***
Цзинь Цзисюань опустил голову, слегка наклонив ее на бок, когда в его сторону полетели всякого рода оскорбления. В своей жизни выращенный в тепличных условиях ребенок богатого ордена слышал слишком мало оскорблений, чтобы сейчас не сходить с ума от унижения и желания закопать второго молодого господина Вэнь в землю, накрыв навозом. Он не отличался терпением, но останавливало его только строгое напутствие матушки перед отъездом, которая обещала повыдергивать ему все волосы, если он накличет на их орден беду. Мадам Цзинь хоть и любила сына больше, чем мужа, и часто баловала его, однако с детства учила, что благородному мужу можно делать, а что нет. Цзинь Цзисюань слушал её, но всегда знал, что мелкие проказы сойдут ему с рук. Не касалось это только чего-то более серьезного. В том числе оскорбление второго сына главы Вэнь. И сейчас ему, публично униженному, оставалось только молча принимать насмешки в свой адрес. Когда Вэнь Чао начинал говорить, всё замолкали, когда он молчал, все всё равно ничего не говорили. Им удавалось открывать рты только тогда, когда он был далеко настолько, что вряд ли слышал. Вместе с наследником ордена Цзинь молчали все остальные, слишком дорожа своими жизнями и жизнями людей своего ордена. Цена одного плохо слова в сторону Вэней была слишком велика. Ян видел их недовольные лица, слышал скрежет зубов, и чувствовал те же самые негодование и злость. Но сердце билось в бешеном ритме далеко не из-за этого; нет, просто Ян чувствовал, как хмурятся брови до глубоких морщин, как вздуваются вены на лбу и шее, как раскрывается в неистовом крике рот. Чувствовал, однако... «Это не я! Не я делаю это!» Это произошло слишком неожиданно, резко и быстро. Тело мигом онемело, стоило ему всего лишь проигнорировать дерзкие слова Цзинь Цзисюаня, оставив их без комментариев. Ян не успел сориентироваться и что-либо предпринять. В этом и не было смысла, потому как мир уже начал действовать, а он и не заметил. Или будет точнее сказать «слишком расслабился»? По правде говоря, Ян не верил Ханю. Точнее верил, но не полностью. Ему казалось, что тот немного, совсем капельку преувеличивает; что боль была не настолько сильной, терпимой. И Ян считал, что сможет выстоять, потому что, как выяснилось, болевой порог Хань-гэ был низким. «Преувеличивает... Какая же ты бесстыжая скотина! А ведь он пытался понять тебя! Не те слова ты используешь! Засранец!» — Ян ударил бы себя, если бы мог. Ощущения были очень необычными: он всё видел, слышал и чувствовал, но не мог пошевелить и пальцем. Тело двигалось само по себе, и Ян это чувствовал. Если описывать представление, которое у него возникло, то это можно назвать следующим образом: «астрал в собственном теле». И он опять, поддавшись своей наивности, загнал себя в угол. Потому что сопротивляться было трудно и больно. Если опять говорить про ощущения, то это было так, как будто ко всему телу привязали гири, причём вместо веревки использовали раскаленные провода, которые били током. Если Ян хотел поднять левую руку, то разряд приходился прямо по ней. Боль отступала если только он бросал все попытки, и это был такой подлый ход: возвращаясь после первого удара в обычное, комфортное состояние, вторую попытку делать не хотелось – становилось морально сложно. Зная, что будет больно, никто добровольно не ляжет под нож без наркотиков и анестезии. Ян утешал себя только тем, что слова – всего лишь слова, они могут обидеть, ранить душевно, но не физически. «Я и без того им много чего наговорил... Пока что ничего страшного...» Он очень надеялся, что угрозы останутся лишь угрозами. Сохраняя внешнюю невозмутимость, Ян таким образом обманывал не только Систему, но и себя, потому что на самом деле просто не хотел думать о самом худшем варианте, но все же допускал его возможность. И не зря. Потому что спустя всего неделю Вэнь Чао в нем уже не мог выносить такого дерзкого поведения. Вот тогда-то Ян по-настоящему понял, что сопротивляться давлению со стороны оригинала чертовски сложно и больно. Адски больно, как будто переламывают каждую кость. Яну даже не с чем сравнить эти муки. Чтобы понимать, насколько острой была боль, достаточно сказать, что и про себя он мог только стонать. «Аа-а... Аааа! Аааа! Ахаааа! Аааааааааа!» Ян готов был свернуться в клубочек, молить о пощаде неизвестное существо, называемое «миром», но в то же время не бросал отчаянных попыток выпустить из рук кнут (собственно, поэтому ощущал боль), которым Вэнь Чао, захвативший своё тело обратно, избивал несчастного ученика какого-то ордена. По всей вероятности, миру было недостаточно обычного, слегка грубого поведения, поэтому он взял всё в свои руки. Конечно, всё именно так: сюжету не нужен хамоватый Вэнь Чао, сюжету нужен последний ублюдок, подлый и истеричный, нетерпеливый и гадкий, противный настолько, что читателей будет тошнить от него. Мог ли Ян своими слабыми колкостями вызвать такое отвращение? Курам на смех! Спина ученика дрожала, одеяния почти полностью окрасились в красный, будто Вэнь Чао хотел, чтобы они окрасились в цвет ордена Цишань Вэнь. Он тихо хныкал, закусив губу, и не собирался забирать свои слова назад. Для него ещё большим унижением будет умолять простить его, чем быть выпоренным перед всеми. Ян не помнил, ученики какого ордена носили такие тусклые цвета, но однозначно знал – скоро его не станет. Пока ему было плевать на это, ведь душа разрывалась на части от одного вида бедолаги. Ян ревел внутри Вэнь Чао, кричал, пытался его остановить, но получалось сделать только так, что перерывы между ударами становились немного больше. Но и этого было мало: когда у него заканчивались силы, Вэнь Чао бил за пять секунд столько, сколько мог ударить за половину минуту. Ужасающее зрелище. Вэнь Чжулю перевал его только тогда, когда ученика уже не нужно было держать. — Господин, достаточно. Вэнь Чао бы ответил: «Кто ты такой, чтобы меня останавливать?», однако он покинул тело сразу же, как только Вэнь Чжулю подошёл. Ян снова вернул контроль над телом, и оно задрожало вместе с ним. Прикрыв рот, чтобы громкие всхлипы не вырывались из его горла, он пихнул Вэнь Чжулю в грудь и быстро зашагал прочь, бросив проклятый кнут на траву. Никакие шушуканья его не волновали. Сейчас вообще его ничего не трогало, кроме осознания того, что он только что чуть не убил человека. Ян закрылся в своих покоях, громкий хлопок разбудил дремлющую после обеденного перерыва Шуэ. Она растерянно оглянулась, а потом осветила комнату своей прелестной улыбкой, но быстро помрачнела, стоило Яну с тихим вскриком опуститься на пол. Его колотило, дёргало в разве стороны, холодный пот выступал с висков и затылка, каплями катился к шее и исчезал под одеждой, принося с собой табун мурашек. Клубок ужаса, безысходности и ненависти внутри него распутался, и тонкие нити оплели каждую косточку, каждую мышцу. У Яна чесались руки, потому что бирюзовая пряжа разместилась под кожей и выпирала, напоминая вздутые веды. В этот момент он боялся и ненавидел всё на свете: мир, сюжет, Систему и себя. Ему хотелось залезть под ковёр, исцарапать весь пол, спрятаться от всех, в том числе и от себя. Шуэ сидела плотно прижавшись спиной к стене, будто хотела слиться с ней. Ей пришлось прикрыть рот рукой, чтобы судорожные вздохи ещё больше не пугали её господина. Она впервые видела его таким, но знала, какой он пугливый и нервный. Он старался это скрывать, но что он скроет от внимательных глаз преданной служанки? Шуэ нравился её хозяин, она искренне любила его, как слуга любит и боится своего господина, и своей верной службой хотела отблагодарить его за защиту и заботу. Она бы ни за что его не бросила, но сейчас он не нуждался в её помощи – скорее, наоборот, ему хотелось остаться одному. В конце концов, ей никогда не понять его беспокойства. Ян смог подняться с пола только после того, как лучи солнца приобрели насыщенный коралловый оттенок. Он всё ещё икал, но уже не задыхался. От постоянных всхлипов заболела челюсть, но Ян её игнорировал, как и всё остальное вообще. Ничего не сказав, он покинул территорию того места, где проводилось перевоспитание. Ян потратил на истерику слишком много энергии, практически выдохся, но оставшихся сил хватало для медленного полёта на мече. Он не знал, куда летит, но знал, что остановиться только тогда, когда силы полностью покинут его. Так и случилось: когда утомление переросло в изнеможение, Ян просто свалился с меча. Пролетая над пустым полем, он держался близко к земле, поэтому ничего себе не сломал – отделался синяками и ушибом колена. А так хотелось... «Я схожу с ума, раз хочу навредить самому себе...» — Ян подумал, что был бы не против, если бы торчащая из земли ветка проткнула ему щеку, но упал слишком далеко. То точно заслуга мира. — «Хотя бы не другим...» Муравей заполз за шиворот, но он и не вздрогнул. Ян был обессилен настолько, что не мог подняться. Глаза слипались, но спать на холодной земле слишком рискованно. Но ничего его уже не пугало в тот момент: ни звери, ни твари, прячущиеся в лесу и готовые разорвать его в любое время. Даже собственно безразличие не казалось странным, потому что ему было плевать и на него. Под одежду пробрался второй муравей. Ян бы забеспокоился, что потревожил их гнездо, но... Похоже, он в самом деле упал на их дом, потому что по телу пробежали мурашки. Муравьи начали кусать его, причиняя немалую боль. Но могли ли какие-то муравьи пробраться внутрь него и начать грызть органы? Нет, однако боль была слишком знакомой. «Опять?» И снова мир пытался подчинить его. Ян слишком устал, чтобы сопротивляться, поэтому просто закрыл глаза. Однако внезапные вспышки боли всё равно продолжались. «Я же ничего не делаю! Так какого!?» Появившееся желание вернуться дало понять Яну, что здесь что-то не так. Желание хоть и было дичайшим, но вот незадача: он не хотел подниматься. Это как когда днём работал без перерыва и к вечеру устал так сильно, что от кровати не оторвёт даже голод. «Чего же он не использует Вэнь, мать его, Чао? Почему бы ему не взять контроль над телом, а?» — Ян зажмурился, вцепившись в траву. Что-то обожгло его руку, и внешняя боль отвлекла от внутренней, а голову ударила безумная и в то же время гениальная идея. — «А?.. А?» Во рту начал чесаться язык: кажется, он был на пороге того, чтобы наконец разобраться со всем. Превозмогая боль, Ян задействовал оставшиеся крупицы ума, чтобы все обдумать. Мир пытается поднять его с земли, чтобы вернуть обратно на ту территорию, где проходит перевоспитание. Почему? Потому что он находиться в теле Вэнь Чао – логично. Тогда почему он не может использовать дух самого Вэнь Чао, как раньше? Что-то изменилось? По существу, нет. Разве что он находился далеко от того места, где Вэнь Чао впервые взял над ним контроль. Если отслеживать проявления Вэнь Чао и Вэнь Жоханя, то и Ян, и Хань всегда находились там, где происходили события оригинала. Безночный город, место, где юные заклинатели подвергались издевательствам, пещера Черепахи-Губительницы... По сюжету во всех этих местах происходили сцены, в которых участвовал или Вэнь Жохань, или Вэнь Чао. А Ян убежал в ту локацию, которой сюжет не касался. Значит ли это, что оригиналы были привязаны сюжетом только к определенным местам, и не могли перемещаться туда, где их персонаж ни разу не появлялся? Это имело смысл. Если все так, то сюжет влияет на них только тогда, когда они находятся рядом с героями или в том месте, где должно произойти важное событие для истории. Вэнь Жохань терял контроль, потому что находился в Цишане, где и принимались решения совершить рейд на Гу Су Лань и Юньмэн Цзян. И если находиться далеко от места событий и героев, то разум ещё можно будет сохранить. Ведь оригинальные Вэнь Чао и Вэнь Жохань прикованы к тем местам и персонажам, которые были прописаны в сюжете. То есть, получалось так, что находясь рядом с героями или той локацией был велик шанс потерять контроль не только над ситуацией, но и над телом. Потому что оригинал пробуждается, ведь сюжет обязывает его быть там, где ему необходимо находиться в то или иное время, и начать действовать. И никуда ему не деться – он буквально прикован цепями, ограничивающими его действия до тех пор, пока история не подойдёт к концу. Потому было небезопасно крутится рядом с героями. А если бы Ян был далеко-далеко где-нибудь в горных хребтах, где появление Вэнь Чао ни разу не упоминалось, во время исполнения сюжета в жизнь, то дух оригинала не смог бы вновь вернуться в тело. Потому что он должен быть в другом месте, а не в горах. И это казалось хорошим решением проблемы, но не далеко всё так просто: мир не позволит вторженцу испортить сюжет. Для этого он сделает так, что чужак будет страдать, если не подчиниться. Более того – он будет стирать память, путать воспоминания, постепенно будет влиять на характер, чтобы вторженец поверил, что он и есть оригинал; что все его действия естественны, не являются чем-то необычным для него. Таким образом, мир постепенно подавит волю сопротивляться – какой смысл сопротивляться тому, что кажется нормальным? Одна за другой мысли прилетали ему в голову и в ту же секунду вылетали, будто их и не было. — Ох ё... — Ян взялся за голову, как если бы его хорошенько приложили о табуретку. — Да ладно, серьёзно? Он с трудом верил в свои предположения, но они казались такими логичными. Но почему же тогда мир, который имеет такую власть, может запросто стирать память, так ещё и контролировать, просто не сделает из него оригинал? Ведь куда проще, если Ян всё забудет, обманется и подумает, что является «Вэнь Чао» – примет новую личность, характер, поступки, прошлое и будущее. К чему весь этот цирк с Системой и миссией? [Потому что вы изначально не были его частью.] — Гляньте, кто это у нас появился? Кха... Что ты имеешь в виду? — Ян усмехнулся, сощурившись из-за яркого света Системы. В последнее время они мало разговаривали, тем более после его расспросов о том, как устроен мир. Она всегда молча исчезала и не появлялась сутки, а то и двое, но если ему требовалась поддержка, то Система была тут как тут. Потому удивительно, что она решила по своей воле ответить на вопрос, который был неудобным для нее. [Будь вы с самого начала персонажем книги или хотя бы человеком, изначально родившимся в этом мире, то он смог бы полностью подчинить. Но ваша душа прибыла из совершенно другого мира, и миру сложно вас подчинить, потому что вы отличаетесь от тех, кто был создан в нем. Он просто не понимает, как устроены вы.] — Сложно, да и пофиг... С другой стороны я благодарен за то, что мне дали тебя... Аа! Потому что всё ещё могу избежать небесной кары за жизнь того, в чьем теле оказался! Я! Больше... Аа! Больше не буду лезть в это дерьмо! Но почему ты вдруг решила раскрыть все карты? [Задача любой Системы – помогать пользователю. Однако и для нас существует несколько запретов. Одно из них запрещает нам раскрывать что-либо о мире и о тех процессах, которые происходят в нем.] — Какое-то глупое правило... Как ты должна мне помогать, если не можешь рассказать о самой важной преграде? [И не говорите... Тем не менее никто не говорил, что будет просто.] — Ре... Резонно, — Ян перевернулся на спину, на сей раз уперевшись левой лопаткой о камень. Больно не было, но внешний раздражитель снова сосредоточил все внимание на себе. — Так я прав в своих догадках? Оригинал не может покидать то место, где он должен отыгрывать свою роль? На экране Системы появилось многоточие. Кто бы сомневался. — Значит, да, — облегчённо простонал Ян, пустыми глазами уставившись на ночное небо. Система уже ответила на этот вопрос, неожиданно возникнув перед ним этой ночью. В таком случае он может продолжать лежать до тех пор, пока боль не утихнет. Лёгкое покалывание станет сигналом, что в данный момент действие Вэнь Чао закончилось. Ян уже не думал, что и на это раз всё пройдёт гладко; что потребуется всего день или два, чтобы мир отстал от него. Нет, это было бы слишком просто. Дело даже не в том, что миру хочется выплеснуть на нем свою злость, а в том, что акт Вэнь Чао не длится один день или два. Нет, тут может уйти неделя, а то и две, если не месяц. Но и Ян уже не так просто: выбирая между душевными мучениями и телесными, он предпочтет истязать своё тело, чем издеваться над другими. [Очень самоотверженно...] — голос Системы скрывал в себе насмешку, издёвку. Ян покрепче схватился за траву – зелёный сок начал жечь ладонь. — Выбора у меня особо нет... Или меня растерзают мертвецы или я сам себя покалечу...***
Так тянулись дни, недели. Ян лежал на земле, изредка переворачиваясь то на спину, то на живот, каждый раз утыкаясь в какую-нибудь веточку или камень. Временами, когда боль утихала, он поднимался на ноги и брёл по чаще леса, а когда она возвращалась – падал ничком. Ян не задавался вопросом, почему на него не нападают дикие животные или кто похуже: «не нападают и ладно, бед меньше». Такими темпами он, то падая, то поднимаясь, дошёл до небольшой пещеры в скале. Там же Ян и провёл остаток времени, пока ломота во всем теле не прошла окончательно. И первым делом, вернувшись в сознательное состояние, он спросил Систему: — Пещера Черепахи-Губительницы... [Да, юношей и девушек отправили туда.] — Вэй У Сяня и Лань Ванцзи? [Да. Все необходимые сцены сюжета повторились.] — Кто? — Ян воспрял духом, но из-за резкого подъёма голова пошла кругом. — Кто отправил их туда!? [Ван Линцзяо.] — Ван Линцзяо... Ха-ха, чёрт... — он запустил пятерню в волосы, протер потный лоб. — Ей подходит. Пусть займет моё место, если ей хочется... Точнее, это опять мир постарался, так? Не отвечай. Ха... Одежда на нем уже свисала: за это время Ян сильно исхудал, был больше похож на скелета, чем на статного молодого человека. Более того, его лицо было грязным, а волосы слиплись на затылке, но ничто так не тревожило Яна, как состояние Ханя и Шуэ. Ему нужно было вернуться в Безночный город во что бы то ни стало.***
Безночный город встретил его ярким светом фонарей: взглянув со стороны можно было подумать, что здесь отмечают что-то грандиозное, но нет – всего лишь резиденция ордена Цишань Вэнь готовилась к предстоящей ночи. Огни здесь не гасли никогда, будь то день или ночь. Заметить свет фонарей можно было издалека – так Ян и ориентировался по ночам, пока не добрался до высоких стен. Чудом пройдя мимо охраны незамеченным, он перелез через стену в сад покоев Вэнь Чао, где впервые и появился. «Боже, здесь и земля на вкус так себе...» — Ян выплюнул изо рта смесь грязи, травы и коры. Было очень сложно передвигаться после стольких дней, проведенных как будто в камере пыток, но уже ничто не могло его остановить. Радость и облегчение очень сильно мотивировали двигаться дальше. — «Хань-гэ, где же ты!? Мне столько нужно тебе рассказать!..» Ян уже воображал, как они, выполнив свои миссии, возвращаются домой: если им не сотрут память снова, то они могли бы попытаться найти друг друга... [Пользователь, не отвлекайтесь.] — окатила его Система холодным тоном, вернув с небес на землю. — [Не время предаваться мечтаниям.] «Да... Да, ты права, прости... Просто! Я так рад, что мы с Хань-гэ можем вылезти из этого дерьма!» [...постарайтесь уж.] — почему-то Система не разделяла его энтузиазма, но Яну было все равно – он хотел лишь побыстрее добраться до Ханя. Остаться незамеченным в таком охраняемом месте – та ещё задачка. Ян не забыл, что по сути сейчас его считают или без вести пропавшим, или беглецом. Одно другого не лучше, если честно, потому что в обоих вариантах, если его заметят, то поднимется шумиха. И намного лучше, если они с Ханем спокойно покинут Цишань, не привлекая внимания. Покои Вэнь Жоханя не охранялись – зачем Владыке защита тех, кто слабее его самого? Даже Вэнь Чжулю не смел приближаться к личным опочивальням своего хозяина без надобности, а если и была причина – то никогда не входил. Слуги же лишний раз не открывали глаза, боясь случайно спровоцировать его. И Ян тоже, когда ещё не знал об истинной личности Вэнь Жоханя (своего Хань-гэ), не думал даже, что когда-нибудь ему придется ворваться туда, откуда выбраться можно только двумя способами: или через дверь, или на руках других людей. Всё, конечно, зависело от настроения хозяина комнаты. С тех пор как Ян перестал заботиться о страхе быть казнённым от рук главы Вэнь, он больше не осторожничал рядом с ним. Это свидетельствовало не только о слепом доверии к Ханю, но и отсутствии бдительности. — Хань-гэ! Хань-гэ!!! — заметив ещё с улицы в окне его силуэт, Ян без стука вошёл в комнату. Мужчина стоял к нему спиной, но услышав громкие звуки позади себя, обернулся, посмотрев на вошедшего черными глазами. Ян подбежал к нему, стерев со лба капельки пота, и взявшись за его руку, протараторил: — Хань-гэ!!! Послушай... Я нашёл!.. Я понял! Я всё понял! Ты был прав!!! Мужчина удивлённо приподнял брови, наклонив голову, чтобы посмотреть на того, кто стал внезапным порывом ветра, сметающим всё на своём пути. — Хань-гэ, ты был прав! — повторил Ян. — Я узнал, что, чтобы не подвергаться махинациям оригинала, мы должны сейчас же покинуть Цишань! Давай убежим туда, где ни Вэнь Жохань, ни Вэнь Чао ни разу не появлялись в романе! Их души... Они прикованы к определенным местам по сюжету, и не смогут последовать за нами. Ян светился, подобно второму солнцу. Первое давно закатилось за горизонт, а он заменил его, осветив мрачную комнату своим теплым светом. Источая радость, Ян и не замечал безразличия своего собеседника. Впрочем, всё можно объяснить: может, Хань слишком шокирован, впервые увидев своего друга за столько дней? — Хань-гэ, давай убежим! — Ян с надеждой, мольбой заглянул в бездонные глаза, покрепче перехватив руку мужчины. — Куда-нибудь! Неважно куда! Главное подальше от этого чертового места! Мужчина не отвечал. Ян испугался: а вдруг он совсем не хочет уходить, привязавшись к ордену Вэнь? Ведь ответственность за сохранность Вэней он взвалил на себя с первого дня! — Хань-гэ, пожалуйста, пошли... — Ян уже не мог сдерживать дрожь. Ему было плохо: плохо от того, что он пролежал на холодной земле столько дней, извиваясь как червь в агонии; плохо из-за того, что вновь пришлось вернуться в эти пропитанные кровью стены. Его бросало то в жар, то в холод. Сильное тело заклинателя, потеряв доступ к источнику энергии, в миг стало дряблым и тощим, из-за чего на улице он покрывался гусиной кожей, а в помещении ежился от неприятных, горячих и «бегающих» мурашек по спине. Ян протянул вторую руку, схватившись ещё и за крепкое предплечье. Он не смотрел на него, а склонил голову, пытаясь сдержать непрошенные слезы. Ян так измучился, так устал, что день за днём, час за часом терял всякое желание идти дальше. Однако и умирать ему не хотелось, поэтому из раз в раз, окунаясь с головой в лужу сострадания к себе и горя, он выныривал из неё с решительным настроем. Только вот с каждым разом настрой, как чайный пакетик использованный не в первый раз, терял свой прежний вид и становился всё более слабым и непригодным. И лишь одно берегло его стремление к лучшей жизни – наличие рядом такого же мученика. — Пожалуйста, Хань-гэ, давай уйдём!.. — Ян захрипел, а ком в горле стал больше – того глядишь, скоро по щекам побегут слезы. Мужчина прижал свою ладонь к его лбу и ласково провёл пальцами от корней волос до подбородка. Ян от неожиданности вскинул голову, и увидел нежную улыбку – совсем не наигранную, искреннюю, но полную скрытого смеха. Она больше напоминала улыбку доктора психиатрической больницы, который смотрит на своего пациента. И это сравнение очень подходит, потому что следующее, что сказал мужчина, заставило Яна застыть истуканом: — Похоже, мой сын сошел с ума. Ком в горле стал тяжелеть, расширяться, душить. Дышать стало труднее – из приоткрытого рта доносились только хрипы и сопение. Но когда ужас, сковавший его, дошёл и до голосовых связок, Ян сорвался. Если бы можно было кричать, то он закричал бы, однако Ян ещё не настолько отупел, чтобы лишить себя возможности убежать от Вэнь Жоханя. Но убежать от того, кого даже главные герои смогли одолеть только объединив все свои силы – сложно. Ян бы смог убежать, не получив ни одной травмы, если бы изначально знал, что лучше не приближаться к «Хань-гэ». Но шансы его были равны нулю. Однако история не имела бы продолжения, если бы Ян умер от рук Владыки. В какой-то момент лик Вэнь Жоханя смягчился, стал спокойным, но он ничего не говорил, а лишь смотрел на свалившегося на пол Яна с нескрываемой болью. Пояснений не требуется – всё ясно и так. Ян воспользовался этим моментом – не медля ни минуты он покинул Безночный город ни разу не обернувшись. Он не помнил, как очутился в чаще леса, – слишком сложно было различать дорогу, когда перед глазами туман, в ушах – звон, а во рту – горечь. В голове крутилось лишь то, что он бросил своего друга. Бросить кого-то в беде и сбежать, поджав хвост, – такое трусливое, ничтожное и подходящее ему поведение. Больше Ян не мог думать ни о чем другом. «Бросил, бросил, бросил. Предал, предал, предал», — как мантру повторял он неосознанно, сжимая плечи до синяков. — «Его ещё можно было спасти...» Ханю действительно ещё можно было помочь; Ян мог по-другому воспользоваться тем, что Хань, приложив все усилия, подавил Вэнь Жоханя: он мог связать его и утащить с собой. Неважно как, уже факт то, что так можно было сделать! Но Ян не сделал. Он испугался. Как и всегда. Страх всегда заставляет его тормозить, отключать мозг, убегать, забывать про честь и дружбу, про любовь и человечность. Если бы ему дали выбор: приставить меч к своей шее или к шее Хань-гэ, то он из-за своей трусости точно бы... — Агхр... Аааааааааа! Ааааааааа! Крик раненного в сердце зверя раздался по всему лесу. Охотившиеся неподалеку на нечисть молодые заклинатели, покрепче перехватили свои мечи и луки, решив, что в лесу происходит что-то странное, предпочли отложить охоту на какой-нибудь другой день. Но это было никакое не чудовище, а Ян, страдавший от того, что всё внутри начало плавиться. И стало уже не до того, что произошло в Безночном городе – фокус переместился с прошлого на настоящее, ведь невозможно думать о чем-либо, когда все внутри сгорает от гневного пламени мира. Ян кричал, царапал стены пещеры, до которой добрался, убегая от боли, сжимал до скрипа зубы, дёргался, но всё без толку – боль никуда не уходила, а, наоборот, становилась сильнее. Он извивался на полу до тех пор, пока случайно не прокусил руку до мяса. Внешняя боль отвлекла от внутренней. Как так получилось – интересно узнать, но когда Ян ещё раз впился в то же место, то боль снаружи и боль внутри будто начали борьбу между собой, нейтрализуя друг друга. Как бы странно не звучало, но калеча себя во время того, как мир запускал свою любимую карусель, он не чувствовал вообще ничего. Ни боли, ни эмоций – всё тухло, гасло, как фонари в ветреный день. И это был единственный выход, как не поддаться и не пойти обратно в Цишань Вэнь или Юньмэн Цзян исполнять сюжет. Может, другой способ и был, но у Яна не было сил его искать. Так он обзавелся сотней кровоточащих ран на теле. Заточенные камни, ветки, кости животных – любая лежавшая на земле вещь становилась для него спасением. Как он не подхватил какую-нибудь заразу, инфекцию? Вэнь Чао, может, и не был гением, сильнейшим из сильнейших, как его отец, однако его умения не были посредственными (ведь обучался он у самых лучших, и если бы слушал хорошо все их наставления, то добился бы успеха). Тело было крепким, как и здоровье. Почувствовав атаку из вне, организм, хочешь ты того или нет, запустил процесс регенерации. Духовная энергия будет тратиться столько, сколько потребуется, и, на самом деле, это плохо, потому что тогда Ян потеряет половину своей силы, а ведь организм и так был уже истощен. Но если прервать естественный процесс, то он умрет от кровопотери. Так день за днём на нём всё меньше оставалось живого места. Раны затягивались быстро, – быстрее, чем у обычных людей, – но без дополнительных препаратов заживление всё равно тянулось дольше. Порезы были тонкими и маленькими, но довольно глубокими, и, конечно же, не смогли бы довести до могилы. Иногда он не делал себе больно, терпя внутреннюю боль, потому что боялся отбросить коньки. Но чем быстрее сезоны сменяли друг друга, тем невыносимее становилось влияние мира на него: мало того, что ему было больно, так ещё и приходилось трудно психологически. Ему хотелось встать и отправиться в Юньмэн Цзян или куда-то ещё так сильно, что можно было бы сравнить с жаждой путешественника к приключениям. Однако его жажда была искусственной и не имела ничего общего с его настоящими помыслами. Ян отказывался от позыва пойти и разрушить Пристань Лотоса, и в наказание испытывал боль разного характера: от лёгкого раздражения до агонии. Когда последнее стало прослеживаться всё чаще, он уже не замечал, как наносил себе удары куда ни попадя, лишь бы на секунду отвлечься от нее. Прошло намного больше времени, чем в прошлый раз, и Ян наконец вместо крика и скулежа издал блаженный стон облегчения. Раскинув руки в стороны на сырой земле пещеры, грязный и весь в холодном поту, он открыл глаза, и первое, что он увидел – несколько оповещений от Системы: [Внимание: произошел рейд на Пристань Лотоса! Внимание: Пристань Лотоса была разрушена! Внимание: Вэй У Сянь был пойман! Внимание: Вэй У Сянь был сброшен с горы Луаньцзан! Внимание: была объявлена Аннигиляция Солнца! Внимание: был обнаружен штаб повстанцев! Внимание: осуществлено нападение на штаб! Внимание...] Дальше Ян не видел смысла читать – все было и так ясно. История шла согласно сюжету, все события происходили с «незначительными» изменениями – без него. Протерев глаза, он привстал, сипло произнеся: — Они ещё не успели... Аннигиляции Солнца ещё не дошла до конца... Я могу успеть... Ян, не думая о чем-либо ещё, направился туда, где сейчас шла настоящая бойня – эпицентр сражения, Безночный город. С мечом наперевес, с абсолютно пустой головой, но с надеждой увидеть блеск озорных глаз. Ян сбросил с себя испачканную в крови и грязи одежду, оставшись в одних нижних одеяниях белого цвета. Вместе с тканью на землю упали и длинные черные пряди. Его лицо давно перестало напоминать прошлый облик Вэнь Чао, а в купе с короткими, неровными волосами он стал совершенно другим человеком. Безночный город встретил его дымом, запахом крови, сожжённой плоти и смертью. Ничего из этого не пугало Яна. Пробираясь сквозь завалы трупов, держась подальше от битвы, периодически неумело, но жестоко отбиваясь от нападавших, он дошёл до самого центра. Как ни странно, в самом центре было спокойнее – наверное, потому что было мало тех, кто по-настоящему смог бы противостоять силе главы Вэнь. Даже Не Минцзюэ и тот сейчас стоял на коленях, практически парализованный, – Ян увидел это, когда пробрался в главный зал, бесшумно пробив крышу. Он не слушал, о чем кричали и ругались люди снизу, – взгляд его был прикован только к одной фигуре. Вальяжно восседавший на своем золотом, облитом кровью «троне», Вэнь Жохань усмехался так, как и нужно – улыбка на губах далеко не радовала и веселила, а пугала, доводила до слез и истерики. Именно этой улыбкой когда-то Яна напугал Хань-гэ, но сравнивая с тем, что он видел в прошлый раз, не трудно было догадаться: в главном зале сидел именно Вэнь Жохань, а не его Хань-гэ. «Поздно? Я опоздал? Неужто Хань-гэ полностью перенял личность Вэнь Жоханя? Нет, нет... Он не мог, доброты и милосердия в Хань-гэ много», — он вспомнил о дне, когда тот позвал его в лес не ради охоты, а для обычной прогулки. Тогда они вернулись с полными карманами всякой лесной «дряни» (как тогда обозвали служанки их находки): грибами, веточками, листиками, цветами, ягодами, еловыми ветками, камнями и много чем ещё. Хань находил их один за другим, показывал Яну, который тоже начал видеть в обычном сером камне что-то прелестное, и брал с собой. Позже они забыли про свои находки, и оставив их в карманах рукавов. Что ожидаемо, они начали гнить. Но тот день четко отпечатался в памяти Яна, потому что он не мог сопоставить в своём мозгу человека с ружьём с бесцельной прогулкой по лесу. Он был слишком мнительный, всегда подозревал в чем-то других, потому ему и в голову не приходило, что ружьё с собой можно брать ради отвода глаз. Хань же был его полной противоположностью во всем, иногда могло показаться, что он – та частичка души Яна, которая без разрешения покинула своего хозяина, став отдельным человеком. Если бы это было так, то Ян хотел бы вернуть себе его. Он молился, чтобы с Ханем всё было в порядке. Но нет – как бы долго и внимательно Ян не разглядывал харизматичное лицо, ничто не могло выдать в этом человеке Ханя. Дыра в груди будто начала увеличиваться. Не стоит говорить, что в момент осознания Ян испытывал те жуткие эмоции, которые мучают людей до конца жизни. Он сожалел. Сожалел так сильно, что утратил здравый смысл. По-хорошему стоило бы побыстрее уйти из этого здания, пока его не заметил, но Ян уселся на балку и с отрешенными глазами смотрел, как внизу стремительно развиваются события, при этом не думая о них. «А на что я надеялся?» — где-то на фоне кричал Не Минцзюэ, насмешливый рокот Вэнь Жоханя прерывал его, но мысли Яна были громче любых голосов. Он смотрел на всё действие и сам не зная, чего ждёт: хочется ли ему самому увидеть завершение арки Вэнь Жоханя? Вряд ли. Скорее, как бы жалко не прозвучала горькая правда, какая-то часть Яна – та, что пробудилась благодаря Ханю и теперь не может жить без него, – до сих пор верила. Верила в то, что пока жив Вэнь Жохань, где-то внутри него заперт знакомый и родной Хань-гэ. Придурковатый, глупый, но такой честный и достаточно ответственный, если вопрос не касается его жизни. И Ян верно начал сожалеть раньше времени, потому что когда Мэн Яо, что также находился в главном зале, переместился за спину Вэнь Жоханя, у последнего резко помутился взгляд, после чего уже нельзя было увидеть в нем кого-то жестокого и деспотичного. — Я... Однако это длилось всего лишь минуту. Всего лишь минуту, потому что Мэн Яо пронзил грудь Ханя, запертого в теле Вэнь Жоханя, со спины. Он упал на колени, сморщив лоб, и недоверчиво оглянулся: — Мэн Яо?.. — никто не заметил, что голос у него дрожал, как у того, кто смотрел на своего «товарища» как на предателя. — Что ты... Зачем ты... Я же... Верил... Мэн Яо усмехнулся – насмешка его в те годы была такой же галантной, как и несколько лет спустя, – сказав: — Вы просили остановить вас, я и остановил. Хань схватился за сердце, будто душа его начала распадаться от потрясения; будто пробитая грудь приносила меньше боли. Никто не заметил печали и грусти, все остались равнодушны к покатившимся слезам, всем было плевать на деревенеющее тело ублюдка, что вершил правосудие по своим законам. Никто не заметил этих изменений: ни Мэн Яо, ни Не Минцзюэ, ни остальные взятые в плен заклинатели, потому что были поглощены смешанными чувствами триумфа и непонимания. И лишь Ян, заметивший знакомую печаль, закричал, как он думал, во весь голос, однако Система не позволила ему провалить миссию, вмешавшись. Ей пришлось насильно отобрать у пользователя умение говорить, за что она в будущем, в общем-то, ещё поплатиться. Ян кричал без звука, широко открывал рот, задыхался, а горячие слезы текли ручьем по скулам и щекам. Тело Вэнь Жоханя лежало на полу, иногда дергалось, – духовная энергии рассеивалась во всему главному залу. Светлая энергия не могла существовать в чем-то мертвом, потому перебралась во всё живое, а темная постепенно разрушала каркас человеческого тела. Пройдет не мало времени прежде, чем Ян осознает, что в главном зале уже никого нет (под «никого» подразумевается и труп), а сам Безночный город исчезает в огне. Идя по пустынным улицам, которые поглотил огонь, Ян не торопился, еле переставлял ноги, качаясь из стороны в сторону. Он не знал, куда идёт, не видел дороги из-за мокрых глаз, но каким-то образом вышел к бывшим покоям главы Вэнь и Ханя. Пожалуй, это было единственное место, которое осталось в целости. — Уф? — Ян не заметил, как выбил двери, слегка толкнув их. Для чего он забрел туда, что хотел найти – вопросы останутся без ответа. Ян просто рыскал глазами по всей комнате, не видя ничего особенного – здесь не было хоть чего-либо, что принадлежало бы именно Ханю. От того ему было некомфортно находиться там. Но Ян упорно что-то искал, и сам не совсем зная что. Но вот среди полок засветился знакомый переплет – его личный дневник переехал сюда, когда он покинул Цишань. Ян подошёл к шкафчику и взял его. Записи в начале были написаны его рукой, а те, что шли после, уже не принадлежали ему. Заинтересовавшись, Ян прочел их. «Ян, если бы ты был здесь... Мне так трудно без тебя. Хотя уж лучше пусть ты будешь далеко, в безопасности, чем здесь, в Безночном городе... Я надеюсь, что у тебя всё хорошо, где бы ты ни был, Ян. Молюсь о твоём благополучии каждый день. Но... Мне так хочется встретиться с тобой, даже если я и понимаю, что могу подвергнуть тебя опасности. Прости, Ян...» Следующая запись была написана кривым и потекшим почерком – видимо, тот, кто писал, сильно дрожал: «Вэнь Сюй... Они его убили, Ян. Они раскрошили его на кусочки и отправили мне... Это моя вина, мне нужно было бороться! Я знаю, что ты не любишь никого из Вэней, однако Вэнь Сюй отличался от своего брата и отца!.. Я не хотел втягивать и его... Мне так жаль, простите меня... Вы оба, простите меня... Завтра будут похороны, Ян. Надеюсь, что ты приедешь, Ян». «Вчера приходил Мэн Яо. Просил взять к себе, клялся в верности и ненависти к ордену Цзинь... У меня мало доверия к тем, кто убивает. Ян, что мне делать? Может, рискнуть открыться ему? Предложить что-то стоящее, чтобы он попытался остановить эту войну? Как думаешь, Ян, получится? Надеюсь, у тебя всё хорошо, Ян... Доброй ночи». «Ян, ты не поверишь! Я решился! Решился всё рассказать Мэн Яо и... он поверил! Сказал, что поможет, чем только сможет! Господи, кто бы мог подумать, да? Теперь будет намного легче, Ян! После всего этого я хотел бы встретиться с тобой снова!.. Если, конечно же, наша дружба всё ещё что-то значит для тебя, ха-ха». Последняя запись выглядела странной на фоне всех остальных. Она была короткой и состояла всего из нескольких слов. Они вводили в ступор, но очень точно передавали душевное состояние пишущего: «Я скучаю по тебе, Ян... Простите меня все...» Можно было заметить, что Ханю и в голову не приходило, что Ян может быть уже валяется где-нибудь безжизненной деревяшкой. Вполне вероятно и то, что он просто не хотел верить в это. Читая строчку за строчкой, старицу за страницей, комкая от переполняемых чувств бумагу, Ян продолжал читать и лить слезы. Было так горько, и, казалось бы, отбрось ты эту книжку – забудь, похорони друга в своём сердце, и иди дальше. Но внутри почему-то пустоту начала заполнять ярость. «Как!? Как он мог довериться этому прохвосту!?» — ему хотелось прямо сейчас же сжечь дневник до тла, только чтобы забыть глупое поведение Ханя. Но эти записи – единственное, что осталось, помимо его собственных воспоминаний. [Меня тоже поразило данное известие... Может, дело в его характере?] — Дуралей!.. Дуралей! — Ян не слушал Систему, смахивая с ресниц слезы, чтобы они не портили видимость. Вот только он не знал, на кого ругался: на Ханя или на себя. Они оба были такими идиотами: одному не хотелось тащить другого с собой в могилу, другому – идти в след за первым на верную смерть. — Ненавижу! Ненавижу! Ян ненавидел себя, Ханя, Систему, мир, автора, в конце концов. Злобы становилось в нём всё больше и больше, но на никого из них у него не получалось выплеснуть свой гнев, и даже на себя: если он убьёт себя, то провалит миссию. — Терпеть не могу! Ненавижу! — он вырывал тонкие волоски на руках одну за другой, но уже не дрожал, а просто бесился, кусал губы, смешивая кровь со слезами. Ему хотелось кого-нибудь убить. Наверное, это была та стадия, до которой он так боялся дойти. Ни в жизни Ян бы не подумал, что желание убивать будет таким сильным, таким нужным и будто бы приносящим умиротворение. — Я убью!.. Убью его! — перед глазами возник насмешливый образ того, кого Хань видел в последние секунды жизни. Было ли желание убить Мэн Яо оправданным или нет – и да, и нет. Ян хотел отомстить, хотя и мстить тут стоило далеко не только одному человеку, потому что Мэн Яо не виноват, что ему прописали такую сюжетную линию. Если бы Ян мог бросить вызов Богу, то так бы и сделал. А ещё Яну просто хотелось кого-нибудь убить. И уж лучше пусть это будет тот, кто предал его друга, чем тот, до кого сложно добраться. «Мне нужно убить себя, ведь это я его оставил, бросил. Мое поведение ещё более непростительно! Но я не могу... Хань бы не оценил такое... О, Хань...» — Ян ещё долго стоял в комнате, пока сердце немного не успокоилось. Каждый раз вспоминая Ханя, его смерть и причину смерти, он не мог не винить себя. Но что с его сожалениями сделает мертвая душа? Из-за этого его рука неосознанно тянулась к лезвию меча. Тем вечером Ян безоговорочно решил умертвить Мэн Яо. Но он уже знал, что раньше времени это сделать не получится. Ему было неважно умрет ли эта сволочь от его рук или от рук других – главное умрет. И не важно когда – пусть пройдет двадцать лет, пусть, но Ян обязательно испортит жизни двух предателей.***
Как хотелось сдавить эту тонкую и изящную шею – руки чесались, но Ян терпел. Цзинь Гуанъяо уже был так близко к нему, но не к смерти. И это выводило из себя. — Будьте добры, повторите, на какой улице вы видели его? — с ним общались исключительно вежливым тоном, мягко улыбались, а Яну всё равно хотелось порвать эту пасть. — На торговой улице, что к северо-западу. — Вот как... Тогда, Су Шэ... — Цзинь Гуанъяо отвлёкся, переключившись на стоявшего рядом подчинённого. Ян покрепче сжал кулаки, чтобы не накинуться на него. «А может он тоже жертва? Никто по сути не виноват в том, как их прописал автор, но почему мне всё равно так и хочется содрать с него кожу, хах? Имею ли я вообще право на это? Наверное, никто не имеет права отнимать чью-либо жизнь даже ради мести, хм...» — подобными размышлениями он пытался обуздать свою тягу к убийствам. Но чего бы не касались его думы, Ян всё равно возвращался к тому, с чего начинал: — «Как и ты, Гуанъяо, не имел права отнимать жизнь моего друга». Прошло много лет с тех событий. Ян перестал торопиться, медленно, но верно наращивая собственную силу и власть среди низших слоев общества. Прикинуться наемником и информатором, стать главным среди этой подпольной банды, завоевать доверие Цзинь Гуанъяо, показать, что и он сам не прост, как тот думал, – всё шло как по маслу. Ян с нетерпением ждал того дня, когда Не Хуайсан, с которым тоже были налажены связи после гибели Не Минцзюэ, выполнит свою часть договоренности. Но когда это планы Яна воплощались в реальность легко и просто? Все в самом деле шло хорошо до тех самых пор, пока рядом с Цзинь Гуанъяо не появился некий Фань Ляо. Ян бы его и не заметил, если бы тот не вёл себя странно. Всем было известно, что вокруг Цзинь Гуанъяо собрались только самоуверенные, напыщенные и жестокие люди, однако этот был другим... Уверенности в нем было чуть больше, будто он знал всё наперёд, только он всё равно не вписывался в эту компанию. Ян подметил, что у Фань Ляо был странный способ выполнения поручений: если ему приказывали кого-то убить, он не убивал свою цель самостоятельно, а подначивал других, чтобы они расправились с ней. Юноша лгал, обманывал, но никогда его руки не были покрыты кровью своих жертв. Этим-то он и отличался от Сюэ Яна, Су Шэ и других прихвостней Цзинь Гуанъяо, но именно этим он был похож на руководителя всей шайки. Ян на интуитивном уровне ощущал, что лучше бы следить за этим юнцом, однако решил пока его не трогать. Прошло ещё несколько лет – приближался день, когда Вэй У Сянь должен был вернуться. Чем ближе становился этот день, тем взволнованнее чувствовал себя Ян. С трудом верилось, что он прожил в этом мире столько лет, полностью потеряв «себя». Теперь уже никто не вспомнит дерганного и пугливого Яна, в памяти всех его заказчиков будет лишь тот, кому нечего терять. Нужно было потерпеть ещё совсем немного, прежде чем Не Хуайсан будет готов. Изначально Ян не думал иметь с ним дело, но как ещё он мог осуществить свою месть? Выбирать не приходилось. Их отношения были сугубо деловыми, однако для всех Ян представал как очередная пешка главы Не, но тут они скорее взаимно использовали друг друга, чтобы добиться своей цели. Между ними не было доверия как такового, как и недоверия. Однако они оба знали точно – никто из них не подставит другого под удар, если это помешает их планам. Поэтому Ян не переживал. ...пока новая фигура в свите Цзинь Гуанъяо не начала чудить. Так называемый Фань Ляо резко стал сближаться с Мо Сюаньюем, причем появлялся только тогда, когда главы Не не было рядом. Их «дружба» крепла с каждым днём, становилась даже крепче, чем отношения Мо Сюаньюя с Не Хуайсаном. Фань Ляо не отговаривал его от идеи отдать своё тело старейшине Илинь, но и не показывал восторга от этой затеи. Ведомый мнением других людей, Мо Сюаньюй легко поддавался его незаметным манипуляциям, но стоило ему снова встретиться с Не Хуайсаном, как возвращался прежний настрой. Когда всё слишком затянулось, а Не Хуайсан устал терпеть, Ян лично отправился к Фань Ляо. Хотел ли расправиться с ним или нет – он уже не помнил, но запомнил кое-что другое: той ночью во второй раз в этой жизни перед ним появился такой же переселенец. Его выдала Система, возникшая как раз в момент, когда Ян приблизился к неприятелю. [Как долго вы собираетесь придерживаться этой тактики?] — Не могу назвать это тактикой, — насмешливо отвечал Фань Ляо Системе, подбрасывая в воздух связку ключей от складов с психотропными веществами. — Ну, думаю, пока всё катит, можно и продолжать. Теперь-то Ян понял, почему этот пацан показался ему странным. Ещё один из другого измерения, надо же, как неожиданно. Однако он больше не хотел с кем-либо связываться из таких – слишком много мороки. Да и проследив за ним какое-то время, он понял: сближаться с им вообще не стоит – потому что миссия этого чудика разлилась с планами Яна. Окажись они немного в другой ситуации, он, может быть, и познакомился с ним, но, увы, жизнь сурова. «Ох, как жаль...» — вздыхал Ян, ломая Систему Фань Ляо. Он выполнил уйму заданий, чтобы наконец-то получить свободу на действия, и весьма кстати. Достаточно проблематично, если Система будет предупреждать о его приближении – уж лучше пусть отключается, пока он мешает Фань Ляо. [В вашем голосе ни капли искренности...] «Заткнись», — зашипел Ян, грозно топнув ногой. Со дня смерти Ханя Ян перестал быть дружелюбным со всеми, в том числе и с Системой, что не могла оставить своего пользователя. Пусть он был благодарен ей, но ненависть сжигала все светлые чувства. — «Ты вообще на чьей стороне, а?» [На стороне того, кто не пытается разрушить жизнь другого, ради собственной выгоды...] «О, вы только гляньте! Когда это ты стала белой и пушистой? Не смеши меня! Цзинь Гуанъяо все равно сдохнет, так какая разница? Не я его главный противник, а мир», — Ян смеялся, а на душе было так паршиво. Он переносился на несколько лет назад, когда впервые ощутил отвращение к себе. Но Яна сложно переубедить – и пытаться не стоит. Он отбросит всю свою человечность и будет идти по головам, если понадобится. Фань Ляо не знал законов, а потому провалился – в этом для него и есть благословение, иначе Яну пришлось бы убить его. Однако он не думал, что Не Хуайсан будет настолько одержим местью Цзинь Гуанъяо, что захочет найти труп. А ещё он и не догадывался, что тот может подозревать Фань Ляо в убийстве Не Минцзюэ. В конце концов, он был подчинённым бывшего главы Цзинь, но не сообщником в этом деле, потому что переселился немного позже этих событий. Ян правда не питал никакой симпатии к «младшему брату по несчастью», но и ненавидеть его не было за что. Он был обычным невезучим ребенком, который уж точно не должен был погибнуть от меча главы Не. Не Хуайсан планировал убить всех тех, кто был хоть как-то причастен к смерти его брата. Ошибочно полагая, что Фань Ляо принадлежит к их числу, он собирался избавиться от него сразу же, как только тело Цзинь Гуанъяо найдется. И Ян долгое время оставался в стороне, подавляя своё сострадание. Его это не касается. Какая ему вообще разница, умрет ли Фань Ляо или нет? Умрет так умрет – одним человеком меньше, не трагедия. Ему же легче – никто не станет мозолить глаза, так с чего бы ему останавливать Не Хуайсана? Ему должно быть всё равно... Но тогда почему язык не слушается? — Повтори, — строго приказал глава Не, смотря на Яна недовольными глазами. — Он не убивал вашего брата. Скажу больше: он не видел вашего брата ни при жизни, ни после смерти вообще. — И почему ты это говоришь? — Потому что... — «не хочу, чтобы вы его убивали» должно было быть продолжением, но Ян не смог бы объяснить причину, почему вдруг поменял своё мнение, — так нужно. — Да что ты? — саркастично ахнул Не Хуайсан. — Так уверен? Мои люди вот не нашли никакой информации о нем, так откуда у тебя такие сведения? — Потому что среди всякого сброда и ищеек я лучше любого. Не забывайте, кто тут не последний человек в мире подпольного бизнеса. — Хм, не поспоришь, — глава Не пожал плечами. — Хорошо, я поверю и не буду его трогать. Я, в общем-то, и так догадывался. — Вот и отлично. Позвольте откланя-... — Однако у меня всё ещё есть один вопрос. Почему тебя так заботит-... — Думаю одного моего «нет» достаточно. Не Хуайсан замолк, глубоко внутри оскорбленный тем, что его перебили. Но Ян уже не из робких, и так нахально вести себя для него стало привычным. На том они и разошлись, больше не возвращаясь к этому вопросу. Цзинь Гуанъяо давно был мертв, и их договоренность должна была распасться. Однако Не Хуайсан не сдавался так просто – Ян стал для него помощником, и ему не хотелось бы терять его поддержки. — Я хочу нанять тебя, — и Ян согласился, не дослушав. Не потому, что ему самому хотелось найти тело Цзинь Гуанъяо, а потому что... Смысла существовать больше не нашлось. После совершения мести, Ян утратил вкус к жизни. Гнев больше не направлял его, а о других эмоциях и говорить не стоит. Лишь сожаления и Система остались с ним – такая себе комбинация. Как он и хотел – были наказаны оба предателя.