blugri

      Снежинки падают на пустые улицы, крыши домов, одиночество и плечи. Юнги делает глубокий вдох и сжимает лямку сумки на плече — она тяжелая из-за четырех холстов внутри. Следы возникают за широкими шагами и остаются ненадолго, ведь мягкий и пушистый снег вскоре скроет их. Погода, несмотря на приближение зимы, теплая, на Юнги надета ветровка и водолазка. Ему нужно дойти до школы, где работает Чжи, и отдать холсты для продажи. Он не планировал выходить и делать это самостоятельно, однако желание свежего воздуха и встречи с кем-то перетянули на себя одеяло. После поцелуя прошло около недели, они иногда писали друг другу. Юнги извинился за желание не видеть пока никого и Хосок дал понять, что в этом нет ничего страшного и они могут обсудить все намного позже.       Юнги пинает камень. В душе слегка тревожно, но легкое принятое решение и отсутствие волнения после выхода ощущается так хорошо и значимо. Сейчас внутри творится что-то непонятное из-за непривычности, а не из-за страха. Ему кажется это удивительным.       Дорога до школы мешается пешеходной тропой с пустым автобусом и тишиной. Наушники прибавляли тревожности, поэтому кейс сжимался рукой в кармане, и Юнги ни разу не достал устройства из него. До выхода из дочиста вычищенного внутреннего двора учебного заведения с высоким железным забором, словно тюремные решётки синего облезлого цвета и белым каменным зданием, с парочкой детей, мирно ожидающей родителей с работы, идти ещё десять минут, в которые, будь он старой версией себя, волновался и потел бы ладонями. а сейчас, давая обещание, что пустит все на самотёк и не испугается этого, идет увереннее. В этот отрезок жизни, начавшийся после смерти отца Хо, все так и идёт — хаотично, необдуманно, но вполне здраво и ближе к хорошему. Если бы Юнги много думал, то никто Хосоку бы не помог.       Мимо летит снежок. Это привлекает внимание. Парнишки тут же убегают и оставляют Юнги одного. Выдохнув пар, он смотрит на здание и проходит на территорию.       Занятия уже закончились. Пустые коридоры из-за частичного отключения освещения кажутся серыми, художник быстро находит в конце здания нужный ему личный кабинет с облезлой табличкой и фамилией девушки. Тихо стучит и проходит. К сожалению, за открытой дверью нет никого, а девушка не появится: ее сумка и пальто отсутствуют. Он проходится взглядом по полкам и стенам с рисунками и поделками, оставляет сумку на ближней из парт, стоящей напротив доски, и оборачивается на скрип приоткрытой двери. Перед ним с кучей бумаг и журналом успеваемости предстает парень с черными волосами до ушей и рядом сережек на ухе. В теле под мешковатой черной одежде читается неловкость и неожидание увиденного незнакомца. Юнги смотрит без эмоций, немного съежившись внутри от найденного лишнего элемента в уравнении.       — Я пришел к Чжиын, — не зная, как обратится к молодому человеку, — может быть, он стажер, а может быть, еще школьник, кто знает — художник нарушает тишину таким бестактным образом.       — Ох, к госпоже Чжи, — кивает парень и с поджатыми губами проходит мимо посетителя к столу. Уронив с рук бумаги, он разворачивается и заслоняет телом некрасивую беспорядочную кучу, которая дает знать о загруженности молодого человека. — Она недавно ушла. Ее рабочий день закончился около получаса назад. Мне что-то передать ей?       — Нет, спасибо, — кивает со слабой улыбкой. — Вы с ней работаете?       — Я прохожу практику от университета. Можно сказать, я под ее крылом.       — У вас прекрасный руководитель.       — Да, Чжиын особенная, — на лице возникает улыбка, но глаза смотрят в пол. — Ей точно ничего передать не нужно?       — Нет-нет, спасибо, — мотает головой Юнги, берет сумку с холстами и накидывает на плечо. — Спасибо, что сообщили, — кивает в знак прощания и разворачивается.       Опоздание было очень незначительным, от этого как-то досаднее. Со вздохом он садится на лавочку под навесом остановки и кладет свою ношу рядом. Он мог бы оставить свои работы на парнишу, но ему важно вручить их именно Чжи в руки. Иначе не сможет спокойно спать без пожирающих мыслей о судьбе собственных творений.       Идущий в сторону дома автобус игнорируется. Юнги очень хочется увидеть Хосока, но в тоже время и страшно. Есть воодушевляющая мысль, что в пекарне находится Чжи, и он тем самым увидит самых дорогих людей одновременно. Безумно хочется.       Старый Юнги бы ужаснулся. И задумался, что с ним мир такого сделал и как так выпинал из чёрного угла и с какими угрозами, что он думает о таком? Хотя, скорее не выпинал, а прилепил пластыри на ранки. Ранок так много, что Юнги настоящий задумывается: а плохо ли то, что он лечит себя с помощью Хосока? Дает ли он что-то в ответ? Может, лучше впустить в душу человека и поставить его цветами в цельную вазу, а не сунуть скотч в руки для лечения обломков?       Юнги старый закрыл бы эту мысль в дальнем ящике. Нынешний же захотел это обсудить.       Он следит по экрану телефона за перемещением пометки автобуса, в котором после занимает удобное место у окна напротив входа и зажимает между ног сумку. Ему нужно проехать три остановки, он выйдет через дорогу от пекарни и мелкими шагами последует к пешеходному переходу, расположенном на перекрестке в пяти домах слева. Снег все быстрее прячет следы присутствия художника на одинокой улице своими пухом.       Выждав смену света светофора, он переходит непривычно чистую дорогу и смахивает осевшие на голове снежинки. Ругается под нос, вздыхает и поправляет сумку, будто боясь потерять. Мужчина приостанавливает процесс очистки тротуара от снега, хоть он и не особо-то полезный, и Юнги быстро проходит по чистому участку, после чего хрустит кроссовками по слою белизны.       Перед входом в пекарню пару секунд мнется и только осознает это — сразу же выдыхает и вбивает в голову, что в любом случае он может просто купить выпечку, просто спросить о жизни и рассказать о неудачном походе к Чжи, и в этом нет ничего плохого. Наоборот, он увидит Хосока. Главное не сглупить, не переборщить. Особенно при Чжи. После ряда мыслей идёт к двери из тёмного дерева, на которой остается жёлтое свечения из окна, и проходит внутрь. На удивление, за дальним столиком небольшой пекарни одиноко сидят два главных человека для нынешнего Мин Юнги.       Хосоку дыхание перехватывает, когда от тишины выпитого чая с Чжи — которая рассказала пару мелочей с работы — их избавляет пришедший человек: глаза сразу цепляются за светлую макушку, снег на которой делает её белее, а плечи в чёрной ветровке собрали на себе тонкий слой снежинок, словно асфальт сегодня утром до начала этого безумного снегопада; взгляд такой потерянный, но устремленный на занятый столик, а рука сжимает лямку сумки; он мнется, снег падает, и Хосоку становится еще радоствнее на душе, он еле держится, чтобы не сорваться с места и не подбежать, крепко обняв и почти опрокинув на дверь; Юнги сам пришёл, щеки его налились красным цветом то ли от неловкости, то ли от холода, как и ладони….       Хосок встаёт и скоро достигает Юнги. Стоя напротив, отряхает плечи и обнимает, прижимая тело в сырой куртке к себе очень близко. Он ощущает, как сердце художника бьётся быстрее, глупо улыбается и отстраняется, еле сдерживаясь от громких мысленных желаний спрятать его в самый дальний угол от всего мира. Юнги смотрит широко открытыми глазами в чужие и сглатывает, убирая замерзшую руку с лямки сумки.       — Я скучал, — слышится совсем тихо, и Юнги кивает в ответ на слова, как бы отвечая тем же. Затем он смотрит на девушку и снимает сумку, достигая столика.       — Привет, Чжи, — он ставит на ближний к девушке один из четырёх стульев и садится на соседний. Между ними остается стул Хосока, перед которым на столе стоит недопитое кофе. — Я надеялся вручить тебе холсты на работе, но ты ушла на полчаса раньше, чем я приехал.       — Ты правда съездил туда? — удивлённо и тепло проговаривает Чжи садится ближе, переставляя холсты. Юнги кивает, а она улыбается. — Божечки, почему ты не позвонил? Я бы задержалась…       — Всё хорошо, — поджав губы в улыбке, касается её плеча. — Мне нужно было проветриться. А так я увидел вас двоих, хотя планировал сходить только до тебя.       — Юнги, ты такой холодный, — Чжи трогает его ладонь и волнующе смотрит на её владельца.       — Может, мне принести плед? — Хосок, наклонившись и стоя сзади, кладёт ладони на плечи, а Юнги слегка вздрагивает и смотрит в ответ. — Ты же не на пять минут? Тогда можно в жилую часть пойти, м?       — А я мешать не буду? — поддавшись действиями, помогает стянуть широкую ветровку с плеч. Он совсем забыл, что на нем только толстая водолазка, которая облегает тело. Они видели друг друга без верха, но сейчас художник ощущает себя голым перед Хосоком не только из-за одежды, но и откровений в комнате для сушки картин. Там, к слову, ничего не поменялось, только шторы задернулись.       — Нет, конечно же, — девушка поднимается из-за стола и берет с собой сумку Юнги и пальто девушки.       — Я сейчас закрою входную дверь и поднимусь, — даёт знать Хо и идет ко входу. Чжи следует на второй этаж, а Юнги остаётся стоять около столика с ветровкой в руках и неловкостью в теле.       — Я соскучился, — звучит достаточно громко и уверенно. Хосок оборачивается, вынув ключ из скважины, и замирает. — Очень сильно, если честно, — наверное, ему можно такое говорит: когда он пришёл к Хо после смерти отца, то сказал о волнении, значит и сейчас тоже подходящий момент? Уставившись в пол, он поджимает губы и кусает щеку. Хосок быстро подходит и обнимает ещё крепче, чем это было у входа.       — Я тоже соскучился, Юнги, — растянувшись в улыбке, ластится к плечу котом и гладит художника по позвонкам. — Я очень рад, что ты пришёл.       — Я тоже рад, — Юнги ладонями касается ткани на чужой спине. По телу растекается тепло от касаний.       — Пойдем на второй этаж. Я налью чай, ты поешь, дам плед, м? Посидим, холсты порассматриваем. Ты очень холодный, мне аж страшно, — отстранившись, с волнением смотрит в глаза.       — Да, пойдём. Я очень хочу есть, что-то горячее. И с вами поговорить. Я так отвык от одиночества, хотя в нем очень сильно нуждаюсь, — кивнув, опускает взгляд из-за таких откровений.       — Я напомню, что ты в любой момент, вне зависимости от слов ранее, можешь написать и попросить приехать.       — Хорошо, — кивает и берет сумку. — Пойдем.       Чжи к этому моменту заняла ближний к окну кухни стул и листала мессенджер. Юнги оставил ветровку на вешалке, а сам ушёл в спальню, где сменил безумно облегающую вещь на футболку хозяина квартиры и накинул на себя плед. На кухне его ждали и Хо, и Чжи. Первый грел грибной суп.       Юнги сел напротив Чжи и прижал ноги к груди, уперевшись пятками в край сидушки.       — Мы не зря посидели лишние пол часа, — отложив телефон, смотрит на художника и тепло улыбается. — Я так давно тебя не видела, я так соскучилась. Что произошло за это время? Как ты себя ощущаешь? Что нарисовал? — закинув вопросами, она перемещается на ближний к Юнги стул.       — Да ничего особенно, — жмёт плечами. — Ем, сплю, работаю. Вчера закончил один из кусочков неба. О, точно, — он спешит за сумкой в спальню. Возвращается с ней и ставит на пол. Встав на колени, начинает искать что-то среди больших холстов. Затем поднимается и протягивает Чжи и стоящему около нее Хосоку два холста в форме сердца и диаметром сантиметров десять. Он не планировал отдать сегодня, но положил, чтобы в момент случайного желания не рискнул зайти к Хо только из-за нехватки важного творения. — Это вам, — переворачивает. На сердечных холстах — голубое небо и такие же одинокие сердечные облака. — Я закончил их только вчера.       Перебарывая неловкость, смотрит с улыбкой на друзей, руки которых потеряно из-за неожиданности берут холсты и осматривают. Хосок кусает губу и кратко поднимает глаза на Юнги, выражая во взгляде все признания «я очень люблю тебя» на ясном художнику языке и на том, который ещё недостаточно изучен им. Сердце Юнги начинает биться сильнее.       Чжи оглаживает фактурную поверхность пальцем и кладёт картину на стол, встаёт со стула и крепко обнимает за шею, а Хосок обнимает совсем рядом с ней и утыкается носом в висок.       — Спасибо, — где-то в плече слышно Чжи. Она шмыгает носом и трется лицом о футболку. Руки её крепче оплетают талию, она хочет расплакаться и растворить Юнги в объятиях от гордости за художника и его шажков в мир. — Я очень, очень, очень люблю тебя, — ладошки от волнения стали влажными.       — Я люблю вас, ребята, — Юнги закусывает губы, чтобы не расклеиться окончательно. — Важнее вас у меня никого нет. Простите, если говорю это слишком редко.       — Не извиняйся ты, — Чжи в шутку слабо ударяет ладонью по спине. — Нам достаточно, чтобы ты просто был. Мы уже знаем, что ты любишь нас.       Он никогда не говорил о любви вслух. Из-за этого кажется, будто все нереальное, и он проснётся в холодной квартире под пышным одеялом. Сердце пропускает удар, когда то ли реально, то ли кажется, ощущает касание губами плеча. Хосоковыми губами, отчего разум возвращается в момент с поцелуем, который безумно хочется повторить.       Из-за писка микроволновки Хосок ослабляет объятия и следует к столу. Чжи тоже отстраняется и берет холст Хо со стола, чтобы сравнить со своим.       — Ты для себя тоже нарисовал, да? — девушка садится за стол.       — Нет. Я ещё не успел, — Юнги поднимает с пола упавший плед и накидывает на плечи, садясь напротив. Хосок ставит грибной суп, и художник кивает в благодарность, начиная медленно есть. Хосок покидает кухню.       — А ты надолго? — девушка садится удобнее и кладёт один холст на другой.       — Не знаю. Пока не начну ощущать себя лишним.       — Фу, Юнги, ты гадости говоришь. Ты лишним никогда не был.       — Кстати, ты не говорила, что у тебя появился стажёр, — воспоминание о пареньке со школы возникли внезапно, и Юнги не мог умолчать.       — Да, появился. Ничего особенного, вроде, вот и не говорила.       — Наша тётушка Чжи такая крутая, что уже есть стажёры? — хмыкает вернувшийся Хосок и получает шуточные удар по ягодице от подруги.       — Я старше тебя на год, Хосок-а.       — Это не меняет дело, — плюхается рядом и пристально смотрит на девушку, по лицу которой легко читается недоумение и возмущение. Тихий смешок срывается с губ, и Хосок смотрит уже на Юнги, который не отвлекается от супа и поправляет на сутулых плечах плед ровно до ощущения взгляда. Ясно становится, что этим просят включиться в разговор и принять участие в обсуждении.        — Он очень тепло и смущенно улыбнулся, когда я назвал твое имя и сказал о твоей прекрасности, — дополняет художник, будто невзначай и не очень громко.       — Как ты, когда я передала привет от Хосока? — слишком прямо и резко, отчего Юнги поджимает губы и кивает. Смелый поступок для него, особенно после открытого взгляда в глаза девушке с ноткой наглости и гордости за соглашение.        — Так и есть, только у меня реакция более яркая была, не завидуй, пожалуйста, что у интересующихся тобой эмоции скуднее моих, — и возвращается к супу, пар от которого скрывает покрасневшие щеки. Он сказал чистую правду, немного съязвил, чего ему давно хотелось, и почти полностью расслабился.       — Ужас, что ты, Хосок, сделал, а? — смотрит уже на хозяина квартиры и шутит, конечно же. — Меня не перестаёт это удивлять.       — Это папе моему скажи, — и Юнги со слов Хосока давится.       — Ужасная шутка, Хосок, — закатывает глаза девушка.       — Но по фактам же: из-за него мы и начали больше общаться.       — Из-за твоей хорошести, Хосок. И моей привязанности.       — Привязанности?       — Ага, — кивает на вопрос Чжи. — К тебе у меня немного другое. Тебя будто хватает на том уровне, какой есть. Однако, если бы ты также пропала, то я бы очень сильно волновался, — Юнги прижимает ноги к груди и отодвигает тарелку от себя. — Спасибо, Хосок, все очень вкусно, — в ответ получает кивок и обращается к Чжи, — я могу не показывать свою тревогу, но она есть.       — У нас совместная тревожность, — грустно усмехается Чжи, — но сейчас я волнуюсь за вас меньше, ребята.       — Ты стала реже появляться, это грустно, — отмечает Хо.       — Работа, — она жмёт плечами. — Ещё Чонгук: мне нужно помогать ему и погружать его в профессию. Он такой хороший и смышленый, я не могу, — запрокинув голову с тяжёлым вздохом, закрывает лицо ладонями. — Я не вывожу его хорошесть. Он постоянно приносит кофе, милашничает, неловкий такой и местами глупенький.       — Я заметил, — Юнги приподнимает уголок губ.       — Вы разговорились?       — Не особо. Он сказал, что ты ушла и все. У него было так много бумаг, — тяжело протягивает, будто с этим нужно работать именно ему, — теперь я представляю, с чем ты там работаешь.       — У меня чуть меньше. И Чонгук постоянно забирает все на себя, мне даже жаль его.       — Давно он у тебя?       — Месяца не прошло. Он с нашего учебного заведения, Юнги, — девушка тепло улыбается, ощущая гордость за себя и Мина, ведь место учёбы стало ещё более престижным и значимым. А они чуть ли не первые листочки на древе, о которых отзываются положительно и чьи фото до сих пор висят на доске почёта. — И он о нас слышал. Даже позитивно отзывался о тебе, Юнги.       — Правда? — В глазах загорается искринка гордости за себя и чувство крутости.       — Да. Когда он убедился, что я та самая Чжиын, то так обрадовался. Он знает, что творилось между нашими семьями и тонко спросил о тебе, мол, он видел меня и тебя на доске почета. Я сказала, что мы до сих пор дружим, и он удивился, объяснив, что у нас были разногласия.       — О чем вы?       — Да ты это, вроде знаешь: что ее дедушка был моим наставником, словил гиперфикс и поэтому послал семью и крутился вокруг меня; потом мы учились вместе, ну, это ты и так знаешь. Вроде, все, — жмет плечами Юнги и переводит взгляд с рук на девушку. — Я не звучал слишком грубо?       — Все ок. По фактам, так что обижаться не на что.       — Ты до сих пор не испытываешь к нему даже каплю ненависти? Просто, — он вздыхает, — я родителей же ненавижу.       — Но это другое, Юнги: твои бросили тебя, а дедушка…другое это. Он просто нашел новую звездочку, и я рада, что он нашел тебя. Если бы тебя не было, то мир лишился бы прекрасного художника.       — Ты тоже могла стать прекрасной художницей, если бы он не обратил внимание на меня, — Юнги опять вздыхает. Хосок внимательно и молча следит за диалогом по душам, внимательно смотря на говорящих в момент их слов. Юнги на десяток секунд пересекается взглядом с ним и закусывает губу. — Я до сих пор виню себя за это. Ты этого заслуживаешь больше меня, ты должна получать все, что я. Тебя должны знать, Чжи. Поэтому ник в соцсетях имеет не только Мин Юнги, но и Ли Чжиын, поэтому я отдаю часть суммы тебе и не могу сказать что-то резкое тебе. Конечно, я привязан к тебе не потому, что не могу из-за чувства вины попрощаться, но многое вошло в привычку из-за вины.       «@miyooji»       Ходили диалоги и комментарии, основанные на личных выводах и созвучности, что Юнги назвал себя так из-за Луиджи Муссини. Осуждали, мол, он берет на себя слишком много и так много возомнил о себе. Художник же молчал, ведь слова чужие слишком низкие.       И сейчас молчит, ощущая себя вывернутым органами наружу, среди которых все еще бьется сердце часто и тревожно. Но ему легче, намного.       — Божечки, Юнги, — девушка тянет пальцы к чужому запястью, которое не отдергивает, — почему ты раньше не рассказал? — голос ее тревожный и тихий, Хосок смотрит в сторону и ощущает себя немного не к месту.       — Не было подходящего момента и диалога, — пожимает плечами и смотрит на девушку. — Но я с тобой общаюсь не из чувства вины — ты прекрасная девушка, друг, ты безумно заботливая, добрая, с богатым внутренним миром, красивая и, имел бы я другие интересы и был бы более смелый, то давно бы забрал себе и любил не как подругу — просто у меня есть проблемы в голове и это часть меня. Я уже убрал из нашего общения эти противные мысли.       — Я не виню тебя. Это было когда-то, но я была ребенком и не знала, через что ты прошел, — он перемещает стул ближе к Юнги и садится впритык. — Без наставника ты мог затухнуть. А я никогда не хотела быть именно художником, так что ты ничего не отнял у меня. Слышишь, да?       — Слышу Чжи. Извините, что скатил разговор в такую мрачную тему. Я не специально.       — Все хорошо, — подает голос Хосок из-за взгляда Чжи. — Лучше обсудить это сейчас, чем никогда. Легче же стало.       — Да, — кивает. Чжи опускает на его плечо голову. — Больше не думай о том, что я виню тебя в чем-то. Теперь я буду отгонять от тебя этой своей, например, хорошестью. Подойдет?       — Ты и так достаточно хорошенькая, — и тихо смеется в ладонь от прикосновений к боку и щекотке по нему. — И ты, Хосок, тоже, — и смотрит слишком твердо для себя самого, после опять заливаясь смехом.       — А ты — еще больше, — она ухмыляется.       — А ты, Хосок, можешь что-то такое сказать? Ну, как Юнги и я. Просто раз уж пошли откровения, то нужно всем выговориться.       — Не скажу, что что-то есть, — он смотрит вверх, будто в разум, в надежде отыскать что-то. — С тобой тем более. И с Юнги тоже. Ты, — обращается к девушке, — говорила о Юнги мне, когда училась в школе, и я принял твою позицию. А потом вы постепенно сдружились, и я упустил момент, когда это произошло. Ощущал себя, будто что-то упускаю, но потом это прошло. Сейчас мне спокойно. Когда Чжи начала вновь активно ходить к тебе, Юнги, то начал ощущать, что что-то происходит. Потом я пришёл к Юнги и сначала не особо понял. И мне очень хотелось помочь тебе, Юнги, — смотрит на него, — я не на фоне этого начал общаться и сближаться тоже. Потом события слишком быстро начали происходить, это сбило с толку. Сейчас все устаканилось хотя-бы в чем-то.       — Есть ощущение того, что ты что-то упустил? — спрашивает Юнги. Чжи молча смотрит на Хо, удовлетворённая сказанным. — Или что мы начали общаться слишком поздно?       — Думаю, я появился тогда, когда это было нужно. Ты сам сказал, что, не встретив ты меня в том потрепанном виде, то все пошло бы иначе.       — Ты прав, — кивнув, опускает голову на чужую. — Чжи, устала?       — Есть такое. Работа. Ещё Чонгук должен заглянуть и отдать документы.       — Давай подвезу?       — Спасибо, Хо.       — Я подожду, — отвечает раньше произнесенного вопроса Юнги и выпрямляется одновременно с Чжи. — Ты не против, Хо?       — Нет, конечно, — жмёт плечами и поднимается на ноги.       — Хорошо, — Юнги берет тарелку кладёт в раковину, чтобы помыть.       — Я зайду на днях ещё, просто сегодня не мой день особо, — Чжи уходит за пальто.       — Но мы встретились и это уже что-то, — Юнги ставит тарелку сушиться. — Для меня это уже что-то, шаришь?       — Конечно, Юнги, — она возвращается, застегивая пуговицы.       — Не забудь холст, пожалуйста, — вытерев руки, протягивает сердце.       — Спасибо за это ещё раз, — обняв, берет картину. — Повешу в комнате над кроватью.       — Сердце прекрасно впишется, — Юнги отстраняется, а Чжи целует легонько в волосы, а потом идёт к выходу. Он следует за ней, чтобы подержать сумку и холст, пока девушка обувается.       — Напиши, если захочешь, чтобы я зашла, — он застегивает сапоги и выпрямляется.       — Хорошо, — кивает и отдаёт сумку. — Пока.       — Пока, люблю тебя.       — И я.       Девушка скрываться за дверью. Юнги остаётся наедине с теплом, коротким коридором и шумом из дальней комнаты. Хосок выходит из спальни. Сунув телефон в карман, обходит Юнги тянется за курткой. Юнги следует за действиями взглядом, за тем, как Хосок обувается и молчит. В тишине витает недосказанность и напряжение. Хосок встаёт напротив и хочет начать первым, но Юнги перебивает:       — Можно я останусь? — и смотрит на парня, кусая щеку.       — Правда? — в голове проскальзывает маленькие удивление и радость.       — Угу, — кивает. — Когда пришёл, я сказал, что соскучился.       — Хорошо, — с улыбкой Хосок его обнимает. — Я скоро приеду.       — Я очень соскучился, Хосок. Я просто влюблённый дурак, — прячет лицо в плече дутой куртки.       — Мы оба такие. И не дураки, между прочим.       — Хорошо, просто я ощущаю себя так и из-за тебя.       — Но ты не против? — отстранившись, смотрит в лицо.       — Не против, — взглядом он осматривает родинки, глаза, губы, нос, будто не видел Хосока очень много времени. — Только я не готов к поцелуями и прочему, хорошо?       — Я все понимаю, — шепчет, зарывается пальцами в волосы и легонько касается макушки губами. — Ничего страшного не случится. Влюблённость не крутиться вокруг этого. Тем более, ты привыкнешь и сам будешь липнуть.       — Что-то ты слишком уверенный, — смеётся и целует в куртку, не смелея на большее. — Иди, а то Чжи заждалась.       — Иду, иду, — наконец-то нехотя отлипнув, перед этим поцеловал в волосы ещё раз, следует за дверь, оставляя Юнги с потерянным теплом, взамен на которое он обнимает себя и облегчённо выдыхает.       Хосок спускается по ступеням, оставляя Юнги наедине со спокойствием, следами тепла по коже от чужих объятий, одиночеством и примерным представлением о продолжении их общего вечера, в конце которого они уснут на одной кровати, и Хосок по привычке уткнется лбом в позвонки, перед этим оставив еле ощутимый поцелуй в волосах, ведь от тактильности и зависимости от проявления любви физическим контактом не может сдержаться. Художник на это улыбнётся, закусывая щеку и надеясь, что когда-то вместе с пожеланиями приятных снов он сможет поцеловать в губы.