Через тернии к лепесткам

Чимину кажется, что он сходит с ума. Все начинается с обычных снов: из-за того, что Юнги в туре с солнечного, но всё ещё промозглого апреля, он снится Чимину часто. Иногда это сны, наполненные уютом и теплом, в которых они держатся за руки или жмутся друг к другу в беседке загородного дома Тэхёна, где они уже успели побывать до отъезда Юнги. А иногда…эти милые сны заканчиваются отборной порнографией, как сегодня.  Чимин скулит и зажимает между ног скомканное одеяло. Возбуждение почти болезненно оттого, что приходит внезапно, заполняя собой его балансирующий на грани сна и реальности мозг, и он мысленно просит у Юнги прощения за то, что скучает так сильно. Картинки того, как Юнги жадно вылизывает всё его тело, а затем вытрахивает и душу, прижимая к стене, развеиваются лишь когда Чимин с сиплым вскриком пачкает собственные пижамные штаны. — Блять, — стонет он, приспуская их, и, вытеревшись ими же, откидывает на пол. Он прячет раскрасневшееся, вспотевшее лицо в ладонях и всхлипывает. Это мучительно ровно столько же, сколько и стыдно. Влажные сны стали приходить к нему спустя пару недель после того, как Юнги уехал в тур. Сначала Юнги никак не комментировал это, лишь с ухмылкой спрашивал как Чимину спалось, но потом, когда такие сны стали сниться ему чуть ли не каждые два дня, а на любимом лице залегла тень отчаяния от разлуки, он без капли стеснения стал разговаривать об этом с Чимином. — Чимин-и, это нормально, — в очередной раз говорит Юнги. Он, уставший, валяется в простынях, утопая половиной лица в подушке. — Это естественная реакция твоего организма на наше вынужденное расставание. Сегодня я даже не почувствовал, был на репетиции, — улыбается. Чимин вздыхает. Конечно, Юнги выматывается и иногда не чувствует внутреннего буйства, а спит беспробудно, не видя снов. Чимин переживает, что из-за разницы в часовых поясах его сны могут Юнги помешать репетировать или вовсе вести концерт, но Юнги воспринимает это абсолютно спокойно. Чимину искренне хочется перенять хоть каплю спокойствия от него, но дело в том, что грязные мыслишки теперь закрадываются в его голову даже днём, застигая врасплох. Он вытесняет их воспоминаниями о том, как они познакомились и через что они прошли, как отмечали Рождество и день рождения Тэхёна за городом; как целовались под бой курантов в Новый год и играли в снежки, разделившись на команды. Это помогает, а потом он ложится спать и… — Котёнок, — зовёт его голос из динамика, и Чимин осоловело промаргивается, — потерпи ещё немного. Осталось всего пять концертов и я вернусь домой. Мне правда жаль, что тур пришлось начать раньше — я очень хотел, чтобы ты покатался со нами хотя бы немного, — с ноткой грусти говорит Юнги, укладывая телефон на соседнюю подушку. Так создаётся хоть какое-то ощущение того, что они рядом. — Я знаю, Юнги-я, — бормочет Чимин, укладываясь на кровать тоже, — ты молодец. Ты так быстро закончил альбом, что оттягивать тур не было смысла, — он улыбается, проводя пальчиком по носу и щеке Юнги на экране. — Горжусь тобой. — Спасибо, Чимин-и, — Юнги чуть ли не урчит, принимая похвалу, и отвлекается на стук в дверь. — Подожди минутку. Пока Юнги разбирается с нарушителем звонка, Чимин открывает на другой вкладке расписание его тура. Осталось действительно совсем немного, но из-за перемещений между странами пять концертов растягиваются ещё на месяц. Чимин скользит внимательным взглядом по датам и сам же восторгается своей внезапной идее: если он поднажмёт с экзаменами и получит как минимум два «автомата», то шанс успеть на концерт в Японии не такой уж и маленький. Юнги он, конечно, об этом не скажет. Зато вечером делится идеей с Хосоком, который, стоя в очереди американской сетевой кофейни, визжит на всё помещение, распугивая посетителей и бариста. — Это очень круто, Чимин-а, — причитает он, извиняясь и уходя к столику, — эх, люблю начинать день с хороших новостей. Так ты, говоришь, хочешь устроить Юнги сюрприз? — Да, поэтому кричал бы ты поменьше, — усмехается Чимин. Он критично осматривает вешалки с одеждой под счастливым взором Хосока, подмечая, что мог бы взять с собой в поездку.  — Никто не узнает, не переживай, — Хосок отмахивается, хихикая, а затем вдруг становится серьёзным. — Чимин-а, а как ты…ну, справляешься? — В каком смысле? — Чимин переводит на него настороженный взгляд. Юнги вряд ли стал бы рассказывать Хосоку о том, что с ним происходит. — Просто… — Хосок воровато оглядывается по сторонам, а затем подносит телефон ближе к лицу и прикрывает рот ладонью, как будто его речь на корейском кто-то из посетителей может распознать, — я ужасно скучаю по Намджуну. И я не о том, что мне хочется обнимашек, понимаешь? Меня иногда накрывает невпопад и мне приходится…избавляться от проблемы, — он многозначительно ведёт бровями, а после хмурится. — Примерно так же и справляюсь, — задумчиво тянет Чимин, а Хосок неожиданно облегчённо смеётся. — Я уж думал, что я извращенец какой-то, — говорит он, качая головой. — Намджун сказал, что мы могли бы попробовать сделать это по телефону, но я не представляю как. Жаль, что из-за работы он не сможет приехать вот так внезапно, как ты к Юнги. Чимин кивает, скрывая улыбку. Интересно, останется ли Хосок при своём мнении после завтрашнего концерта. Намджун, вообще-то, обещал Чимину целое видео с реакцией на его внезапное появление. Хосок переключается на безудержное болтание об их поездках и местах, которые команде удаётся посетить в отведённое свободное время, а Чимин добирается до глубин шкафа: сортирует вещи, которые носить уже точно не будет, и вещи, которые оставит и возьмёт с собой. Дойдя до обувных коробок, он усаживается на пол и, поставив телефон на полку, начинает пересматривать и их.  Всё идёт размеренно до момента, когда в его руках оказывается непримечательная серебристая коробка без опознавательных надписей и знаков. Чимин подвисает на пару секунд, вспоминая, где он мог такую купить. Открыв её, он теряет дар речи, а память услужливо всё расставляет по своим местам. Это был подарок для Юнги на день святого Валентина, который Чимину так и не удалось подарить. Юнги свалился с температурой перед самым днём влюблённых, поэтому подарок пришлось отложить и обойтись уютным вечером в объятьях друг друга. Однако теперь, разглядывая ярко-красные кожаные портупеи, красное кружево трусиков и пробку с розовым кристаллом в виде сердечка на конце, Чимин понимает, что применение подарку всё же найдёт. Он обязан сделать Юнги сюрприз. К счастью, преподаватели охотно идут ему навстречу, одобряя досрочное закрытие сессии, а влажные сны до самого отъезда в Японию не беспокоят из-за утомляемости учёбой. Заветная серебристая коробка отправляется на дно чемодана.

***

Токио встречает Чимина знойной июньской жарой. Выкатив чемодан на пешеходную дорожку, Чимин садится прямо на него и заказывает такси. В ожидании он оглядывает суетящийся аэропорт и вздыхает: он был тут в детстве с родителями, когда отец был ещё жив. Кажется, они летали сюда по каким-то важным семейным делам, поэтому поездка Чимину не запомнилась. Они никуда не ходили, разве что ужинали в ресторане, а днём он с мамой занимался математикой в номере отеля. Хосок настаивал на том, чтобы Чимин заселился в тот же отель, что и команда тура: риск пересечься там с Юнги минимален, так как он постоянно находится на репетициях. Однако Чимин всё же предпочёл отель соседний, менее дорогой и непримечательный. После встречи они всё равно проведут вечер вместе. Номер оказывается небольшим, но очень уютным. До концерта остаётся несколько часов, поэтому Чимин, выложив на кровать самое необходимое на сегодня, отправляется в душ. Переливающийся розовый кристаллик в его руках игриво подмигивает яркими бликами. Чимин надеется, что, находясь на репетиции, Юнги и в этот раз не почувствует ничего лишнего. Процесс растяжки затягивается на долгий час: Чимин сосредотачивается больше на том, какой будет реакция Юнги, когда они встретятся, поэтому возбуждение постепенно отходит на второй план и почти не мешает. Смывая с рук и бёдер смазку, он представляет как восхитительно будет выглядеть в портупеях и кружеве и как привлекательно будет блестеть пробка — ему не кажется это пошлым, скорее, безумно страстным. И это именно то, чего ему хочется: показать себя, подразнить Юнги, не ждать и не осторожничать. На самом деле Чимин приготовил ещё кое-что. Осматривая свой усыпанный стразами джинсовый костюм, Чимин невольно возвращается к событиям изменившего его жизнь дня и дотрагивается до метки. За неполный год Чимин настолько привык чувствовать внутри себя целую палитру эмоций, помимо собственных, что теперь даже не может вспомнить, каково было до. Иногда ему всё же кажется, что это не могло случиться с ним взаправду: любящий его Юнги, их связь и метки, но оттого Чимин ценит каждый проведённый со своим соулмейтом день и чувствует себя по-настоящему счастливым. Чимин наносит совсем немного макияжа, подчёркивая глаза, и укладывает волосы. Он покидает отель с лёгким чувством волнения и предвкушения, а в такси пишет Хосоку о том, что скоро будет у арены. В этот раз посмотреть концерт Юнги придут почти двадцать тысяч человек, и это вызывает в Чимине трепет и гордость, ведь он был свидетелем бессонных ночей и творческих порывов Юнги в процессе создания альбома. Юнги же, в свою очередь, всегда напоминал Чимину о том, что он является неотъемлемой частью этого процесса, даря ему вдохновение и просто находясь рядом. Хосок записывает долгое голосовое сообщение с указаниями, куда ему нужно идти. Чимин слушает его, когда оказывается уже на месте и, следуя инструкциям взбудораженного Хосока, наконец, находит нужные двери, к которым его пропускает охрана. Внутри его встречает приветливая девушка-организатор: тёмными коридорами и окольными путями они добираются до выхода к зрительским местам. Указав Чимину на пустующий последний ряд и попросив выбрать любое место, она в спешке ретируется по своим делам.  Чимин в смятении присаживается на место с краю: в заполненном до отказа зале его место на одиноком пустом ряду кажется самым заметным. Он ловит несколько косых взглядов снизу и сбоку — очевидно, люди подозревают, что он не просто фанат — и решает поделиться своими переживаниями с Хосоком. — Там будет сидеть стафф. Они скоро поднимутся, так что не волнуйся, — заверяет его голос Хосока из сообщения, и Чимин чуть расслабленно выдыхает. Срывать сюрприз ему не хочется, хотя, конечно, вряд ли Юнги смог бы заметить его с такого расстояния.  Почти целый ряд вскоре действительно оказывается занятым: люди из команды Юнги здороваются с ним, предлагают воду и закуски. От последнего Чимин отказывается, а вот воду хлебает до треска бутылки. Видеть перед собой весь стадион непривычно, особенно когда на последнем своём концерте он был в первом ряду танцпола, но, как только гаснет свет и загораются разноцветные огоньки лайтстиков в руках фанатов, Чимин восхищённо вздыхает. Юнги, как и всегда, справляется потрясающе. Его волосы успели отрасти, хоть он и стригся перед отъездом, и снова уложены мягкими волнами. Чимин впитывает каждую эмоцию на любимом лице на широком экране, подпевает и даже встаёт, чтобы попрыгать вместе с толпой. Интересно, чувствует ли Юнги удвоенную силу своей энергии?  Чимин об этом уже не задумывается, потому что Юнги берёт гитару и начинает серию своих лиричных песен. Слова затрагивают как любовь, так и отношения между людьми; Юнги поёт о чувствах и их принятии, о сложностях, встречающихся на пути взаимоотношений с миром. Чимин шмыгает носом, но не плачет: он уже это делал, когда впервые слушал альбом.  Когда Юнги пересаживается за пианино и начинает играть акустическую версию значимого как для них обоих, так и для фанатов «Nevermind», Чимин не сдерживается и роняет несколько слезинок на собственные сложенные руки. В грудной клетке разливается тепло, пропитывает каждую клеточку тела восторгом и несоизмеримой любовью. Чимину хочется прыгнуть в его руки и в тысячный раз признаться в чувствах, поблагодарить Юнги за то, что они взаимны, и за его творчество. Словно прочитав его мысли, один из работников стаффа под конец песни просит Чимина следовать за ним, чтобы попасть в гримёрку. Чимин повинуется немедля.  — Ооо, Чимин-и! — Хосок вскакивает с кожаного дивана и несётся к нему с объятиями. — Ну, как ты? Выглядишь отпадно. — Спасибо, хён, — Чимин раскачивается в его объятиях и отстраняется, — я отлично, а концерт просто…вау! Юнги бесподобен. — Да, это правда, — соглашается Хосок, складывая вещи в свой рюкзак, — он тренируется, как бешеный. Я порой чуть ли не дерусь с ним из-за того, что он мало отдыхает, — вздыхает и цепляет лямку на плечо. — Я поговорю с ним, — серьёзно говорит Чимин, а Хосок заходится в хохоте, приобнимая его. — Не говори, лучше сделай, — ухмыляется он, — расслабь его. Действенный способ ты знаешь, — и подмигивает. — Хё-ё-ён, — Чимин вымученно стонет и закатывает глаза под возобновившийся смех Хосока. — Ладно, всё, — он поднимает руки в примирительном жесте и направляется к двери, — не буду мешать вашему воссоединению и другим скажу, чтобы сюда не заявлялись. Все по кроваткам и бай-бай. Хорошего вечера, Чимин-и, — тянет он и, широко улыбнувшись, скрывается в темноте коридора. Чимин, чуть раскрасневшийся от наставлений Хосока и бушующих внутри эмоций, присаживается на подлокотник дивана, о чём вмиг жалеет. С губ слетает тихий стон, а позвоночник прошибает колючий холодок: пробка давит на стенки, заставляя вздрогнуть. Подскочив, Чимин начинает расхаживать по комнате, но замирает, когда слышит шаги. — Хоба, у нас остался вис… Юнги замирает тоже, как только их взгляды пересекаются. Дышит глубоко и сбивчиво, разглядывая его несколько секунд, а затем настигает в пару длинных шагов и сковывает в долгожданных объятиях. — Чимин-и, — выдыхает прямо на ухо и вмиг находит его губы своими, — мой хороший, родной, — осыпает поцелуями всё лицо, обнимая за плечи и талию, — мне ведь не мерещится что ты здесь, да? — Я здесь, Юнги, — шепчет Чимин в ответ и выцеловывает его щёки, прижимаясь ближе. Пальчиками забирается под его куртку и выводит узоры на влажной футболке. — Я так соскучился по тебе, — Юнги, под воздействием возбуждения от только что закончившегося концерта, трясущимися руками оглаживает его предплечья, постепенно спускаясь ниже, — я бы расцеловал тебя всего. — Пожалуйста, сделай это, Юнги, — хнычет Чимин, когда горячие ладони останавливаются на его ягодницах, легонько стискивая. Юнги смотрит в его глаза. В них ничего, кроме явной нужды и безграничного доверия с ноткой нераскрытой загадки. Он решается моментально: закрывает дверь, скидывает куртку на диван и возвращается к облокотившемуся на гримёрный столик Чимину, снова осматривая его с головы до ног. Маленькие стразы на его джинсовке игриво переливаются под ярким светом лампочек на зеркале, но то, как счастливо и интригующе сияют глаза Чимина — не поддаётся сравнению. — Этот костюм…я помню его, — тихо говорит Юнги, расстёгивая пуговицу за пуговицей на его джинсовке, скользит ладонями по его плечам и спускает рукава. Джинсовка падает на стол, а Чимин под желанными прикосновениями слегка прогибается в пояснице. Юнги сводит брови в смятении, когда видит, как сетчатая белая майка просвечивает нечто иное, чем голое тело. Он проходится пальцем по выпуклостям, огибая соски, и, добравшись до низа и приподняв майку до рёбер, удивлённо выдыхает. — Чёрт возьми, Чимин-и… Чимин стягивает майку до конца сам и откровенно наслаждается тем, как жадно Юнги рассматривает его тело. Это определённо стоило того, чтобы перетерпеть раздражение от врезающихся в кожу ремешков. Он охает, когда Юнги ловко подцепляет один пальцем и почти что впечатывает его в себя. — Что ты со мной делаешь, Пак Чимин, — хрипит Юнги перед тем, как завладеть его губами в страстном поцелуе. Он подкладывает руку ему под поясницу и, усадив Чимина на стол и поудобнее расположившись между его ног, отрывается от губ, переходя на шею, а затем и грудь. — Тебе…ах, нравится, Юнги-я? — спрашивает Чимин, плавясь под торопливыми движениями его рук и языка, очерчивающего ореолы сосков. Возбуждение растёт в геометрической прогрессии: Юнги ласкает его, как и всегда, так правильно, не забывает уделить внимание татуировке, метке и чувствительному низу живота. Он едва успевает вдохнуть перед тем, как обрушить на Чимина новую порцию обжигающих поцелуев, и осознание того, как сам Юнги нуждался в их близости, заставляет Чимина толкнуться бёдрами ему навстречу. — Я в восторге, детка, — Юнги ловит его взгляд и улыбается лукаво. — Ты приготовил что-то ещё? Хочешь, чтобы я их снял? — он с нажимом ведёт ладонями по его бёдрам, царапая кожу о россыпь страз. — Да, — Чимин нетерпеливо ёрзает на месте и, закусив губу, следит за тем, как Юнги расправляется с ремнём. Он тянет джинсы вниз и гулко сглатывает, вперившись взглядом в полупрозрачное красное кружево. — Боже, блять, — Юнги прикрывает глаза и страдальчески заламывает брови. Чимин внутренне ликует от такой реакции: ему нравится, чертовски нравится подводить Юнги к грани, поэтому, когда он видит его взгляд — истинное пламя в связке с безудержным желанием, — лишь ждёт того, что будет дальше. Юнги, однако, проявляет первоклассную выдержку и медленно присаживается на корточки, обдавая горячим дыханием его промежность и бёдра. Красное кружево призывает к действию, но он противится. Он знает, теперь знает, на что рассчитывал Чимин, поэтому меняет правила игры и действует осторожно, ласково: Чимин вздрагивает под нежными поцелуями на внутренней стороне бёдер и недовольно сопит, когда Юнги, спустив его джинсы до щиколоток, ведёт дорожки поцелуев по его коленям и голеням. Чимин растерянно шарится по столу в поисках его руки и переплетает их пальцы, призывно дёргая за них. — Юнги, ты медлишь, — шипит он, когда лицо Юнги снова оказывается на уровне его бёдер, и возмущённо тянет носом воздух, заслышав хриплый смех. — Не ты один любишь играться, Пак Чимин, — он поднимается и нависает над ним, вжимая спиной в зеркало, а затем прихватывает зубами одно из колечек в его в ухе и рычит: — но, так и быть, я буду играть по твоим правилам. Чимина прошивает крупная дрожь сначала от того, как низко и властно звучит голос Юнги, а потом и от того, как сильная рука давит ему на грудь, лишая возможности хоть как-то пошевелиться. Он высоко стонет и жмурится, когда Юнги широкими мазками языка ласкает его член, скрытый за тонким кружевным бельём, и оставляет на нежной коже лобка щиплющие укусы. Юнги подцепляет зубами кромку трусиков и резко тянет вниз, а затем так же резко вбирает член в рот и задаёт выбивающий из Чимина дух темп. Он пытается приподняться, чтобы взглянуть на усердно работающего ртом Юнги, но тот лишь пригвождает его к столу сильнее. Чимин хнычет и прикладывается щекой к зеркалу: его прохлада не помогает. Ощущений слишком много, а скованность движений не играет ему на руку в том, чтобы отсрочить быстро подступающий оргазм. — Ю-юнги, я… — шепчет он, как в бреду, но никак не ожидает, что Юнги вдруг отстранится.  Чимин разъярённо поднимается на локтях, не ощущая больше тяжести на груди, и смотрит на Юнги: он ухмыляется, вытирая ладонью рот, и одной рукой расстёгивает брюки. — Какого… — Слезь и развернись. Чимин хочет возмутиться, но ловит себя на мысли о том, что этого он и добивался. Из-за такого Юнги, доведённого до крайней степени вожделения, у него сладко скручивает внутренности, а член отзывчиво дёргается. Ему уже неважно, кто теперь управляет этой игрой — Чимин в любом случае в выигрыше, как и Юнги. Опираясь руками на стол, Чимин встаёт на дрожащие ноги и, окончательно скинув джинсы и бельё, поворачивается к Юнги спиной. Он смотрит на себя в зеркало: укладка подпортилась, а губы раскраснелись, как и щёки — вызывающе. Однако отражение абсолютно нагого, возбуждённого Юнги, медленно ступающего к нему, заводит его больше. — У нас какая-то нездоровая тяга к зеркалам, не находишь? — тихо хмыкает Юнги, обвивая руками его талию, и толкается в бёдра. Чимин хихикает и качает головой, а затем напрягается в предвкушении, затихая, когда Юнги второй рукой разводит его ягодицы. — Думаешь, я не заметил её? Она так красиво блестела, Чимин-и.  Юнги обводит пальцами форму сердечка и осторожно надавливает, заставляя Чимина выгнуть спину и застонать. — Так сильно по мне скучал, что решил подготовить себя сам и раззадорить моего внутреннего, вечно голодного до тебя зверя, — Юнги возвращает руку на ягодицу, поглаживая, а второй обхватывает его подбородок и поворачивает голову, заглядывая в глаза, — где ты её взял, цветочек? Расскажи мне. — Это всё должно было стать…м-м, подарком на день всех влюблённых, — Чимин на секунду прикрывает глаза, чувствуя, как двойное возбуждение подавляет возможность внятно связывать слова. — Ох, Чимин-и, — Юнги ведёт носом по его щеке и утягивает в глубокий, влажный поцелуй, пока пальцами подцепляет наконечник пробки и тянет на себя. Чимин стонет в его губы и вцепляется в стол, всё больше прогибаясь в спине и расставляя ноги шире. — О чём ты думал, когда растягивал себя, сладкий? Обо мне, о моих пальцах или, может, языке? Мм? — Юнги разглядывает его чуть смутившееся лицо, улыбаясь, и вводит пробку обратно до упора перед тем, как снова потянуть за неё. — О тебе, — выдыхает Чимин, бросая на него короткие взгляды из-под трепещущих ресниц, — о тебе и о том, как ты будешь смотреть на меня. Как будешь жела-а-а… — Чимин не успевает договорить, как оказывается прижат к прохладному мрамору стола. Юнги вытаскивает пробку, откидывая её на стол, и собирает пальцами стремительно стекающую по бёдрам смазку, а затем, распределив её по всей своей длине, входит одним слитым движением до звучного шлепка. Юнги двигается то быстро, то медленно, с оттяжкой, стискивает его бока и одной рукой обхватывает член, сжимая у основания. Чимин стонет высоко и громко, не сдерживаясь и не волнуясь о том, что их могут услышать. Юнги это не беспокоит тоже: он хочет растянуть их удовольствие, показать Чимину, как скучал и желал его. Он отстраняется и, присев, обводит языком сжимающийся сфинктер перед тем, как толкнуться кончиком внутрь. — Чёрт, Юнги, ах… — Чимин прикусывает ребро ладони, чтобы не сорваться на крик, и извивается на столе, инстинктивно виляя бёдрами, — пожалуйста, милый, я хочу кончить… Юнги послушно отрывается и входит под новым углом, притягивая Чимина к своей груди за кожаные ремешки. В этот раз он вбивается чрезвычайно быстро и, судя по тому, как вскрикивает Чимин, попадает прямо по простате. Он скалится довольно, наблюдая за их отражением, и пару раз проводит по его члену пальцами. — Давай, цветочек, я тоже близко, — шепчет он, убирая взмокшие пряди с его лба, и целует в румяную щёчку.  — Юнги, ах…блять, — Чимин крупно дрожит всем телом и изливается на руку Юнги. Его немного ведёт вперёд из-за сильного перенапряжения, и он облокачивается руками на стол, отзываясь тихими стонами на продолжающиеся толчки.  Юнги входит до упора в последний раз и, закусив губу и порыкивая, кончает внутри короткими толчками. Он прикрывает глаза, переводя дыхание и подмечая, что это был первый раз, когда они кончили с небольшим отрывом друг от друга. Как это работает он не понимает, да и сил думать сейчас нет. Разомкнув один глаз, он видит, что Чимин, помимо влажных салфеток, тянет ему пробку, и удивлённо вскидывает брови. — Пожалуйста, Юнги, — устало тянет Чимин, — иначе мы всё тут испачкаем. Я помоюсь в отеле. И расстегни портупеи, у меня вся спина горит. — Я вымою тебя сам, — Юнги заменяет себя пробкой, большим пальцем погладив розовый кристаллик, и чмокает Чимина в поясницу. Вытерев руки, он расстёгивает и снимает с него ремешки.  — Спасибо, — облегчённо выдыхает он и, оторвавшись от стола, поворачивается и тянет к Юнги руки, — иди сюда. Чимин обнимает его крепко, укладывая ладошки на лопатки, а голову на плечо, и прилипает губами к шее. Юнги гладит его спину и пару раз шлёпает по попе, подбадривая, от чего Чимин заливается тихим смехом. — Я люблю тебя, — говорит, смыкая руки сзади на его шее, и ластится к щеке. Целует в уголок губ и совершенно счастливо улыбается. — И я люблю тебя, проказник, — Юнги сжимает его щёки ладонями и целует в надувшиеся губы, а затем игриво щиплет за бок, — как ты здесь вообще оказался?  — Мне надоели эти дурацкие сны, и я решил воплотить их реальность, — фыркает Чимин и смеётся, на что Юнги лишь качает головой. — На самом деле я просто закрыл сессию досрочно, потому что хотел поскорее увидеть тебя, а в остальном мне помог Хосок. — Ну куда же без него, — Юнги шутливо закатывает глаза, натягивая бельё и брюки. — Ты молодец, Чимин-и. Моя гордость, — он целует Чимина в макушку и передаёт ему в руки майку.  Чимин борется со смущённой улыбкой, пока одевается, но внутри восторженно пищит. Временами он всё ещё чувствует, что внутри него живёт маленькая фанатка, дорвавшаяся до признания любимым артистом. Чимин усмехается собственным мыслям. — На каком этаже ты остановился? Надо забрать твои вещи и перенести ко мне в номер, — непринуждённо бросает Юнги, когда они садятся в машину, которую подогнали специально для них. — На третьем…в соседнем отеле, — отвечает Чимин и хихикает, когда Юнги непонимающе уставляется на него, а затем хлопает себя ладонью по лбу, когда ловит озарение. — Я сам настоял на том, чтобы заселиться там и избежать форс-мажоров. Было бы обидно, если бы мой сюрприз не удался. — Ну, хорошо, что он всё же удался. Да, Чимин-и? — Юнги толкается языком в щёку и многозначительно смотрит на его зад. Чимин округляет глаза и шикает на него, ёрзая на сидении под тихий хохот со стороны. Больше Юнги не шутит: ни когда видит почти не разобранный чемодан в номере Чимина, ни когда набирает огромную ванную с пенкой в своём роскошном. Он раздевает его сам и садится в ванную первым, укладывая млеющего Чимина на себя. Гладит его плечи, грудь и живот, поливая их пенной водой, и целует за ушком. Разведя его ноги, он нащупывает пальцами пробку и осторожно вытаскивает её, ловя чужой томный вздох своими губами. — Юнги, я… — Чимин приоткрывает рот в немой просьбе и охает, проезжаясь промежностью по острой коленке Юнги. — Мм? Что ты хочешь, родной? — он прикусывает его плечо и улыбается, чувствуя, как внутри покалывает лёгкое возбуждение. Чимину нужно так мало, чтобы прийти к нему: всего лишь Юнги рядом.  — Тебя, внутри, — Чимин разворачивается в его руках и шепчет на ухо, выдерживая томительную паузу. Хлопает глазами и прикусывает губу. — Котёнок, ты такой ненасытный, — мурлычет Юнги, целуя раскрасневшиеся от пара и смущения щёки, — я тоже сильно соскучился по тебе, но давай потерпим до кровати, хорошо? Иначе твоя чудесная попа потом будет зудеть, — говорит, сажая ему на нос капельку пены. Чимин досадливо дует губы, а потом хихикает и соглашается. Впереди у них вся ночь, а следующим вечером перелёт домой, в Корею. Юнги даст два завершающих тур концерта, которые Чимин обязательно посетит вместе с друзьями, и после небольшого празднования в любимом ресторанчике, они привычно возьмут одно такси на двоих. Чимин не знает, что к концу лета Юнги планирует устроить его переезд в свою квартиру, ведь тернии всегда полны сюрпризов, как и лепестки.