Отче

      — Папа, это правда, что у меня появится братик или сестра?       Гарри подавился утренним кофе, что с удовольствием попивал, наслаждаясь тишиной в доме.       — Детка, откуда ты это взяла?       Кей стояла в дверях столовой, уперев руки в бока, одетая в черное платьице с красными пятнами. Гарри подслеповато прищурился: пятна оказались розами.       — Мама разговаривала по телефону с миссис Уизли, и я услышала.       — Подслушивать нехорошо.       — Я случайно, — нетерпеливо оборвала Кей. — Так это правда?       Гарри потёр лицо, словно хотел смыть вчерашний день, прошлый год. Жизнь.       Росси предложил ему алгоритм, как ненавязчиво и постепенно рассказать Кей о событии, но та сломала все его алгоритмы, не дав даже начать воплощать их. Придётся действовать исходя из ситуации.       — Это правда, — подтвердил он. — Что ты чувствуешь по этому поводу?       Кей задумалась, теребя кружево на подоле платья.       — Круто, — сказала она. — Будем вместе играть.       — О, ты довольна? — подозрительно уставился на неё Гарри.       — Конечно, — спокойно ответила Кей. — Веселее же будет.       — Это хорошо, — Гарри не сводил с неё глаз. — Завтракать будешь?       Пока дочь ела, он всё посматривал украдкой и раздумывал: неужели действительно она так спокойно всё восприняла? Впрочем, он не знаток детской психологии, особенно того, что в голове у Кей. Будет хорошо, если не придётся ничего улаживать и та воспримет рождение ребёнка адекватно.

***

      Гарри смотрел в зеркало, висящее в ванной, мокрые волосы были небрежно зачёсаны назад, открывая гладкий и чистый лоб. Странное ощущение владело им: отсутствие привычного шрама должно было радовать, ведь нет напоминания о том, кто он такой и что произошло в прошлом.       Но это не радовало.       Скорее, наоборот, Гарри не хотел забывать, каким образом шрам был получен. Простецкая молния от Непростительного заклинания должна была каждое утро твердить ему, кто причина смерти родителей, друзей и близких. Служить напоминанием, что Гарри Поттер, Мальчик-который-Выжил, умер во имя общего блага, уничтожив зло.       Только на деле зло оказалось не уничтожено, шрам исчез, а сам Мальчик — уже не мальчик, но мужчина, изменивший жене с убийцей матери и отца. Какую личину не принял бы Волдеморт, он оставался маньяком-психопатом.       Не стоило забывать об этом.       Гарри же забыл, поддавшись на обаяние Реддла, возжелав его как последняя шлюха. «Сучка», — так он сказал Гарри и был прав.       Холодный фаянс оказался слишком близко, слив зиял чёрной дырой, вода, кружась в вихревом потоке, убегала в канализацию, унося капли зубной пасты так же, как похоть унесла совесть Гарри.       Жгучее чувство наполнило грудную клетку, распирая изнутри и не давая покоя. Изжога — вот что вызывал у него Том. Такой же неотступный, возникающий внезапно. Ты пытаешься запить чем-то жжение, но делаешь только хуже. Тебе уже и нечем дышать, некуда деть измученное тело, остаётся только ждать, когда пройдёт.       У него пока не проходило, разгоралось только хуже, случались периоды ремиссии, но изжога накрывала вновь, делая жизнь неполноценной.       Тома хотелось рядом. Гарри нравилось его общество вопреки голосу разума, он желал его снова и снова, и снова испытывал изжогу.       Плеснув себе в лицо водой, он взял полотенце. Задержав ткань на лице, Гарри вдохнул запах порошка, словно заземляясь.       Стук в дверь заставил вздрогнуть.       — Гарри, у тебя всё хорошо?       Джинни стояла на пороге, ожидая ответа. Гарри смахнул волосы обратно на лоб и повернулся к ней.       — Да.       — На работу не опоздаешь?       — Уже бегу. Джин, — остановил её, — Кей знает про будущего ребёнка, слышала твой разговор по телефону. Вроде восприняла нормально, но будь осторожна, разговаривая с ней.       — Ладно, — пожала плечами Джинни.

***

      Гарри закурил сигарету, пытаясь погрузиться в прежнюю атмосферу, когда рабочий кабинет был уютным. Даже несмотря на вызывающие привычки Пауля — закинутые на важные бумаги ноги, сидение на столе начальника и пошлые шуточки, — работалось комфортно.       Не то, что сейчас. Новый напарник Матео не курил, не пил казённый отвратительный горький кофе и уж точно не шутил над своим начальником. Не было сплетен о Главном, бесчисленных рассказов о ночных похождениях и брошенных женщинах. Матео соблюдал субординацию, педантично заполнял отчёты и смутно напоминал Перси. Так и хотелось насыпать навоза ему куда-нибудь на стол. Плюнуть в стильные очёчки и испортить зализанную идеальную укладку.       Матео покосился на Гарри, дымящего как паровоз, но не осмелился что-либо сказать против. По лицу чётко читались недовольство и осуждение всех курящих людей в мире. Гарри затянулся сильнее и злорадно выпустил целое отравляющее облако.       — Сэр, меня интересует вопрос слежки за церковью Святого Иоанна, вверенной отделу. Предполагается определённое число людей, участвующих в операции, но Пауль теперь в отпуске, а нового человека вы не назначили, — заметил Матео.       — Мы справляемся втроём: я, Лоренцо и Роберто.       — Но у вас, получается, нет напарника. Я могу заменить Пауля.       — Не нужно, — отрезал Гарри. — Пауль скоро вернётся на работу и к своим обязанностям. Главный в курсе.       — Это не по инструкции, — упрямо возразил Матео.       — Иногда ситуация требует не следовать инструкциям, иногда стоит проявить гибкость.       Гарри, конечно, нёс чепуху, но его так бесил Матео, что хотелось просто заткнуть ему рот грязной тряпкой, но приходилось что-то объяснять, выдумывать и сдерживать неприязнь. Возможно, Матео был не так плох, но отсутствие Пауля нервировало.       Нервировало и приближение вечера, а значит, назначенной встречи. Ещё утром Гарри немного обсудил с Паулем то, что должен сказать и спросить, но тревожность не уменьшалась. Он даже не знал, что тревожило больше: недоверие словам Тома или недоверие самому себе. Сердце зачем-то предательски стучало в его присутствии, Гарри списывал это на нервное перевозбуждение, в котором находился почти постоянно с тех пор, как увидел Тома.       Матео, к облегчению Гарри, заткнулся, и остаток дня они доработали относительно спокойно.       Гарри долго мялся у ворот особняка, прежде чем постучать.       На пороге дома медлил пару мгновений, пока Том сам не открыл дверь, одетый в длинный чёрный халат, державшийся на честном слове только завязанным поясом на талии.       Во рту пересохло, когда взгляд застрял на обнаженных крепких ключицах, выглядывающих в вырезе халата. На крепкой бледной груди висел серебряный крестик.       Гарри моргнул, Том уже прошёл вглубь дома, и пришлось поспешить.       — Поужинаешь со мной? — Том вальяжно уселся за накрытый стол. — Я как раз собирался.       — Давай.       Гарри сел напротив. Откуда-то звучала довольно экспрессивная классическая мелодия, но не та, что в прошлый раз сопровождала картинки со сказкой у Кей.       — Бартоломео, — позвал Том, и перед ними материализовался домовой эльф, одетый в униформу с каким-то нагрудным значком, Гарри не разглядел изображение. — Будь добр, накорми моего гостя.       Домовик поклонился и с хлопком исчез.       — Интересное имя у эльфа, — произнёс Гарри, лишь бы не молчать, слушая звенящую в ушах тишину.       — Да? В Англии другие? — поинтересовался Том, в упор глядя на Гарри.       — Ага, там простые — Винки, Бинки, Добби, — последнее имя встало горьким комом в горле.       Том потянулся за початой бутылкой красного вина, стоявшей тут же на столе, и налил рубиновую жидкость в два бокала.       Гарри поспешно схватил свой и жадно глотнул, увлажняя пересохшую глотку.       Резкий хлопок заставил поперхнуться. На столе появилась порция еды и на него.       — Боже храни эльфов, — произнёс Том, разделывая ножом кусок жареного мяса на своей тарелке. — Сам я не осилил бы такие ужины. Пришлось бы заказывать из ресторана, я люблю вкусно покушать.       — Потратил бы на еду всю свою скудную зарплату епископа, — Гарри воткнул нож в стейк.       — Язва, — ласково улыбнулся Том и отправил вилку с кусочком мяса в рот.       — Что за музыка? Вроде не этот… как его… а, Шнитке.       — Не он, — хмыкнул Том. — На сей раз Вагнер.       — Так себе, если честно. Тот был пободрее, — Гарри придирчиво осмотрел мясо с кровью.       — Знаешь, я тоже так думаю, но почему-то, когда слышу Вагнера, лейтмотивы его произведений, то испытываю странное чувство, — серьёзно произнёс Том. — Впервые услышав «Тристана и Изольду», у меня словно что-то промелькнуло в памяти, поэтому я ринулся прослушивать все его вещи в надежде что-то вспомнить.       — И как? Вспомнил? — замер Гарри, не донеся вилку до рта.       — Не скажу, что прямо-таки вспомнил. Но недавно мне приснился сон.       — Какой? Расскажешь?       — Странный, — задумчиво ответил Том. — Будто я вхожу в чей-то богатый дом и сразу слышу эту оперу. Под трагический накал баритона за столом вкушают ужин, вот прямо как мы сейчас с тобой, трое людей. Один из них, мужчина, моя точная копия, с ним рядом сидят мужчина и женщина постарше. Я откуда-то уверен, что это мои отец и бабка с дедом. Меня обуревают непонятные чувства, словно отняли что-то важное. Словно я в чём-то разочаровался. Словно меня отвергли. Они сидят — такие холёные, самодовольные, делают вид, что разбираются в музыке, слушая пластинки антисемита и националиста; жуют мясо, — Том яростно ткнул ножом в свой стейк, звонко задев тарелку кончиком, — а на меня плевать. А мне кажется, что я никогда не ел того, что имеется у них на столе, никогда не ужинал под музыку Вагнера, никогда не жил в такой роскоши. И на их лицах написано отвращение ко мне, — он скривился. — В общем, в своём сне я убил их. Волшебной палочкой, между прочим. Avada Kedavra, — Гарри вздрогнул. — Так звучало заклинание. Баритон сменялся тенором, вагнеровские мотивы надрывались из патефона… Это было эпично.       Том отрезал ещё один кусочек от стейка.       — Проснувшись, я подумал, что действительно убил своих родственников, но поразмыслив, решил, что тогда меня искали бы. Мне не так много лет, чтобы про убийство забыли за давностью срока. Меня точно искали бы, ведь так? Либо есть какие-то нюансы, о которых я пока не знаю. Я продолжаю слушать музыку из своего сна, силясь вспомнить что-то ещё. Перед глазами всё чётче встают мёртвые лица, но больше ничего.       — Что ты чувствуешь по этому поводу? — Гарри пристально смотрел на Тома.       — По поводу убийства? — дождавшись ответного кивка, Том продолжил. — Я чувствую удовлетворение. Словно свершилось возмездие. Чувствую… власть. Наверное, тоже самое чувствует Бог, — если он действительно есть, — когда убивает. А Бог убивает много.       — То есть, ты не сожалеешь?       — Это всего лишь сон, — пожал плечами Том, в его глазах отражались отблески ламп. — В сновидениях мы можем испытывать чувства и эмоции, которые даже незнакомы нам в жизни.       — Я спросил тебя не про сон.       — Но я не могу иметь других ощущений, этих людей я даже не знаю. Не знаю, кто я. И всё, что у меня есть — чувства, испытанные во снах. Я держусь за них, потому что надеюсь, они приведут меня к истине. Я пытаюсь испытать их в полную силу, чтобы вспомнить.       — А если ты вспомнишь, что был убийцей? Что почувствуешь?       — Не знаю, — отблески в глазах померкли. — Если я действительно убил их и вспомню об этом, наверняка вспомню и причину убийства. Если я не сожалел об этом раньше, то вряд ли пожалею потом, когда память вернётся. По крайней мере, я так думаю.       — Вдруг потеря памяти — твой шанс начать жизнь с чистого листа? — спросил Гарри.       — Я размышлял об этом, — Том вновь принялся за еду. — Мне нравится такой вариант.       — Мы должны поговорить о твоей поездке в Ватикан. Зачем тебе вновь туда ехать?       — Не могу пропустить приём Папы, иначе обо мне все забудут. Но тебе же на руку моя поездка.       — Наверное. Нужно обсудить твои действия.       — Ешь спокойно, Гарри. После поговорим.       Ужин закончили в молчании, Гарри старался не отвлекаться на мерцающую в искусственном освещении белую кожу Тома. Вместо вкуса мяса на языке ощущался её вкус.       — Итак, ты пришёл, — Том развалился в кресле с бокалом вина в руке, заложив ногу на ногу. — Что хотел мне сказать?       — Для начала я хотел бы, чтобы ты достал образцы ладана с наркотиками, — сразу сообщил Гарри. — И ещё мне нужны все контакты Папы, имена людей, при помощи которых он вербует в секты. Задействованные приближённые люди, священники, проповедники-сектанты. Что-то из этого ты сможешь узнать?       — Ух, какая опасная миссия. Особенно с ладаном, — кажется, Том издевался.       — Ты сам вызвался помочь, — недоумевая, произнёс Гарри.       — Разузнать, а вот воровать наркотики не предлагал. Это довольно опасно.       — Я понял, — нахмурился Гарри. — Ты набиваешь себе цену. Скажи прямо, что ты хочешь?       Том поднялся с кресла и подошёл к Гарри, обняв со спины. Его руки заскользили по груди, а дыхание пощекотало ухо.       — Ты знаешь, чего я хочу.       — Я не могу, Том. Я обещал Джинни.       — Даже ради общего блага? — медовый голос лился в уши, но суть фразы заставила Гарри дёрнуться.       — Да. Если ты не хочешь помогать, так и скажи, но в своём решении я останусь непреклонен.       — Упрямец, — Том оставил отпечаток поцелуя на шее Гарри, отчего пробежали колкие мурашки. — Ты же чувствуешь это электричество между нами? Искрит, ослепляет, распаляет. Чувствуешь, Гарри?       Гарри чувствовал: зуд на коже от прохладных рук, звон в ушах от вкрадчивого голоса и непреодолимую тягу развернуть Тома к себе и впиться губами в шею, ощутить собой голую кожу в неприлично широком вырезе халата и твёрдую выпуклость у своего паха.       — Не важно, что я чувствую, — преодолел себя Гарри. — Я обещал Джинни не изменять. Поэтому не стоит возвращаться к данной теме.       — Жаль, — Том отстранился и уселся на подлокотник кресла Гарри, глядя на него сверху вниз.       — Ты делаешь хуже, — устало проговорил Гарри. — Не помогаешь. Я осознаю, как погружаюсь в грязь и тьму по уши. И там я один.       — Неправда, — мягко ответил Том. — В этой тьме я рядом с тобой.       — Не уверен.       — Я давно во тьме, Гарри. И тьма скрывает моё прошлое. Если бы ты только понимал, как тяжело не помнить себя, не знать, кто ты такой. Словно моё лицо стёрли, и я усердно рисую себе новое, ведь безликость всё равно что уродливость. Если существуют ангелы-хранители, то мой меня оставил. Но иногда я вижу свет, и мне кажется, что в новой жизни моим ангелом стал ты. Я думаю, мы созданы друг для друга, иначе зачем судьба свела нас здесь? Чтобы понять, кто мы такие на самом деле.       А что такое Волдеморт для Гарри? Запах крови, крики и стоны сырого подземелья, тонко высеченные искры Круцио, агония невинноубиенных.       Когда Волдеморт касался Гарри, то причинял боль и внушал ненависть. Порождал жажду убить.       Что такое Том Реддл для Гарри? Запах ладана и духов, нежнейший бархат голоса, едва уловимый шелест шёлка сутаны, агония вальса Шнитке.       Каждое прикосновение Тома — болезненный танец на острие ножа и алые ручейки на бёдрах. Раны, зализанные воском, вызывающие желание жить и… любить?       — Никто не заметит в тебе того, что замечаю я, — сказал Том. — Все видят лишь зеркальную гладь тихого озера, а я вижу дикую красоту твоих пороков, притаившуюся на дне. Ты такой же, как я, Гарри. Или даже хуже.       — Чушь какая-то, — поморщился Гарри.       — О, нет. Я много читал о тебе. Признаюсь честно, поначалу думал, ты обычный офисный работник, уставший от семейной рутины, нытик и лентяй. Не кипятись, — заметил Том возмущённый взгляд Гарри, — я потом передумал. Конечно, по большей части сыграло свою роль то, что ты сообщил мне о магии, но всё же я всерьёз заинтересовался тобой. Книги, что я нашёл, о тебе сообщили не так уж много, и меня мучает до сих пор один вопрос.       — Какой?       — Как удалось неопытному мальчишке одолеть сильного Тёмного волшебника? Или он был настолько стар, что справился бы даже домовик?       Том забавлялся, Гарри забавлялся тоже.       — Он точно был стар, — сказал Гарри. — Гораздо старше меня. Выживший из ума безносый маньяк. Не знающий, что такое любовь и сострадание. Я справился с ним не в одиночку, мне помогали друзья. А вот не умер, потому что меня защитила древняя магия — любовь.       — Звучит странно, — сказал Том. — Но мне кажется, он просто был уже не в себе.       — Возможно, — не сдержал смешка Гарри.       — Ты вызываешь во мне любопытство, хочу узнать тебя лучше, Гарри, — рука Тома легла на плечо.       Гарри, чуть повернув голову, вперился взглядом в обнажённый островок кожи на груди, халат Тома распахнулся больше, и захотелось обхватить губами виднеющийся острый сосок.       — Мы были бы отличными напарниками, — ухмыльнулся Том. — И нам даже выпал шанс проверить это. Я помогу разузнать о приближённых лицах Папы, но не надейся, что отпущу тебя легко. Семь смертных грехов существуют не просто так, и я отыщу у тебя хотя бы один из них и воспользуюсь им, будь уверен.       — Не сомневаюсь, — Гарри решительно поднялся с места, отводя глаза от тела Тома. Казалось, ещё мгновение рядом, и он не сможет более сдержаться. — Давай я расскажу, что мне конкретно хотелось бы узнать.

***

      Гарри вышел от Тома в смятении. Тот внимательно выслушал все инструкции и горячо обещал помочь. Гарри ни капли не верил, но, с другой стороны, других идей, как выявить преступников, не было. Том согласился привезти и ладан с наркотиками, исследование которого могло помочь узнать принцип действия.       Вернуться планировал через три дня. Едва Гарри вышел за порог его особняка, как тут же тянуло обратно. Не хотелось идти домой. Он там чувствовал удавку на шее, что затягивалась туже и туже. С Томом было некомфортно, тело сковывало напряжение, а мозг не переставал думать ни на минуту, и всё же Гарри нравилось находиться рядом. Особенно, когда тот не вёл себя как последний придурок.       Глупое, глупое сердце, реагирующее на сладкие елейные речи Тома об ангелах, грехах и его заинтересованности, томилось в груди, как птица в клетке, и рвалось наружу. К нему.       Наперекор всем законам логики.