[Мо Цяо] Вера. - 【默俏】Faith。

<Он Сам понес наши грехи, повесившись на дереве, чтобы, умерев для грехов, мы могли жить для праведности> «Если не я попаду в ад, то кто?» Пришли почти все: люди, верующие, монахи, монахи, старейшины в красных одеждах и Цяо Татхагата, который уже не носил белых одежд. Одежда на его теле была совершенно новой, его лицо было спокойным, его глаза были тихими, и у него была внушающая трепет аура, когда он стоял перед платформой для казни. Крест висел у него на груди, а в руке он держал нить стеклянных бус, которые тоже считались священными предметами, но он держал её напрасно, не двигая ею. Все верующие, видевшие эту сцену, почувствовали воодушевление и приветствовали его один за другим. Но Цяо Татхагата был непреклонен. Он посмотрел на этих людей – тех, кто пришел посмотреть на казнь – и его глаза медленно оглядели всех, но Доктора Преисподней он не нашел. Со дня Божьего суда Цяо Татхагата не видел врача подземного мира. Старец рассказал, что врач преступного мира заперся в медицинском кабинете, никого не принимая и никого не леча, прошло уже три дня. Услышав это, Цяо Татхагата только задрожал и на какое-то время перестала носить крест, а когда он вновь его надел, дрожь в его глазах исчезла. — Для господина Минъю, который имел хорошие отношения с преступником, характерно, что какое-то время он не может смириться с результатом суда. - сказал старейшина, увидев взгляд Цяо Татхагаты. Услышав слова, Цяо Татхагата кивнул, а затем вместе отправился на платформу казни. Старик стоял рядом с Цяо Татхагатой, но немного позади. — Старейшина, — Цяо Рулай повернул голову в том направлении, где стоял старейшина, — Грешник покинул церковь? — К этому времени он уже должен был выйти. — Хорошо. Сказав это, Цяо Рулай отвернулся. Старший очень тихо вздохнул. — Дитя, он научил тебя пользоваться священным сосудом? – спросил старец тихим голосом. — Нет, — ответил Цяо Рулай, — Но я знаю, как. — Знаешь? Ох... — Старец вдруг показал просветленный взгляд, — Правильно... Ты сын, дарованный Богом, и Бог подскажет тебе все методы. Цяо Рулай больше ничего не объяснял, но посмотрел в конец толпы — там царило какое-то волнение. — Что происходит? — спросил монах, стоявший сбоку. — Не паникуйте, — Цяо Рулай даже не повернул головы, — Это Мо Цанли. Он говорил очень спокойно, почти холодно, совершенно в отличие от того, как он выглядел, когда стоял перед Мо Цанли в Судном зале и на Божьем суде. Но монахам некогда было удивляться этой перемене, потому что суматоха среди толпы распространялась, как чума, - издалека в ближний конец, вплоть до казни. Рыцари-тамплиеры сопровождали Мо Цанли от Храма. Мо Цанли был босиком, и когда он подошел к сцене казни, его ноги оказалтсь порезаны камнями. Те, кто когда-то преклоняли колени, чтобы поклониться ему, теперь бросались порочными словами. Он терпел злобу всех своих верующих, но совершенно не осознавал этого, как будто не мог слышать. Это своего рода покой, который можно назвать отстраненностью. Рыцари остановились перед платформой казни, выстроились в ряд, отделившись от толпы, а затем Мо Цанли в одиночестве подошел к платформе казни. Когда он проходил мимо Цяо Рулая, ни один из них не посмотрел на другого. Только Цяо Рулай слегка сжимал четки, а затем медленно отпустил, возвращая спокойствие. Когда он поднимался по лестнице, лицо его было ничего не выражающим, а полуопущенные глаза были только холодными и равнодушными, с ноткой жалости. Стоя перед крестом, все равно остается холод и равнодушие. Даже то, что его ждет, — это самая мучительная смерть в этом процессе. — Бог говорил со Своей всемогущей силой. Мы слушаем с благочестивыми сердцами и предстаем перед всеми, чтобы казнить преступника Мо Цанли. — Пожилой монах сделал шаг вперед, взял крест обеими руками и указал верующим на Сказал: — Во имя Всемогущего Бога, милостивой Девы и любящего Сына, грешник Мо Цанли будет наказан распятием. Публика была в смятении. — Тихо, — крикнул монах глубоким голосом, — где верующий, желающие очистить Бога от грехов обмана мира? Публика внезапно замолчала. — Я здесь, — сказал высокий мужчина, стоящий в первом ряду. — Именем Святого Престола я позволяю вам смыть с грешников грех обмана. Мужчина взял молот у другого монаха, подошел к платформе казни, схватил Мо Цанли за левую руку и пригвоздил ее к кресту. Очень аккуратно и аккуратно. Из раны хлынула кровь, рука Мо Цанли задрожала, он опустил глаза, но не показал никакой боли. Кровь капала на землю, издавая тикающий звук – почти тихий звук. Сразу после этого монах сказал: — Где верующие, желающие очистить Бога от греха околдовывания мира? — Я здесь. — крикнула женщина в толпе. — Именем Святого Престола я позволяю вам смыть с грешников грех обольщения. Женщина протиснулась вперед. Поднимаясь на платформу казни, Цяо Рулай услышал шепот. Из этого он узнал, что эта женщина действительно бессильна и даже не наступит на муравьев на земле. Теперь она фактически взяла на себя инициативу, чтобы смыть грехи Мо Цанли. Молодая женщина взяла у монаха молот, взяла правую руку Мо Цанли и несколько раз прибила ее, прежде чем прибить его руку к кресту. Это уровень боли, который может почувствовать любой, кто наблюдает за казнью. Но на лице Мо Цанли по-прежнему не было боли. В процессе гвоздей лишь слегка дрожали кончики пальцев и двигались глаза, даже не было стона. Он молчал. Под крестом был залит механизм: рыцарь обошел платформу казни и с силой толкнул деревянный шест, так что крест - вместе с пригвожденным к нему Мо Цанли - медленно поднялся. Рана на его ладони растянулась, из-за чего текло еще больше крови. Однако Мо Цанли по-прежнему не издавал ни звука, он опустил голову и опустил глаза, тихий и равнодушный. — Следующий шаг – очистить его от преступления обмана Бога. — Монах сказал: — Где верующие, которые готовы очистить его от преступления обмана Бога? — Я здесь. Этот ответ последовал словам монаха. Цяо Рулай посмотрел на толпу и увидел знакомое лицо. Он был верующим, который обрел спасение, исповедовавшись перед Мо Цанли. Он стоял неподалеку, сопровождаемый почти сотней верующих, и смотрел в сторону платформы казни. — Именем Святого Престола я позволяю вам смыть с грешников грехи обмана Бога. Толпа расступилась перед мужчиной. Выйдя на сцену, он склонил голову в знак приветствия Цяо Рулаю, затем взял молот, подошел к сцене казни и подошел к Мо Цанли. — Когда-то я верил, что то, что ты передал, было словом Божьим, и я также верил, что именно благодаря тебе я освободился от боли. — о на самом деле ты солгал мне, нам, Богу, своими красноречивыми устами и своими безжалостными и лицемерными словами. — Он поднял длинный гвоздь и прижал его к подъему Мо Цанли. С яростной силой он проник в стопу Мо Цанли. Мужчина поднял молоток, взмахнул им и стал бить им до тех пор, пока две ступни Мо Цанли не оказались переплетенными и прибитыми к кресту. Он мог видеть ноги Мо Цанли, не поднимая головы. В тот день он встал на колени и поцеловал их, а теперь использовал ту же позу, чтобы пронзить их. На лице мужчины не было никакой вины, даже когда он встал. Прежде чем обернуться, он посмотрел на лицо Мо Цанли и сказал: — Ты грешник. Вернувшись в толпу, он не увидел почти божественного сострадания, скрытого в опущенных темно-золотистых глазах. Конечности Мо Цанли были пригвождены к кресту, а кровь залила плитку пола, но это был еще не конец. Монах все еще стоял перед сценой и спросил: — Тогда кто готов смыть первородный грех, который Бог несет с момента своего рождения? Старший посмотрел на Цяо Рулая. — Я, — молодой священник отпустил четки, приложил крест к груди и сделал шаг вперед: — Я желаю смыть первородный грех Бога. Монах поклонился ему, затем протянул руку в жесте «пожалуйста». — Ты - посланик, данный Богом. Ты олицетворяешь Божью волю - сын, данный Богом. Пожалуйста, смой первородный грех грешника, — сказал монах. Цяо Рулай развернулся и пошел к платформе казни, поднимаясь по ступенькам шаг за шагом, и слои одежды раскатывались у его ног, как снежные волны. Достигнув сцены, Цяо Рулай снял крест и взяла его в руки, не повернулмя лицом к толпе, а раскинул руки так, чтобы все могли видеть изменения, происходящие на кресте. — Смотри! Святой предмет...! — Изменился... изменился! — Во что оно превратилось? Копье? Нет... это скипетр! Святой предмет превратился в скипетр! — Разве это не власть священника! — Это сила, данная Сыном Божьим! Верующие в зале перешептывались друг с другом, и все выказывали уважение, однако эти благочестивые похвалы не тронули Цяо Татхагату. Он, казалось, ничего не слышал. Он смотрел на кровь на земле, на высокую дыбу для казней и на Мо Цанли, чьи конечности были пробиты гвоздями. Его глаза оставались спокойными, без печали и радости. Крест превратился в скипетр с острой ручкой, но не с острым краем. Это потребует от Цяо Рулая приложить много силы, чтобы проникнуть в тело Мо Цанли. Но он был стройным, и никто не видел, чтобы он занимался боевыми искусствами. Так мог ли он позволить скипетру пронзить сердце Мо Цанли и завершить последний этап этой казни? Шепот постепенно становился тише, постепенно стихал и, наконец, совсем исчез. Все посмотрели на Цяо Рулая, держащего в руке скипетр и идущего к кресту. — Я нанесу божественное наказание грешникам как мой наместник в присутствии всех верующих, Богородицы, Сына и Бога. Голос Цяо Рулая не был ни громким, ни высоким, но все присутствующие могли его услышать. Этот нежный, мирный и успокаивающий голос был холоден, как снег холодной зимой. Нет ни тепла, ни взлетов и падений, кажется, что это действительно передает слова о Боге, это не страшно, но вызывает у всех еще больший трепет. — Грешник Мо Цанли, — Цяо Рулай ступил на пьедестал креста и посмотрел на Мо Цанли - даже если он не мог видеть лица другого человека, — Ты прольешь всю свою кровь и потеряешь свою жизнь, чтобы попасть на суд богам. Они воспользуется твоей Своей кровью, твоей жизнью и твоей душой, чтобы очистить тебя от всякого греха. После всего сказанного Мо Цанли так и не поднял головы. Он поднял свой скипетр. — Да простит Бог твои грехи. После этих слов скипетр был пронзен. Прямо через сердце. Все звуки исчезли. Рука Цяо Рулая все еще держала скипетр, и он смотрел на лицо Мо Цанли, но не заметил, как одна из пригвожденных рук согнулась на мгновение. Он увидел, как Мо Цанли поднял голову, с трудом и медленно, как будто он поглощал последние остатки энергии. Когда они смогли встретиться взглядом, Цяо Рулай увидел пару глаз, в которых читалось облегчение и нежность. В то же время он увидел, как губы Мо Цанли шевелились, а уголки его рта, казалось, немного приподнялись. Затем они смогли встретиться взглядом, он услышал, как Мо Цанли сказал: — Ты сделал это…… Ты сделал это. Цяо Рулай широко раскрыл глаза, казалось, все его тело было поражено, и он внезапно задрожал. Но дрожь вскоре стабилизировалась, и только костяшки пальцев побледнели от чрезмерного напряжения. В этот момент никто не заметил ненормальности: все видели только, как Цяо Рулай вытащила скипетр и позволила крови испачкать свою одежду. Он без колебаний развернулся, подошел к краю сцены и повернулся ко всем, на лице его не было ни печали, ни печали, лишь немного больше сострадания, кроме равнодушия и спокойствия. Люди слышат слова Бога, исходящие из уст Цяо Татхагаты. — Грешник покаялся.