***
Погода стояла идеальная. Солнце светило ярко, а пушистые белые облака плескались в гладкой голубой пучине неба. Птицы щебетали звонкой трелью, сливаясь с музыкой, игравшей на улицах Челомея. Люди сновали туда-сюда, наслаждаясь погодой. Сеченов решил закончить сегодня слишком уж пораньше, он и сам был не прочь понежиться в лучах солнца. Академик вышел из центрального здания и втянул тёплый воздух полными лёгкими. Можно было сегодня и пешком прогуляться, раз уж была такая замечательная возможность. Но не успел он дойти до ворот, как увидел знакомую фигуру, стоявшую в обыкновенной чёрной футболке, заправленную в лёгкие бежевые брюки. Сердце Сеченова пропустило удар и он сделал вид, что вообще не заметил Сергея и его улыбку, уже светившуюся издалека. Дмитрий был максимально медлительным, по дороге останавливаясь и обмениваясь короткими рукопожатиями и быстрыми мыслями с проходящими мимо коллегами. Но тянуть резину вечно было невозможно и постепенно он дошёл до высокого альфы, терпеливо ждавшего у ворот. И, несмотря на то, что температура сегодня была больше двадцати градусов, Дмитрий почувствовал как холодок пробежался по его телу, заставляя задрожать. - Дмитрий Сергеевич, день добрый! - Здравствуй, мой мальчик. Что ты здесь делаешь? - Дмитрий невольно улыбнулся, не в силах игнорировать Нечаевское счастливое лицо. - Даа.. мы так, с Катей рядом гуляли. - И где же Екатерина? - Сеченов заглянул Сергею за плечо, правда пытаясь выискать девушку в потоке снующих граждан. - Домой пошла. - А ты что же? Нечаев, было видно, как-то лукавил, но Сеченов не мог понять о чём и зачем. - Сказал ей, что Вас проведать хочу, раз так близко. Дмитрий Сергеевич смутился и медленно оглянулся по сторонам, будто это было для него преступлением - стоять рядом с Нечаевым. Будто не его это спецагент был вовсе. - Ну вот и проведал, ты домой лучше беги. Катя волноваться будет. - Чего ей за меня волноваться? Вы меня видели? - Сергей напряг один из бицепсов, показывая, что волноваться надо было не за него, а за окружающих. Сеченов ему, конечно же верил, но работало ведь это не так. - Я бы вот за тебя волновался. - не подумав брякнул профессор, тут же закусив себе язык и со страхом взглянул в чужие серые глаза, где и утонул. - Волновались бы? Неловкая, как показалось Сеченову, пауза повисла в воздухе. Его щёки приобретали розовый оттенок, а под воротником начинало гореть. - Ну.. ну конечно, мой мальчик. Мало ли на земле проходимцев. Советский человек - человек добрый, но каждому доверять точно нельзя. А тобой.. - он запнулся. - Я очень дорожу.. да. Щёки не просто горели, они буквально звенели от нахлынувшего жара. Сеченов и сам не знал, с какой горы он свалился и что за поток бесполезных слов хлестал с его языка. - Большое спасибо, Дмитрий Сергеевич, я польщён! Снова Нечаев своей этой великолепной улыбкой светился, аж ярче сегодняшнего солнца. - Давай.. беги, Сергей. Увидимся. Сеченов попытался было ретироваться, как почувствовал чужое прикосновение к своему локтю. Рубашка так некстати была сегодня завёрнута, обнажая нежную кожу. Прошибло его словно током, а коснулись его всего на секунду. - Нет, нет, шеф, я вас до дома довезу. Жарко сегодня, напечёт Вам ещё. - Не нужно, Сергей… - Садитесь, садитесь! Сергей его не слушал и уже бежал к своей Газ-12, чёрно-смольными боками блестевшей под солнцем. Открыл он пассажирскую дверь и рукой помахал, запрыгивайте, мол. Дмитрий Сергеевич, потоптавшись, всё же позволил себе усесться на сидение, как улыбчивый Нечаев галантно закрыл за ним дверь. Но когда водитель уместился в своём собственном кресле, то не поспешил зареветь мотором, создавая для Сеченова совсем уж нелепую обстановку. - Мы ждём кого-то, Серёж? - тихо спросил академик. - Ага. Сергей забарабанил по рулю пальцами, вглядываясь куда-то в небо. И тут вдруг до Сеченова дошла маленькая деталь. Если Нечаев здесь случайно оказался, что тогда машина его делала у центрального здания? Но Сеченов, почему-то, не стал задавать вопросов. Через минуту или две над ними послышался характерный звук "Шмеля", работой которого была обычно перетаскивание "Турбины" от комплекса к комплексу. И когда Сеченов понял, что машину начало подымать в воздух, он удивлённо повернулся к майору, который, вроде как не собирался ничего объяснять. - Серёжа.. ты похитить меня решил? - пролепетал профессор, наблюдая из окна, как земля ускользала из под колёс. - А вы этого хотите? Сеченов повернулся к нахального вида майору и уставился на него своими карими глазами. - Шучу я, шеф. Просто хотел, чтобы вы развеялись, что ли. Сидите у себя вечно в офисе, то в лаборатории, то ли ещё чёрт его знает, где. А иногда полезно просто вот так посидеть, расслабиться, ни о чём не задумываться. Говорил Нечаев таким расслабленным и успокаивающим тоном, что Сеченов сразу же успокоился. - Прав ты, мой мальчик, прав. Повезло Екатерине с тобой, знаешь ли. Нечаев, крутивший колёсико магнитолы в поисках любимой станции, на какую-то секунду замер, а потом беззаботно произнёс: - Наверное. - Ну почему же наверное? Внимательный какой, заботливый. Это если ты со мной так носишься, то её то наверняка с рук не спускаешь. Весёлый тихий смешок не ускользнул от внимательного профессора. - Чего смеёшься? - Да так, не обращайте внимания. Сергей наконец нашёл "Радио Будущего" и теперь отвернулся откручивать окно, скрывая, непонятную Сеченову, улыбку. - Ты странный какой-то, Сергей. Пугаешь. - А Вы не бойтесь. Просто отдыхайте, шеф. Мелодия звучала приятная, и академик решил прислушаться. Сергей песню уже, как оказалось, знал, и весело мычал ей в такт. "И совершенно случайно мы взяли билеты Hа соседние кресла на большой высоте. И моё сердце остановилось, Моё сердце замерло." Сеченов не знал, краснеть ему, бледнеть или открывать двери и выходить прямо в эту же секунду. Ну совсем эта песня делала его пребывание в машине некомфортным. И почему именно сейчас ей надо было заиграть? Нечаев же, продолжая напевать, по этому поводу, видимо, совсем не волноваться. Да и с чего бы ему? Песня и песня. Приятная. - Извините, шеф, побеспокою. Сергей теперь нагнулся к бардачку, оказавшись настолько к Дмитрию Сергеевичу близко, что тот мог уловить аромат его одеколона. А в волосы Нечаевские так и хотелось рукой зарыться, торчали они небрежным ежом, что Сеченову, в общем-то, нравилось. А майор всё говорил, что хочет стиль сменить. И тут вдруг Дмитрий Сергеевич словил себя на мысли, что хотелось бы ему знать, какой у Сергея был запах. Запах альфы. Из чистого научного любопытства, разумеется. Не было ему никакого до альф дел. Никогда не было. А те неприятные контакты, какие с ним делали попытки заводить лет тридцать назад, когда он моложе самого Нечаева был, он давно стёр из памяти. Вернее казалось ему, что стёр. Прошлое нет-нет, да возвращалось ему во снах, заставляя рвано метаться в кровати. И благодаря блокаторам жил он вот сколько лет жизнью обычной беты. Никто не проявлял к нему интереса, оставив его холодное недоступное сердце в покое. И заниматься он мог делами любимыми, а главное - значимыми для народа. И пообещал себе, что сделает жизнь для советских омег лучше. А может даже и по всему миру. Чувствовать чужие запахи он тоже не мог, чему и был нескончаемо рад. Но вот сейчас почему-то это его бесило. В данную минуту он желал, чтобы действие препаратов закончилось и он смог втянуть чужой аромат носом. Майора, в конце концов, он знал несколько лет и нет ничего странного в том, чтобы хотеть знать, какой у твоего коллеги запах. А одеколон этот сейчас сводил Дмитрия с ума. И всё это кружило академику голову похлеще самой высокооблачной поездочки и ему казалось, что сердце его слишком громко стучало о грудную клетку. Благо Сергей, найдя пачку сигарет и зажигалку, разогнулся обратно на своё место, оставляя за собой приятный шлейф. - Вам не предлагаю, не курите, знаю. - Нечаев щёлкнул зажигалкой, сразу же затягиваясь и выпуская дым в окно. - И никому не советую. Вредно это очень. Сеченов отогнал от себя идею, что Сергей мог пахнуть табачным дымом. Это бы его сильно разочаровало. - Ну, вы врач, всё-таки. - Не нужно врачом быть, чтобы понимать, что ничего, кроме кислорода, в лёгкие поступать не должно. - Ёшки-матрёшки.. хотите, брошу? - Сергея явно веселил полусуровый полувесёлый тон шефа. - Хочу. Никогда Дмитрию Сергеевичу, собственно, не нравилось, что Нечаев курил. А теперь ещё и на Екатерине женат. А вдруг дети? Беременной омеге с дымящим, как паровоз, альфой, от которого будет нести табаком и никотином, будет ой как тяжело. - Есть бросить курить. С этими словами майор, выпустив последнюю порцию дыма, отщёлкнул недокуренную сигарету в окно и она сразу же исчезла в голубой пучине. - Товарищ Нечаев, ты зачем над территорией Предприятия мусоришь? А давай я тебя заставлю приземлиться и найти её? - Вы же знаете, что послушаюсь. И приземлюсь, и найду. - засмеялся Сергей. Сеченов это знал. Он покачал головой, добро при этом улыбаясь. - И что же, правда бросишь? Не запыхтишь завтра же? - За один день не обещаю, но брошу. Честное пионерское. - Ты пионером был? - Не был. - А что тогда клятвами разбрасываешься? Нечаев посмеивался, скрестив руки на груди, да и сам Сеченов себя уже намного лучше чувствовал. - Вы такой.. другой сейчас, Дмитрий Сергеевич. - он повернулся к боссу, улыбаясь. - Да? - удивился учёный. - И какой же? - Расслабленный, свободный. И может быть.. счастливый? Счастливый. Сеченов задумался. Кажется, это слово он к самому себе за всю свою жизнь не употреблял. Но вот конкретно сейчас он, вроде как, ощущал именно это чувство, глядя в серые глаза своего лучшего агента. Моё сердце остановилось.. Отдышалось немного.. И снова пошло Песня подошла к своей кульминации как раз невовремя, заставив бедного профессора отвести взгляд обратно в окно. Он прислонил горячий лоб к стеклу и заулыбался. - Твоими заслугами, мой мальчик. Ещё долго плавали они так в небе Предприятия 3826 и, впервые за долгое время, Дмитрий Сергеевич очень много и искренне смеялся.***
На часах была половина двенадцати. Но вместо того, чтобы наконец пойти спать, Дмитрий Сергеевич наполнял очередную стопку водки. Совсем уж неприлично ему было вот так сидеть и напиваться. При его положении, при его то уме и статусе. Увидела бы его сейчас Советская элита, так погнали бы тряпками погаными из Челомея, да с "Икара" бы спустили без Шмеля. Выглядел он жалко, что уж говорить. Сам он это осознавал. И да, напивался порой вот так. Разницы не было. Тёмные круги и вечная изнемождённость всё равно играли на его лице каждый проходящий день. Даже Михаэль в последний раз удивился и попросил его обратиться к врачу. Только нужен был Дмитрию Сергеевичу совсем не врач. И не понимал Шток, что у Сеченова были грандиозные задачи и что не было места там примитивным физическим и моральным чувствам их исполнителя. Сеченов боролся за правое дело, а значит свои хотелки нужно было оставить на каком-нибудь десятиричном плане. И только вот такие вечера помогали ему не вспоминать Екатерину. Помогали блокировать воспоминания о её бесформенном теле, лежавшем в той проклятой палате. Такие вечера помогали забывать, что существовала Болгария, провались эта проклятая страна ко всем чертям. Вечера эти помогали забывать, как его тонкие, трясущиеся окровавленные руки проводили часы напролёт над телом Сергея Нечаева. Что бы сказал ему сейчас майор, увидев Катю? Как бы отреагировал? Дмитрий Сергеевич знал, что провалился бессчетное количество раз. Знал, что прощения ему не было. Знал, что такую Катю Сергею он вернуть не мог. Да и не помнил Сергей больше, что вообще женат был. Оно и к лучшему. Но, что самое главное, помогали такие вечера забывать те серые глаза, заглядывающие Сеченову в душу. Глаза эти он уже полгода не видел, а выкинуть из головы никак не мог. И сам он от Нечаева и избавился, сам послал в проклятую Москву. Академик, отправив следующую порцию прямиком в горло, лёг на бок, поджав под себя ноги. Глаза его горели от усталости и накопившихся слёз. Врал Дмитрий Сергеевич сам себе. Забыть он не мог и даже не пытался. Всё теперь было не так. И ненавидел себя за сентиментальности такие, от которых открестился ещё в детстве. Он ненавидел то, во что он превратился за эти годы. Ненавидел непонятные мирские чувства, постоянно в голове бушующие. Выковыривал Нечаев у него из груди сердце и не понимал этого. И ненавидел Дмитрий Сергеевич сущность Нечаевскую. Альф ненавидел. Сам себя тоже ненавидел. Если бы мог и если физически было что-то такое, что отвечало за пол этот проклятый, он бы его себе голыми руками выдрал. И так больно Сеченову было, до рёва пьяного. Знал он, что доверять нельзя никому. А доверял бы, то никогда бы не стал тем, кем он являлся сейчас. Никогда бы не добился этих высот. И Нечаеву не доверял он. И пускай, что носился тот с его приказами, будто с детьми своими. И ни разу не усомнился в его, Сеченова, действиях. Выполнял Сергей свои обязанности чисто, гладко и без вопросов. Не ослушался ни разу. А если бы знал, что он, Сеченов, омегой был, то всё бы по-другому совсем было. Это сейчас он такой, уважающий шефа своего безоговорочно, а так бы ни в грош его не ставил и доложил бы, куда надо. И тогда бы Сеченова под белы рученьки бы выволокли на посмешище всеобщее. Засмеяли бы всем Предприятием. Незамужний, немеченый, нецелованный. И не посмотрит на ум его и заслуги больше никто. Не его это дело омежье - наукой, культурой и технологиями заниматься. Его дело - детей от альфы нянчить. Следующее поколение Советское рожать и воспитывать. А с другой стороны Сергей то Катю не обижал. Знал ведь, на ком женится. И не сказал никому про её статус, видимо. И осталась она в отряде и продолжала службу свою, не говорил ей муж ничего по этому поводу. На этой мысли зубы академика стиснулись, больно ему было, о свадьбе Нечаева думать. - Да чего же ты хочешь то от меня, Сергей!? Сеченов, еле как выкрикнув свой вопрос в пустоту тёмной гостиной, запустил гранёной стопкой куда-то в стену и она разбилась вдребезги. Страшно ему вдруг стало и одиноко пуще прежнего. Ещё страшнее от шутки Харитона делалось. А вдруг правда Сергею о нём рассказал. А вдруг знает майор теперь. От одной только этой мысли тряслось всё внутри. А с другой стороны, которую признавать Дмитрий не желал, хотелось ему, чтоб узнал Сергей об этом. От такой мысли разливалось тепло внутри какое-то. И вспомнил Сеченов, как майор тогда холодно посмотрел на него, узнав, что отправили его далеко и надолго. И поругались они, вроде как, напоследок. - Выполняю. И опять со своим поклоном развернулся и из кабинета вышел, не обернулся даже. И не видел его профессор с того раза. Напридумывал он сам себе невесть чего и накрутил сам себя, в сказочки решил поиграть детские. Но легче не становилось от этого. Руки дрожали. Больше не в силах сдерживаться, Дмитрий Сергеевич сильно заплакал и что на работу нужно было с утра вставать, это ему было безразлично.