Азирафаэль шел за Метатроном, будто у него и в самом деле был выбор. Будто была возможность, не улыбаться всем этим фальшиво приветливым ангельским лицам. Словно реши он вернуться, ничего бы не произошло. О! Он думал также. Сначала, да, а потом, как и полагается жертве на охоте, в самом конце понимает свою ошибку, когда за, казалось бы, спасительным поворотом, на лодыжке уже захлопывает капкан и не остается ничего кроме смирения, а любая попытка вырваться приводит только к большим опасностям.
Как в нашем примере, бедолаге пришлось бы отпилить ногу или же отделаться разодранной до самой кости ноги, что в любом случае шансов на спасения не прибавляет. В ситуации же в коей оказался Азирафаэль, на кону стояло нечто ценнее ноги, для него самого возможно даже ценнее жизни, но он все же не стал бы утверждать — его крылья, его душа, его принадлежность к силам света и добра.
Пусть Небеса уже не раз показали ему себя с тех сторон, которые в его представление со светом и добром никак не вяжутся. Но это ведь еще не значит, что все Небеса таковы! Не значит, что каждый ангел, согласен с другим. Ведь это еще не значит, что
Он!..
В тот миг, когда двери лифта за ними закрылись, все внутри выло и разрывалось на части, все спуталось в единое тянущее и давящее, поглощающее чувство вины, боли и сострадания. Но на лице его была лишь искренне теплая улыбка. Ведь что в сущности, если и может, желать ангел как не возвышения по небесной службе, как не признания Всевышнего, как не абсолютную покорность воли Его?
Но ангел сомневался. Что уже совершенно и абсолютно не вязалось с его сущностью. Ангелы не сомневаются — ангелы следуют четкому и непостижимому плану Всевышнего. Но сомнения в нем росли, и росли с каждым веком, а в последнее время и годы, месяца, а бывало подкреплялось каждый час, особенно в дни несостоявшегося Апокалипсиса.
Он последовал за Метатроном, поверивший ему. Поверивший в истинное прощение. Поверявший в свои силы изменить сложившийся строй, ведь что в сущности могут знать о Земле эфирные существа, не бывавшие на ней ни разу или только пару не значительных раз на самых ее ранних этапах.
НО Азирафаэль знал ее. Азирафаэль любил ее. Любил ее пейзажи, ее дни и ночи, ее изменчивость, и каждое созданное Всевышним существо. Он мог видеть в каждом из них свет, верил, что каждый был волен и вправе на счастье, на жизнь и борьбу за нее. Азирафаэль поверил, будто для того, Метатрон и пришел к нему, будто именно это знание нужно передать Небесам.
Небеса просто не знают, но те знали, а он слишком поздно все понял.
Предложение стать архангелом, признание его добродетели и даже эта дурацкая чашка кофе на овсяном молоке с ложкой миндального сиропа. Ох, как же он был наивен. Ангелы по сути своей наивны, но за годы жизни среди людей, ему казалось обмануть его стало сложнее. Но правда в том, что он попросту не хотел смотреть правде в глаза. Ему искренне хотелось, и хочется и по сию минуту, верить в истинный свет правосудия.
Метатрон ведь знал, знал, как воспримет другой эти новости. Азирафаэль боялся, что глас божий знал даже больше, то что и сам Азирафаэль предположить не мог. То, что сейчас отзывалось тянущей до тошноты, хоть ангелам такие позывы не свойственны, болью в сердце. Разве способны демоны на подобное? Разве возможно? Способны как оказалось. Способны ли ангелы? Если судить по Гавриилу — да.
Кроули.
Одна лишь мысль, одно вскользь задетое воспоминание отзывалось в нем болью не выносимой, тем не менее не выказывавшейся на лице — смиренно принимающего пост ангела.
Кроули. И Азирафаэля признают и возносят.
Для чего же все это? Для того чтобы обезвредить, для того, чтобы не мог боле чинить препятствий замыслу божественному.
Конечно и определенно Метатрон знал, хотя бы приблизительно, что могло произойти, глаз божий мог и наверняка знать, но мы наверняка утверждать — что тот подглядывал не можем. От того, лишь предполагаем, что появление выше указанного глаза божьего на пороге, сразу же, как за него ступил демон не простое совпадение. Как и не простым жестом доброй воли был и дарованный шанс бывшему ныне архонту и бывшему ныне князю тьмы сбежать безнаказанно, безнаказанно ли?
Ангелы не врут, надеялся Азирафаэль — ангелы умело умалчивают, говорил в нем голос Кроули.
Азирафаэль предал его? Растоптал? Что именно он сделал с тем, кто последние шесть тысяч лет был чуть ли не единственным близким ему. Азирафаэль не знал, как и не знал нахлынувших в тот миг чувств. Чувств?.. Ангелы не должны. как и демоны… тем не менее Гавриил и Вельзевул определенно могли.
Что бы то ни было, Метатрон появился в самый подходящий для него самого момент, и увел за собой. Он предусмотрительно не давил, словно давая выбор. Но конечно же ангелам тот был не нужен, так что его и не было предусмотрено. Азирафаэль ведь даже не дал своего окончательного ответа. Хотя то и не значило в сущности уже ничего, а когда мысли хоть немного встали на место и он в очередной раз обернулся на демона. на друга.
на… на Кроули стоящего чуть поодаль с непроницаемым, скрытым за темнотой стекол очков лицом — капкан захлопнулся.
— Мы зовем это второе пришествие.
И воздух, кой ангелам и вовсе не нужен, словно выбили из груди и лишь секундное осознание всего ужаса мелькает на лице Азирафаэля, вновь вернувшегося взором к Кроули.
Уйди, боже, заклинаю тебя! Если бы тебя не стояло там, возможно и я решился бы бежать. Но побег сейчас, после произнесенным Метатроном слов, все равно что предательство. А предательство карается, и, если Азирафаэль еще был готов принять удар на себя, что казалось ему сейчас не так страшно, как приближающееся еще и под его началом пугающее бедующее. Стоило представить, как гнев Небес касается наблюдавшего за ним демона, он немел и лишь секундное замешательство, пробежавшего страха мелькает на его лице, перед тем как обернутся на Метатрона с улыбкой.
Капкан был захлопнут. И он с улыбкой входит в лифт. Он пойман, загнан и осознание пришло к нему слишком поздно.
А что именно произошло? Произошло следующее, предположительно конечно, ведь замысел как мы знаем абсолютно непостижим, а все что происходит вокруг, как мы тоже можем уверять, действует как раз-таки согласно этому самому замыслу. Так что же? Ангел растерянный, растоптанный и уверенный в том, что нет высшего блага, как прощение и возможность вернуться к свету, а также уверенный в абсолютном отсутствие у оккультных и эфирных существ чувств — предлагает истинное прощение для демона. Демона, который оказывается слишком напряженным, от осознания как раз-таки возможности и точнее абсолютной уверенности в существование тех самых чувств. Они оба словно перетянутые струны, что стоит чуть прикоснуться лопнут. Азирафаэль оказывается слишком растерянным от реакции того, кого казалось изучил достаточно хорошо за последние тысячелетия, в особенности от того, что кажется совершенно не понимал его. Кроули же оказывается абсолютно раздавленным очередной ложной надеждой на то, что нашел, казалось бы, что-то, а точнее кого-то кому мог доверять. Страх Азирафаэля вызванный как раз-таки диссонансам в представление его реальности, в глазах Кроули выглядит отвращением к нему.
Почему же те не объяснились? Кроули слишком поспешно ушел, Азирафаэль слишком поспешно был подхвачен Метатроном. Осознание происходящего к Азирафаэлю приходит слишком поздно, а слова о скором по всей видимости истреблении всего греха, а что ни воплощение греха, как демон, не оставляют возможности бежать. Когда как, для Кроули его уход лишь подтверждает жалкость собственной откровенности и ненужность чувств.
На самом деле Азирафаэль был без понятия, что делать. Стоило ему ступить на небеса, как он осознал бедственность своего положения. За ним следили сотни глаз, за каждым его словом, действием. Казалось, они могли увидеть даже его мысли. Им нужен был повод. Любой повод, и его нынешнее положение архангела совершенно ничего не меняло. Они изгнали Гавриила, и кто по сравнению с ним Азирафаэль.
Они не могли просто взять и стереть его память, или изгнать, после того, как сам Глас Божий вернул его на Небеса. Вернее, могли конечно, но не стали бы, ведь это шло вразрез с их устоями. Азирафаэль был всегда под прицелом, от того, его лицо не выражало ничего кроме благоговейной улыбки. А глаза, ох его привыкшие к земной жизни глаза, цепко хватались за все. Он был как натянутая до предела тетива, готовый сорваться точно стрела и дать отпор в любую секунду, но не выдающий своих истинных намерений ни одним лишним движением или взглядом, тщательно маскируясь за маской дружелюбной наивности.
Он был на небесах. И он определенно точно должен был знать, если бы что-то началось, под что-то в данной конкретной ситуацией подразумевается второе пришествие бога нашего спасителя. Но это что-то не происходило, а небеса казались не привычно, на сколько он вообще мог идентифицировать привычное, не спокойны.
Азирафаэль умело делал вид, что не понимал, но он видел, он слышал, он запоминал. И исходя из того, что он смог понять, все идет совершенно не по плану. План непостижим, от того он по сути своей и не может быть предсказуем, но у Небес на то был свой взгляд. И не кому было направить Небеса на путь истинный, потому что не было никого кто бы направлял.
Азирафаэлю нужно было связаться с Кроули. Было бы ужасно с его стороны просить его о помощи, после того, как он поступил с ним, но…
У него не было никого кроме Кроули.
***
Что будет если задеть с виду бесчувственного, холодного и отстраненного человека, на самом же деле до краев переполненного чувствами. Что будет если все эти чувства в сущности одно — любовь? Что если, его отвергли? Что если перед нами и не человек вовсе?
Кроули не был из тех, кто показывал много эмоций, по крайней мере он считал себя таковым. Он всегда старался скрыть большинство из них за маской колкости и пренебрежения. Кроули был одним из первых, падших переставших кричать от боли, сгоравшей на них плоти. И не потому что ему первому стало легче, не потому что он был сильнее прочих. Он просто не хотел показывать Ему на сколько это больно. Кроули был единственным, кто скрывал добродетель за маской лицемерия. Лишь потому что не хотел признавать в себе Его свет. Кроули больше не мог верить, и не доверял никому.
Кроули верил ангелу.
Темное ночное небо словно сотрясалось в бешенном порыве ветра под яркими вспышками грозы, с туч, бежавших неровной полосой, срывались ледяные капли дождя.
Ангелу он хотел верить. Снова и снова прощая его, и закрывая глаза на все обиды, на все словно случайно
(а может действительно случайно?) брошенные тем слова. Он снова доверился, открылся и верил искренне. Так свято и непоколебимо, как никогда прежде.
Ангел. Азирафаэль был по-настоящему добр, пусть и наивен, но искренен и чист, как свет. Кроули хотел показать ему мир своими глазами, и тот смотрел, хотел объяснить и тот слушал, хотел понимания и казалось тот понимал его. Но это было не так, если его и слушали, пытались слушать, то уж точно не понимали. Паршивое чувство. Тошнотное, холодное и липкое — предательство. Его снова бросили, отвергли, отвернулись и ушли.
Это было, пожалуй, даже паршивей, чем падение. К Небесам у него всегда было множество вопросов, во многом он был не согласен или категорически против их взглядов. Потому и с новым статусом свыкся довольно быстро. Правда и по эту сторону, вопросов было уйма, но здесь хотя бы не указывали, как с ними справляться. Кроули был одинок, и понял это, лишь после знакомства с Азирафаэлем. Ему казалось, он встретил единственного в своем роде настоящего ангела — доброго, принимающего и любящего весь мир и все его творения. Единственного с кем он мог поделиться, кому мог довериться и для которого сам был готов на все.
Разве мог Азирафаэль причинить страданий? Разве мог Азирафаэль бросить его одного перед лицом смерти? Оставить весь мир по приказу Небес? Кроули верил, что нет. Не мог. Не состоявшийся Армагеддон тому подтверждение. Но он ошибался. Всему своя цена, да?..
Так вот, возвращаясь к нашим вопросам. Что же все-таки будет с отверженным демоном? Будь, то простой смертный вы возможно встретились с взрывом, в фигуральном смысле конечно — эмоциональный всплеск, крики, а может и наоборот полное затухание, гниение души в тишине разбитого сердца. В случае с демоном же, взрывы были весьма реальными, раскатываясь мелкими искорками по полу от постели, где и тлело, в буквальном смысле, пылающее обидой тело демона.
Предательство. Он привык к предательствам. Он был готов, как ему казалось, к любому его проявлению. Ошибался. Кроули никогда не был готов, что ангел бросит его. Бросит тогда, когда нужен будет больше всего.
Кроули — умрет. Он не справиться в одиночку, и уходя в тот день, Азирафаэль не мог не знать. Не мог не знать на что обрекает его.
Что же остается Кроули? Бежать? Был ли смысл бежать, было ли где скрыться? Был он или нет, Кроули выяснять не собирался, да хотя бы с кровати встать. Он просто оставался в своей постели, изредка содрогаясь под ударами молний.
***
Азирафаэль стоял в белоснежном одеянии за столом в своем новом белоснежном кабинете перекладывая одну стопку идеально сложенных листик к листику белоснежных бумаг с отчетами к другой не менее идеальной и белоснежной. На Небе все белоснежное, и все идеальное. Не было не запаха пыли, не привычного и родного запаха пожелтевших страниц.
Метатрон сидел в белоснежном кресле, прямо перед его столом, ожидая ответа на заданный вопрос. Михаил учтиво молчал, стоя за ним.
— Разве вы сами не дали им право на спасение? — Стараясь не выдать волнения в голосе, все с той же фальшивой покорностью уточнил Азирафаэль.
— Мне казалось, друг мой. — С уже привычной для Азирафаэля, наигранной дружелюбностью отозвался Метатрон. — Вы как никто другой должны понимать, что в тех обстоятельствах, другого выбора просто не было.
— Вы правы. — Прикрыв глаза, все также учтиво, как и все это время, ответил Азирафаэль, и продолжил. — Значит, Гавриил и Вельзевул станут первым этапом подготовки, верно?
— Он увидит, чистоту и порочность, и осудит любого, кто поддался греху. — С миловидной улыбкой ответил Михаил. — Будь то князь тьмы или архангел небесный.
— Верно. — Подтвердил ее слова Метатрон.
Михаил пусть и был учтив, спокоен и послушан нового верховного, как тому и полагается. Истинно был уверен в ошибочности выбора. Его холодный взгляд, все с той же не сходящей с губ улыбкой, метнулся к Азирафаэлю. И взгляд его откровенно говорил:
«Если даже Гавриил предстанет пред судом Господним, то кто ты, чтобы избежать его, любовник демона?»
— На все Его воля. — С улыбкой, склонил голову Азирафаэль, в знак согласия.
***
Дни отчуждения, одиночества и пьянства на демоне, что, пожалуй, не удивительно для подобного существа, сказались весьма благотворно. И пусть оболочка его выглядела сейчас неважно, если можно было так выразится про бледное и исхудавшее до костей тело, сознание его прояснилось. Он не мог допустить конца, просто не мог дать свершиться тому, что обязано свершиться. И ему нужно было поговорить хоть с кем-то, пересиливая себя он дотягивается до телефона, брошенного не далеко на полу. Набирает номер, по идее, который знать не должен, но человек по ту сторону не кажется сильно удивленным.
— Я могу приехать?
— Конечно.
И он приезжает.
Нина была удивлена, что тот вообще решил спросить разрешения, а не просто завалиться под закрытие, что уже происходило пару раз. Но кажется в те дни, он просто не знал который час, навряд ли его волновали такие мелочи, хотя бы работают они или нет. Она даже как-то нашла его утром, все за тем же столом, все с тем же скисшим кофе. Стоит ли уточнять, что кофейня была закрыта?
И вот он сидит перед ними за столом, попивая уже совсем не кофе и уж тем более не чай, кто вообще в кофейне заказывает чай? К слову, Мегги пила мятный с ромашкой, потому как нервы милой девушки уже давно не выдерживали. А Нина уже жалела, что не отказала ему остаться после закрытия и поговорить, но остатки совести просто не позволяли ей поступить с этим несчастным иначе. Она все еще чувствовала часть вины за все случившиеся. Может если он хотя бы выговориться, ему хоть немного полегчает.
— Он ушел. он и в самом деле ушел… спустя столько лет. — повторял он заезженную пластинку, держа руку на горлышке бутылки. — После того, как я… мы…
— Ох, иногда люди бывают совсем не таким, как мы привыкли их воспринимать. — Вздыхает Нина, делая глоток из своей чашки с чудесным образом, не заканчивающимся в ней вином. — Бывает думаешь, какой чудесный человек, а на деле оказывается та еще сволочь.
— Нет. — обрывает Кроули — Он сама добродетель. — Нина практически уверена, что люди физически не должны быть способны на столь шипящие звуки, с которыми говорил ее собеседник. — В том-то и проблема. А я…
— А вы не такой гавнюк, как о себе думаете! — Неожиданно встряла Мегги, немного раскрасневшись щеками после выкрика, и тут же замявшись под взглядами двух пар взгляд. — Простите. Я понимаю, вас, но и вы должны понять, это по отношению к вам поступили неправильно. — Кроули чуть вздрогнул, внимательно вслушиваясь в ее слова, чувствуя, как в уголках глаз предательски щиплет. — Я видела, как вы общались с мистером Феллом, как вы всегда беспокоились и поддерживали его. — Она сжала свои мягкие ладошки на юбке, и от чего-то на ее глазах проступили слезы. — И вы не заслуживали что бы с вами так обошлись, Энтони.
— Мегги?.. — Обеспокоенно протянула Нина, мягко коснувшись плеча приятельницы. Кажется, девушка находила слишком много сходств между ними, чтобы не сопоставить предательство Азирафаэля с расставанием Нины.
— Ох, прости, что это я? — Несколько неловко и стыдливо усмехнулась она, быстро протирая проступившие слезы.
Кроули все это время не мог перестать смотреть на нее. Он наконец понял. Словно на него снизошло наконец понимание случившегося. И он чувствует, как боль не покидающая его все эти длинные месяцы, словно покрывается ледяной вуалью. Нет, она не ушла. Она словно спряталась за отчуждением. Верно. Ведь, что плохого он сделал, чтобы его бросили? Как в тот раз, так и в этот. И он молча поднимается из-за стола.
Он ошибался. Ошибался, думая, что нет больше
«их» стороны, ошибался еще тогда, предлагая Азирафаэлю бежать с ним от Апокалипсиса. Ведь как раз это и значило покинуть
их сторону. Ведь здесь, именно здесь в этой крохотной точке вселенной на еще меньшем ее промежутке она и была. Земля. Лондон. И если Азирафаэль покинул
их, Кроули не мог уйти.
Он был предан им, и этому миру, что совсем не свойственно демону, что в общем-то уже давно его не волновало, если честно, настолько давно, что и не волновало-то никогда.
— Ох, мистер Кроули. — окликает его Мегги — Пожалуйста, не стесняйтесь приходить к нам, мы всегда готовы вас выслушать и может быть вам станет лучше?..
Почти молебно завершает она, с легкой тенью улыбки на губах, от чего сердце Кроули щимит, так похоже на него. Он рвано и во многом неловко кивает, и поспешно удаляется прочь.
Он вспоминал о сказанном Гавриилом и Вельзевулом. И наконец поизнал, что не может этого допустить. Если Азирафаэль ушел с
их стороны, бросил его и этот мир. Кроули остался. И он останется до самого конца.
