Доверься мне вновь

Уже начало светать, город оживлялся, потихоньку собиралась толпа людей и бесконечные пробки длинною в несколько километров. Брюнет только сейчас отправился в их общую с Федором квартиру. Общую… он жил гребаных два года с врагом, даже не подозревая об этом, делил с ним еду, дом, пастель, абсолютно все. Было так хорошо каждый день просыпаться в объятиях любимого человека, смотреть фильмы на диване, укрытые теплым пледом, который фиолетовоглазый привез из России. Сероглазый поражался самому себе, сам он не тактильный человек, ему противны прикосновения других людей. Но почему-то касания Достоевского странно успокаивали, расслабляли. Хотелось тонуть в них вновь и вновь, теперь же, все поменялось. Разум затуманила ненависть, вытесняя здравый смысл на задний план, а сердце, что так и сохранило любовь к русскому, где-то глубоко покрылось льдом. Быстро шагать уже не осталось сил. Мешки под глазами становились все больше. Всю ночь до утра он шлялся где попало, успел даже заскочить в бар. Выпил он, конечно, немного, но алкоголь — это слабость Рюноске, выпей он хотя бы один бокал легкого вина, то сразу же поплывет. В глазах двоилось, но на это парень и не думал обращать внимание, продолжая идти, пошатываясь. Лифт, как на зло, сломался. Пришлось подниматься по лестнице почти на последний этаж. Это было ещё тем испытанием. Минут через десять он, наконец, достиг цели. Запыхавшийся брюнет с трудом нашел ключи и открыл дверь с небольшим скрипом. Из окон лился свет, поэтому и в помещение было довольно все хорошо видно. На вешалке висел плащ Федора, что означало, что второй хозяин квартиры вернулся. Небрежно сбросив свою верхнюю одежду и сняв туфли, он, пошатываясь, пошел на кухню, где обнаружил Достоевского, облокотившегося на стол. — Где ты был так долго? Ты что, пил? - спрашивает он, принюхиваясь. Как-будто сам не знает, строит из себя невиновного, знает же, что не прокатит. — Ты, чертов ублюдок, использовал меня, чтобы добраться до Мафии, так ведь? Два года, два, я даже полюбить тебя успел, думал, вот оно, мое счастье, но нет, конечно нет. Разве такой, как я, будет счастлив? - язык заплетался, хотелось разрыдаться, дать волю эмоциям. Но сейчас нельзя. — Мои чувства к тебе никогда не были фальшью. Я люблю тебя так же, как и ты меня. Я никогда не собирался использовать тебя, мне это незачем, - старший начал неспешна приближаться. Он замер, около его горла оказался Расемон, грозя перерезать глотку. — Заткнись, или я тебя прикончу, обещаю, - голос дрогнул, выдавая некую нерешительность. Сердце из-за всех сил кричало, что этого делать не надо. Но кто его послушает в данный момент. — Прикончишь? Что ж, это вполне заслуженно. Но сможешь ли ты это сделать? - Достоевский наклонил голову в бок, внимательно глядя на младшего. — Еще как смогу, мне ничего не мешает, так что заткнись, - это начинало злить. — Так убей меня, вперед. Но знай, что я никогда тебе не врал, ни разу. Верить или нет, твой выбор, - он прикрыл глаза. Акутагава сверлил его взглядом, приказывая Расемону сделать резкое движение вперед, оставляя порез на шее, выступили капли крови. Он хочет убить его, хочет, уверяет сам себя. Но так ли это? — Черт, - он просто не может… почему он просто не может убить его? Дыхание затрудняется, он не делает никаких движений, и тогда, Федор решает действовать. Он решительно шагает к нему, — стой на месте, - его не слушают, продолжая движение, он совсем близко, — стой, я сказал! — Ты все еще любишь меня, поэтому не убьешь, - он на расстояние руки, и этого достояно, чтобы феолетовоглазый смог коснутся щеки брюнета. — Не трогай меня, ты ошибаешься. Я тебя ненавижу, - он резко убрал руку от себя, но старший уже успел воспользоваться смятением, чтобы взять его в захват, крепко прижав к себе. Естественно, Рюноске мог просто напросто проткнуть того способностью, конечно же он этого не сделает, из-за глупой любви, - отпусти, - прорычал он, брюнет пытался брыкаться, но тело, ослабленное алкоголем и недосыпом, отказывалось слушаться. — Прости, я долго искал человека, что станет моим светом, разве ты отпустишь того, кого так долго ждал? - прежде, чем решиться сделать что-либо, сероглазый почувствовал иглу в шее. Измученный, тело не стало делать попытки сопротивления, просто расслабилось, повиснув в руках "врага", постепенно подгружаясь в темноту. * * * 3 года назад. Зима, то время года, когда после работы идешь домой в метель и жуткий холод. Хочется заскочить по дороге в уютное теплое кафе, чтобы погреться и вдобавок выпить горячий чай. Смотря, как снежинки кружат в небе, медленно опускаясь на землю, где их втопчут в землю ноги спешащих кто куда людей, которые поскальзываются на льду, скрытым под снегом. Акутагава сидел рядом с огромным окном почти на всю стену. В кафе играла приятная музыка. Людей было совсем немного, человек 5 максимум, что его, несомненно, радовало. Действительно, время уже за одиннадцать. Кто в такое время уже не дома. Разве что очень занятые люди, подростки, что решили гулять допоздна и мафиози, темная сторона Йокогамы. Рюноске любил такие места, спокойно, не шумно и подают прекрасный чай. Хорошее место для любителей тишины, и интровертов. Его умиротворение прерывает незнакомец, подсевший к нему напротив. Брюнет недовольно хмурится, ну вот зачем он сел к нему, мест же полно. — Здравствуйте, тут не занято? - дружелюбно спрашивает мужчина. — Занятно. — Но я не вижу здесь никого, - он загадочно улыбался, явно чувствую себя в своей тарелке, в отличии от Акутагавы. — Я же сказал, занято, проваливай, - парень не планировал церемонится с незнакомцем. — Какой вы грубый. Хотя, прошу прощения, я даже не представился, Федор Достоевский, - феолетовоглазый протянул руку для рукопожатия, но его проигнорировали. — Мне все равно, кто вы такой, - его настроение в миг стало ниже плинтуса. — Да ладно вам, просто вы сидели отдаленно от других. Я подумал составить вам компанию. — Я в ней не нуждаюсь. А сейчас мне надо удалится, - он поднялся, и посмешил уже уйти от сюда подальше, но его схватили за руку, сажая обратно. Вверх наглости, - что вы творите, — терпение было на исходе. — Посидите со мной немного, я не успел вдоволь насладится вашим обществом, - ни в чем не бывало продолжал мужчина. — Если вы незаметно, я не хочу находится рядом с вами. Советую не останавливать меня, если жизнь дорога, - он предпринял вторую попытку покинуть кафе, все же не было настроения убивать в этом месте. На этот раз его не остановили, но когда он вышел на улицу, он услышал тихое скрипение снега сзади себя, а когда обернулся, увидел, что за ним шел тот самый Достоевский, как тот представился. Ладно, не стоит злится, может, его дом находится в той же стороне, где и брюнета. Он шел по пятам вплоть до самой многоэтажки. Вошел в тот же подъезд, что и Рюноске. Тот уже задумывался, а он не очередной враг Портовой Мафии, решивший, что сможет победить цепного пса. — Какого ты идёшь за мной, - не выдержал сероглазый, когда Федор уже был с ним на его этаже. — Здесь находится моя квартира, - мужчина указал на соседнюю дверь, - значит, вы живете в той? Надо же, мы соседи, как удачно, - он широко улыбнулся. — Какая радость, - в последний раз взглянув на Достоевского, он скрылся за дверью. В следующую неделю он обнаруживал разные подарки и цветы под дверью. Были даже конфеты со вкусом инжира, которые он выбрасывал, понимая, кто это ему дарит. После в ход пошли письма. Содержимое было странным. Он писал так, будто был одержим или что-то такое. На третей неделе они слишком часто стали пересекаться в том кафе. Конечно же, мужчина постоянно подсаживался к нему, и Рюноске даже хотел найти другое кафе, но все остальные были слишком шумные, набитые людьми. — Добрый вечер, - феолетовоглазый, как всегда, сидел напротив. — Уже ночь, - Акутагава уже прекратил свои попытки прогнать его, ведь даже когда он затащил мужчину в переулок, угрожая расправляй Расемоном его это совершенно не испугало. Убить? Зачем все равно после ухода Дазая парню уже на все на-пле-вать. Конечно же, он жаждал признания бывшего наставника, но когда он узнал, что Осаму перешел на сторону Агенства, в голове что-то щелкнуло. Он терпеть не мог предателей, а шатен таковым стал. Как удар ножом в спину, тот, кем ты восхищался, бегал хвостиком за ним, лишь бы он похвалил тебя, оказался чертовым предателем. И этот мерзкий тигр, он же не достоин признания! Закрадывались мысли о том, что Дазай не дает то, чего так хочет Рюноске, потому что думает, будто брюнет потеряет смысл жизни. Возможно, это правда. Но у него есть сестра, Мафия, он бы жил ради них, а смысл вновь обрелся. — Как прошел ваш день? - он проигнорировал замечание. — Нормально, пока вы не пришли. — Почему же мое присутствие ухудшило вам день? - Федор был спокоен, попивал чай, глядя, прямо в серые глаза. — А оно должно его улучшать? - после этого вопроса наступила тишина, Рюноске вздохнул, - откуда вы? — М? - старший отвлёкся от своих мыслей. — Вы явно не японец. — Ах да, я русский. — И что же вас привело в Йокогаму? - если тот постоянно бегает за ним, то хотя бы нужно узнать о нем побольше. — Работа, - ответил мужчина. — Что за работа? — Не могу сказать, - он улыбнулся, склонив голову вправо, - а ты кем работаешь? — Не могу сказать, - Акутагава передразнил его, что вызвало у другого тихий смех. — Хорошо, значит, распространять информацию о наших работах не будем. Со временем он стал привыкать к его компании, они начали разговаривать о разном. Рюноске удивило то, что ему и вправду нравилось общение с ним. Прогулки по парку успокаивали, случайные касания пугали, но не вызывали тошноту. Оба начали сближаться, вот, и они уже друзья… такое незнакомое понятие для сероглазого. Он не заметил, как они начали обниматься на прощание, ходили в гости к друг другу, вместе смотрели фильмы до утра. Через год такого общения Достоевский сидел уже не напротив, а рядом, невинные касания стали более настойчивее. — Ты что делаешь? - недоуменно спросил парень, в один из тех зимних дней. — А что я делаю? - с поддельным удивлением ответил вопросом на вопрос. — Ладно, скажу конкретнее, какого твоя рука делает у меня на бедре. — Ну, она лежит, гладит, - выражение лица становилось все более довольное. — Да что ты, мистер очевидность, убери свою ручонку от меня, - он потихоньку начал краснеть, чужие действия смущали. — Разве тебе не нравится? - младший почувствовал дыхание на своем ухе, рука скользнула на внутреннюю сторону бедра. — Нет, - выдавил из себя он, томно выдыхая. — Ладно, - феолетовоглазый отстранился и продолжил разговор как небывало. С этого момента такие случаи повторялись все чаще и чаще, Рюноске даже должен был признать, что Федор ему начинает нравится не совсем как друг. От всех этих касаний давно мертвые бабочки зашевелились в животе. Никто не признавался другому Рюноске, потому что боялся быть отвергнутым, Федор, потому что хотел, чтобы сначала признался Акутагава. И все так и оставалось бы, если в один вечер, в выходной, они не решили бы выпить. Не рассчитав, перебрали, и кто ж знал, что мирные обнимашки превратятся во что-то жаркое и непристойное. Громкие стоны заполняли всю квартиру, наверняка соседи все слышат, но какое им дело? Пьяных возбужденных парней вряд ли волновало все из внимание было обращено друг на друга. Мокрые поцелуи становились все длиннее, потные тела прижимались как можно ближе. И без того быстрые толчки набирали еще более скорый темп, заставляя кровать биться об стену. На пике наслаждения, совсем не соображая, что говорит, Рюноске вскрикнул. — Я люблю тебя! - он неистово выгнулся дугой, и уткнулся в шею Федора. — Я тебя тоже, ангел.