***
Бывает настроение плохое, бывает хорошее. Чаще, конечно, оно было плохим. С тех пор, как рвануло его в том теракте чувствовал он себя очень паршиво. Помнить он ничего не помнил. Вернее, почти ничего. Помнил какие-то кусочки из детства, юношества. Просыпался ночами в холодном поту, как Война приснится, кровь, товарищи мёртвые. Помнил и какие-то урывки со службы в отряде Аргентум. Помнил, что друзья были. Помнил, смеялся он много, да других веселил. Но никаких других серьёзных воспоминаний о человеческой близости не было. Будто не было у него никогда такого человека, за которого жизнь отдать мог. Будто никому он не нужен был. Может и не был, конечно. Но чувствовал, что ему был кто-то нужен. Всегда был нужен. Cегодня, вроде как, было у Нечаева настроение хорошее. Дмитрия Сергеевича он сопровождал, пока тот какую-то там комиссию обслуживал. Шли они за профессором гуськом по главной улице Челомея, всё записывали что-то, пока Сеченов им объяснял да показывал. А Сергей в сторонке плёлся, поодаль чутка, на каждого члена комиссии взглядом боевика, коим он и являлся, поглядывал. Ну а вдруг чего. Смотрел то на них смотрел, вот только от спины одной всё же внимания не отлеплял. Красивая спина та была. Маленькая, но гордая. Осанка великолепная, правильная. Сразу видно было, что человек уважаемый. Как не смотреть на такую. А волосы каштановые, мило прикрывающие уши и шею, на солнце порой золотистым отдавали. И глаза янтарного оттенка завораживающе на свету переливались. Повернётся во время разговора в сторону Сергея, объясняя что-то коллегам своим, а Нечаев на губы тонкие смотрит издалека. А как не смотреть. На такое лицо майор вечно смотреть готов был, как на произведение искусства. А губы эти целовать каждый день не переставая мог, да только не принадлежали они ему. Совсем запутался Нечаев. И врал он. Были у него воспоминания. О Сеченове были. Единственная ниточка, которая связывала двух Нечаевых - до и после Болгарии. Ниточкой этой был Сеченов. Это его лицо Сергею каждую ночь снилось, это его голос порой в пустой квартире мерещился. Думал он, когда после операции проснулся, что вместе они были, да неправ оказался. Но поверить в это он до сих пор не мог. Как могло вообще быть такое. Он мало что помнил до того злосчастного дня, себя не помнил. Зато помнил, как по пятам за Сеченовым ходил, как защищал, как до дома провожал, как в кабинете у него всё своё время проводил, как на машине его возил. Улыбку усталую помнил, лицо спокойное и глаза, которые смотрели на него, как ему сейчас казалось, с нежностью. А получилось, что неправильно он воспоминания свои воспринимал. Получается, что напридумывал, что не было ничего. И хоть и не существовало в его памяти ни одного поцелуя, ни одного объятия или даже намёка, но он как очнулся, то даже и не сомневался, что Дмитрий Сергеевич его был. Не могло так быть, просто не могло. Всё, что у него было - это Сеченов. Любое счастливое воспоминание, маленькая радостная мысль - всё об одном человеке. Тепло разливалось в груди, как думал он о том, как смеялся Дмитрий Сергеевич над его шутками. Как они вместе Радио Будущего слушали, как Сеченов пару раз разрешил с ним на эксперименты его посмотреть. Как они в театр вместе однажды сходили, на балконе только вдвоём сидели и помнил Сергей, что спектакль то шёл, а он только на умиротворённое лицо профессора заглядывался. Чёрт подери, помнил он, как курить из-за него бросил. Стал бы он это делать по просьбе обыкновенного человека? Нет, конечно же. И если всё это неправдой было, почему он ощущал себя неправильно? Или сделал он что-то плохое шефу своему до взрыва и теперь боится его теперь Сеченов? Ещё пока не игнорирует, но держится холодно, разговаривает учтиво, формально. Как начальник с подчинённым. А ты и есть его подчинённый, тупая твоя голова. Что, напридумывался? Подумалась сейчас Нечаеву, глядя на разговорчивого академика, со спокойной улыбкой с комитетом беседующего. Один из важных, как Сергей их про себя называл, тюфяков коснулся Сеченова плеча, и майор мог поклясться, что лицо Сеченова на долю секунды исказила гримаса то ли боли, то ли страха. А ещё какого-то отвращения и ненависти. Не мог его Сергей винить, уловил он запах этого проклятого альфы, когда встретил его полчаса назад. Сердце пропустило очередной удар, зубы стиснулись, кулаки сжались, он уже было рванулся вперёд. Инстинкты альфы кричали, нет, трубили оркестром, что нужно защищать. И неважно, что Дмитрий Сергеевич бетой был. Плевать абсолютно. Его бетой зато. Не твой. Кулаки разжались, порыв успокоился, но глаза ещё альфу того сверлили. Трое их таких в той компании было, альфачей. И всё у шефа спрашивают что-то, зубы скалят. Учёные-кручёные, вашу бабушку. Майор судьбу благодарил, что Сеченов запахи эти чувствовать не мог, воняли они преомерзительно на вкус Нечаевский. И две беты там тоже были. И все пятеро по габаритам шефа крупнее. Что порой аж закрывали своими телами проклятыми Сергею обзор на объект его оберегания. Одно только Сергея ещё держало от потери всякой дисциплины. Должны они были поговорить о чём-то с Сеченовым сегодня после всей этой комиссии поганой. Сам его шеф пригласил. О чём-то важном. И майору не терпелось поскорее узнать, о чём. Задумался майор, на чужой затылок засмотрелся, да об лавку споткнулся. - Еб..бучие пироги! Уронил себя на плитку земельную, ладонями по ней шаркнул, да тут же и подскочил быстренько, отряхиваясь. А взгляд поднял, да чуть и со стыда не сгорел. Смотрела на него комиссия, в нескольких метрах спереди всего были. И Сеченов тоже смотрел, бровь поднял, да глаза такие осуждающие. Холодные. "Позоришь меня, майор." - прочитал Нечаев по лицу его. -.. мать твою.. - прошипел майор, когда дивизия дальше двинулась. Материться он стал постоянно. Замкнутый стал. Нелюдимый. Несколько месяцев с инцидента прошло и не сразу разрешили ему с палаты то выйти. Сам Сеченов запрещал с миром контактировать. Да Сергей бы с радостью вернулся обратно. Запертый, да зато шеф всегда о здоровье справлялся, разговаривал с ним более менее тепло. Улыбался даже иногда. А сейчас что? "Мой мальчик." - всё, что сохранилось в разговорах с Сеченовым. И не понимал он, и бесило его, и радовало одновременно. Всё же, плохое настроение сегодня было. Оставалось майору только ждать конца проклятой прогулки.***
Твоего лица глаза, твоего лица рот Не забуду никогда, даже если умрёт Даже если умрёт мировой океан И не рыбы, вместо рыб, будут плавать там Маленький приёмник в пол силы крутил Радио Будущего, приятно покряхтывая помехами. Зажигалка размеренно щёлкала газом, а сигарета, от неё прикуренная, мерно выпускала дым. Хозяин объектов удобно расположился на высоком утёсе, прямо напротив главного здания Челомея. Нога его правая с утёса того свесилась да болталась в такт музыке. Полулёжа, опираясь спиной о какой-то старый пень и подложив руку за голову, Сергей Нечаев медленно выкуривал папиросу, разглядывая окрестности, которые знал наизусть. - Опять ты здесь, Серёжа. Майор даже не оглянулся на звук знакомого голоса, только хмыкнул. - Не опять, а снова. - У тебя не выходной ли? Опять враги народа вокруг шефа мерещатся? - Муравьёва, тебе заняться нечем? Сергею ногу назад пришлось вернуть, так как Екатерина решила на этом же месте усесться, да хлопнуть его по колену. Она отзеркалила улыбку друга. - Тебя искала. - Зачем? - Поговорить хотела. - Говори. Сергей, выдохнув дым куда-то в сторону, был теперь весь во внимании. Цветут цветы среди огней Среди чужой большой любви Цветы-глаза, цветы-слова С холодным запахом зимы - Признайся ему. Нечаев так и застыл с сигаретой между пальцами. - А? - Дмитрию Сергеевичу. Не вижу, думаешь? C минуту он рассматривал её заинтересованным взглядом, пока затяжку следующую не сделал, отворачиваясь в сторону здания. Решил он, что другу лучшему врать было глупо. Она и так всё понимала, видно. - Не, Кать, не могу. - промолвил майор спокойно. - Испорчу всё только. И так хорошо. Не жалуюсь. - А завтра нас всех может не стать. - Ну куда ж мы все денемся? Не любил Нечаев, когда подруга его в философию ударялась. Отшутиться пытался. - Ты Войну прошёл, Сергей. Сам знаешь, куда. - Не место мне с ним рядом. Где он. - Сергей указал пальцем вверх, затем вниз. - И где я. Занятой он человек, Кать, сама знаешь. Страну нашу на плечах тащит, всё только благодаря ему здесь крутится. Великий он человек. Не такому как мне с ним рядом быть. Дмитрий Сергеевич заслуживает кого-то повыше, посолиднее. - Ты его агент лучший. - Мгм. - Пробурчал Нечаев с сигаретой во рту. - И всё на том. А скажу, так и этого лишусь. Нетушки. Курить он закончил, да затушил бычок о землю. Повисла пауза, во время которой они каждый о своём задумались. - Я его с каким-то альфой вчера видела.. - Чего?? Где?? Сергей подорвался да отскочил от пенька, усаживаясь, чуть ли в девушку не врезавшись. А она, не в силах долго серьёзность держать, слегка прыснула. - А говоришь, хочешь кого-то другого с ним рядом видеть. - Вот ты уж скользкий, Муравьёва. Блесна засмеялась, глядя на товарища, который, покачав головой, вернулся в свою изначальную позицию. - Что я, не права? - Я не хочу его с кем-то рядом видеть, а хочу, чтобы счастлив он был. Есть разница. - Уведут из под носа, Серёж. Нечаев не ответил, засмотревшись куда-то в сторону здания, будто ждал, пока Сеченов оттуда выйдет. - Я убью за него, Кать. Прошептал он так откровенно и с таким обожанием, что сердце Екатерины дёрнулось и она взглянула на друга с сожалением. Знала она, как майор мучился всё время, да не показывал никому. Все свои переживания и страдания за улыбкой и смехом скрывал. Понимала она его как никто, сама секретом собственным обладала. Знала Катя, как трудно было жить таким образом. - Я знаю, Серёж. - похлопала она сочувственно его по голени. Ещё с минуту они сидели в молчании, слушая трещание радио, пока девушка не достала из кармана щебетарь, протягивая майору. - Это чего это? - удивился Нечаев, рассматривая золотистую поверхность, будто не видел никогда. - Если со мной случится чего, отдашь Дмитрию Сергеевичу? - Катя, блин. Опять начинаешь! - Сергей свёл брови хмуро, совсем не любил он такие разговоры. - Это серьёзно, Сергей. Я не шучу. Не станет меня, отдай ему, пожалуйста. И не открывай, для его ушей и только. В нём так же функция самоуничтожения после первого прослушивания, поэтому, пожалуйста, не испорть. Екатерина про это, конечно же, наврала, но ей нужно было быть уверенной. - Ну за кого ты меня принимаешь? Передам.. передам. Если не забуду. Сергей хитро улыбнулся, пряча переданный ему секрет в карман брюк. - Да смотри уж не забудь. - девушка так же улыбалась, зная, что могла доверять ему всецело. - Кать.. а ты за меня выходи. - Чего ты там объелся, Нечаев? - А что? Я не лучший альфа, но узнает про тебя кто, так вопросов не будет. Знаю, не хочешь ни за кого, ты у нас свободолюбивая. Так мы на бумагах вместе будем, к тебе претензий не будет. А захочет кто тебя как-то в правах ущемить, так я его ВО. Сергей ударил кулаком по своей ладони, намекая на свои способности быстренько урегулировать все дела и недопонятости. Екатерина хмыкнула. - А ты как же.. Серёж? - Ну а что я? - Ты себе все пути перекрываешь. Вдруг любит он тебя, а ты жениться собрался. - как-то тихо и с надеждой проговорила Муравьёва. - Не неси чепухи, Катюх. Больше всего боюсь, что поймёт он, как смотрю на него. Сам чуть ли не срываюсь его на руки подхватить из раза в раз. А женитьба меня приземлит немного, спокойнее сделает. Для отвода глаз, так сказать. Чтобы не понял он ничего. - Ладно. Я подумаю, Серёж. - Подумай, подумай. Екатерина поднялась с земли, отряхиваясь, а Сергей достал очередную сигарету и щёлкнул зажигалкой. - Бросай ты дыметь, нехорошо это для здоровья. - Вот Дмитрий Сергеевич попросит, тогда брошу. А так.. смысл? - Не умереть от рака лёгких? Майор нарочно глубокую затяжку сделал и выдохнул серое облачко, специально девушке в глаза глядя. - Дурачок ты, Нечаев, дурачок. - Какой уж есть. Катя, развернувшись, двинулась в свою сторону, но вдруг остановилась. - Хризантемы. - А? - Хризантемы нравятся ему. Сам он говорил. Вот же совпадение, правда? Её усмешку он не заметил, погрузившись в свои какие-то мысли. Уголок губ его подрагивал, а рука нервно заскользила по затылку. - Вот как? Интересно… А сказала мне зачем? - Покупать же побежишь. И прежде, чем Нечаев успел сказать ей что-то ещё, девушка засобиралась прочь, оставляя друга своего глупо таращиться по сторонам. - Мальчик мой… пусть твоя звезда, скажет мне… что с тобой… Услышал майор голос её уже не совсем близкий, красиво поющий. Совсем не эта песня сейчас по радио играла и прекрасно понимал он, о чём, зачем и почему Екатерина пела именно это. - Вот же ж ты. - усмехнулся он, выдыхая следующую порцию дыма, но петь за ней тихо продолжил. - Мальчик твой… вспоминал тебя. Вспоминал… мальчик твой…***
Извёлся весь майор, пока снаружи кабинета ждал. Не пускал его Сеченов внутрь, пока кто-то был с ним. И не помнил Сергей, чтобы так до Болгарии было. Помнил, как на диване устроился, да смотрел на совещания всякие, пока шеф его за столом переговоров сидел. Помнил, как взгляд его нечаянный ловил и поклясться он мог, что академик краешком губ улыбался ему, да взгляд мило отводил. Будто и правда вместе они были. - Блядь. Нечаев шипел сквозь зубы, подперев спиной двери кабинета, сложив руки на груди и нервно топая ногой. Не мог он преспокойненько стоять зная, что вместе с хрупким академиком в офисе были три бугая-альфы. Кто захочет из них, так одной рукой Сеченова скрутит. Маленький он. Обидеть же могли, оскорбить, ударить, или ещё чего похуже… Нечаев мотнул головой, отгоняя мерзкие мысли прочь. Но ещё пять минут и он точно не выдержит. Альфы, беты, да хоть омеги. Мужик, баба - не важно. Тронет шефа кто, Нечаев башку открутит, не посмотрит ни на что. И не было у Дмитрия Сергеевича ни жены, ни мужа. Так его ж весь Советский Союз себе заграбастать хочет, поди. Как пить дать. На науке Сеченов женат был, и уважал его Сергей за это. Или.. Или был у него кто-то!? Сергей лихорадочно перебирал кусочки воспоминаний, тщательно пытаясь выявить хоть что-то, что напоминало бы о потенциальном партнёре академика. И ничего не мог он такого припомнить, зато вот кулаки сжимались от одной только мысли. Гнев его зарождающийся прервал звук открываемой двери и он тут же отскочил, не желая быть ею задавленным. - Товарищ Нечаев. - с улыбкой проговорил один из комиссии. - Не терпится увидеть тебя в деле, будем ждать тебя внизу. На Земле нашей бренной. Сергей не понял, о чём трепался этот болван, но ответил улыбкой и протянутую руку пожал. - До встречи, товарищи. "Ждать они будут, блядь. Ага, на том свете подождёшь." И не дождавшись пока делегация скроется в лифте, Нечаев залетел в кабинет. Очень сильно он старался не торопиться и не пролететь всё то расстояние, что отделяло вход от стола начальника. Бредовый диалог он уже выкинул из головы, полностью занятый мыслями о предстоящем разговоре. Дмитрий Сергеевич отпил из кружки кофе, только что заботливо налитый его личной Терешковой. - На здоровье, товарищ Сеченов. Не нравилась Сергею такая забота. Что станет с человеческими отношениями, если вот так будут железяки их обслуживать везде. Да сам он мог профессору кофе налить, чёрт подери эту Терешкову. - Вы поговорить хотели, шеф? - А, П-3, мой мальчик.. И позывной этот проклятый. Совершенно дурацкий, холодный, враждебный. Ненавидел Сергей, когда академик его так называл. Сеченов развернулся, медленно отлепляясь от кружки. Будто правда забыл, что оставил агента своего полчаса назад под дверями ждать. - Хотел. - Что-то случилось? - Сергей занервничал, словно под столом у академика монстр жил и ему, Нечаеву, сейчас поручат его истребить, а он всегда готов был. - Так какие там пироги, говоришь? Сеченов хитро вскинул бровь, и сделал ещё один глоток, поглядывая ехидно на майора из под кружки. Нечаев же чувствовал, как кровь приливала к щекам. - Еб… то есть… да. - он осёкся. - Извините, шеф, провинился. Сеченов хмыкнул, да не зол был, вроде как. - Ничего страшного, Сергей. Моя это вина, пироги твои, но шарму тебе придаёт. А Борису Алексеевичу ты понравился, это самое главное. Тут уж Нечаеву пришлось бровь вскидывать в изумлении. Не совсем он понимал, причём здесь был какой-то там Борис. - Кто, шеф? - Начальник твой новый, вышел из кабинета сейчас. В Кремль едешь, П-3. - На неделю, как обычно? - На.. неопределённый срок. На полгода, на год. Может и больше, смотря насколько им потребуются твои услуги. Тишина повисла такая, что майору казалось она вот-вот да продавит потолок и рухнут они вместе с моделями вниз без парашюта. В глазах потемнело, кулаки вновь сжались. А Сеченову и всё равно было, перебирал документы, у стола стоя, будто не он только что живого человека куда подальше, в буквально смысле этого слова, отправил. - Простите.. на год, вы сказали? - полудрожащим от гнева голосом переспросил майор. - Да, П-3. И объяснял Дмитрий Сергеевич всю важность задания его, что-то там про его боевые навыки говорил, про разведку. И про службе Вождю, про Советский Союз. Сергей его совершенно не слушал, разглядывая спину в пиджаке, да затылок чужой. Словно поглотить хотел. - … так что, майор, тебе… - Не поеду. Не слушал его майор и даже не дал закончить, прервав почти в самом конце. Сеченов развернулся, будто не веря своим ушам. - П-3? - И не.. не называйте меня так. Пожалуйста. - Добавил Нечаев твёрдо, подчёркивая своё уважение сквозь пелену ярости. - Это твой позывной. - Я не на задании, Дмитрий Сергеевич. - Я тебе его только что по пунктам расписал, майор. Отправляешься завтра с утра. Кулаки в который раз сжались, теперь уже до белых костяшек. Хотелось громыхнуть по столу, чтоб развалился к чёртовой матери. Хотелось пнуть Терешкову, хоть и не виновата она была ни в чём. Хотелось притянуть сейчас такого холодного академика к себе, прижать, сказать, что не уедет он никуда. Что не оставит одного. - Не оставлю Вас, шеф, под Вашим я началом. - И останешься под ним. Только в другом месте. - Шеф! - Товарищ Нечаев, приказ понятен? Губы Сергея дрогнули, хотелось кричать. Он не понимал, чем провинился. Неужели всегда так было? - Вы меня по кусочкам собирали, чтобы восвояси на все четыре стороны отправить? Голос глубокий и низкий. Пропитанный горечью и обидой. Чуть ли не с рыком. Голос альфы. - Майор, ты забываешься. Ты таблетки принимал сегодня? - Таблетки, да? Перестал он пить те таблетки две недели назад, помогать они должны были с приступами ярости. Вот только не рассказывал он об их причинах. Мужчина, перед ним стоявший, был причиной их. Холодный, непроницаемый, гордый. Не так всё было. Знал Нечаев, что не так. И сейчас академик прямым текстом на его поведение намекнул, больно резанув по ране, которую сам майору и открыл. И хоть и был Сеченов сейчас вот таким, совершенно не хотел ему Сергей грубить. К себе притянуть хотел, в объятиях сильных смять да спросить, зачем отсылает от себя так далеко. - Дмитрий Сергеевич… я Вас… чем-то обидел? Не было в его голосе больше ни обиды, ни горечи, ничего отрицательного. Сергей от всего сердца знать хотел, не сделал ли он чего-то. И видел он, словно напрягся академик. Выдохнул. - О чём ты, мой мальчик? На минуту Сергею показалось, что вернулся Сеченов из воспоминаний его. Сердце аж подпрыгнуло. - До операции.. Я чем-то провинился, шеф? - прошептал он, не отрывая взгляда печального от чужого серого пиджака. - Больно.. больно Вам сделал? Но ошибся Сергей. Ничего ему не показалось. Повернулся к нему учёный, глазами моргает периодически, совсем не понимая, что на душе у майора творилось. - Перед отправкой проверим тебя ещё раз. Возможно, выпишем тебе другой препарат, на всякий случай. Снова появились признаки нестабильности. Зайди в медпункт, я отправлю сестёр. И всплыло у Нечаева перед глазами как он, в чёрном фраке, счастливый, улыбающийся, академику своему букет белых хризантем вручает, а у Сеченова будто бы и щёки зарумянились. И сам он в солидном костюме стоит. Не привиделось Сергею. Помнил он, наяву это было. И хризантемы же… не просто так ведь!? Любил их Дмитрий Сергеевич и запах альфы у Сергея такой же. Так дело же в чём тогда?! Обидел. Обидел же сильно. Урод ты, Нечаев. Погасло что-то в серых глазах майора, взглянул он куда-то в окно на мгновение, словно судьбе покоряясь. - Выполняю. Послышался его спокойный, безэмоциональный голос. Слегка, совсем незаметно, поклонившись, Сергей Нечаев, развернувшись, вышел из кабинета и закрыл за собой дверь громче, чем он этого хотел. И не знал тогда майор, что в ту же секунду рука Дмитрия Сергеевича взлетела вверх, прикрывая задрожавшие губы, из которых пытался вырваться судорожный плач.