясь из ряда в ряд. — Ничего. Абсолютная пустота. Тягучая, болезненная. Она не даёт вдохнуть, заполняет собой все внутренности и отравляет. Он уже забыл, каково это — не чувствовать Чимина, его приятного спокойствия, оттого внезапное полное затишье пугает его сильнее, чем боль, расползающаяся по всему телу. Они встают в пробку на главной улице. Хосок матерится и прикидывает их возможности бросить машину и добежать до дома Намджуна своими силами, как вдруг… — Чонгук! — Юнги выскакивает из машины и несётся вперёд, оставляя дверь распахнутой. Хосок включает аварийку и бежит следом. — Юнги-хён! — Чонгук, в разодранных джинсах, порваной куртке и ссадинами на коленках и руках, падает перед ними прямо на мокрый асфальт, — они гнались за нами, я всё слышал, я…я… — Ты ранен? Где Чимин? — Юнги тянет его на себя и обнимает крепко. Гладит по волосам, отчего-то влажным, хмурится. На пальцах кровь. — Скорая увезла его, — говорит сквозь рваные выдохи. — Один из них нас подрезал, мы отлетели в отбойник. Чимин ударился головой и отключился, но он жив…он был жив. — Тебе надо в больницу, Чонгук, — Юнги держит его, кренящегося набок, и незаметно вытирает пальцы о свои же джинсы, чтобы не пугать мальца ещё больше. — Где твой байк? — Юнги, я останусь здесь, — Хосок, в это время разговаривавший со случайными свидетелями, возвращается к ним, — сказали, что Чонгука скорая тоже хотела забрать, но он в свой байк вцепился намертво. Дождусь копов, отгоню его, а там найдёмся как-нибудь. — Хоби-хён, — хнычет Чонгук, сжимая его рукав трясущимися пальцами, — спасибо. — Дуй в больницу, засранец, — Хосок шикает на него и сжимает пальцы. Видит, что Чонгук уже в полусознании и поджимает губы, глядя на Юнги взволнованно, — поторопись.  Чонгук держится стойко до самых дверей городской больницы. Юнги говорит с ним, отвлекает от помутнения в голове, а сам весь на взводе. Чонгук рассказывает ему, что, как только услышал о том, что Донхван заслал своих людей, сгрёб все шмотки в охапку с Чимином и ринулся к Тэхёну, но их перехватили у подъезда. Пришлось удирать прям так: без шлемов и защиты. Им почти удалось оторваться, но кто-то из слишком поворотливых шестёрок Донхвана выехал им наперерез, устроив аварию. — На моём байке…Юнги-хён, — он хмурится и сглатывает, — есть регистратор. Я уверен, они засветили и номера, и лица, — выдыхает, чуть сползая в сидении. — Держись, Чонгук-и, мы уже здесь. Юнги тормозит возле входа и оббегает машину, но, открыв пассажирскую дверь, ловит уже бессознательное тело Чонгука. Оглядывается в поисках помощи и видит, что из курилки неподалёку к нему уже бегут два санитара. — Упал с мотоцикла, у него кровь на голове, — сообщает, как ему кажется, самое важное и, включив сигнализацию на машине, взбирается по ступенькам вслед за ними. Чонгука передают врачам и увозят куда-то, а Юнги садится на корточки прямо посреди коридора. Усталость яростным зверем впивается в него, не жалея, но у него ещё столько неразрешённых дел. Он покачивается, чувствует, как нестерпимо жжёт глаза, но волю эмоциям дать не может. Внутри скребётся и воет зияющая пустота, как напоминание о том, что он всё ещё не знает ничего о состоянии своего соулмейта. — О, Юнги-ши? — знакомый голос сверху заставляет его оторваться от созерцания напольной плитки и поднять взгляд. — Господин Ким, — он подскакивает мгновенно, чем слегка пугает Ким Сокджина, и он делает шаг назад, — извините, вы не знаете, что с Чимином? Ким Сокджин смеряет его тяжёлым взглядом и, развернувшись, махом руки просит следовать за собой. Они заходят в процедурную, как и в тот день, когда они встретились впервые. — Чимин стабилен, — выкладывает сразу, как только закрывает за ними дверь, — но ещё не в сознании. Ушибы незначительные, его жизни ничего не угрожает. Юнги буквально падает на кушетку и закрывает лицо руками. Давит всхлипы, глотает болезненный ком, вставший поперёк горла, но как только тёплая рука врача касается пальцев, его прорывает. Сокджин молчит, усаживается рядом и обнимает за плечи, растирает их успокаивающе и протягивает бутылку с водой. — Вас испугало то, что вы перестали чувствовать его, верно?  Юнги кивает. — Вы чувствовали его страх, боль? Кивает снова. — Ваша связь действительно уникальна, — задумчиво говорит Ким Сокджин, — уникальна и страшна. Я не уверен, но полагаю — произойди что-то более серьёзное, мы бы с вами сейчас не разговаривали, — признаётся сдержанно, — надеюсь, что мы не узнаем этого никогда.  — Мне без него ничего не надо, — шепчет и натыкается на понимающий взгляд.  — Вам нужно беречь друг друга, — тихо, рассудительно, — и вашу драгоценную связь.  Юнги лишь кивает. Внезапно ощущает колкие разряды в подушечках пальцев, разбегающиеся по рукам, груди, и ударяющие точно в сердце. Еле слышное волнение заволакивает, сосредотачивается где-то в рёбрах, заставляя его поёжится, и его осеняет. — Очнулся, — смотрит на Сокджина. Врач хмурится, но тут же отвлекается на звонок. Бормочет что-то вроде «да-да, иду» и смотрит на него в ответ поражённо. Сокджин просит его остаться в коридоре: для начала нужно проверить состояние Чимина. Юнги не спорит. Валится в мягкое кресло, пытается унять дрожь во всех конечностях. Его знобит и подташнивает, но не так сильно, чтобы принять это за самочувствие Чимина. Только сейчас он замечает, что его куртка вымокла изнутри, поэтому снимает её и кладёт на соседний стул. Ботинки вымокли насквозь тоже, но приходится терпеть. Надеется, что Чимин не станет ругать его сильно, если он заболеет. — Юнги-ши!  Тэхён возвышается над ним обезумевшей, взволнованной фурией. Его шарф скользит по влажной шее, и он срывает его, отбрасывая в сторону.  — Что произошло? — Присядь, Тэхён. Юнги не утаивает, рассказывает от начала до конца. Лицо Тэхёна мрачнеет с каждой новой раскрытой подробностью, и Юнги неловко извиняется под конец, чувствуя вину. Чонгук и Чимин всего лишь хотели помочь. — Я засажу этого ублюдка на пожизненно. И его прихвостней тоже, — шипит злостно, стягивая с плеч кремового цвета пальто.  — Я даже не мог подумать, что всё зайдёт так далеко. Досталось в итоге невиновным. — Ты тоже ни в чём не виноват, Юнги-ши. Порой люди становятся одержимыми местью — это страшно. Но страшнее всего, если месть эта пустая. Юнги соглашается. Похоже, что Донхван действительно лишился рассудка в погоне за кровной местью. Тэхён оставляет его одного, когда видит на этаже врача Чонгука, но ненадолго, потому что в дверях палаты появляется Ким Сокджин. — Зайдите, Юнги-ши, — Сокджин открывает дверь чуть шире и отходит в сторону, — ему без Вас плохо. Юнги входит в палату немедля. Сердце болезненно сжимается в крохотный комок, когда он видит сидящего на кровати Чимина. Его голова забинтована, руки и ноги обклеены пластырями, а сам он уткнулся носом в коленки, то и дело всхлипывая. — Маленький… — на выдохе, и Чимин поднимает взгляд. Там облегчение, там любовь непомерная, беспокойство и боль. Он тянет к нему израненные руки и утыкается носом в шею, как только Юнги садится рядом. Жмётся ближе, собирая ткань толстовки в кулаки, и, почувствовав долгожданную безопасность, уют, плачет. Юнги бесшумно роняет слёзы на его больничную рубашку тоже. — Всё хорошо, — шепчет, сцеловывая дорожки слёз с его щёк, — всё в порядке, родной. Чимин мычит, пытается что-то сказать, но выходит хрипло и тихо, едва различимо. Сокджин подаёт ему стакан с водой и улыбается на то, как Чимин жадно хлебает воду, не отпуская Юнги. — Интересный факт об этой вещице, — Сокджин указывает на стул, на спинке которого висит то, что осталось от куртки, в которой был Чимин. — Она немного смягчила падение господина Пака за счёт своей объёмности. Ему повезло. Юнги не сдерживает нервный смешок и смотрит на Чимина — он улыбается. Но вдруг оглядывает врача и Юнги встревоженно. — Что с Чонгуком?  — Я привёз его сюда, сейчас с ним Тэхён, — Юнги гладит его плечи успокаивающе. — Я оставлю вас, — Сокджин отвлекается на очередной звонок и спешно выходит из палаты.  Два синхронных вздоха разлетаются по одноместной палате, заставляя их встретиться смешливыми взглядами. Чимин прижимается щекой к груди Юнги и невесомо мажет губами по шее, задирая голову. — Мне было так страшно, Юнги, — шепчет чувственно, и Юнги обнимает его крепче, — страшно, что всё закончится так. Что мы потеряем друг друга. — Мне тоже. Когда я перестал тебя чувствовать, я чуть не сошёл с ума, — он забирается горячими ладонями под больничную рубашку и медленно ведёт ими по его спине. — У меня перед глазами стояла исчезающая метка Хосока и я боялся проверять свою. — Это было первое, что я сделал, когда очнулся, — Чимин вытягивает руку и осматривает ветку с иголочками. Юнги подхватывает его за локоть и подносит руку к губам, скользит ими по метке и смотрит точно в глаза. — Она останется здесь, — обещает, укладывая его руку себе на колени, и прикасается губами к губам, — навсегда. В груди разливается тепло, когда с пухлых губ срывается взаимное обещание. Они пройдут любой тернистый путь ради друг друга и их любви, что цветёт, как нежные лепестки.

***

Месяц пролетает незаметно. Произошедшее оседает густой дымкой где-то в памяти, но уже сильно не беспокоит. Первую неделю Чимину снились кошмары: он разбивался, смотрел на бездыханное тело Чонгука, их ловили засланные Донхвана, на его глазах погибал Юнги. Он просыпался с криками, в холодном поту, но рядом всегда кто-то был: Ким Сокджин, Тэхён или Юнги. Намджун и Хосок навещали их с Чонгуком днём, иногда вместе: в такие дни они чаще общались между собой, а потом воротили нос от шуточек младших. Всё стало налаживаться, когда Чимина выписали. Его сон охранял Юнги, который оставался у него чуть ли не каждый день. Сессию, почти полностью, удалось закрыть благодаря прилежной учёбе и хорошим рекомендациям: по пяти предметам из семи он получил автомат, а на двух экзаменах преподаватели дополнительными вопросами его не мучали. От участия в проекте Чимин не отказался, но по наставлению преподавателя получил второстепенную роль. Сначала расстроился, но, поговорив с Юнги, согласился с его мнением — роль хоть и не большая, но заметная. Целый сольный танец, три минуты под софитами. Чимин нервничает. Теребит край одного из белоснежных лепестков, прикреплённых к рубашке, и кусает губы. В зале, конечно, собрались все его близкие, а ещё добрая половина университета, если не больше. Однако, чем ближе подходит время его выхода на сцену, тем сильнее чувствует тёплое спокойствие — его дарит Юнги. Встав перед опущенным занавесом, прокручивает в голове движения, которые давались труднее всего, и расслабляется. Отпускает все мысли и волнения. В открывшейся взору толпе находит один единственный взгляд в третьем ряду и прикрывает глаза. Танцует. Отдохнувшее тело отзывается охотно, он крутится, парит. Ни единой запинки. Идеальный танец в роли наполненного душой цветка. Дыхание перехватывает, когда зал взрывается овациями, а на любимых губах расцветает яркая улыбка. После выступления Чимина вся компания собирается в одном из любимых баров. — Я всё ещё не могу отойти, это было так потрясающе, — Тэхён драматично вытирает несуществующие слёзы и утыкается в плечо Чонгука. Все смеются, а Чимин закатывает глаза, как и Хосок, который переводит взгляд на Намджуна, пытающегося разобраться в новом телефоне. — Положи ты уже свою игрушку, Господи, — он выхватывает телефон из его рук и откладывает на край стола. Намджун немного тушуется под строгим взглядом. — Там даже змейки нет, — бурчит в стакан с пивом, — и вообще, ты сам мне его подарил. — Как подарил, так и заберу обратно, — огрызается в ответ и поворачивается к хихикающим друзьям. — Прекратите ржать. — Ты какой-то…неудовлетворённый, — выдаёт Тэхён, взмахивая рукой, отчего Намджун давится пивом, а Хосок, зыркнув предостерегающе, помогает ему откашляться. — Чонгук-и, ты удачно закрыл сессию? — Чимин, как и всегда, старается сменить щепетильную тему и щипает булькающего виски от смеха Юнги за коленку. — О, да! — Чонгук хвастливо раскидывается на диване, но тут же вытягивается по струнке от выражения лица Тэхёна. — Ладно, меня пожалели и проставили автоматы. Зато Тэхён-и починил мой байк! — Ты всё равно будешь ездить на машине до весны, любимый, — Тэхён легко жмёт плечами и тянет через трубочку цветастый коктейль. Чонгук супится обиженно, но кивает, тут же получая примирительный поцелуй в щёку. Чимин любит такие вечера с друзьями, любит царящую в их компании уютную атмосферу. Общие переживания, будь то радостные или наоборот, сближают их сильнее. Теперь, когда Ли Донхван и его приспешники за решёткой, его гонки прикрыты, а раны залечены, они могут выдохнуть спокойно и продолжать заботиться друг о друге с новыми силами. Чимин улыбается собственным мыслям, чувствует пристальный взгляд. Знает, кому он принадлежит, и смотрит в ответ. Юнги обводит языком верхнюю губу, убирая капельки алкоголя, а в глазах нежность борется с пламенем. Раскалённое, оно перекидывается на Чимина, оседая приятной тяжестью внизу живота. — Я вспоминаю тебя с лепестками за спиной, — шепчет Юнги ему на ухо, придвинувшись ближе, — хочу увидеть тебя с ними снова. Его горячее дыхание шевелит волосы на висках и посылает вдоль позвоночника мурашки. Он оставляет целомудренный поцелуй на щеке, но Чимин чувствует, что действительно происходит внутри Мин Юнги. Чимин хочет его тоже. Он предвкушает. Момента особой близости у них так и не выдалось, но Чимину кажется, что сегодняшняя ночь изменит это. И лепестки — он наденет их снова и воплотит в жизнь все желания Юнги. — Юнги, — весёлый голос Сокджина заставляет их оторваться друг от друга, — расскажи, чем ты сейчас занимаешься! Ждать ли нам твоих новых творений в скором времени? Ким Сокджин влился их компанию и вовсе незаметно, но стал будто бы тем самым недостающим звеном — хёном для всех, опорой, поддержкой. Тэхён всё пытался переманить его в одну из частных клиник, которой владеет его компания, но Сокджин оставался непреклонен. Работа в городской больнице ему нравилась, к коллективу прикипел, поэтому Тэхён сдался, больше не напирал. Втихую стал отчислять ежемесячные пожертвования больнице для поддержания её работы. Юнги от такого вопроса слегка теряется и косится на Хосока, который пожимает плечами и делает какой-то непонятный жест рукой. — Я готовлю новый альбом, — сдаётся, ловя восторженные взгляды, — и, возможно, тур… Чимин оборачивается на него, смотрит непонимающе. О туре он не знал. Не может представить, каково ему будет во время их длительного расставания. Хосок первым нарушает напряжённую тишину. — Чимин-и, это будет, скорее всего, летом. Закроешь сессию и покатаешься с нами, я всё организую, — подмигивает. Чимин улыбается чуть криво, но другу верит. Расслабляется. К полуночи все собираются по домам. — Хочешь, я останусь сегодня с тобой? — спрашивает Юнги, кутая его в большой тёплый шарф. Взглядом, чуть поволоченным хмелем, гуляет по его лицу и останавливается на губах. — Хочу. Чимин вкладывает в это слово чуть больше, чем просто желание не расставаться сегодня, и Юнги это чутко улавливает. Целует чувственно на выходе из бара, нежно — в такси, несдержанно — на пороге комнаты. Хмурится, когда Чимин оставляет его возле кровати одного, а затем любовно гладит пальцами обтянутый шёлком каркас лепестков, но быстро отвлекается на ничем не прикрытое тело. Скользит по нему сначала взглядом, а затем горячими ладонями, и укладывает Чимина на кровать точно под зеркальным потолком. — Посмотри на себя, — просит, разместившись у него в ногах, и продолжает осыпать щедрыми поцелуями кожу, — моё совершенство. Первый стон слетает с губ Чимина, когда Юнги мягко проникает в него одним пальцем и кружит языком по головке, а затем вбирает член наполовину; второй, когда он неожиданно сменяет уже два пальца языком, постепенно растягивая влажные от смазки стенки. Третий, самый громкий и сладкий, когда Юнги заполняет его собой, медленно и осторожно. Двигается плавно, так правильно, и, когда попадает по простате, громко и низко стонет сам. Смотрит поражённо, толкается снова и, крепче сжав одеяло под рукой, глушит новый сильный стон в его шее. — Чёрт, Юнги, — Чимин впивается ноготками в его плечи и весь дрожит от сверхчувствительности, — это безумие, — глаза закатывает от того, как Юнги хорошо тоже. Наслаждение, помноженное на десятизначное число. Чимин подаётся бёдрами навстречу, но взгляда оторвать от их отражения не может: то, как они двигаются, как раскинулись лепестки за его спиной, как напрягается спина Юнги и его ягодицы — искусство в истинном обличии. Он просит поменяться. Седлает его бёдра и насаживается сам, опираясь руками на грудь. Движения размеренные, в собственном темпе, приводят его в восторг, а рука на изнывающем без внимания члене подталкивает к разрядке. Юнги прослеживает его направленный в потолок взгляд и смотрит тоже. Возбуждается ещё больше. Руками мнёт его талию, пальцами бежит по рёбрам, татуировке и белым лепесткам за спиной, оттягивает ягодицы, сжигает дотла восхищённым взглядом. — Я уже близко, цветочек, — шепчет и прижимает грудью к себе, подмахивает бёдрами чуть быстрее, создавая приятное трение между тел. — Пожалуйста, — хнычет Чимин, обхватывая ладонями его лицо и припадая губами к губам, сжимает его в себе и с громким стоном кончает на его живот. Юнги догоняет через пару толчков. Чимин перекатывается на подушки и снова рассматривает их: вспотевших, довольных, влюблённых. — Я повешу у себя такое же, — смеётся Юнги, сцеловывая ответную ухмылку с его лица, — мы выглядим чертовски горячо. Они проваливаются в сладкий сон почти моментально, в обнимку, а утром занимаются любовью снова, но уже в душе. Жарко, страстно, наслаждаясь прикосновениями влажных тел и утопая в звуках развязных шлепков бёдер. Вода уносит все свидетельства, и начинается новый день — полный терний, но и оглаживающих их лепестков.