Доверься мне вновь

Рюноске проснулась от крика, не помня, как оказался сидящим на временно своей постели. Мокрые от холодного пота лицо и грудь буквально горели, словно обжигаясь изнутри, когда он судорожно хватал воздух с ощущением, будто его только что вырвали из ледяной проруби среди замерзшей реки... Перед глазами все еще стояли ужасающие картины, которые парень не в силах выбросить из головы. Только потом сероглазый осознал, что кричал именно он, ведь в комнате больше никого не было. Глаза судорожно бегали по спальне, пытаясь зацепиться за кого-то что-то, что могло бы его успокоить. Но в пустой комнате не было ничего такого, лишь раздражающие тикающие часы, звук которых сейчас пугал еще больше. Раздался звонкий удар о стену. Большие острые осколки посыпались на пол. Остатки часов валялись рядом. Рюноске присел возле них, беря острое стекло в дрожащую руку, излишне сильно сжимая, капли крови выступили, капая вниз. Боли не было, он не ощущал ее, ведь терзающие муки в душе были гораздо больнее. В такие моменты он ненавидел себя, слабый, ничтожный, жалкий… страх пропитал его тело. В таком виде его победил бы даже чертов Тигр. Все считали его бесчувственным псом, не знающего страха, который без какого-либо сожаления и без зазрения совести рубил людей направо и налево. Конечно, Акутагава сам этого добивался. Никто не должен видеть его слабости, даже Гин. Для нее он должен оставаться сильным. Он не уберег своих друзей, но сестру сможет. Хотя.. у него тоже есть эмоции, хоть почти все из них были отрицательные, но они есть. О них Рюноске сам и не подозревал, они пробудились в нем внезапно. Сначала после того, как убили его друзей. Это была боль, ненависть и впервые липкий страх, обволакивающий его тело. А после встречи с Федором, возникли и другие, положительные. Именно в это время он стал слабее. Эмоции для него —непозволительная роскошь, его стали мучать нескончаемые кошмары, в которых были все его жертвы, это было в самом начале, и честно сказать, брюнету все еще плевать на них, ничего особенного он не чувствовал, только отвращение. Они были так слабы, а слабые должны уступать место сильным, тем, кто способен выжить в этом запятнанном людьми мире. А потом появлялись образы его приятелей, из отверстий от пуль сочилась кровь. Их глаза застилала пелена слез, они тянулись к нему своими руками, но не доставали… — Спаси нас! Акутагава! - кричал паренек. Он еще был таким ребенком, всегда верил в лучшее, но его ждала не самая лучшая участь. Тогда виднелась его сестра, Гин, она была мертва, ее когда-то жизнерадостные глаза были прикрыты. Это было худшей частью этого сна. А потом он просыпался, и так раз за разом. Но в те моменты рядом с ним был Достоевский. Он прижимал его к себе так сильно, что казалось, сейчас ребра треснут, нашептывал успокаивающие слова. В голову заползали мерзкие мысли, напоминающие, как он жалок, но их быстро развеивали короткие поцелуи везде, где Федор мог достать. Но сейчас его нет, одиночество давило, хотелось в те объятия. Он уже готов ему простить все, что угодно… Внезапно, словно по щелчку, все прекратилось. Осколок, испачканный алой кровью, упал на пол. Парень, будто в трансе, вернулся на кровать, взобрался на нее с ногами и смотрел неизвестно куда. Хах, интересно. Из-за кошмара впадать в такое состояние… даже был готов простить Федора. Вдруг он не врет? Может дать ему шанс…? Конечно, ещё есть вариант, что фиолетовоглазый просто водит его за нос, прикидывается. Можно ли ему верить или лучше продолжать игнорировать, парень не знает. — Рюноске? - дверь отворилась, на пороге появился русский. Брюнет не реагировал, пребывая в некой прострации. Но его вернуло в реальность прикосновение к плечу. Достоевский посмотрел на руку, а после перевел взгляд на кучу стекла. Выдохнув, он достал из кармана бинты. Видимо, поэтому он и пришел сюда. Наверное, услышал, как разбились часы. Мужчина аккуратно промыл, наложил бинты, после чего, почти не касаясь, поцеловал поврежденное место. — Опять кошмары? - спросил он, приобнимая парня. — Тебе какое дело, - все-таки Рюноске не собирается его прощать в ближайшее время. А что он думал? Сейчас скажет какие-то слова о том, что любит его, и сероглазый его простит? Да не за что. Пусть сначала заслужит, и какие дурацкие сны этому не помешают. Маленький что ли? И похуже было, переживет. Так себе говорил Акутагава, борясь с желанием придвинуться ближе. Чертово сердце, ну почему оно не может успокоится… хорошо, что сейчас разум выигрывает, не давая спуску чувствам. — Я волнуюсь за тебя, глупый, прости, что не был рядом. — И где ты был? - без особого интереса спрашивает парень, отталкивая старшего. — Надо было решить кое-какие дела, - на это он получает взгляд, требующий конкретного ответа, - я ранил твоего босса, а также главу Агентства. — Что? Зачем? - глаза расширились от шока. Он смог ранить Мори? Как он это провернул… — Ты хочешь знать все? - уточнил феолетовоглазый. — Да. * * * Глаза были словно два блюдца. Под конец длительного пояснения Рюноске сидел, пытаясь переварить услышанное. Все было так запутано, но все, что точно он понимал, так это то, что его все не устраивает. Ну как все, только то, что пострадают дорогие ему люди. Мафия, что стала ему как дом, и люди в ней, точнее сказать два человека. Гин и Чуя. Накахара первый, кто начал проявлять какую-то заботу. Всегда звал выпить пару бокалов вина, заставлял есть, брал часть бумажной волокиты на себя. Много раз выручал. — Ты же не думаешь, что я тебе это все спущу с рук? — Я постараюсь изменить план так, чтобы никто из тех, кто тебе дорог, не сильно пострадал. — Ты прекрасно знаешь, что этого не получится. Они в любом случае пострадают. И чтобы ты знал, мне уже полюбился этот город. — Рюноске, я все равно осуществлю план. Ты ничего не сможешь мне сделать, ведь любишь, - в ответ ему прилетел удар в челюсть, предсказуемо, но мужчина не собирался ничего предпринимать. — Я ненавижу тебя! - кровь пульсировала в висках, а в голове крутилась одна и та же катушка "Слабы, слабый, слабый" почему эти чувства ослабляют его он хочет больше не чувствовать их. Хочет перестать любить Федора… Акутагава навис сверху, безостановочно продолжая наносить удары. Старший просто лежал, не двигаясь. Лишь внимательно глядел на парня. Под этим взглядом тот чувствовал, как сила уменьшается. — Не смотри на меня так, - почти шепотом сказал Рюноске, прекращая избиение. Он же обещал не плакать, тогда почему слезы так позорно скапливаются в глазах? Как будто не ощущая боли, старший улыбнулся, приподнявшись, он положил руку на затылок сероглазого и склонил ее, заставляя уткнуться в плечо, немного подрагивая. — Тише, - он хотел придвинуть его ближе, но тот, словно опомнившись, отскочит от него. Он дал слабину перед Достоевским опять… стена, которая так старательно строилась несколько дней, начала трескаться. — Уйди, - Федор кивнул, послушно удаляясь, напоследок потрепав младшего по голове. Акутагава вновь остался один на один со своими мыслями и попытками внушить себе, что не хочет прощать русского.