Серебро и ртуть

      Драко схватил меня за руку. Схватил крепко и потянул на себя. Я не устояла, а покачнулась прямо к нему, два неловких шага и вот мой лоб у его подбородка.       В этом мало что романтичного: ни рука, сжимающая мою, ни такая откровенная близость, внушающая мне трепет, тревогу и страх. Без спроса нарушенные личные границы. Впрочем, чего я ожидала от Малфоя?       И не такое ожидала — самая малость из мною ожидаемого.       — Отпусти, — вырываю ладонь из сжатых пальцев с силой и резко — кожа повреждается, я ощущаю лёгкую боль и ощущение огня там, где он прикасался ко мне. — Не смей подходить ко мне так близко.       А ведь он осмелился сделать первый шаг, завязать разговор и попытаться хоть как-то привлечь моё внимание. Не то что бы у него это хорошо получалось, хотя я постоянно думала о нём и сейчас вот думаю, и стою напротив него и растираю запястье.       Мимо промчались велосипедисты.       — Я мог тебя и не трогать, Грейнджер.       Малфой пожал плечами. Шерстяной пиджак плотно облегал его плечи. Я осмотрела внимательно его спину сзади. Удивительно, но он всё ещё одинок. Хотя, вспоминая его характер, прошлое и кучу всего, хоть даже сегодняшний вечер — понятно, почему очередь возле него так и не выстроилась.       Ужасно, что мне пришлось и это терпеть. Что — «это»? Вынужденное соседство в моей квартире и общую работу в Министерстве Магии. Вспоминая слова Фергюсона — крысы из отдела кадров: «Простите, мисс Грейнджер, но вы бы не могли присмотреть за мистером Малфоем. Разумеется, вам за это доплатят». Что ж, мне доплачивают, но я, как крыса, доношу на своего напарника. Доносить, правда, нечего — мы почти не разговариваем внерабочее время. А сегодняшний ужин случился за переделами дома лишь потому, что у меня день рождения, и я всех пригласила, Малфоя тоже, а тот неожиданно согласился.       Сегодня я немного выпила. Сентябрьский воздух был всё ещё тёплым. И пусть вечерело гораздо раньше, чем летом, но температура была всё ещё комфортной. Шагая за Малфоем на лодочках, я едва держалась на ногах.       Вновь погрязая в своих мыслях, разглядывая спину своего соседа-напарника, который держался со мной очень формально, которому, казалось, было совсем на меня плевать и он только из вежливости решил поздравить меня с днём рождения. С другой стороны, он меня притянул к себе, спас от столкновения с велосипедистами, и, вроде как, даже немного нахамил мне в ответ. Всё лучше, чем молчание, не так ли?       Не то что бы я боялась быть отвергнутой, хотя… если признаться честно, боялась.       Ведь мои прошлые отношения с Роном закончились потому, что он просто решил уйти, бросить карьеру в Аврорате и меня вместе с ней. С тех пор ни мужчины, ни секса у меня не было.       — Малфой, — я всё же нагнала его и пошла нога в ногу, — извини. Был тяжёлый день на работе, — выдохнув, я вытащила из кармана плаща ключи от квартиры. — Можно было бы как всегда заказать китайскую еду на дом и ничего не праздновать, а перенести всё на ближайшие выходные.       — Которые непонятно когда у нас будут, — он оглянулся. — Всё в порядке. Мне было не трудно провести с тобой время.       Пожимаю плечами. Согласна, что в последние выходные были достаточно давно, при этом неизвестно когда будут следующие. Точнее, когда работа закончится. Но работа у авроров никогда не заканчивалась.       Но по самолюбию его такое отношение ко мне, конечно, било. То есть я не так хороша для него, чтобы он просто провёл со мной время вне работы? Дожили.       Я точно знала, что и Малфой не только был свободен, но у него так же никого не было. Более того, я была уверена, что Малфой если не девственник, то опыта у него с женщинами было мало, ведь он пробыл девять лет в тюрьме. Малфоя не реабилитировали, как и его отца. Только с Нарциссы были сняты все обвинения. Она, к несчастью, не дождалась сына. Их имущество было арестовано и изъято в пользу Министерства Магии. И, когда Малфоя выпустили на свободу, то это было не потому что его срок подошёл к концу. И аврор он ненастоящий — Аврорат ловит на живца одного старого опасного преступника и Пожирателя Смерти, с которым семью Малфоев связывает чуть больше, чем всех остальных.       — Я так устала, — размяла шею, открывая входную дверь.       Зайдя в дом, я первым делом пошла в свою спальню, сбросила туфли, сняла верхнюю одежду и улеглась на край кровати в одной шёлковой блузке и чулках. Достала сигарету, закурила, оставляя алый отпечаток на фильтре.       Одиночество в тридцать ощущалось немного острее, чем в двадцать девять. За одну ночь самоощущение немного поменялось — с последней крупицей песка я поняла, что так долго длиться не может. И кисть горит от его пальцев. И так отчётливо вспоминается, как долго Малфой держал меня, не выпуская руку, подле себя. Почти обнял — я ему не дала.       Соски затвердели от контраста от жара его тела и осеннего ветерка ещё там, на улице, когда я была почти прижата к нему. Подумаешь, фантазировать о нём, вдыхая табачный дым и ощущая влагу между ног, никто не запрещал. Единственное — это было немножко аморально, но кому было дело до морали в этом доме? Я усмехаюсь — Мерлин мне всё простит. Драко там — за дверьми. Поднимаюсь с кровати, распахиваю двери, сжимая меж губами фильтр. Странно — никого. Он ушел к себе? Разворачиваюсь, когда замечаю движение — еле уловимое. Хм…       — Бутылку вина? — спрашиваю «пустоту» коридора.       — Не пью, — отвечает «пустота» коридора голосом Малфоя.       — Это природный афродизиак.       — Я в курсе, — мы так и говорим, не показываясь друг другу. Как дети. — Не пью по этическим соображениям.       — И сексом не занимаешься по ним же?       — Нет.       Расстёгиваю верхние четыре пуговицы блузы. Сбоку видно почти всю мою грудь.       — Тогда по каким же?       — Не хочу принуждать.       — А если меня принуждать не надо?       — Это ловушка? — недоверие в его голосе меня позабавило, но на его месте я бы тоже не доверяла напарнице-надсмотрщице и врагу из детства.       — Нет, это предложение.       Шуршание. Обдумывание. Малфой выходит из тени. Я улыбаюсь.       — Вау, это было так просто, — говорю одними губами.       Он изгибает бровь:       — Не думай, что я доступный.       Не могу подавлять смех — смеюсь. Это не треклятое одиночество, ни зябкое ощущение в постели. Более того, это простое действие взрослой женщины, которая не боится мужчину напротив, а желает его в открытую.       — Подойди ближе.       — А как же запрет на приближение?       — Он снят? — переигрываю его вопросительную интонацию.       Он смеётся. Распашная дверь в мою спальню скрипит, когда я оказываюсь прижата к ней Малфоем.       — Уверена?       Мне не очень комфортно по большей части от того, что близость с мужчиной такого плана для меня редкость, и я немного тушуюсь под его взглядом, разрывая наш зрительный контакт ненадолго. Мой голос подрагивает, переступаю с ноги на ногу на месте:       — Если бы я не была уверена… — я хотела добавить, что мои бы соски так не стояли, а трусики не были бы настолько мокрыми, но он прерывает меня первым, только для нас, поцелуем. Сегодня мы на публику не играли в предателя крови и его грязнокровную подружку.       Ну надо же. Я знала, что поцелуи бывают разными, но чтобы настолько один отличался от другого… Такое впервые. Его губы были нежными пару мгновений, я же не сопротивлялась, поэтому он быстро проник кончиком языка меж моих губ — не надавливая, а едва касаясь. Очень нежно, и я сразу же застонала, разомкнув зубы.       Доступная здесь только я.       Когда только думаешь о том, что твоего языка будет касаться чужой язык — немного тошнит. Но на деле, когда язык Малфоя касается моего — я млею. Это так горячо, нежно и настойчиво, что между нами не остаётся пространства: я впечатываюсь в него — он в меня. Шёлковая блуза как вторая кожа — я ощущаю буквально всё — особенно то, как на низ моего живота давит его вставший член через два слоя ткани. Это обостряет ощущение от его языка ещё больше и, когда наши языки переплетаются во второй раз, я уже не могу ни о чём думать, кроме тянущих, томящихся ощущений внизу, его взаимного желания и попыток высвободить свои руки, чтобы расстегнуть ширинку и ремень.       Не знаю как, но это у меня получается. Мы шагаем наугад от двери до кровати — я уж точно. Его штаны и ремень падают на пол со стуком — пряжка ударяется о паркет.       — Чёрные чулки соблазнительные, — он оглаживает мои ноги, поднимаясь всё выше и выше, пробирается под шёлк блузы пальцами. — Надеюсь, ты и чёрные колготки носишь? — хрипло спрашивает он, добираясь кончиками пальцев до моих сосков. — Я обожаю женские ножки в колготках и чулках — это мой фетиш. А у тебя какой?       — Люблю, когда меня берут сзади и держат руки в захвате над моей головой.       Он хищно скалится:       — Любишь погрубее.       — Но не сильно. Люблю проявление силы и доминирования, но не насилие и боль.       — Оу, — Малфой понимающе улыбается и сжимает мои соски, немного оттягивает их и слегка выкручивает, склоняясь к моей шее и нежно целуя меня в чувственное место за ухом, шумно выдыхая воздух в мои волосы. — Курить вредно, но так сексуально, что я тебе прощаю.       Смешок сменяется стоном от острого наслаждения, когда он, будто читая мои мысли, начинает массировать мою грудь именно так, как я хочу, смелее и сильнее вдавливая меня в кровать.       Это дикое животное ощущение, ничего не имеющее общего с тем, что было раньше. Так, вероятно, ощущают себя все, кто оказывается придавлен весом своего партнёра. Я обнимаю его за пояс ногами, ещё сильнее притягиваю к себе. Его вставший член, обтянутый тканью боксеров, прижимается к моим мокрым кружевным трусикам. Малфой стонет — я тоже. У нас сносит крышу мгновенно.       Быстро двигаясь, он разрывает мои трусики, а я стягиваю его штаны.       — Презерватив в тумбочке.       Малфой открывает ящик, достаёт коробку, я достаю из неё один презерватив в фольгированной упаковке. Разрываю зубами, разжимаю ноги, нащупываю его член. Надеваю, рвано и пылко целуясь с ним.       — О, — стонет он, когда я направляю его головку ко входу во влагалище, после чего вновь, достав руку, обнимаю его ногами, притягивая к себе. Первая фрикция — острая, немного болезненная, но приносящая за собой мгновенно разливающуюся волну тепла. — Это, — он хмурится, — это… мой первый раз в маггловских… хм…       — Презервативах?       — Да. Ощущения отличаются.       Он начинает двигаться во мне медленно.       — Сильно?       — И это хорошо, иначе я бы кончил от тебя сразу. Ты охеренная, знаешь?       Утыкаюсь в его плечо, чтобы он не смог разглядеть моё выражение лица. Слышать такое ещё само по себе приятно, но когда это говорят вот так — слишком, чересчур.       Он не играет в благородство, да и я не хочу. Двигается во мне быстрее, как голодный кобель. И я тоже голодна. Я обожаю то, как он рычит, как оставляет засос на моей шее, как грубо сжимает меня.       Первый раз я утоляю голод именно так — быстро, резко и не долго думая о последствиях.       — Моя грязнокровная шлюшка, — хрипит он мне в висок — резкая фрикция, ещё одна. Он буквально вдалбливается в меня, и я, вцепляюсь в него ногтями, оставляя алые царапины. — Тебе нравится такое? Вижу — нравится.       Вздрагиваю. По мне будто кипяток разлили. Меня трясёт под ним.       — Да, вот так, — Малфой зажимает мой рот и нос ладонью. Я зажмуриваюсь, после чего широко раскрываю глаза. Вздрагиваю не от удовольствия — от страха. Он усмехается. Серебристые волосы, мокрые от пота, прилипли к его лбу и вискам.       Пытаюсь вырваться, глядя в его серые глаза, но он меня крепко держит. Так крепко, что я у меня совсем ничего не выходит. Я пытаюсь схватиться за его волосы, причинить ему хоть какую-то боль, яростно деру его кожу ногтями, пытаюсь укусить руку — не получается.       Он трахает меня. Трахает так, как никто и никогда до него. Я реально боюсь умереть — мои лёгкие пылают, голова кружится, мир осыпается чёрным песком, я почти теряю сознание, когда он отдёргивает руку, и оргазмические конвульсии вновь повторяются — почти как эпилептический припадок.       Малфой останавливается, зажмуривается и ослабевает. Он накрывает меня ненадолго собой, после чего медленно — со стоном — выходит из меня, гладит меня по щеке два раза, стирает с нижней губы мою слюну и опускает веки.       — Здорово, — говорит он. — Ты того стоишь, — добавляет, после чего встаёт с кровати, подбирает свои вещи с пола и уходит, не закрывая за собой двери.       Не знаю, это комплимент или оскорбление?