[Мо Цяо] Вера. - 【默俏】Faith。

<Попросите его посмотреть вниз с небес> «Люди живут и умирают одни, в любви и похоти, уходят одни и приходят одни. Ничто не заменит страдания и счастье». Закончив дневную работу и вернувшись в свою комнату, Мо Цанли зажег лампу. Свет был тусклым и не ярким. Когда Мо Цанли собирался выключить свет, в дверь постучали. Он не издал сразу ни звука, но впустил человека после того, как стук в дверь на некоторое время прекратился. Дверь распахнулась, и в комнату вошел Цяо Татхагата. Белая одежда Будды подобна снегу: даже если свет тусклый, она все равно выглядит как яркое утро. Мо Цанли ничего не говорил, но смотрел на дверь отстраненными глазами и равнодушным выражением лица. Цяо Татхагата снял четки с запястья, взял их обеими руками и протянул Мо Цанли. — Учитель. Это был просто «Учитель». Мо Цанли узнал эту нить буддийских четок, а также знал, какое значение эта цепочка буддийских четок имела для Будды, но не протянул руку в ответ. — Ты хочешь меня изменить. Его тайные мысли были раскрыты, его руки задрожали, и тысячи теней образовались из застекленного стекла, ярко сияя в его глазах. Цяо Татхагата опустил глаза и промолчал. Мо Цанли снова сказал: — Вы хотите изменить меня, но мне это не нужно. Цяо Татхагата по-прежнему ничего не говорил, он опустил голову, все еще держа в руке нить буддийских четок, и не взял ее обратно. Сын Будды держит в руке стакан, а белое одеяние стоит в мире, как держит сердце Татхагаты. — Учитель... Я слишком волнуюсь. — Спустя неизвестное время Цяо Татхагата тихо сказал: — Это всего лишь молитва. — Молитва? Он кивнул, тоже легко. Мо Цанли по-прежнему не протягивал руку, ничего не делал, ничего не говорил, просто смотрел на Цяо Татхагату. Он наблюдал очень спокойно, но все же заставил Цяо Татхагату содрогнуться: он хотел говорить, но не мог сделать это, хотел двигаться, но не мог пошевелиться, оказавшись перед дилеммой. Под такими глазами все кажется невидимым. Внезапно Мо Цанли протянул руку, взял четки, опустил глаза и внимательно посмотрел на них. — ...Учитель? Мо Цанли не издал ни звука. Цяо Татхагата знал, что сейчас неуместно говорить, поэтому он поклонился, но когда она собиралась уйти, его остановил Мо Цанли. — Если я хочу молиться о защите, я могу молиться Богу, — Мо Цанли поднял глаза, его глаза были холодными: — Почему тебе нужно поднимать такой шум? Фози на мгновение остолбенел и тупо стоял на месте, его глаза слегка растерялись. — Молитва, пение, трансмутация… Будда учил вас только этому, но разве я учу вас такому же? Цяо Татхагата был потрясен. — ...Учитель, я... Через некоторое время он произнёс такую ​​фразу. Еще очень легко. Мо Цанли снял две цветные глазури и издал два резких звука, значение которых было неизвестно. Он подошел к Цяо Татхагате и увидел Будду, смотрящего на крест на его груди, он не осмелился поднять голову, не осмелился пересечь черту и не осмелился встретиться с ним взглядом. Но Мо Цанли ущипнул его за подбородок, заставил поднять глаза, заставил его открыть глаза, встретиться с ним глазами. — Учитель... Цяо Рулай произнес только полслова, и Мо Цанли спросил: — Кого ты видешь? Кого я вижу? Будда ответил: — Я вижу Учителя. — Неправильно, — сказал Мо Цанли, — Вы видите только Будду и тех, кого вы называете разумными существами. Учитель тоже был в толпе... Но не успел он возразить, как его поцеловал Мо Цанли, и он застыл на месте. Ученики Будды соблюдали заповеди и практиковали чисто, никогда не познавали мир смертных и никогда не были так близки к людям. Более того... более того, Мо Цанли... Цяо Рулай широко открыл глаза, и прежде чем он смог прийти в себя от оцепенения, на его губах появилось прикосновение влаги. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это было, но он сказал «Учитель», прежде чем успел это сказать, а затем проскользнул через щель и схватил Цяо Татхагату за язык. Смущенный, потрясенный, а затем беспомощный. Незнакомая близость заставила Фози запаниковать, и он подсознательно захотел сбежать, но Мо Цанли заранее прервал его, поэтому он мог переносить это только пассивно, без всякого места для борьбы. Голова была неподвижна, губы раздвинуты, и даже дыхание как будто прервалось. Цяо Рулай толкнул Мо Цанли, но не смог помешать ему приблизиться. Он не осмелился применить силу, даже если его в это время насиловали, он не особо оттолкнул человека. Учитель... почему ты хочешь это сделать... Когда Мо Цанли наконец захотел отпустить, разум Будды был в замешательстве, его глаза дрогнули, и он был в полной растерянности. Он не знал, как с этим обращаться, дышал легко, кончики пальцев слегка дрожали, но все равно не оттолкнул Мо Цанли. — Разрежь плоть, чтобы накормить орла, отдай тело, чтобы накормить тигра. — Священник посмотрел на Будду светлыми глазами, как бог, смотрящий сверху вниз на потерявшегося ягненка. — Есть ли в буддийском обществе такие поговорка? Это снова был такой взгляд, что Цяо Рулай не осмелился взглянуть на него. Он хотел отвести взгляд, но Мо Цан запретил, заставив его посмотреть на себя. — Да… — Цяо Рулай услышал свой дрожащий голос. — Это правда, — добавил он. — Твой Будда может это сделать, — Мо Цанли все еще смотрел на него: — А ты? Цяо Рулай на мгновение растерялся, а затем широко открыл глаза, но прежде чем он смог уловить смысл риторического вопроса, Мо Цанли прижал его к столу, его белый халат был покрыт черной одеждой, и темная лампа погасла, упав на пол. — Цяо Татхагата, позвольте мне спросить вас, сколько заповедей существует в буддийской школе и сколько вы соблюдаете? — Мо Цанли посмотрел на Цяо Татхагату, белая одежда под его ладонью была лучше снега, и несколько стеклянные огни вытекли из его пальцев: — Вы хотите изменить мир, людей, изменить меня, сколько вы можете ради этого нарушить заповеди? Фози уже держал его за руку, но был ошеломлен, когда услышал эти слова, колебался и на мгновение не знал, что ответить. Растерянный, беспомощный и нерешительный. Мо Цанли холодно фыркнул, игнорируя его бессмысленную борьбу и отказ. Белое одеяние было разорвано, а жемчуг и нефрит на лацкане разлетелись по полу. Звук рвущегося шелка заставил Цяо Рулая прийти в себя, но он ничего не мог сделать, он мог только смотреть в глаза Мо Цанли, настолько нервный, что почти забыл дышать. Пока Мо Цанли не разорвал сокровенную связь. — Учитель, уважение... — Цяо Татхагата. Мо Цанли коснулся его гортани, почувствовал дрожь под пальцами и легко сказал: — Вы хотите изменить меня, но что вы можете сделать? ※ Было жарко и холодно, и каждый вздох причинял такую ​​боль, что он дрожал. Цяо Рулай хотел свернуться калачиком, чтобы противостоять боли, но его руки и ноги, казалось, застыли и не могли пошевелиться. Ресницы дрожали, и свет, падавший на них, был слабым, как светлячки. Была еще одна волна боли, и Цяо Татхагата всхлипнул, его голос уже сорвался. Кровь текла из-под ног, и Мо Цанли входил в него. Тело разорвано на части, есть только боль, и Будда не может ее вынести, будучи захвачен, одержим, оторван, а затем снова вошел. Это наказание... Цяо Рулай прикусил рукава, закрыл глаза, подавил вздох и из-за более сильной боли был вынужден выпустить зубы. — ...Ууу... Крови было еще больше, но не вся кровь залила его промежность, но ему все еще было больно. Может быть, было что-то еще, кроме боли, что все еще причиняло ему боль. Тело холодное, рана горячая, повсюду боль и повсюду страдание. Кажется, что только молитва может успокоить эту боль. Будда закрыл свое сердце, схватил остатки одежды, оставшиеся на его теле, и молча прочитал писания. Это тяжело, это тоже страдание и это наказание за рождение бредовых мыслей. Но страдание похоже на море, оно похоже на лодку, которой не видно конца, нет пути назад, оно может только биться о волны, беспорядочно подниматься и опускаться и не может быть независимым. Вдруг к чему-то прикоснулись, и вызванный этим странный импульс заставил тело Цяо Татхагаты задрожать, но его глаза закрылись еще крепче. Мо Цанли остановился, опустил глаза, чтобы посмотреть на Будду, и протянул руку, чтобы сжать плотно сжатые губы. — Цяо Татхагата. Его дыхание не было нарушено, голос был слабым, и казалось, что ситуация совершенно не повлияла на него, но Цяо Рулай действительно был растянут, а рана все еще кровоточила. Послевкусие странного импульса все еще действовало на него, заставляя легко дышать, и потребовалось некоторое время, прежде чем он открыл глаза. — Учитель... — Не думай о своем Будде, — Мо Цанли отпустил губы и повернулся, чтобы прижать уголки глаз: — Посмотри на меня. Это снова тот взгляд. Неизвестно, сколько раз он так спокойно смотрел на него. В глазах Цяо Рулай был туман, и он был вынужден застонать, когда собирался увернуться. Вместо этого Мо Цанли подтянул его и обнял. Держа белые одежды, полные рук, словно свежий снег, сын Будды крепко сжимал суставы, пока костяшки пальцев не побелели. Мо Цанли отнес его к кровати, заставил лечь плашмя и под взглядом беспомощных и хрупких глаз снова вошел в Цяо Татхагату. Фози тихо захныкал, дрожа, почти не в силах подавить стон во рту. Он хотел снова молча прочитать Священные Писания, но последовавшая стимуляция превратила все Священные Писания в чистый лист бумаги. Это желание в мире, как прилив и море, способное в одно мгновение погрузить людей в бездну. Цяо Рулай намерен сопротивляться, но уже слишком поздно, Мо Цанли уже манипулирует им, где возбудить похоть, где проявить чувствительность, а где глубоко его утопить – Мо Цанли знает лучше него. Тело как ряска, плывет вверх и вниз, я ничего не могу с собой поделать. Цяо Татхагата был полностью раскрыт, задыхаясь и сдержанный, неспособный убежать, вынужденный терпеть, мог только смотреть в лицо. Нет, нет, больше не надо... Но как он мог отказать Мо Цанли? Человек, который несет на себе все грехи и злые помыслы, испытывает глубокую боль и не может спастись? Мо Цанли рванул вперед и застонал. Глаза Будды слегка задрожали, не желая продолжать смотреть на Мо Цанли, но он не мог вырваться из моря желаний. Его отбросило назад, и когда он уже собирался коснуться изголовья кровати, Мо Цанли оттащил его назад. На этот раз проникновение было глубже, Цяо Рулай наклонил голову и заплакал, нижняя часть живота была влажной. Еще несколько глубоких ударов. Цяо Рулай укусил себя, слегка открыл глаза и увидела размытую тень сквозь туман. Это его четки. Он протянул руку, дрожа на полпути, прежде чем его оттолкнули назад. Протяни руку, затем упади и так далее. Наконец, после неизвестного количества попыток, Цяо Рулай наконец схватил четки Будды и взял их в руки. Он хотел использовать это, чтобы избежать желаний мира, но в следующий момент Мо Цанли удержал его руку. Тело Цяо Рулай дрожало, и когда он оглянулся, то увидела только почти жестокое спокойствие и холод. Учитель... Будда молча умолял, но Мо Цанли не проявил к нему милосердия. Он мог только наблюдать, как его руки разжали, четки забрали, а затем бросили под кровать. Стеклянный свет померк, и послышался резкий звук, как будто был произнесен приговор. Оставь их. Все начало выходить из-под контроля, и, пожалуй, только само желание вышло из-под контроля. Под контролем Мо Цанли Цяо Рулай начал тонуть. Будучи нажатым, открытым и входящим; проникающим снова и снова, занимающим снова и снова, мало-помалу открывающимся. Он даже не мог сопротивляться, мог только беспомощно смотреть в сторону. Но Мо Цанли даже этого не допустил, выпрямил его, посмотрел на него, а затем довел до оцепенения. Выбора нет, и нет возможности выбирать. Поток удовольствия почти сводит Цяо Татхагату с ума. Его загнали в угол, но он протянул руку к Мо Цанли, его глаза дрожали, и он невнятно позвал «Учитель». Мо Цанли не ответил, но поднял ногу Цяо Рулая и с силой ударил его по самому уязвимому и чувствительному месту. Чрезмерная стимуляция ослепила его глаза, Цяо Рулай поднял голову, слезы потекли по его вискам, он дрожал и не мог издать ни звука. Как бы ему ни было тяжело держать себя в руках, у него нет сил подавить себя. Будда начал плакать сверху и снизу, одновременно издавая звуки воды, но это звучало совершенно странно. Цяо Татхагата крепко сжала губы, но стон все равно вырывался наружу, а когда ему хотелось что-то схватить, он мог только тщетно сдерживать себя. — Учитель… ах… учитель… пожалуйста…» Что-то собирается раздвинуть границы. Будда говорил снова и снова, взывая снова и снова, но не получал ответа. — ...Ах! Учитель, пожалуйста... Я делаю что-то неправильно... Он открылся с намерением свернуться калачиком, рыдая полностью. Предел приближается, и предчувствие достижения вершины, которой он никогда не испытывал, превратило его смятение в панику. Мо Цанли обнял его, сопротивлялся его чувствительности, подавил дрожь и заставил Цяо Рулая плакать и извергать эякулят в отчаянии. Он выстрелил в одежду Мо Цанли, святая одежда была в пятнах, черно-белых. Мо Цанли это не волновало, но и жалости он тоже не чувствовал. Он позволил ему проглотить себя, от начала до конца, он не давал Цяо Татхагате права отказаться и выбирать. Когда была вылита последняя капля, Будда больше не мог издавать ни звука. Он все еще был в оцепенении, голова его была наклонена набок, кончики ресниц были мокрыми, а кончики глаз были красными. Хотя на нем все еще было белое одеяние, оно уже было разорвано, и ничто не могло прикрыть его. Мо Цанли не смотрел на него, просто разгладил складки на его одежде, не вытер грязь и не обращал внимания на беспорядок на земле, просто взял четки и вышел из комнаты. Только после звука закрывающейся двери Цяо Рулай отвел глаза и сморгнул слезы. — ...Учитель... пожалуйста... Сын Будды плачет, и лицо его выражает сочувствие. ※ На этот раз в комнате возникли некоторые проблемы, но, к счастью, опасности не было. Когда доктор преступного мира вернется в священный город, луна уже будет в небе. Перед входом в Святой Престол ночью пошел дождь. Лил сильный дождь, а также сильный ветер, который внезапно обрушился, и господин Синхуа был застигнут врасплох. К счастью, он шел быстро, и когда вошел в коридор, только пальто его было немного мокрым. Доктор Минъю вытер воду, идя к медицинскому кабинету, но не успел он отойти далеко, как увидел Мо Цанли. — Цанли, почему ты все еще на улице в такой час? Ты… Увидев следы на одежде священника, господин Синхуа остановился. Это?! Как врач, доктор преступного мира наверняка знал, что означает эта грязь. Дело не в том, что он не знает каких-то секретов, но, несмотря ни на что, он не связывал эти вещи с Мо Цанли. Доктор преступного мира был потрясен, а Мо Цанли уже опустил руку, которая касалась левого рукава. — Синхуа, — он посмотрел на господина Синхуа, — Иди и повидайся с Цяо Татхагатой. Лицо доктора преступного мира внезапно стало некрасивым: — Цанли, ты... Мо Цанли не ответил, только что прошел мимо доктора подземного мира и собирался пойти в церковь. — Эй! — Господин Синхуа бросил ему в спину и закричал: — Уже так поздно, что ты собираешься делать? Мо Цанли не оглянулся. — Молиться. Прежде чем уйти во тьму, он сказал это доктору преступного мира. ※ Несмотря на то, что он был морально готов, сердце доктора упало, когда он ясно увидел ситуацию внутри дома. Цяо Рулай лежал на кровати, все еще сохраняя позу, когда его насиловали, только ноги были слегка развернуты в сторону. Он может попытаться это скрыть, но единственное, что он может сделать, — это совместить самые неловкие места. Но это не помогло, и даже заставило муть вытекать из бедер, переплетаясь синее и фиолетовое, переплетающееся красное и белое, чрезвычайно яркое. — Доктор преступного мира... Мистер... Господин Синхуа подошел к кровати, не нужно было проверять, просто присмотрелся, и его лицо стало еще уродливее. — Он…! — Он редко когда так злился: — Он безумец?! Цяо Татхагата тихо сказал: — Это не Учитель... это я... Глаза Будды задрожали, и он медленно повернул голову. — Это все… вина Цяо Рулая… — Его голос становился все мягче и мягче. Доктор преступного мира колебался, но в конце концов решил сначала забрать человека. Он завернул человека в простыню, затем поднял его и поспешил в медпункт: — Сначала я отведу тебя залечить раны, а если почувствуешь дискомфорт, скажешь мне, понимаешь? У него болит голова, он чувствует тяжесть, а сознание начинает затуманиваться. Цяо Рулай, казалось, услышал, как доктор подземного мира зовет его, и хотел ответить, но не смог издать ни звука. "Цяо Татхагата... ты... горишь... ты слышишь... продолжай... быстро..." Голос доктора преступного мира становится все дальше и дальше. Он плохо слышит. Но прежде чем он упал во тьму, Цяо Рулай внезапно кое-что осознал. Бусы... Он немного пошевелил рукой и уже после одного движения потерял силы. Бусы Будды... ах... ※ Спустя неизвестное время возле церкви послышались шаги. Мо Цанли не оглянулся, все еще стоя на ступеньках лицом к Плачущей Деве, пока кто-то не остановился позади него и позвал. — Синхуа. — Рана разорвана, инфицирована, воспалена и его лихорадит. — И? — Я дал ему лекарство, по крайней мере, он сможет хорошо выспаться. — И? — Но у него очень высокая температура. Если у него такая лихорадка, он может не проснуться завтра утром. Эти несколько дней… — Доктор подземного мира сделал паузу на некоторое время, а затем продолжил: — Для внешнего посоветуйтесь в эти несколько дней, я отпущу кого-нибудь другого. — И? Ему было нечего сказать. Синхуацзюнь посмотрел на спину Мо Цанли, сделал несколько шагов, схватил его за волосы и замолчал. — У тебя проблема, — сказал Мо Цанли. — Цанли, ты… — Доктор подземного мира заколебался и сказал: — Ты и Цяо Татхагата… Он не мог продолжить вопрос. — Что ты хочешь спросить, Синхуа. — Мо Цанли сказал: — Спроси меня, почему я заставил его так сделать? Это чтобы наказать его? Или... Люблю ли я его? Доктор преисподней долго молчал, а потом спросил: — Раз ты знаешь, что я хочу задать тебе такой вопрос, почему ты это сделал? Мо Цанли поднял голову и посмотрел на плачущую Богородицу. — Синхуа, ты знаешь, что такое любовь? — спросил он. Доктор преисподней опешил: — Почему ты об этом спрашиваешь? — Любовь — это обман, — Мо Цанли посмотрел на Деву, — обман, созданный для того, чтобы заставить людей замолчать и отвлечь внимание. Господин Синхуа молчал. — Вся любовь такая, — Мо Цанли отвел взгляд, все еще поворачиваясь спиной к доктору, — Включая… — Цанли! Доктор преисподней оглянулся на ворота и, убедившись, что вокруг больше никого нет, вздохнул с облегчением. — Если это услышит человек с сердцем, вы окажетесь в опасности. — Доктор сказал: — Вы должны знать, что в Святом Престоле есть люди, которые хотят вас спустить. — Ты также должен знать, что мне все равно. — Но однажды обнаружилось… — Синхуацзюнь. Мо Цанли повернулся боком и посмотрел на врача преступного мира: — Мир рассматривает любовь как панацею, помогающую успокоить трагедию жизни, но любовь все время причиняет боль, предает и убивает тело и душу мира. Как много людей страдают другие во имя любви? Сколько грехов маскируются под любовь? Но даже в этом случае любовь необходима. Знаешь почему? Господин Синхуа пошевелил ртом, но все же спросил: — Почему? — Потому что… — Мо Цанли опустил глаза, а когда снова поднял их, повернулся и посмотрел на Святую Мать: — Бог так любит мир. Он все еще стоял там со спокойными глазами и трудно различимыми эмоциями. Последняя фраза «Бог так любит мир» казалась ответом или молитвой к Богу. Доктор подземного мира замолчал и через неизвестное время заговорил снова: — Конечно, я знаю, что ты не можешь влюбиться в Цяо Татхагату. Но... — Он вздохнул и почесал волосы. — Но на случай, если Цяо Татхагата… эм… Доктор преступного мира не стал продолжать. Мо Цанли закрыл глаза. — В этом его глупость. После разговора он снова взял крест, продолжил молиться Богу и проигнорировал господина Синхуа.