«ФЕДЬ!!! Я знаю, что завтра вполне себе учебный день, но, выйди погулять. Пожалуйста!!! Я на площадке.»
Малость поразмыслив, присылаю парочку гифок. Обе с моими великими цитатками и взрывами. Эффектно. Через минуты две Федя отвечает: «Я выпил таблетки от аллергии и залил себе в нос литр всякой хрени. Имей в виду, что этого хватит не на долго. Моя смерть на твоей совести.» Ура!!! Федюша умрёт в муках!***
Вскоре Федя приходит. Весь из себя такой деловой, в рубашечке с коротким рукавом, галстуке и шортах. Нет, ну политический одноклассник! Жаль, что без дипломата. — Причины и повод? — тут же начинает он. Ни здрасьте, ни до свидания! Ну и что, что мы уже в школе виделись? — Ой, да ладно тебе. Мне просто скучно, — я спрыгиваю с качелей и, взяв Феденьку под руку, непринуждённо веду его в неизвестном направлении. — А ещё я по этой же причине сегодня к тебе на ночёвку. — Что у тебя с родителями? — да что за серьёзность! — Да так, хрень сказанул. Не опасно, никто не злиться, мне просто неуютно, — улыбаюсь я. Феде подробности ни к чему. Как минимум потому, что я не могу представить его ответа на мой рассказ. Типа, ну что он добавит? — К тому же, всё почти-почти стабильно. Но я всё еще как-то себя накручиваю и тревожусь. Кажись, я просто неудачник. — Хочешь отвлечься? — догадливый. За это я его и люблю. — Очень. Так что давай на электросамокате покатаемся. Я плачу́! — А я уж думал, ты меня повёл на другой конец города, чтобы там меня аллергия настигла. — Пф, да за кого ты меня держишь?! Я что пешком это буду делать?! На самокате, конечно. Федя хихикает, прищурившись. Мне нравиться это выражение лица.***
Кататься на электросамокате было весело. Особенно вдвоём. Да, запрещено, но такая атмосферища! Федя молится господу Богу на каждом повороте и хватается за меня крепче, чтобы не гнохнуться. По правде сказать, его прикосновения малость смущают, но с Фёдором-то Достоевским я всегда смущён. Ладно. Если думать только о его костлявых руках, можно с ума сойти. Приятнее представить, что ему в лицо наверняка лезут мои прекрасные волосы, а коса обязана была отвесить пару пощёчин. Но не вдарил же мне ещё Феденька!!! Вот и славно! Впрочем, Фёдор вскоре находит удобное положение и начинает непринуждённо болтать со мной. — Знаешь, Коль, мне кажется, что после такого оплаты проезда недостаточно. Думаю, ты должен мне булочку. Или, может быть, партейку в дурака без жульничества… Как думаешь, что ты потянешь? — ладно, я приуменьшил, когда подумал о том, что это непринуждённый диалог. Это пытка! Как можно только подумать о партии в дурака без жульничества?! Весь шарм пропадает. Неужели не будет возмущённого «Николай, ты спрятал карту в рукаве» или «это не козырь, чтобы им бить туз»… Да хоть «Коль, я знаю, что ты положил сверху колоды джокера. На нем уголок загнут. И я знаю, что ты подкинешь его себе. Прекращай.»!!! Это же такая романтика. — Не отвлекай водителя, а то сейчас в столб врежемся!!! — вместо тирады про карты говорю я. Феденька моё мнение о картах знает. — Так почему бы тебе не сбавить скорость? — звучит угрожающе. — Без ветерка тогда будет!!! — думаю, меня уже прокляли. — Порой я желаю тебе смерти, — да, точно прокляли. — Нежно и возвышенно? — и проклянут ещё не раз. И не два. — Это только твой удел, — сухо отвечает Федя. — Блин.***
Федя идет довольный, жуя свою ватрушку. — Ммм, да ты мастер поиска булочных. Я о ней даже не знал. А там так вкусно, — он выглядит счастливым. Даже слишком. Неужели булочка такая вкусная? — Да ты как будто бы город без меня бы знал! — Какого ты высокого о себе мнения, Коль, — без оттенка укора отмечает Фёдор — Я просто стараюсь самосовершенствоваться, чтобы соответствовать тебе, — подмигиваю я, хихикнув. — Самосовершенствование — это не нахаливание себя. — Я себя рекламирую! — Тебе нужна пиар-компания получше. — Ты, например? — я расплываюсь в улыбке, когда Федя косится на меня и откусывает ватрушку так, будто это моя голова. Это правда выглядит очень смешно!!! — Без комментариев.***
Мы продолжаем неспешно гулять. Скоро должен был быть закат, и я знаю, где его стоит встретить. Не очень далеко располагается парковка. Она на небольшой возвышенности, и вокруг не так много деревьев, что могли бы закрыть вид на закат. Мне не очень нравится это место. Оно слишком пустое и обычное. Но виды там действительно впечатляющие. Да и Феде оно по душе. Не могу сказать, что заставлял себя туда идти. Нет. Почему же? Просто на крыше уютнее. Там много смешных надписей. И атмосфера другая. Но быстрее дойти до туда, чем переться домой. Я неторопливо перебираю ногами, то сжимая, то разжимая руку Фёдора. Изредка невзначай кладу её ему на плечо и приподнимаю, тут же отпуская. Хочется всякой тактильной ерунды. Очень. Да и Федя не то чтобы против. Он возражал, когда мы вели активную беседу о Нострадамусе и о том, как сильно его перекрутили. Сейчас тема себя исчерпала. Оттого мы уютно молчали. Федя вскоре неоднозначно посмотрел на меня. — Честно, меня пугает определённость, — выдавил он и тут же отвёл взгляд куда-то в в небо. — Ха? — я немного не понял контекст и то, как определённость вообще может пугать. Определённость будущего? Ну, это пугает, ведь исключает свободу воли. Но не думаю, что Феденька об этом. Мы уже как-то раз это обсуждали. А если он находит больше сведений, то всегда начинает с «помнишь, мы обсуждали». Ну или с чего-то похожего. Насколько я помню… — Ну, я о честном разговоре глаза в глаза и всё, что ты там ещё говорил. Меня это напрягает, — Фёдор всё ещё смотрел куда угодно, но не на меня. Чего он так? Эх… Ну, так-то меня напрягает не только его взгляд, но и слова. Кому станет хуже от того, что мы обозначим наши чувства друг к другу более конкретно? Нет, мы оба не любим ярлыки, но… Блин. Тут это же правда нужно. Я хочу по-человечески обозначить, что я не прикалываюсь, не издеваюсь и не ищу во всех своих нарушающих личные границы действиях какой-то там свободы. Уже нет. Это было бы слишком грубо. И я хочу услышать, что Федя мне точно-точно не подыгрывает, не выражает так… Заботу? Не знаю, какое он ещё оправдание может себе найти! Я хочу знать, что это не так. Ладно. Вру на много. Я и так это понимаю, но определённость тут необходима! Я не хочу чувствовать себя фантазером. А ещё хочу обсудить некоторые моменты свободы. И мнение Феди насчёт некоторых вещей. И своё тоже. Лучше заранее всё уточнить. Но как это пугать-то может?! Я не кусаюсь. Ну, может слегка. Буквально. — Прошу прощения, но что тебя там может напрягать? — как можно осторожнее спрашиваю я. — Вдруг я хуйню ляпну, — что. — Эм… Федь, я всё понимаю, но это я понять не могу, — какую ты там собираешься хуйню ляпнуть? Нет, я не злюсь. Просто… Боже. Если он считает хуйней признание в чувствах, то я прыгаю с двадцать пятого этажа. Ладно. Разбавим атмосферу напоминанием о кубиках Рубика. — Ты слишком сложный кубик-рубик. Фёдор вздыхает, смотрит мне в глаза, улыбается, сжимает мою руку чуть сильнее. Что-то перекручивается внутри меня, но вскоре встаёт на место. — Забей, мне просто нравятся кошки-мышки, — мне не захотелось ему врезать, не захотелось обматерить и послать к чертям. Наверное, его взгляд плохо на меня влияет… Я тоже улыбаюсь и невесомо целую Федю в лоб. — А, то есть мне стоит петь catch me if you can, working on my tan, Salvatore. — Можно и так.***
— Вот и закат, — сказал Федя, смотря на алое Солнце. Оно обволакивало приятным свечением весь небосвод, заставляя его сверкать. На фоне чистого света выделялись тёмные, но невероятно воздушные, облака. — Фоткай давай!!! — поторопил я. Знаю я это Солнце! Лишняя минута, а свет уже не так падает! — Мгм, — Фёдор потыкал что-то в телефоне, сфоткал, а потом выдал: — Встань вон туда. — Ха! Помнится мне, ты говорил, что люди портят все фотографии. — Но у меня же всегда были фотографии с тобой. — То были другие. — Сейчас Солнце зайдёт. Не тяни кота за яйца. Позируй. Ты же у нас модель, — теперь торопит Федя. — Раз ты умоляешь… Я встал на фоне заката в очень адекватную позу, в не очень адекватную позу, в позу поедания солнца, в позу наркомана, в позу акробата. Потом позы кончились. Я подошёл к Фёдору, чтобы глянуть результат. Удивительно, но на его фотографиях я не выглядел так, будто я спился в три года. Все снимки были одобрены, так что Федя убрал телефон и уставился на закат. Опять сжал мою руку. Атмосфера стала в разы романтичнее. Вот только Феденька соблаговолил тут же чихнуть. Он откашлялся. — Смотри, то облако похоже на бегущую курицу, — Федя указал пальцем на облако. — Да, похоже. Но в тут вижу бегущего дракона. Вот эта часть — крыло, а не голова. — А это резиновая уточка! — Поезд! — Самолет! — Аист! — Утка-француз! — Голубь! — Голубь. — О, рыба!!!***
Аллергия Фёдора как-то подозрительно быстро вернулась. Совсем расчихался. Я побоялся, что он задохнётся нахрен, и мы поспешили домой. Там я одолжил вещи у Феди, ведь негоже в его кровать в уличной одежде залазить. И как же хорошо, что Феденька дома не носит ничего обтягивающего. Всё на пару размеров больше. Как же удобно! Как для меня покупал. Потом мы завалились на кровать. Я обнял его, а он включил что-то не очень скучное, но и не очень интересное на фоне. Меня больше занимало разглядывание его лица, чем вникание во всё это. Через некоторое время мы сыграли партейку в дурака, потом в пьяницу. Пьяница всегда затягивается. Но было весело. Потом мне захотелось спать. Да и утром придется тут же скакать к себе мыть голову особым единственным и неповторимым шампунем, а потом собираться в школу. Не выйдет понежиться в кроватке. Так что лучше выспаться. Фёдор оценил мое стремление к здоровому сну. Так мы и улеглись. Сон шёл медленно, но было спокойно. Прошлой ночью мне казалось, что кто-то следит и медленно утаскивает меня. А ещё силуэты чудились. Даже с закрытыми глазами. С Федей такого не было. Были объятия и спокойствие. Впрочем, у Фёдора оказались несколько иные чувства: — Мне в последнее время так тревожно. Так однозначно и определённо. Всё внутри скукоживается. Каждый раз. — Каждый раз, когда что? — Когда смотрю на тебя. Стало больновато. И даже стыдно. Как будто дело не в мыслях Феди, а в моих действиях. Как будто я всегда порчу. — Это не комплимент, да? — горько усмехаюсь я. Феденька проводит рукой по моим волосам и похлопывает по спине. Лучше не становится — Хотелось бы мне, чтобы это был комплимент, — мечтательно протянул он. — Что я могу для тебя сделать? — Ничего не нужно. Я просто хотел поделиться этим ощущением. Тебе же нравится, когда я честный, да? Федя, ну хватит быть таким грустным! Ну не надо. Ну почему ты такой печальный? Конечно, мне нравится, когда ты честный. И когда пиздабол наглый. Только не будь таким грустным. Ну что это такое? — Очень, — утешаю его я. — Ты мне всегда нравишься. Твоя ложь, твоя правда… Какая разница? Но я ценю честность, — я чувствую, как с Фёдора сходит напряжение. Надеюсь, он улыбается. Впрочем, тишина не длится долго. В моей голове носятся хаотичные мысли. Они дают понять, что физическое напряжение не всегда связано с эмоциональным. Вау, да я гений. Поэтому приходятся уточнить. — Тебе ведь хорошо со мной, не смотря на тревогу? — Конечно, — Федя бархатно смеется. — Мои переживания не могут омрачить тебя. Ты не меняешься из моих тревог. Ты всё также чудесен, Коль. Я тебя ценю. — Я тебя тоже. Доброй ночи. — Доброй.***
Через пару дней Федя помер. У него по неизвестной причине заболело горло. Неделю он хрипел дома, следующую я ленился ходить в школу. Потому что оценки и так заебись были, ничего исправлять не надо, да и интересного ничего не проходим! Вдобавок к этому два дня той недели выдались неучебными из-за экзаменов. Потом я всё же соизволил явиться в школу. Ну и вскоре, удивительно, учебный год кончился. Обещали линейку, но, увы, позже сказали, что она будет только с первого по пятый класс, а также у выпускников. Ну малышня, ну жжёт! Девятым и одиннадцатым классам я завидовать не могу. После экзаменов они реально заслужили линейку. Ну, а у нас только классный час с вручением бумажек. И на там спасибо. Мы с Федей получили целую гору!!! — Активное участие в жизни класса?! — удивляюсь я, внимательно осматривая эту макулатуру во время торжественного шествия домой. — Мы ж в сценке участвовали. А ещё плакат рисовали. Заслужено, — Федя пожимает плечами. — РисовалИ? Разве этим не Сигма занимался, пока я рассказывал тебе историю о том, как меня закидали снежками первоклашки? — ну не думал, что наш божий ангелочек Федюша настолько преувеличивать умеет! — Может быть и так. Но чем больше бумажек, тем лучше. Вот у меня тут и за олимпиады есть. Ну я и молодец, — нахваливает себя Фёдор. — А то! Гордость школы. Я между прочим тоже неплох в этих ваших олимпиадах. Но с тобой не сравнюсь. На целых две бумажки меньше!!! — драматично заверяю я. — Аплодисменты? — хмыкает Федя. О, как же мне его без них оставить? Вот я и хлопаю. Хлоп-хлоп, вот я и холоп! Ладно. Все проехали. — А какие у тебя, к слову, планы на лето? Не едешь никуда, случаем? — не к месту интересуюсь я. — Нет. Я бы предупредил. Планирую активнее готовиться к ЕГЭ. И читать. Много читать. Ну, как всегда. Хотя это тоже подготовка к ЕГЭ… Может, пару раз в деревню съезжу. Но это так, дня на два. Свой досуг разбавлять тобой планировал. Ну ещё к Чехову буду бегать иногда. Может, с Рампо или с Дазаевым погуляю. Как карта ляжет. — Я тоже тобой досуг разбавлять планирую. Но, наверное, не каждый день. Я Сигме расправу жестокую обещал! Да и много кому чего обещал… Надо будет со всеми гулять. Не хочу друзей обделять. Тебя тем более. Так что я тебя ого-го как выгуляю! Кстати-кстати! Встретимся сегодня ночью? — Где? — как мило, что это единственный вопрос, который его заботит. — На крыше. Часов в двенадцать, — без раздумий отвечаю я и, сделав кокетливое лицо (ну, мне так кажется), произношу: — Мне бы хотелось разделить с тобой эту ночь блаженства. — Не переигрывай, — обламывает Федя. — Хочу насладиться первым днём каникул, — повторяю я по-людски. — С тобой. И печеньем. Прихвати немного. — Как пожелаешь, — улыбается он.***
Будь у меня небесный плащ, Расшитый солнцем и луной, Все краски дня вобравший плащ, Всю тьму, пронзённую луной, — Его бы я — к твоим стопам; Но у меня одни мечты, Я их кладу к твоим стопам — Не растопчи мои мечты.
Ночью выходить из квартиры было… Не страшно точно. Непривычно. И ехать в лифте было немного не по себе. Как будто даже свет изменился. Обычно ночью я в квартиру только захожу. Новый год уж точно не считается! Там ночь как день. Веселье, радость, фейерверки. А сейчас… Тихо. Умиротворенно. Так… Тянуще? Стоять почему-то было трудно. Ноги немного ватные. Но это действительно приятно. Ночь обещает быть прекрасной. Пока что на крыше пусто. Чёрное-чёрное небо словно обволакивает меня. Внизу светят лишь фонари. Только в очень редких окошках горит свет. Кто-то одиноко бредёт по улице. Я вздыхаю. Тут действительно спокойно. И свежо. Ночной воздух всегда особенный. Приятнее дневного. Ветер еле касается моих распущенных волос, немного их путая. Я подпираю голову рукой и смотрю вдаль. Машина тихо проезжает по дороге. Всё такое медленное. Всё спит. Тонкая рука ложится на моё плечо. Улыбка трогает мои губы. Федя пришёл. — Ночью так романтично, да? — мягко произношу я, когда он обнимает меня со спины. Невероятно нежно… — Жаль, что Луны не видно, — отзывается Фёдор полушёпотом. Наверное, чтобы не спугнуть темноту. — Да, помню, как мы встречали её восход пару раз осенью. Она была такой красной, — Федя в это время разрывает объятия, становясь рядом со мной. Он достаёт из кармана несколько маленьких обещанных пачек печенья. Я молча беру одну, начиная хрустеть. Приятное дополнение в виде печенек никому никогда не вредило. К тому же, поедание сия чуда света, наверное, займет больше времени, чем весь наш разговор. Потому что у меня нет для него тем. Да и нужны ли они? Тут просто хорошо. Хорошо в тишине. Достоевский немного дрожит. Замёрз за пару минут. Ожидаемо. Я снимаю кофту, накидывая на него. Федя смотрит сквозь меня, улыбаясь. Он просовывает руки в рукава, после чего пододвигается ко мне ближе. Я не решаюсь приобнять. Луна мерно выплывает из-за облаков, одаривая нас приглушённым голубоватым светом. Хорошо… — Ты позвал меня не ради «честного разговора»? — прикрывает тишину Федя. Его голос не звучит тревожно. Просто уточнение. Довольно безразличное. Я не возражаю. Такой тон по-своему хорош. — Ещё нет. Думаю, через неделю. Может, две. Собираюсь с мыслями. Тебе бы тоже стоило. — Ага. — Если ты скажешь что-то очень грубое на нервах, я не обижусь. Ты же знаешь? — добродушно напоминаю я, заглядывая ему в лицо. — Знаю, — Фёдор звучит уверенно. — Дело же не в этом? — Не в этом. Но всё хорошо. — В чем именно хорошо? — В плане чувств. Они у нас одинаковые. Всё хорошо. И у меня есть ответы на твои предполагаемые вопросы. — Я знаю. — Ты всегда знаешь, а у меня всегда хорошо. Мило, не находишь? — Что-то в этом есть. Но всегда всё знаю не только я, но и ты. Кажись, у нас общая любимая фраза. Федя усмехается, и наступает молчание. Я слышу ровное дыхание Фёдора. Сегодня он, по всей видимости, тоже проникся ночным спокойствием. Он не выглядит нервным. И он как всегда прекрасен… Я любуюсь его профилем, дорожкой родинок от подбородка до виска, фарфоровой кожей… С трепетом всё же приобнимаю его хрупкое тело. Голова Феди ложится мне на плечо. — Почему-то я придаю слишком большое значение нашему молчанию. Она довольно интимное, — говорю я небу, Луне, домам, фонарям, тому самому скрывшемуся прохожему, Фёдору… — Знаешь, у меня даже порой мурашки по телу. Ни с того ни с сего. Вот просто. — Мне тоже оно по душе, — тихо отвечает Федя. — А что бы ты выбрал: вечно молчать со мной или вечно говорить? — внезапно спрашиваю я. Он, кажется, даже не удивляется. — Говорить. — А почему-у-у? — Некоторые вещи сложно объяснить взглядом. Увы. Я хмыкаю. — Звучит как цитата из 2017. — А ты бы как сказал? — Сказал, что у тебя приятный голос, поэтому всегда молчать — не вариант. Федя хихикает, наконец-то кладя руку мне на талию. — Мило.***
— Я никогда не спрашивал, но я никак не могу понять одну единственную вещь. Ты человек Бога или науки? — это действительно невозможно понять. Если пытаться вычленить что-то из разговоров с Федей, то каждое его слово окажется противоречивым. — Стараюсь совмещать. Наука точна, а религия приятна… Хочется верить во Всевышнего, зная все ужасы мира. Да, Бога, конечно, изображают слишком жестоким, но я убеждён, что, если Он есть, то милосерден. Хочется верить и в то, что ада нет, но есть волшебный ангел-психотерапевт, который помогает заблудшим душам. Каждый человек достоин найти покой на небесах, каким бы ублюдком он ни был. Увы, моя рациональная часть понимает, что скорее всего после смерти не будет ничего. Но я этого не очень-то и боюсь. Это тоже своеобразный покой. Я ничего не чувствовал до рождения, ничего не почувствую после смерти. Нет причин грустить. Фёдор блаженно улыбается. — Ты веришь в Бога из-за жестокости мира? — недоумеваю я. — Из-за смертельных болезней у детей, из-за физического и психологического насилия, из-за убийств и войн? Мне кажется, это причины не верить в Бога! — Кому как, — он не перестаёт улыбаться. — Ты, например, не веришь, потому что желаешь быть свободным от рамок, которые накладывает религия. — Верующие грешат. — И стыдятся это. Замаливают грехи. Это же заточает, да? — Есть такое. — Да и будь все те причины, которые ты перечислил, важными лично для тебя, ты бы наверняка нашёл Евангелие Иуды, — Федя непринуждённо пожимает плечами. — Такое есть?! — чего только верующие не придумают!!! — Ага. Интересная вещь. Мне понравилось. — Но разве оно не должно противоречить другим Евангелие? Или типа того? — Да. Но религия штука интересная. Всё имеет место быть. Люди могут верить во что угодно. А могут и не верить. Всё равно мы вряд ли выясним, кто прав. Только после смерти. А там уже полученную информацию никак не передать. Надеюсь, наука однажды сможет всё объяснить. — Я думаю, что должен быть эффект неожиданности. Сюрприз, так сказать. Умираешь, а перед тобой говорящий Сатурн! Не Бог, а планета, если что. Ну весело же! — ухмыляюсь я. — А его кольца как нимб? — подкидывает идею Федя. — Да! А его спутники — это Иисусы. — Безумное богохульство, — с довольным лицом произносит Фёдор. — Но я бы на это посмотрел. — А кто бы отказался?***
Облака медленно расплываются, демонстрируя крошечные звёздочки. Последние огоньки в домах гаснут. Город полностью уснул. Может, где-то в подворотнях валяются алкаши, а дома непослушные ребята смотрят сериалы под одеялом. Ночь скрыла и тех, и других. Наш дом продолжает светиться. Думаю, окна в нем не горят, но крыша и общие балконы мерцают всегда. Думаю, в какой-то степени светимся и мы с Феденькой. Ну, он уж точно. Федя выглядит счастливым. И его счастье освещает меня. Я всё любуюсь им, а он — городом. Наши взгляды редко пересекаются, чтобы уловить мысли друг друга, но этого достаточно. Мои мысли всегда неизменны. Они повторяют слова любви, и Фёдор их слышит. Не нужно больше ничего. Ни поцелуев, ни давно разорванных объятий, ни касаний. Нужны сами мы. Наши мысли, наши чувства. И эта спокойная ночь. Разве я могу мечтать о большем?