***
Дженни приосанилась, расположившись на высоком барном стуле, который казался слишком великим для ее еще нежного возраста. Прошло совсем немного времени прежде чем Дэвид на очередных выходных потащил ее из гостей прямиком в бар, обосновав это тем, что чем раньше она погрузится в этот мир сполна, тем легче ей придётся. Кэйт была против, но все-таки отпустила их в это опасное путешествие, потому что Дженни как бы не хотела, но не смогла поладить с ее сыновьями. Те оказались довольно нудными снобами, как выразился и сам Дэвид, пошедшими в мать. Они презирали рок и всю ту опасность, что таили в себе улицы их маленького городка, а вот Уоррес-старший никогда не отказывался от уличных дрязг, да и работа у него была «по статусу». Бар Мед и Вино привлекал юную Райт, и с первого своего здесь появления она усвоила одну простую истину — это абсолютно другое измерение, в которое ты можешь попасть по случайности, но выбраться отсюда очень сложно и не охота. Она с жадным интересом изучала все вывески и пластинки именитых музыкантов, и даже пощупала матовые диваны, чтобы затем перейти к не менее будоражащему воображение алкоголю. Помимо Дэвида, который являлся владельцем и барменом в придачу, здесь работал мускулистый лысый охранник, двое официанток (которые занимались всякими сомнительными делами, уходя в другой зал и танцуя перед вип-клиентами) и Кэйт, которая во время беременности не приходила сюда, чтобы заняться документами. Время еще было раннее, и посетителей почти не оказалось, — небольшие компании ютились у столиков и что-то негромко обсуждали. Дэвид копался на сцене с гитарой, настраивая ту на нужный лад, а из колонок меж тем лилась самая хитовая песня этих годов Smells Like Teen Spirit — Nirvana, и вскоре Дженни прониклась ею, влюбившись в голос Курта Кобейна. Она даже неосознанно начала подпевать, отбивая мотив носком своего башмака по ножке стула. Атмосферная музыка девяностых приносила некую отдушину, которая зачастую и манила многих людей в такие заведения. Она несла в себе мысль о свободе, вседозволенности, сдобренной жестокими реалиями судьбы, и волей неволей, но проникаешься еще больше, так что под конец чувство полного удовлетворения от полученных эмоций затапливает разум. — Неплохо поешь, — вдруг крякнул Дэвид, оставив свое дело и вылупившись на девочку. Он был достаточно близок, чтобы услышать ее тонкое пение и пока не проработанный голос. — В этом есть потенциал. Дженни улыбнулась, повернувшись к мужчине и отвлекаясь от поигрывания трубочкой в бокале сока. — Тебе нравится? — она выгнула бровь, потому как никогда раньше таким не занималась. Райт могла насвистеть мотивчик по дороге в школу, но еще ни разу не было, чтобы ей захотелось подпевать кому-то. Только слушать, боясь разрушить иллюзию сказки, в которую окунаешься при соприкосновении с чем-то идеальным, по ее мнению. — В этом определенно есть огромный плюс, рыбка моя, — хмыкнул Дэвид и поднялся на ноги, подозвав к себе девочку. — А ну поди сюда и выбери песню, которую знаешь. Райт неспешно спрыгнула со стула и подошла к сцене, все еще с тенью смущения и легкого нежелания глядя на заулыбавшегося Дэвида. Тот только наклонился, чтобы подхватить девочку и поставить ее на сцену, а следом и вручить ей микрофон. Люди, что были в баре в такое время, заинтересованно поглядели на освещенную розовым неоновым светом девчонку, ростом едва доходящюю до груди Дэвида. Дженни прошла к кассетам и выбрала ту, что наверняка знала и слышала по радио. — Эту. Уоррес округлил глаза, вылупившись на название группы и их ставшим мировым хит. Он пару раз поглядел и на девочку, прикидывая варианты, а затем снова бросая взгляд на название. Ее образ, сотканный из неряшливости никак не вязался с брутальностью исполнителей, а мешковатая кофта и потрепанные джинсы выглядели, по его мнению, нелепо. Да и исполнять мужскую песню с ее голосом казалось рискованным и проигрышным вариантом. — Кхм… — прокашлялся он, сдерживая улыбку. — Это слишком сложная композиция для тебя, Дженни, давай что-то попроще. — Нет, я спою ее, — твердо уперлась Дженни, решив, что раз уж она втянута в это, то пусть будет так, как она хочет. Дэвид все еще с сомнением поставил кассету, и когда из колонок резко вырвалась дикая необузданная музыка, Дженни словила момент и даже повторила входящее развратное, на ее взгляд, уханье вокалистов группы «KISS». В зале тут же стихли все разговоры, а Уоррес для пущей наблюдательности спустился со сцены, продолжая следить за тем, как что-то совершенно необузданное врывается в девчонку и заставляет ее трясти короткими волосами, обхватывая штатив для микрофона. Даже черты лица изменились до неузнаваемости, обретая более хищные изгибы и коварство, сокрытое в девичьей душе. На секунду Уорресу показалось, что перед ним предстала вовсе не Дженни, а что-то совершенно иное, пугающее своей паранормальностью. Голос, что вырвался из ее рта был совершенно неузнаваем и невероятен своей притягательностью и желанием слушать его на повторе. Дэвид даже чересчур внимательно вслушался, улавливая все моменты и кивая головой в такт, а девчонка между тем сильно запела, отрываясь от реальности и впадая в неведомый раньше экстаз:Этой ночью я дам тебе всё. В темноте Я так много хочу сделать. И этой ночью я положу мир к твоим ногам, Потому что, девочка, я был создан для тебя, А ты — для меня.
Ее детский голос внезапно обрел железные, тягучие, точно нуга, нотки, пряным бальзамом льющиеся на уши слушателям. И пусть это было неумело, но вайб, что создавала эта крутящаяся на сцене бестия, словили все без исключения, а потому подтянулись ближе из-за своих столиков, желая получше все разглядеть и расслышать. Уоррес задумчиво подпер подбородок рукой, наверняка уже прознавший о том, какую сумму можно будет получать с этого в будущем, и даже подавил в себе порыв ворваться на сцену и подпеть Дженни. Его остановило только то, что та могла от неожиданности испугаться или засмущаться, — поэтому он молча и сурово слушал, в душе аплодируя стоя. — Это ж надо… с первого раза, и будто всю жизнь на сцене, — пробормотал он в руку, гадая как эта неряшливая, грубая девчонка могла таить такой талант. Дженни тряхнула головой, вскидывая руку к начавшей аплодировать и подпевать толпе. Райт никогда не была интровертом, а потому не стеснялась, будто полностью лишенная таких чувств. Она ощутила прилив небывалого адреналина, дрожь в ногах и желание оторваться от земли в прыжке, чтобы взлететь к далеким звездам и напомнить им о том, что она существует. Музыкальное сопровождение затянуло свою партию, и вскоре в игру вновь вступил рокочущий голос Дженни:Я был создан, чтобы любить тебя, малышка, А ты была создана, чтобы любить меня. Я не могу насытиться тобой, малышка, А ты насытилась мной?
Она боялась оказаться непригодной, а потому не стала долго сверлить пылающими словно уголья глазами тощую фигуру Дэвида, бросив искрящийся взгляд в призывно улюлюкающую небольшую толпу. Вторая личность, до этого неведомая, будто вселилась в детское тело, отчего юная Дженни стала казаться куда старше своих двенадцати лет и куда выше всех остальных. Пока получившая свободу демонесса бесновалась, возвышаясь над подпевающей толпой и явно довольной внезапной сменой репертуара в баре мистера Уорреса, сам Дэвид стоял с таким видом, будто прилип к полу и никак не может отлепиться. В его чутка обиженной голове одна за другой носились тяжёлые мысли о том, в какой момент своей жизни он свернул не туда, и не начал вот так петь для всех. Он помнил, что облажался в первый раз и был слишком скован, а потому песня вышла паршивой, но не выбивающей из него все желания. И удивился, почему же Дженни все так легко удалось. И когда Дэвид опомнился, чертовка уже двигала тощими бедрами, зазывая в новый куплет:Этой ночью я хочу увидеть это в твоих глазах, Почувствовать магию. Что-то сводит меня с ума. И этой ночью мы воплотим все наши мечты, Потому что, девочка, ты была создана для меня, А я — для тебя.
Дэвид понимал, что проиграет, если не возьмет эту девчонку к себе под крыло, напоследок, конечно же, словив на себе удовлетворённый взгляд знакомых лиц, которые будто говорили ему: Эта девчонка слишком хороша, чтобы ты открыл свой поганый рот с возмущениями. И он ухмыльнулся таким мыслям, прекрасно понимая, что не поступит также, как с остальными, и точно не запретит этой бесовке брать вверх. Да она уже его взяла, покорив его сердце. Его планы выстраивались с геометрической прогрессией. А Дженни, порядком вспотевшая и почувствовавшая долгожданную свободу, завершала песню:Я могу дать тебе всё, малышка, А ты способна дать мне всё?
К тому времени композиция, насквозь пропитанная захватывающими дух эмоциями, что так понравилась местной публике — Дэвиду оставалось стоять и подпирать собой порог сцены, которая давненько не видела ничего подобного, —подходила к концу, проигрывая последние высокие ноты, пока точёный силуэт Дженни буквально трясло от волны нахлынувшего блаженства. Чертовка рассмеялась, оставив микрофон и шутливо поклонившись аплодирующей публике, и смех этот вырвался из глотки безудержным потоком, будто смеялась сумасшедшая, но притягательная жгучей красотой настоящая женщина, а не подросток с угловатым телом. Уоррес на мгновение задохнулся от переполняющих его чувств и поскорее утянул ее за собой к бару, пока включалась следующая мелодия в минусе. — Что не так? — недовольно буркнула она, оказавшись с ним чуть поодаль от остальных и нахмуривая брови. Смех исчез, растворяясь в потоках неуемного подросткового возмущения. — Все, черти меня раздери, так! — воскликнул Дэвид, сунув сигарету в рот и подкурившись. Он облокотился о бар и оценивающе поглядел на низкую девчонку с ног до головы. — Думаю, тебе понадобится новая одежда, Дженни. Сегодня начинается новый этап в нашей жизни. — Так и знала, что ты затащишь меня в свои планы, — ухмыльнулась она, покачав головой. Она с самого начала заметила, как Уоррес тянул к ней свои лапы и не сопротивлялась, видя в них долгожданную свободу. А страсть узнать что-то новое ослепляла. — А как же! — возмущенно крякнул он, вскинув кустистые брови. — Подправим гардероб, поработаем над постановкой голоса и будешь петь. А в карты играть умеешь? Она обезоруживающе улыбнулась и прикрыла глаза от удовольствия. — А как же! И вечером, подходя к своему дому, Райт свободно выдохнула, мысленно возвращаясь в уже полюбившиеся стены бара и желая вернуться обратно, где только начиналось настоящее веселье. Но мать такого не одобрит и выпорет ее за такую вольность, а отец отругает, потому Дженни вошла в грязный подъезд и поднялась в свою квартирку, прекрасно зная, что скоро подойдет и отец. Близнецы как всегда орали, а взбешенная мать ногой толкала колыбельку, попутно гневно разговаривая с кем-то по домашнему телефону, который нарыл где-то папа. Дженни юркнула в свою крохотную комнату и закрыла бесшумно дверь. Она была невероятно счастлива и запрыгнула на подоконник, прижимая к себе старого плюшевого медведя. Ее взгляд заскользил по темнеющему небу, а затем и по крышам домов, пока не упал на дорогу. И то, что она там увидела, заставило ее забыть и о старине Дэвиде, и о музыке, и о баре в целом. Ее глаза остались прикованы к одной из машин, рядом с которой терлись несколько довольно крупных мужчин вместе с ее отцом. Дженни поежилась, а затем воскликнула: — Мама! И крик этот был пронзительный, ведь она видела, как сильно ударили отца в живот, а затем стали запихивать в новенький мерседес. Мама пришла сразу же, готовая вставить по самое не балуй дочери за такие крики, но осеклась, так же посмотрев вниз на улицу. Ее расплывчатый от дешевого пива и сигарет взгляд, остановился на скорченном в муках лице мужа, но она не обронила ни слова. А Дженни испуганно схватила ее за липкую от пота руку и всхлипнула. — Нам надо ему помочь! — упорно сказала она, смахивая слезы и понимая, что сама ничем помочь не сможет. — Позвони Дэвиду! — Дэвиду… — эхом отозвалась мать, покачав головой. — Он сам доигрался, Дженнифер, оставь это. Она холодно окинула взглядом уезжавшую машину, номера которой въелись в память Дженни, а затем еще более ядовито процедила: — Так хотел Господь, так что забудь об этом и прими как данность. Папы больше нет. Она ненавидела эту чертову женщину за ее неуемную веру и полную чушь, что порой изрыгалась изо рта, а потому в праведной ненависти скорчила гримасу. Она хотела закричать на женщину, толкнуть ее, но не посмела, проводив осатанелым от злости взглядом. — Но ведь он еще жив… — прошептала Дженни, чувствуя все беззаконие и гнилость слов матери. Она тут же подскочила на месте и, не слушая разъярившуюся родительницу, вылетела на улицу, попутно натягивая куртку. На улице заметно похолодало и выпал первый тут же тающий снег. Но Дженни бежала, будто не чувствуя отмерзающие уши и пальцы, жадно вдыхая воздух ртом и выпуская клубки пара. А добравшись до бара, тут же все рассказала Дэвиду, но только он уже ничего не смог сделать.***
Дженнифер проснулась от пронзительного, наполненного отчаянием крика, и распахнула глаза. Лежа на мягком ворсе, она суматошно поняла, что крик вырвался из ее рта, а в голове все еще царили невнятные воспоминания о дне, когда отец больше не вернулся домой. Ужас, застывший в жилах и застопоривших приток крови к мозгу, заставил ее приподняться и сесть у стены, рассеянным взглядом наткнуться на внезапного гостя. Он не изменился и прижимался к стене от испуга точно так же, как и она, явно напуганный ее криками. — Рэй?! — воскликнула девчонка, признав в умпа-лумпе знакомого. Тот только дернулся, но остался на месте, с сомнением оглядывая ее скрюченную фигуру. — Ты кричала, — сухо обронил он, покачав головой, будто сбрасывая ненужные мысли. Девушка насторожилась, но тут же отринула ненужные мысли и едва слышно прошептала: — Помоги мне… А затем вновь зашлась приступом слез. И совсем не ожидала сопереживания, когда почувствовала, что Рэй приблизился и сочувственно погладил ее по высохшим волосам. Дженни еще горестней всхлипнула, вытирая ладонями слезы со щек и чувствуя себя мышкой в клетке. В обычной жизни она бы не позволила эмоциям вот так вот каждый раз вырываться из нее, да и вообще не помнила, чтобы когда-нибудь плакала на людях. Но сейчас ее будто придавили каменной плитой, вытаскивая наружу все страхи. — Идем, — мягко, но настойчиво сказал умпа-лумп, потянув ее за рукав. — Там есть дверь. — Там нет дверей, — упрямо подытожила она, но вдруг осеклась, повернув голову в сторону. — Вчера там был коридор… Вместо коридора справа теперь появилась стена с одной-единственной дверью, заканчивая путь. Дженни, еще не привыкшая к реалиям этого места, потерла сонные глаза и обернулась в другую сторону — там ничего не изменилось. — Как вижу, ты все еще слишком сильно полагаешься на логику, — критично заметил Рэй, помогая девушке подняться. — Постой… как ты здесь появился и зачем помогаешь? — Рэй заинтересованно улыбнулся, вздернув брови в легком недоумении. — Я шел с работы, и увидел, как ты валяешься на полу и кричишь. Строго говоря, я не особо желаю вмешиваться в дела хозяина и помогать тебя, но выглядишь ты больно жалко, — он обвел ее глазами и цокнул языком. — Твоя эскапада началась совсем недавно, и я решил немного помочь тебе забежать вперед, чтобы ты не валялась также посреди дороги. В его циничных словах она уловила нотки сочувствия, а потому постаралась тепло улыбнуться и успокоиться. — Он сказал, что может убить того, кто мне поможет! — тут же сообщила ему девушка, и Рэй на мгновение осекся. Он с секунду помедлил, а затем махнул рукой и сказал: — Я не выведу тебя из фабрики, но могу хоть чем-то подсобить, чтобы не стоять на месте. Только не говори про это хозяину, когда решишься нормально поесть или поспать. — А он разве не следит за нами? — тут же спросила она, заозиравшись по сторонам в поисках камер. — Нет, — он покачал головой. — Он знает где ты находишься, но в этом коридоре камер нет. Не то, чтобы это было столь важно… Ты бы удивилась, насколько на самом деле заурядна история этого места. Твое появление — это первое интересное событие, произошедшее за последние лет пять. Райт все еще не понимала, что не так с этой фабрикой, но разбираться в чем-то вообще не желала. Она только поглядела на время и вздохнула, ведь было почти четыре часа утра, а это означало, что теперь у нее чуть больше пяти дней. Но девушка больше не злилась, взяв умпа-лумпа за руку и позволив вести себя в нужном направлении. Так они подошли к двери, которая поддалась человечку и тот провел ее в первый попавшийся ей цех. Дженни так и распахнула глаза, видя огромное количество животных, которых маленькие умпа-лумпы остригали, а затем отправляли обратно в большие загоны. Шерсть овец являлась розовой, желтой, пурпурной и даже сине-зеленой, что было совсем неестественно и фантастически. Повсюду стояли огромные комбайны, перемешивающие ее, а маленьких человечков было просто тьма, так что их никто не заметил. Рэй дернул ее за руку, вынуждая сесть на корточки и так и пробираться за машинами, чтобы их не заметили. — Что это? — спросила она у своего, как ей показалось, уже друга. За комбайнами пространства было немного, так что Дженни пришлось на корточках потихоньку пробираться дальше в тесном пространстве и при этом не задевать проводов, торчащих отовсюду. — Цех сладкой ваты, — хмуро прокомментировал он. — Тебе лучше не забивать этим свою голову, чтобы окончательно не свихнуться. Вы, люди, слишком мнительные. — Люди?.. Ты не человек? — Я из племени умпа-лумпов в Лумполандии, — отозвался он более охотно и даже позволил себе улыбнуться, скосив посмеивающийся взгляд на обескураженную девушку. — Господин Вонка привез нас сюда, с тех пор мы и работаем на фабрике. — И много ты здесь людей видел, кроме меня и Вонки? — интрига так и таилась во всем происходящем, и Райт даже почувствовала легкий трепет. Она не знала наверняка, говорит Рэй правду или нет, но результат на лицо — здесь трудятся похожие друг на друга человечки, а значит есть в этом что-то необычное. — Ты первая, — хмыкнул он в ответ и остановился, глядя, чтобы в проходах никого не оказалось. — Но хозяин рассказывал про людей. — Представляю что именно, — фыркнула Дженни и пригнулась пониже, чтобы из-за железяк ее не было видно. А вокруг так и стоял шум и гомон работников, так что их передвижения было невозможно услышать. — Куда ты ведешь меня? Рэй не успел ответить, ведь Дженни неуклюже зацепилась ногой за провод и споткнулась, выдернув его из розетки. Машина, за которой они стояли, тут же заглохла, и Дженни испуганно тут же подхватила вилку и вставила обратно в розетку. Но было уже поздно. Она увидела, как Рэй хлопнул себя по лицу и по его губам прочитала: Бежим. Она вскочила и уже в полный рост ринулась к мельтешащему впереди выходу, а рядом уже раздавались возгласы умпа-лумпов. Животные испуганно загоготали, нагнетая еще больше и без того плачевную обстановку, а сердце Дженни бешено отбило ритм, едва не остановившись, когда Рэй неожиданно толкнул ее вперед и сказал: — Беги в тот коридор прямо и открой последнюю дверь слева! Ну же! Она побежала в том направлении, краем глаза замечая, что умпа-лумпы бегут за ней, и создают невообразимый гомон и клич племени, а кто-то уже ринулся в другой коридор наверняка за Вонкой. Девушка не оборачивалась, растолкав препятствие из кучки умпа-лумпов руками и натыкаясь на их гурканье и вытащенные из-за пазух ножички. Они больно резанули по ногам, распарывая плотную ткань джинс и касаясь кожи. Дженни вскрикнула, ногой оттолкнув нескольких человечков и захлопнув дверь в цех, отчего сработал встроенный замок, и она заперлась. Она слышала гомон из-за закрытой двери и сразу же ринулась вперед, пробегая мимо кучи разномастных и даже цветных дверей с разными табличками. Одна из них гласила «Цех розг», на другой написано «Изумрудно-мармеладные поля», а на третьей — «Леденцовое море». Дженни поразилась про себя странным названиям, но не придала особо значения, быстро упираясь в тупик. Воспаленный после сна и пробежки мозг подсказал ей, что надо выбрать правую дверь, и она, совсем позабыв слова Рэя, дернула ручку на себя. Войдя в помещение и закрыв проход, девушка тут же окунулась в почти оглушающую после криков умпа-лумпов тишину. Кожа на ногах саднила в месте неглубоких порезов и кровоточила. «Спасибо, что не задели связки, долбанные вы неадекваты» — прошипела она в мыслях, молясь также о том, чтобы их ножи оказались чистыми. Ее глаза встретились с невероятно огромным полем из роз, которые оказались настолько высоки, что доходили ей до бедер. Они были и красными, и желтыми, и синими, и розовыми, переливаясь многогранностью оттенков при соприкосновении с каждым чистейшим цветом. Поле уходило вглубь цеха, и не было видно ни стен, ни конца ему. Только натыканные повсюду невысокие фонари освещали землистые, переплетающиеся меж собой, дорожки. — Надо же… как чудно, — выдавила Дженни, безжалостно сорвав одну из алых роз и поднеся ее к носу, вдохнув запах. Он был чистейшим и карамельным, с нотками ириса и сахарной пудры, которая присутствовала на лепестках за место пыльцы. — Как настоящие! — поразилась она в который раз и, не замечая как шипы вонзаются в пальцы, а сладкий запах забирается в ноздри, двинулась вглубь в поисках выхода. В своем кабинете мистер Вонка отчаянно наблюдал по камерам за петляющей по цеху девчонкой. Он задумчиво поджал губы, трогая точеный подбородок пальцами. Кожаное кресло скрипнуло, когда он наклонился поближе к столу, всматриваясь в экранчик и наблюдая, как Дженни жадно вдыхает запах цветов. «Интересно…» — подумал он с почти садистским удовольствием предвкушая то, что вскоре увидит сам. Он почти позабыл об инциденте в цеху «сладкой ваты», который имел честь лицезреть пару минут назад. И позабыл даже о том, что следовало бы поймать того, кто помог девчонке, да еще и в плохом смысле, ведь та не должна была попасть в следующий цех. Это было вопиющей, но забавной ошибкой, когда мужчина понял, что Райт сама себе создает проблемы в его мире. Способность девчонки находить неприятности заставляла его посмеиваться время от времени, вспоминая ее твердящий одно и то же голос: «Это невозможно». О, как он любил, когда его недооценивают. Он не верил, что она выберется, а потому не придавал особого значения тому, что она не взывает к нему с мольбами о пощаде. «Рано или поздно, но ты это сделаешь, дитя», — уверял себя Вилли Вонка. В дверь ненавязчиво постучали, и Вонка мрачно откликнулся: — Заходи. Умпа-лумп важно прошел в кабинет и остановился, выждав паузу, прежде чем магнат обернулся к нему. — Сэр, мы не нашли никого, вероятнее всего девчонка была одна. — Она не могла быть одна, — ядовито выплюнул он, вспоминая то, что Дженни где-то раздобыла ключ от ванной комнаты. Да и на камерах он четко видел кого-то из умпа-лумпов, прячущегося за большими машинами. — Я сам с этим разберусь позже. Умпа-лумп и сам заинтересованно взглянул на экраны с видеонаблюдением и заметил, как Вонка удовлетворенно растягивает губы. Там девчонка спотыкалась на ровном месте и оглядывалась по сторонам, впадая в новые приступы зарождающейся паники. — Сэр, вы ведь никого туда не пускали, — осмелился предложить умпа-лумп, подходя чуть ближе и жадно разглядывая девчонку с неподдельным научным интересом, будто они ставили весьма забавный по своей природе эксперимент. — Потому что это незаконченный проект, — кивнул Вонка и внезапно улыбнулся своим мыслям, уже придумывая план на следующую свою партию. — Что ж… я все-равно желал увидеть это в действии. А потому, скажи всем, чтобы они не искали девчонку. Я сам с этим разберусь. — А коридоры?.. — Пока рано, — откликнулся магнат, усмехнувшись в который раз. — Я сообщу, как буду готов. Он в который раз напомнил, что в силах справиться в одиночку, и умпа-лумп кивнул, незамедлительно удалившись. Вонка вальяжно развалился в кресле, закидывая ногу на ногу и потянувшись рукой к столу, нащупывая гладкий портсигар. — Проклятье, — прорычал кондитер себе под нос, обнаружив, что достаёт последнюю сигарету. Упаковка была единственной, что он прихватил аккурат перед уходом из своей спальни, а потому ему полагалось поскорее бы вернуться к себе. И если раньше в голове присутствовала твёрдая уверенность в том, что такая ничтожная вещь, как табак, уж точно не вызовет в нём зависимости или тоски по своему расслабляющему действию, то теперь привыкшее к никотину тело требовало новой дозы, мышцы мучительно ныли, а по зубам бегала премерзкая дрожь. Ощущения обострялись в минуты, полные нервозности, беспокоившей Вонку всё чаще и чаще. С раздражённой досадой он оттолкнул от себя пустой портсигар подальше на стол, принявшись раскуривать последнюю сигарету, смакуя и вдаваясь в действие горького дыма так сосредоточенно и трепетно, как никогда прежде. Разумеется, разнообразие курительных смесей распространено и он любил выбираться в город, чтобы прикупить чего-то новенького, однако вечно сравнивая это с ненужной ему отравой. Людям всегда нравилось себе вредить, и, пригубив однажды обыкновенную сигарету, Вонка стал понимать, почему они закрывают глаза на опасные влияния того или иного действа. Безрассудные людишки, думал он в последнее время зачастую наведываясь в бар на окраине парка. Ему искренне льстила мысль о собственном благополучии, и он любил наблюдать за грехами людей, поддающимися так просто наркотикам, воровству и прочим прихотям малодушия. Он также думал, что сам таковым не является, пока не испробовал некоторые тонкости грязных дел и не пристрастился забавы ради. Сколько же глупых, лишённых логики вещей делают люди собственными руками, после чего искренне дивятся последствиям. С этой истиной он более чем близко познакомился в случае Дженнифер Райт, за которой ему искренне полюбилось наблюдать. Ещё один плюс в пользу фабрики — здесь лучше, интересней, воздух полнится нужной для производства свободой. Бесспорно лучше, ведь так? Хотя бы нет необходимости искать причину глупости окружающих, ведь они всего лишь умпа-лумпы с начисто атрофированными мозгами и выполняющими каждую его прихоть, а в действии людей искать логику приходилось всегда, однако, сколько ни старайся — лишь больше заплутаешь. Люди безжалостно терзают землю, что дарит им жизнь; уничтожают друг друга совершенно ни за что или лишь потому, что у кого-то денег оказалось больше, чем у другого; с пеной у рта опровергают существование потустороннего, хоть с его проявлением встречаются чаще, чем Вонка тянулся за новой сигаретой. Кроме того, большинство людей не принимает самостоятельных решений и не имеет собственного мнения — они лишь выбирают из того, что предложат. Это ли не есть глупость? Так он и решил поиграть с Дженни, которая явно подавала ему кучу эмоций и жажду узнать о человеческой природе чуть больше. Сможет ли он сломать ее движущийся механизм в мозге одной лишь своей волей? Он хотел проверить, желал искусить и сам поддаться чему-то непомерно грязному, чем обычно занимаются люди за стенами фабрики. Его мало волновало то, что девчонке это причиняло боль, Вонка не желал слушать это нытье, обходя даже мысли о подобном десятой дорогой. Волновало его только то, что относилось к этапам достижения плана, а то, что причиняет боль остальным — дело пустое и бесполезное. Также, однако, мистер Вонка честно признался себе в своём маленьком личном поражении, ведь изначально, ещё до того, как явиться в людское обиталище в виде пропахшего сигарами и потом бара, он обзавелся крепкой, как тогда казалось, уверенностью в том, что все чувства, зародившиеся в ходе его жизни к людям, теперь исчезли, опустели, и двигает им отныне лишь жажда возмездия за боль, что они причиняли ему на протяжении долгих лет. Но затем, с течением времени, что поначалу казалось неподъёмной вечностью, Вонка с досадой отметил, что в сердце его тронулся лёд. А если точнее, то не затушенные как следует угольки воспользовались возможностью и создали новое огнище, в ряд с которым старые ощущения и не вставали. Было и не заметно, в какой именно момент магнат, сотни раз наблюдавший за Дженнифер с расстояния — когда девушка проводила часы напролёт в излюбленном баре; когда пела на сцене, раскрепощаясь все больше и больше; когда в спешке возвращалась домой к братьям, искренне радуясь постепенно стихающему к ночи людскому гомону, — вдруг улыбнулся ей по-настоящему. Когда в её глазах увидел нечто большее, чем двадцатилетнюю дуреху, подписавшую себе приговор отказом от нормальной человеческой жизни и способе подняться куда выше этой клоаки с такими талантами? Этого он не знал. Тем не менее, признался себе в промахе, который, к удивлению, не стал душить его долго и мучительно, как это «должно было случиться». И даже более — осознание того, как всё в конце концов обернулось, принесло Вонке не просто облегчение, но и море давно похороненных в душе впечатлений. Стадия смирения прошла лучше, чем ожидалось, и, хоть конечная цель с места не сдвинулась, сдвинулось кое-что в его голове. Дженнифер. Это имя крутилось в голове не переставая, призывая сломать ту, которой оно принадлежало, и даже сам Вонка не признался бы себе из гордости, что чересчур увлечен. Он считал, что видит Райт насквозь, и осекся, когда заметил в ее глазах лишь отчаянный страх по отношению к нему. Почему-то ему предполагалось, что девчонка сама поймет, с кем имеет дело, а потому сдастся, лишь бы попробовать украсть у него сердце и фабрику, но не свободу, в качестве выгоды. Но она не сдалась, упорно мельтеша по его владению. В конце концов, девчонка сама виновата. Да, Вонка обожал проговаривать это выражение мысленно и вслух, будто силясь себя в этом убедить. Дженнифер собственными руками подписала себе приговор, стащив из его кармана личные вещи, а ему оставалось лишь наблюдать и вынести свой неутешительный вердикт. Ее тяга к приключениям сильно подстегнула Вилли Вонку действовать без промедления. Но… возможно ли, что стремление ее наказать, порой почти бессознательное, было лишь простым желанием расставить всё на свои места, помочь заблудившемуся в самом себе магнату понять, как такое положение дел повлияет на производство? Вонка вздохнул, отметив, насколько верна данная формулировка, сколько ни отмахивайся. Он не простой человек с жалкими потребностями, чтобы бегать от самого себя и своего дела, Дьявол! Поэтому, сжав ладонь до скрипа кожаной перчатки в кулак, магнат признался себе и в том, что явно заигрался. Заплутал в лживом лабиринте, который самолично и выстроил, и положение это необходимо как можно скорее выправить, чтобы понять чего именно он желает. Девчонку или усмирения своего демона. Дым наполнил легкие, он с трепетом ощутил новые желания, наполняющие его тело. Он ненавидел курить, но в то же время это приносило ему особое пагубное удовольствие, когда дым наполнял легкие и погружал в молчаливую душевную пустоту, наполненную лишь сомнительным ожиданием чего-то. Это безусловно успокаивало, и так он мог не совершить необдуманный поступок, дождавшись нужного часа, чтобы начать действовать. — Дженнифер, — перекатил он ее имя на языке, пробуя на вкус. Оно явно пришлось ему по душе, и Вонка даже усмехнулся, сверкнув глазами в сторону экрана. Все мысли полнились ее существом с самой первой минуты, когда она неосознанно ворвалась в его мир. Он раз за разом возвращался к ее образу, черпая такое нужное ему вдохновение, и даже выстроил целый мир на этой фабрике — и только ради нее. Многообещающее ожидание кишело будоражащими сознание эмоциями. — Интересно, что же ты будешь делать, девочка, когда поймешь, что теряешь себя? — задумчиво спросил он в пустоту, трогая губы пальцами и желая ощутить ее на вкус.