Через тернии к лепесткам

После совместного завтрака вчетвером Чимин с Чонгуком отправляются на пары. Понедельник, как и стремительно пролетевшие выходные, погодой не радует: дождь не сильный, но моросящий, чем кажется Чимину ещё противнее. Он уверяет Юнги, что доберётся сам, хоть и ехать далековато, но Хосок великодушно вызывается его подвезти, ссылаясь на дела в той части города, где расположен Университет искусств. — Вы всего навсего до вечера прощаетесь, а жмётесь тут, как будто вас на года разлучают, — вздыхает Хосок, кривясь от их затянувшихся объятий. — Пошёл ты, Хоба, — бросает Юнги добродушно и, оставив ещё несколько поцелуев на щеках Чимина, выпускает его из кольца рук. Он забавно вжимается в воротник объёмной куртки, которую Юнги заботливо одолжил: куртка Чимина местами не досохла. Чонгук перед их отъездом сообщает, что загрузка данных ещё в процессе, и это его очень видимо нервирует. Он из тех людей, которые готовы помочь в любую минуту, и начинают корить себя, если что-то идёт не так. — Не беспокойся, Чонгук-и, мы в любом случае доберёмся до правды, — заверяет его Юнги, очевидно, подметивший его состояние, и дружелюбно трепет макушку. — Конечно, хён, — Чонгук давит лучезарную улыбку, и во взгляде его действительно проскакивает облегчение. Чонгук, оказавшись на улице, материт погоду и пробки по причине неё же и уезжает с парковки первым, отсалютовав Чимину с Хосоком на прощание. Они остаются одни, и Чимин теряется немного, не зная, как начать какой-нибудь непринуждённый разговор. Ему всё ещё стыдно, что они с Юнги так нагло вторглись в его сон, да и сам Хосок продолжает смотреть настороженно. — Сколько у тебя пар сегодня? — он сам, однако, нарушает тишину, спустя несколько минут. — Две, до пяти, — Чимин шарится по рюкзаку и, найдя запасную тетрадь на все случаи жизни, выдыхает радостно. — Для всего и сразу? — хмыкает Хосок, кивая на толстую тетрадь. — У меня такая была почти для всех предметов, начиная экономикой и заканчивая английским, — смеётся, отчего в уголках глаз появляются морщинки. — Она запасная, на самом деле, — Чимин ёрзает на сидении неловко, — я люблю, чтобы всё было структурировано, поэтому всё равно переписываю всю информацию оттуда в предметные тетради, — признаётся скромно. — Что же, звучит очень ответственно, — Хосок поворачивается к нему на мгновение и не скрывает улыбки. — Вы с Юнги действительно одного поля ягоды, — добавляет задумчиво. Чимину хочется спросить его о соулмейте — ему действительно интересно, но метки на его руках вчера вечером, пока Хосок ходил в футболке, он не увидел, поэтому не решается. Сам не замечает, как взгляд останавливается на его руке, покоящейся на руле, чем и выдаёт себя, видимо. — Хочешь спросить меня про моего соула, да? — он поджимает губы, словно рассуждая, стоит ли открываться Чимину, но, остановившись на светофоре, вздыхает и решает поделиться. — Он погиб на гонках. Буквально через две недели после того, как мы встретились, — говорит спокойно. Чимин чувствует отвратительный ком в горле и опускает взгляд. Даже несмотря на то, что они с Хосоком ещё не оттаяли в отношении друг к другу, Чимин ему сочувствует. Он не может даже представить, что было бы, случись такое с ним или с кем-то из его близких. — Как ты… — начинает он хрипло и, откашлявшись, продолжает, — как ты справляешься с этим? — Это было три года назад, и сейчас мне уже легче. Но тогда… — он отвлекается на какое-то время, объезжая мелку аварию на дороге, — тогда мне было очень херово, Чимин. Я не пожелаю такого никому. Чимин кивает, соглашаясь, но вопросы его в голове всплывают один за другим, и он всё же решается их задать, спросив разрешения. — Что произошло с твоей меткой после этого? — Чимин поворачивается к нему лицом и утыкается виском в спинку сидения, готовый слушать. — Исчезла почти сразу же. Это было безболезненно, в отличие от момента самой аварии. Хотя, знаешь, всё произошло так быстро, что я почувствовал только адскую боль в голове на несколько секунд, а потом всё внезапно прекратилось, — он сжимает руль крепче и сверяется с навигатором, кивая самому себе. — У нас не было такой сильной связи, как у вас с Юнги. Возможно, так происходит у всех, кто теряет соулмейта. Но если связь особенная… мне страшно представить, что происходит с обоими. Чимину страшно тоже, поэтому он отгоняет непрошенные мысли и сосредотачивается на дороге до самого университета, пока Хосок не паркуется и не теребит его плечо осторожно. — Не думай об этом, ладно? Судьба это или воля случая, но всё уже в прошлом, — подбадривает, мягко улыбаясь. — У вас всё будет хорошо. Вся эта ситуация с Юнги меня, конечно, напрягает, но это, скорее, профессиональное, уж извини. Я действительно желаю ему только лучшего, как и тебе, — признаётся он. — Я надеюсь, что ты будешь счастлив тоже, Хосок-ши, — Чимин улыбается ему в ответ, накрыв руку своей, — спасибо. — Тебе можно называть меня хёном… но Чонгуку нельзя! — Хосок фыркает шутливо. Кажется, всё ещё дуется на Чонгука за его проделки. — Ладно, увидимся вечером! — Чимин накидывает капюшон и выбегает на улицу, махнув ему на прощание и получив в ответ мигание фар. Время на парах тянется для Чимина бесконечно долго. Мыслительный процесс, посвящённый далеко не учёбе, не останавливается ни на секунду, хотя в какой-то момент Чимин ловит себя на понимании одного важного факта — сессия приближается неумолимо, как и прослушивание на проект. Ему бы остаться сегодня в университете подольше, подготовиться к основным предметам и танцу, который он будет представлять, но чаша весов перед выбором в итоге всё равно перевешивает в сторону Юнги и его безопасности. С остальным он разберётся как-нибудь. Вторую, последнюю, пару он отсиживает как на иголках, постоянно проверяет телефон, который Чонгук отдал ему нехотя, но успел поставить всевозможную защиту; смотрит в окно с кратковременными перерывами, всё же не теряя сути того, о чём вещает преподаватель. Со звонком, свидетельствующим об окончании занятия, подрывается одним из первых и несётся на улицу, на ходу застёгивая огромную куртку, и застывает на широком крыльце университета. Юнги сменил байк на машину — большой белый кроссовер. Он как бельмо среди немногочисленных маленьких и неброских машинок на университетской парковке, поэтому притягивает странные, порой восторженные взгляды, как и сам Юнги. Узнать его, наверное, невозможно: маска, натянутая почти до самых глаз, солнечные очки и непривычно светлый образ, но Чимин находит его взглядом сразу и улыбается. Преодолевает лестницу, перепрыгивая через ступеньки, пару раз чуть ли не поскальзывается и, оказавшись на ровном, местами покрывшемся наледью асфальте, вприпрыжку настигает приспустившего очки и разглядывающего его Юнги. Вжимается носом в его утеплённую куртку и обвивает руки вокруг талии, легонько раскачиваясь. — Ты чего это, цветочек? — Юнги не скупится на объятия тоже, пальцами пробегается по растрепавшимся от бега волосам и укладывает подбородок на макушку. Прижимает к себе и гладит по спине, дышит глубоко, помогая Чимину выровнять сердцебиение. — Соскучился, — выдыхает и, отстранившись, поднимает взгляд, — и рад, что с тобой всё в порядке. Юнги хочется его поцеловать. Нетерпеливо, пылко, со всей своей любовью. Он опасливо озирается по сторонам, а затем опускает маску и касается губами его щеки — нежно, целомудренно, в противовес своим желаниям. Нужен момент получше. — Садись, — Юнги кивает в сторону машины и, проследив за летящим к пассажирской двери Чимином, садится за руль. — Как… — Чимин успевает только бросить рюкзак на заднее сидение перед тем, как его прерывают, утягивая в сладкий, сковывающий внутренности поцелуй. От неожиданности он вцепляется в воротник куртки Юнги, но почти сразу же расслабляется. Поддаётся, открывается, позволяет вести. Юнги придерживает его за затылок и талию, чтобы не отстранялся, а Чимину и не хочется. Он обмякает в его руках всё больше, не выдерживает и стонет прямо в губы, ощущая непомерное тепло, разливающееся в груди. — Я ждал этого с тех пор, как ты вышел за дверь, — Юнги отпускает его губы, горящие и зацелованные, и тянется к ремню позади него, — так что ты хотел спросить? — озорно улыбается, защёлкивая замок. — Не помню, — Чимин хлопает глазами и смеётся чуть смущённо, — наверное, как у тебя дела? — Всё хорошо, — Юнги снимает маску, болтающуюся на одном ухе, и снова надевает сдёрнутые впопыхах очки, — вот, забрал машину и приехал за тобой, — тянет задумчиво, выезжая на дорогу. — Почему не написал?  — Хотел сделать сюрприз, — улыбается очаровательно. В дороге к дому Намджуна, Чимин предупреждает его звонком и рассказывает Юнги об учёбе и приближающейся сессии. На все его просьбы сосредоточиться на подготовке отмахивается и уверяет, что всё сдаст — Чимин действительно считает, что расставил приоритеты верно. Он хочет Юнги помочь, хочет найти того, кто его, Чимина, подставил, хочет безопасности и спокойствия. Юнги, кажется, его прилив уверенности чувствует тоже, потому что, припарковавшись, смотрит благодарно и целует в самый уголок рта. — Тебя за тонер часто останавливают? — прилетает им в лоб, когда они подходят к ожидающему их Чонгуку. — Никогда, — Юнги пожимает плечами и улыбается лукаво. — Везучий хён, — тяжко вздыхает Чонгук и отрывает зад от своего байка. — Какой у нас план? — спрашивает Чимин, останавливаясь в нескольких шагах от подъезда дома Намджуна. — План-капкан, — заявляет Чонгук шутливо, а затем, как по щелчку, говорит уже серьёзно: — Хосок-ши приедет позже, а пока я буду проверять полученные данные по телефону, вы расспросите Намджуна-хёна про ноут. Ставлю пятьдесят тысяч на то, что он его потерял, — ухмыляется, на что Чимин лишь закатывает глаза. Намджуна история о попытке взлома в квартиру Юнги и слежке за ним и Чимином прибивает к стулу, похоже, даже не фигурально: он застывает и вцепляется руками в сидение по бокам от бёдер. Лицо его бледнеет стремительно и почти сливается с выкрашенными в светло-бежевый стенами кухни. — Я… — начинает он хрипло и под настороженным взглядом двух пар глаз закрывает лицо руками, — о, Господи. — Намджун-хён, ты имеешь к этому какое-то отношение? — Чимин сводит брови в смятении и бросает взгляд на Юнги, такого же ничего не понимающего. — Что? Нет, конечно! — он убирает руки от лица и кладёт их на стол перед собой, а после оглядывает их с видом выброшенного на улицу щенка. — Понимаете, я…у меня его украли на выходных, когда мы были на гонках. — Расскажи поподробнее, пожалуйста, — просит Юнги, подсаживаясь к нему чуть ближе. — Ох, ну я брал его с собой, чтобы заполнить школьные ведомости. Он всё время был в рюкзаке и я, честно говоря, даже не знаю, как так получилось, потому что рюкзак был со мной. Может, я отвлёкся на что-то и им удалось как-то его вытащить…в общем, я обнаружил пропажу только после твоего сегодняшнего звонка, Чимин-и. Он ведь и не нужен мне был, сегодня у меня занятий не было, — сокрушается Намджун, явно теперь ругающий себя за неосмотрительность. — Ты не почувствовал, что твой рюкзак стал чуть легче? — Чонгук входит на кухню, но от своего ноутбука не отрывается, активно клацая по клавиатуре. — Не подумал даже, всегда ведь налегке езжу… — Извини, Намджун-хён, но теперь я тебе даже мышь от своего компьютера не доверю, — хмыкает Чонгук, чем, видимо, расстраивает Намджуна ещё больше. Он свешивает голову и кивает удручённо. — Гук-и, сейчас не время и не место для шуток, — говорит Чимин хмуро и, не давая ему шанса возразить, спешит задать Намджуну логичный вопрос: — может ты помнишь, что возле тебя кто-то крутился или отвлекал тебя?  Намджун призадумывается на пару минут и смотрит на Чимина как-то напряжённо. — Наверное, только ты? — тянет он неуверенно. — В тот момент, когда тебе стало плохо и мне пришлось бежать за водой в магазин. Чимину кажется, что он попал в какой-то дешёвый детектив, иначе как объяснить то, что Чонгук и Юнги, словно в замедленной съёмке, поворачиваются к нему и смотрят как-то оценивающе. — Хён… Договорить Чонгуку не даёт резкий сигнал мобильного Юнги. Проморгавшись, он отводит взгляд от Чимина и отвечает на звонок. — Сукин сын! — Юнги, не ожидавший разъярённого ора с первых секунд, отводит телефон от уха, морщась, — Юнги, я, кажется, догадываюсь, кто устроил всё это дерьмо. Знаешь, кто был на наших последних гонках?… — Ли Донхван! — раздаётся сразу с двух сторон, и Юнги замирает, косясь на довольного проделанной работой Чонгука. Чимин хмурится, не улавливая знакомого имени, а Намджун обмирает. — Брат Донхёна? — сипит, судорожно цепляясь за каждую появляющуюся в голове мысль, — я ничего не понимаю, Хосок. — Этот ублюдок… — Хосок тяжело вздыхает и, видимо, набирает в лёгкие побольше воздуха, чтобы вывалить все свои догадки, пока Юнги ставит звонок на громкую связь. — Когда Донхён разбился, ты…помнишь, что говорил нам Донхван? Юнги помнит, конечно. Столько изощрённых проклятий он в свою сторону не слышал даже от самых завистливых хейтеров. То, что произошло с Донхёном — соулмейтом Хосока — было стечением обстоятельств, не более. Юнги помнит всё, потому что был там сам.  В тот день к вечеру разошёлся дождь, был только третий заезд на их с Хосоком недавно основанных гонках. На самом деле, они решили его отменить, но Донхён и ещё несколько участников всё равно решили погонять. В этом был весь он: драйв, скорость, адреналин и пренебрежение правилами. Не помогли и уговоры Хосока, который к своему соулмейту за короткий срок успел привязаться. А дальше сплошной сумбур: Хосок первым почувствовал что-то неладное, впал в истерику, а затем в полнейшее оцепенение. Тот, кто первым добрался до финиша, стал что-то кричать и звать на помощь. Полиция, скорая, пожарные. Юнги увёз Хосока к себе, выхаживал несколько дней и видел, как исчезает метка. Видел борьбу, отчаяние и вину в чужом взгляде, поддерживал и напоминал, что это несчастный случай. А потом объявился Донхван. Разбил Хосоку губу, а Юнги нос, но правду не принимал. У него тоже были свои гонки: ещё нелегальнее, ещё опаснее, но вина за смерть брата, по его мнению, лежала не на обстоятельствах и упрямстве Донхёна — на Хосоке, который не настоял; на Юнги, который допустил. Даже несмотря на то, что родители семейства Ли приняли такой тяжёлый виток судьбы, потому что знали, что гонки для сына — больше, чем увлечение, Ли Донхван остался непреклонен и угрожал разрушить жизни Хосока и Юнги. О чём Юнги не догадывался — Донхван, видимо, на самом деле решил воплотить свои угрозы жизни спустя время. Им движет месть, которая, как известно, подаётся блюдом холодным. — Помню, — отвечает Юнги, вновь ощущая непомерную тяжесть на плечах, как и тогда. — Что нам делать, Хосок? — Приструнить недоумка, — выдаёт, не раздумывая, — я не позволю ему отнять у нас всё, чего мы достигли собственными силами. Мне жаль упекать его за решётку, и я очень надеюсь, что до этого не дойдёт, но он не остановится, Юнги. — Тогда давай сначала попробуем поговорить с ним, — предлагает Юнги, — конечно, в прошлый раз он нас слушать не стал, но прошло уже три года.  — Вот именно! Три года, Юнги, а он до сих пор жаждет втоптать нас в грязь, — Хосок рычит и шумно ударяет по рулю, — хорошо, давай попробуем. Я поеду к нему в мастерскую, подъезжай и прихвати с собой кого-нибудь. Уверен, он нас ждёт и не один. Юнги стремится лишь к справедливости, а оттого идея вразумить Донхвана кажется ему сейчас наиболее правильной. Он, как и Хосок, тоже взбешён его внезапной местью — всё-таки безопасность его и его близких оказалась под угрозой. Ведь Чимин оказался вмешан тоже: Донхван не только следил за ним, но и подставил, что могло бы привести к печальным последствиям, займись этим делом бездействующая сейчас полиция.  Юнги выныривает из-под толщи мыслей и ловит три озадаченных взгляда. Тяжело вздохнув, рассказывает обо всём по порядку, но не ожидает того, что происходит дальше. Намджун подрывается резко, импульсивно даже, и, нервно пригладив волосы, уходит в комнату. Возвращается уже с фотографией в руках и выкладывает её на стол. Юнги теряет дар речи, когда видит на ней Донхёна, задорно улыбающегося и надевающего шлем на Намджуна. — Мы…были близкими друзьями, — говорит тихо, не отрывая взгляда от фото, — он привёл меня в гонки. Знаете, поначалу на гонках Донхвана не было такого безобразия, но потом… — он судорожно выдыхает и, сглотнув, продолжает: — мы с Донхёном отделились. Гоняли вдвоём, а затем услышали про новые гонки. Я не смог попасть на заезд в тот вечер, хотя очень хотел, потому что Донхён обещал познакомить меня со своим соулмейтом. Юнги откровенно потрясён открывшимися обстоятельствами. Он не может вспомнить, видел ли когда-то Намджуна, да и не удивительно это: прошло столько времени, к тому же они ведь постоянно в шлемах. — Когда я узнал о том, что случилось, я злился тоже. На самого себя, на тех, кто это допустил, но его родители не сомневались, что участие в заезде было только его выбором. Всё-таки в этом был весь Донхён…поэтому я просто смирился и отпустил, — Намджун жмурится, борясь с эмоциями, и, совладав с собой, добавляет: — В последний раз я видел Донхвана на похоронах, и я не удивлён, что он скатился в криминал. Он вспыльчив и порой неблагоразумен — его гонки говорят всё сами за своего хозяина. Юнги кивает — так и есть. Пьяное вождение, ставки, проституция и наркотики процветали на каждом его заезде. От гонок ради азарта и ощущений, безобидных, там не осталось ничего.  — Я поеду с тобой и поддержу тебя, Юнги-ши, — уверенно заверяет Намджун, — но Чимину и Чонгуку там делать нечего. Если он и вправду ждёт вас, как сказал Хосок, неизвестно какие сюрпризы у него припрятаны. Это может быть ловушка, здесь безопаснее, — смотрит на всех убийственно серьёзно. — Я согласен, — Юнги поднимается и смотрит сначала на Чонгука, — Чонгук-и, ты можешь поставить какую-нибудь прослушку на мой телефон? Если он не согласится решить всё мирно, мы попробуем добиться от него признания, а дальше будем действовать через полицию. — Спрашиваешь, хён, — он хмыкает и вытягивает руку, — давай сюда. — Чимин-и, на разговор, — просит мягко, отдавая Чонгуку телефон и утягивая Чимина за собой в соседнюю комнату.  Чимин, мягко говоря, пребывает в шоке от происходящего. Привычный уклад его жизни за последнее время пошатнулся неслабо: сначала его кумир оказался его соулмейтом; мало того, что за ним следили, так ещё и подставили; сейчас же вскрывается то, что человек из его круга общения был связан с Юнги, хоть и сам этого не подозревал. Чимин силится унять растущее внутри беспокойство от таких резких поворотов судьбы, но чувствует, что проигрывает. Ему нужно отпустить Юнги, довериться и дать разобраться самому, и лучше бы никто ему не говорил о том, чем промышляет этот Донхван, потому что теперь Чимину страшно. За Юнги, за друзей, за себя. — Маленький, пожалуйста, — Юнги прикрывает дверь и усаживает его на диван, сам садится перед ним на корточки и крепко сжимает ладони в своих, — послушай меня и не бойся.  Чимин смотрит на него, кажется, даже не моргая. — Донхван уже знает, что ты мне дорог. Я очень надеюсь на хоть каплю его адекватности, но если мы поедем туда вместе, у него появится шанс уничтожить меня, навредив тебе, — объясняет, касаясь кончиком носа его щеки, — я не прощу себе этого. Не прощу. — Юнги… — Чимин тянется к нему и обнимает за шею, — пожалуйста, будь аккуратен. Без тебя мне уже никак, — шепчет почти на ухо, заставляя кожу Юнги покрыться мурашками.  Чимин подаётся навстречу первым, легко накрывает его губы своими и целует неторопливо, оттягивая момент расставания. У Юнги нет сил противостоять, он целует глубже и гладит по волосам, передаёт все свои чувства и вкладывает обещание вернуться как можно скорее. Чимин хнычет чуть слышно, принимает и доверяет. — Юнги-ши? — Намджун аккуратно стучит в дверь, выдёргивая обоих из приятного забвения. — Едем, — он прижимает Чимина к себе напоследок, а затем поднимается и выходит из комнаты. Спустя час Чимин чувствует резкую боль в голове, но понять ничего не успевает и теряет сознание.