Под небом Бейруна

      Генерал Ромель вошел в кабинет Реругена не по обыкновению широко улыбаясь и тяжело сдвинув тонки брови.       — Выйдете. — Тут же приказал своим секретарям Полковник. Ромель только сейчас понял что у Реругена нет своего личного кабинета, он все время заседает в своем отделе. — За чем пришел?       — Ты уже в курсе, что я ковырялся в личных делах людей с фамилией «Реруген», во всех кроме твоего. — Ромель присел напротив стола Полковника. Хозяин кабинета вальяжно откинулся на стуле и стал не стесняясь сверлить его взглядом который было тяжело переносить.       — Конечно в курсе, я просто хочу услышать от тебя объяснения.       — Я не хотел чтобы Мифрил выскочила за тайного психопата.       Реруген добродушно заулыбался, и сменил свой взгляд.       — Ну и что же ты нарыл?       — У тебя точно был брат.       — Один? — Лукаво спросил Реруген. — Кофе будешь?       — Лучше чай. — Полковник встал и пошел к кухонному уголку. — Так у тебя не один брат?       — Знаешь Ромель, ты мне очень нравишься. Рядом с тобой легко и весело, но в дела своей семьи я некому не позволяю лезть уже много лет, в штабе это в принципе не принято, но была пара умников которые таким образом пытались меня подставить. Они здесь уже не работают, но я дам тебе шанс. У тебя одна фраза, чтобы убедить меня остаться в этой игре.       Ромель даже задумываться не стал и от всего сердца выдал.       — Ты же прячешь все эту гадость в себе. Все что с тобой сотворил отчий дом. Я не хочу чтобы Мифрил полезла к тебе в душу и испачкалась. Я слишком люблю эту девочку.       — Она знает. — Реруген так и стоял возле кухонного столика и смотрел в окно. Он был сейчас у окна своей квартиры, затягивался сигаретой и прижимал к себе Рейнского дьявола.       — Ты ей все рассказал?       — Да, ещё в первую ночь.       — Просто так?       — Да, просто так. Она открылась мне, и я открылся в ответ. Мы оба изуродованы, она войной, я кажется таким родился, и стоило нам найти друг друга как все стало проще. Это стала не история моего дерьмового детства, а просто рассказ.       — Я ничего не нарыл, быть честным. Только то что у тебя был брат, и он после окончания кадетского нигде в армейских отчетах не светиться, и отец, который сразу после офицерского отошел от дел из-за травмы ноги. Говорят, он был дерьмовым человеком.       — Правильно. — Полковник забыл о чашках, над которыми начал колдовать и вернулся на свое место, но не обернулся к Генералу лицом, а уставился в стену. — Зачем ты хочешь услышать это дерьмо, Ромель? Я и так… — Полковник пялился в стену. Видел то чего не было в комнате, он был не здесь. Он был сейчас в её палате и рыдал над израненным телом.       Скупая слеза сорвалась с его глаз, он снял очки, быстро утер слезы, вернул очки на место. Прикрыл глаза сосредотачиваясь, снова собирая себя в кучу. Также как кажет сделал уже тысячу раз до этого за эти бесконечные дни.       — По родителям скучаешь? По братьям?       Реруген не ответил просто продолжал вдыхать стараясь унять разбушевавшееся сердце.       — Я не думал что тема настолько больная. Прости, пожалуйста, я просто хотел как лучше для Тани. — Когда Ромель произнес её имя, Реруген только с силой зажал рот рукой чтобы не всхлипнуть в голос.       Генерал встал со своего места и подошел к другу и опустил руку на плечо.       — Она не мучается. Ей не больно сейчас. Если она умрет последним её воспоминанием будет то как она блистает на параде в окружении своих солдат. — Реруген только и смог отрицательно покачать головой. — А что…       — Я сказал… — Реруген наконец смог загнать все чувства поглубже. Глаза высохли и голос обрел привычную твердость. — Я сказал, что она может поспать. Что теперь все хорошо. Я должен был успокоить её. Ромель. — Полковник поднял на друга глаза, опустошённые, потерявшие всякий смысл глаза. — Её не было мирно и спокойно перед смертью, она умоляла нас не касаться себя, мне пришлось её перевернуть. — Полковник вновь уткнул взгляд в пол. Коснулся щеки будто на неё упала раскалённая щепка. — Она плакала от боли и я чувствовал её слезы на своей щеке, такие горячие, будто кожу вот-вот прожгут.       — Ты же понимаешь, что не виноват в том что произошло, ты не виноват не в том что случилось с ней, не в том что случилось с твоей семьей.       С губ Полковника сорвался недобрый смешок.       — Про неё ты прав, а вот про семью… — Чайничек, что стоял на огне полевой конфорки противно засвистел оповещая о закипании воды, Эрих хотел встать, чтобы выключить его, но Ромель остановил его одним движением и сам направился к кухонному острову.       Реруген кивнул в благодарность и продолжил свой рассказ.       — Наше родовое поместье было недалеко от Рейна, и они переехали в Арен, когда началась война. Он прислал мне письмо, первое письмо за пять лет с просьбой предупредить если на Арен будет готовиться нападение. Помню что в гневе сжёг письмо, Ромель я до последнего надеялся что когда открою конверт, увижу ходьбы одно теплое слово. Что он хотя бы сыном меня назовет.       Две дымящиеся чашки опустились на стол рядом с Полковником.       — Его родной сын в тридцать лет попал в управление центральным штабом, я был там самым молодым. А он так и говорил со мной будто я мальчишка в старых протертых брюках с дыркой на бедре от его сигары.       — Он прижигал тебя сигаретами?       — Нет, я не был на столько глуп, чтобы попадаться ему под руку, это были брюки Венса. Они повесились. Они не смогли вырваться из клетки. Я думал что мщу за них, когда сжёг то письмо. Когда… — Реруген поднял глаза и увидел в глаза здоровяка нескрываемый ужас. — Что страшно? История…       Ромель перебил его.       — Как ты можешь быть таким добрым с Таней когда не видел любви. Когда не видел любви в отчем доме. - Природная невероятная проницательность Ромеля легко позволила ему заглянуть в разбитую душу Полковника.       — Видел, видел как отец любил маму, как любил сестер. А меня он любил только как последний взнос по кредиту.       — Зачем ему брать семейный кредит если у вас есть родовое поместье?       — Он был жутким скрягой. И просто отвратительным человеком.       Ромель отвел тему немного в сторону.       — Почему ты живешь в офицерской общаге? У тебя же куча денег осталась от продажи родового поместья.       — Нет. От поместья ничего не осталось, там получились деньги только за участок в шесть гектаров.       — ШЕСТЬ ГЕКТАРОВ! На Рейне же была доругавшая земля. Никогда бы по тебе не подумал, что ты из богатеньких.       — Я потомственный аристократ Ромель.       — Ты при рождении был Эрихом Фон Реругеном?       — Если речь о приставке "Фон", а если ты о моей фамилии то нет. Технически я граф.       Тут у Ромеля откровенно отпала челюсть и Полковник заулыбался.       — Правда без каких-либо прав, я отказался от них, куча имущества которое я все продал и приставка «Фон» как напоминание откуда я родом.       — Я все ещё не понимаю зачем тебе жить в общаге.       — Ну во-первых ты же знаешь что можно выкупить в том здании квартирку…       — Ну да так, но…       — Так делают только идиоты? Я никогда не был умен в финансовом плане. Почти все деньги отправил на благотворительность. Оставил себе. — Он задумался. — Десятилетние жалование. Раньше было жалование за пятнадцать лет, но я поднялся по службе.       — Я чувствую рядом с тобой себя голожопой чернью. — Ромель взял чашку и отхлебнул из неё.       Реруген звонко рассмеялся.       — Рядом со мной в штабе все голожопая чернь. Как глава отдела кадров по секрету скажу что выше графьев у нас тут никого нет.       — А Императорская семья?       — Они не часть центрального штаба. Да и военного образования не имеют. Спасибо за кофе. — Реруген скромно взял чашку и жеманно оттопырил мизинчик, от чего уже Ромель не выдержал и заржал как раненая чайка.       — Это такая честь для меня, сына фермера подавать вам кофе. И я очень рад что ты оказался не скрытым психопатом. Просто странненький.       — Странненький?       — На хрена тебе восемь женщин в отделе?       — Ты ведь заметил что мы в отделе заседаем, а не у меня в кабинете?       — Я чернь голожопая, а не слепой.       — Там. — Он указал пальцем на дверь сразу рядом со входом в отдел. — Мой личный кабинет. Взгляни. Если конечно осмелишься. — Реруген дьявольски улыбнулся.       — Учитывая какую жесть ты на меня сейчас вывалил там либо гора золота, либо твой папаша прикованный цепями.       Полковник медленно хлебнул напиток смотря Генералу прямо в глаза и тихо сказал.       — Хуже.       — Так, я… — Ромель вскочил со своего места и не давая фантазии разгуляться распахнул дверь.       Перед ним предстала ровно такая же комната как была и в его доме. Детская. Пеленальный столик, две кроватки, ящик для игрушек, деревянная лошадка.       Здоровяк только и смог что отшатнуться назад вскинуть руками и вскрикнуть.       — Нахуй! Вы с Дегуршаф друг друга стоите! Один сука граф, вторая блять майора в десять лет получила. Ну вас нахер, я чувствую себя пшивой собачонкой рядом с вами. А это блять что? Детская комната? Пиздец, ты ещё и не просто ебнутый в край управленец который набрал сложный коллектив от скуки, а добродетель. Нахуй. Я хочу напиться.       — У тебя жена на днях родит, отложи алкогольную кому на потом.       — Хорошо, ваше высочество.       — Я могу и по лицу съездить за такое фамильярство.       — Допрыгни сначала. — Ромель помолчал немного. — Позволь узнать как ты её в постель затошил?       — Ты уверн что хочешь знать эту историю?       — Думаю да.       — Ты же знаком с проблемой всех молодых волшебниц?       — Конечно.       — Она пришла ко мне в штаб узнать что можно с этим сделать. Я вспылил, оттолкнул её слегка, а она от истощения свалилась на землю. Я не решился её бросить там, решил поцеловать, чтобы взбодрить. И блять какие же у неё мягкие губы были. — Реруген прикрыл губы рукой, Ромелю показалось что снова вот-вот расплачеться, но Полковник только пытался согнать ощущение теплоты с кожи. — Мы пошли ко мне и все случилось.       — Глаза ты ей не облизывал?       — Тебе то самому нормально, слушать подробности того как я трахал девушку которая тебе как дочь?       — Ей хотя бы понравилось?       — Изливал тебе душу, изливал, а все равно все о чем могу сейчас думать это как сорваться к ней и рыдать у её постели. Умолять её проснуться, Ромель. — Полковник поднял на друга глаза, наполненые горечью.       — Что?       — Спасибо, что был рядом все эти дни. Это действительно круто иметь друга в такие моменты.       — А мы уже друзья, не коллеги и не товарище, а друзья?       — Если ты считаешь что нужно консумирировать акт нашей дружбы попойкой я все организую когда закончиться расследование.       Генерал добродушно рассмеялся.       — Другое дело. Я люблю односолодовый виски. — Ромель протянул Полковнику руку для рукопожатия когда в кабинет ворвался один из его полевых командиров.       — ГЕНЕРАЛ!       — Что такое?       — Аделия рожает. Только что позвонили из больницы.       — Ты вызвал водителя? — Ромель встал в стойку как охотничий пес.       — Да.       — Поедешь со мной Полковник?       — Лучше Вишу с собой вызови, а я прикрою пока тебя на роли главы расследования.       — Спасибо, Полковник.       — Иди давай.       Этой ночью в 23:13 у Генерала Фон Ромеля родился третий ребенок. Сын. Рода прошли легко и без осложнений. Мальчика назвали Людвиг.