Граница времени

- Как вы могли им позволить! – Павлова кричала не стесняясь, а что – все свои. - Да, Анна Станиславовна, - лепетал Арбузов. – Как бы я им помешал. Они и позвонили-то мне для того, чтоб я их вещи забрал. Павлова зло взглянула на историка. - Только не рассказывайте мне сказок! Не считайте меня идиоткой! На сколько они переместились? - Егор сказал, что на неделю, - печально ответил Арбузов, но Павлова смотрела на нового дежурного программиста. - Так точно, на семь дней, - отрапортовал тот. - Как, как он мог не взять меня! – с чувством выпалил Петя. – Он что, меня трусом считает! Я такое прошел, а он!? - Петя, думаю, Егор о вас самого хорошего мнения, просто, вы уже ушли, тут никого не было, а они не хотели вас тревожить… - Откуда вы знаете, что он тут были вдвоем? – не унималась Павлова. - Так мы же все разъехались, - Арбузов немного растерялся, опасаясь, что чем-то себя выдал. - Ладно, что будем делать? - уже чуть более спокойней, спросила Павлова. - Ясен пень, я лечу к ним! – Петя был непреклонен. - А почему это ты? Я тоже оперативник со стажем! – в Куприяновой взыграла кровь, но она тут же испугалась – оказаться в очаге монгольского нашествия, и это в то время, когда ее несчастная личная жизнь стала налаживаться – спасибо майору Козлову. Надежда был только на то, что ей запретят, и сработало! - Я против, - выступил Арбузов. – Дело даже не в том, что там очень опасно, просто, чем больше группа, тем больше придется распылять средства, думая о ее составе, безопасности. Да, Макс не профи по этой части, но толпа пришельцев, мечущихся по прошлому – это опасно, и… и чревато… - Согласна, - заявила Павлова. – Ольга, ты должна быть тут. Поедешь с Петей на место служебного перемещения, заберешь его вещи. С этими словами, она вышла. Ее не беспокоило ФСБ, полковник Яснов. В конце концов, это ее ведомство. Опасность могла возникнуть, если команда не вернется, но такую перспективу она отгоняла от себя. * * * «Холодно!» - вот первая, и надолго единственная мысль, которая заняла Макса. Он в открытую стучал зубами, пытаясь растирать себя руками. Казалось, Егор не ощущает холода, может, пообвыкся. Он деловито огляделся, всматриваясь в темные сосны и белоснежную даль поля, что раскинулось правее их. Им повезло, они угодили не в болото, не в город, или деревушку, они стояли в небольшом пролеске. - Куда теперь, - немного нетерпеливо спросил Макс. Энтузиазм у него начинал пропадать, но обратной дороги уже не было. - Не мешай, я запоминаю ориентиры. Компаса-то у нас нет, так что… - он еще немного понаблюдал за окрестными пейзажами, а топом, хлопнув в ладоши, изрек: - Пора! Развернувшись практически на девяносто градусов, он направился к ближайшему лесу. Макс, перепрыгивая словно заяц, поскакал за ним. - Эй! Мужики! – раздалось у них за спиной, когда они практически подошли к кромке леса. Обернувшись, они увидели совершенно нагого Петю, махавшего им руками. Егор сдержано улыбнулся. - Что ж, - сказал он практически себе под нос. – Акции нашего предприятия решительно пошли вверх. Подпрыгивая на сугробах, Петя подскочил к ребятам. - С вашей стороны это большое свинство – не позвать меня с собой, но начальство справедливей, так что, любите меня и жалуйте, - его веселость и уверенность в себе оказались заразительными. Выстроившись гуськом, они быстренько поскакали в лес, к ближайшей «закладке», где спецгруппа оставила то необходимое, без чего, по их мнению, в эту эпоху обойтись было невозможно. До закладки было полкилометра, бегом, пусть и не очень быстрым, его можно было преодолеть за полчаса. Перед Максом так и маячила загорелая задница Егора. «А он загорает голышом, аппетитная попа» - подумал Макс, и тут же усмехнулся про себя. Жуткий холод, мокрые, окоченевшие ноги, словно из дерева, про их цвет лучше было не думать, сбивали возбуждение невероятно эффективно, так что членик еле-еле виднелся из аккуратно подстриженных волосков на лобке. Наконец, показалась пригорок, последи небольшой полянке. Рядом раскинула свои могучие широкие темно-зеленые лапы ель. Егор подошел ближе, порылся в снегу и упс – открылась меленькая дверка. Как жаль, что там не было места, чтоб забраться внутрь, посидеть, хотя свое предназначение «закладка» выполнила. Они оделись, поместив насухо вытертые ноги в сухие теплые валенки, застегнули зипуны, ну, и конечно, сложили немного золотых кругляшков, совсем не игравших в серой мгле. Вечерело, так что с невероятной для пеших скоростью «спасательная группа» направилась в сторону Москвы, той, средневековой. Наверное, каждый нет-нет, да и вспомнил знаменитые реплики из легендарной комедии: «Увидеть средневековую Москву, без санкции специальных органов», хотя, у них санкция была, кажется… Уже когда совсем стемнело, они набрели на пепелище, которым некогда была деревенькой. Зрелище было страшное – то тут, то там, на бело-черном снегу, лежали окоченелые тела местных жителей, красные пятна уже припорошил утренний снежок, слегка прикрывавший ужас разорения. В деревне не было ни одного неприродного звука – только завывавший ветер, словно оплакивавший жизнь. Наверное, Егор и Петя уже повидали многое, хотя и их поразил вид мертвой деревни, Макса же стало трясти, зубы стучали самым натуральным образом, он хотел отвести взгляд от убитых, но не мог. В этот момент он осознал всю глупость этого умильного «путешествие во времени» - вот оно, время, безжалостное и беспощадное, вот она, жизнь, цена которой ломаный грош. Теперь он понял, почему Петю не тянет к новым «приключениям», а он еще считал его трусом… Егор, Макс и Петя укрылись в бане, что стояла на отшибе и практически не пострадала. Более опытные товарищи прошлись по деревне, нашли немного еды, которую согрели на очаге, что там имелась, а ночная мгла по возможности скрывала легкий столб сизого дыма. Ели, скорее по необходимости, чтоб набраться сил. А потом, устроились спать, ибо стемнело быстро, придумать искусственное освещение не удалось, да и к чему? Поразительно, но после таких переживаний Максу ничего не снилось, просто все тело затекло от неудобной ночевки. * * * Миша вернулся в свой чуланчик только под утро. Олеся, сжавшаяся в комочек, сидела в уголке и спала. Наверное, она ждала парня, переживала, но сон оказался сильнее. После тех трех взрывов «поганые», как их называли все, еще какое-то время пытались захватить крепость, но безрезультатно, да и шли на приступ они без воодушевления. Один из защитников, схватил пустой бочонок и со всей дури метнул его в толпу, так все с ужасом разбежались, думали, опять шандарахнет, а защитники просто экономили заряды, ведь осталось их всего два. Уставший, чумазый Миша лег на пожухлое сено, и провалился в сон. Сколько спал, он не знал, но проснулся оттого, что его кто-то тряс за плечо. Приоткрыв слипшиеся глаза, он увидел Олесю, мило улыбавшуюся ему. Сквозь щели в сарайчик струился солнечный свет, холодный, но дарящий радость, уверенность, что все будет хорошо. Словно и нет этих ужасных монголов, что стоят под стенами городка, готовых перерезать горло всем жителям. - Я тебе принесла поесть, - мило сказала она, поставив небольшой чугунок с кашей и ломоть хлеба. Каша была чуть теплая, а хлеб позавчерашний, черствый, но елось с охотой, с наслаждением. Девушка не сводила восторженных глаз с парня. - Что-то случилось? – спросил Миша, просто чтобы она отвела взор – так и подавиться недолго. - Фросинья говаривала, как твои бочонки разгоняли нечисть! Я и не думала, что они такие… необычные. Говорят, они бежали, как черт от ладана. - Нет, они стоят, они не уйдут, - ответил Миша, почему-то совершенно беззаботным тоном, словно его это не касалось. - Может и так, - вздохнув, ответила девушка. – Но Фросинья говорит, что бочонки еще есть, что отобьемся, Господь не попустит… Она слегка покраснела, уставившись в угол, словно на что-то обиделась. При этом казалось, что она о чем-то думает, что-то для себя решает. - Я… я не хочу погибать глупой девчонкой, я хочу знать, что это, - начала лепетать она, а потом, в два приема, скинула зипун и длинную рубаху, оставшись совсем нагой. Миша не смотря на ориентацию, не был профаном в женской природе, но никогда он не видел этого в живую. Девушка была немного загорелая, стройная. Ее девичьи груди, аккуратные словно маковки, с заостренными сосками, смотрели на парня будто свысока, а внизу живота треугольничек темно-русых волос, и манящее, уже начавшее раскрываться от возбуждения, словно лепестки цветка пред солнечными лучами, влагалище. Миша не мог отвести взгляда от манящей плоти, самое же главное – он почувствовал сильное возбуждение. Может, это и его единственный шанс познать любовь, пусть и не так, как хотелось. Отставив чугунок, он скинул рубаху и порты, его эрегированный пенис устремился к девушке. - Он такой большой, - выдохнула Олеся, словно завороженная, смотрела на «одноглазого змея». Тем временем, Миша, на коленках, подполз к девушке и его нежные руки коснулись ее трепетных грудей. Опыта у парня не было, но он часто ласкал себя, и привык, к этому ощущению – твердый сосок посреди плоской груди, а тут… Ощутив прикосновение, Олеся немного всхлипнула и зардела, возбуждение томило ее, она положила свою руку на его бедро и провела ладонью по маленьким мягким волоскам у него на ноге. Не в силах сдерживаться, он коснулся трепещущей розовой плоти и с губ девушки слетел легкий стон. Промежность была влажной от смазки, очень приятной на ощупь. Он как-то сразу нащупал клитор и нежно, круговыми движениями, стал его массировать. Руки Олеси подкосились, она упала на солому и стала постанывать. Ее глазки сомкнулись, ручки обхватили волосы, а бедра ритмично елозили в такт невидимому акту любви. Миша ласкал влагалище, массируя клитор, немного запуская пальчики в вагину, но продвинуться вглубь он не решался. И чем дольше он это делал, тем меньше он хотел овладеть девушкой, удовлетворить свою похоть. Это было неправильно – она думает, что это взаимно, но он никогда не сможет ответить ей взаимность, честно, без лицемерия, по-настоящему. Многие геи живут с женщинами, делают детей, объясняются в любви, но он не такой, он не сможет врать, притворяться. По отношению же к этой девушке, это было бы вдвойне бесчестно. Во-первых, он гей, а потому её и не хочет, и не любит, как «настоящий мужчина» должен любить и хотеть. Во-вторых, он был не из этого мира. Чем бы для него этот «вояж» не закончится, он вернется в свое время. Что может выйти из этого акта любви – разве что простой трах двух особей на грани исчезновения, но если все пойдет плохо, а это очень даже вероятно, они не смогут продлить свой род. Да и как-то это странно – оставить свои гены для потомков в прошлом… Миша уже хотел было отстраниться от разгоряченной девушке, как-то ей объяснить, пусть не все, но многое, но тут солнце, освещавшее сарайчик заслонило что-то огромное. Инстинктивно, наверное, Миша плюхнулся на девушку, прикрыв ее своим телом. В этот самый момент дверь распахнулась, и туда заглянул Анфим. - Князь завет, - изрек он, и, увидев голого парня на девушке, осклабился. – Пострел! – смачно произнес он и захлопнул дверь. Не вдаваясь в объяснения, Миша быстренько натянул порты и рубаху, запахнул тулуп и вышел на свет. Солнце стояло высоко, скорее всего, был полдень. Холода особенно не чувствовалось, может оттого, что не по-зимнему пригревало. Во второй раз Миша поднимался в терем, только теперь изрядно пострадавший от огня. Молодой князь стоял посреди горницы, на скамьях вдоль стены сидели воевода Филипп, остробородый священник и еще несколько воинов в кольчугах. - Молодец! – выпалил князь, стоило Мише войти. Никого даже не смутило то, что он забыл поклониться, возможно, у них, в земле англицкой, так не принято. – Как поганые бросились наутек, после… - князь явно не знал, как правильно назвать то, что он видел. -…взрыва? - пришел ему на помощь Миша. - Ага! – весело согласился князь. - Рано радуемся! – встал Филипп. – Прости князь, что поперек твоего слова молвлю. Однако ж, поганые не сгинули, опять за тот берег отошли, сидят, ждут, толи измором нас взять хотят, толи подмогу ждут. И последнее верней всего будет. - Что предлагаешь? – спросил князь. - Михайло, что из земель дальних, должен еще сделать таких снарядов. Бочонки мы сыщем. - Как, сделаешь? – легкомысленно спросил князь, покровительственно положив руку на плечо парня. - Не у-уверен, - чуть заикаясь, ответил Миша. - Как это? – все удивились, даже насторожились. - Я только потому и смог их сделать, что в сарае нашел жбан с серой, а без нее ничего не получится. Та сера вся ушла, а где еще взять, я не знаю… - У нас есть еще… эта… как там её, сера? – спросил князь. Собравшиеся пожали плечами, а поп нараспев изрек: - И пришел их последний час. * * * Дальше, в путь, двинулись с рассветом, немного перекусив. При свете дня растапливать печь не решились – в хорошую погоду дым виден за пару километров. Шли молча, стараясь быстрее передвигаться. Какого-то плана не было, вернее, Егор его не озвучивал, хотя, скорее всего, обдумывал. Лезть с расспросами Макс не решался. Зрелище разоренной деревни сильно поколебало его уверенность в правильности предпринятого шага. Впрочем, он ведь никого не тащил с собой, они пошли совершенно добровольно, однако на душе легче не становилось. А от одной мысли, что он и в самом деле мог здесь оказаться один, просто мурашки бежали и сдавливало грудь. - Дым! – громко произнес Петя, шедший замыкающим. Троица остановилась и уставилась вдаль, на небо. Там и в самом деле стоял тоненький сероватый, едва заметный столб. - На большой пожар не похоже, - предположил Макс. - Может, угли догорают, - заметил Петя. - Арбузов сказал, что Москву должны взять двадцатого числа, сегодня же еще восемнадцатое, вряд ли город сгорел… дотла. - Полдень, - прищурившись, сказал Петя, всматриваясь в солнце. – Полдень или около того. Идем мы уже часа четыре. Значит… прошли мы километров шестнадцать. - Меньше, - парировал Егор. – По снегу идти тяжелее, от того и медленнее. Думаю, километра семь протопали. Впереди, если не заплутали, еще два, ну, два с половиной. - Я б передохнул, - тяжко вздохнул Петя. - До лесочка дойдем, там и передохнем. До лесочка они дошли, даже расположились очень уютненько, под лапами могучей ели. От хвоинок было неудобно, те так и норовили залезть за шиворот, но это меньшее из зол. И тут, метрах в ста от них, пролетел всадник – монгольский. Он гнал своего низкорослого скакуна во весь опор, что-то прикрикивая на своем басурманском наречии. Он скакал открыто, никого не боясь. Впрочем, тут, наверное, его боялись все. - Пойдем лесом. Получиться дольше, но безопаснее, - распорядился Егор. - Мд-а, по крайней мере, мы знаем куда идти, - хмыкнул Петя. К Москве подошли практически в темноте. Петляя, вышли к реке, потом шли берегом. Наконец, их взору открылся Кремль, вернее, та деревянная крепость, что стояла здесь от начала города. Пред ней, на покатом холме виднелись обгоревшие дома посада. Что-то сгорело совсем, что-то практически не пострадало. Монголы тоже были тут, они стояли немного севернее, не вплотную к реке, так что троица смогла пробраться по кромке к крайней избе и спрятаться в ней. - Что будем делать? – наконец, спросил Макс. - Посмотрим, - спокойно ответил Егор. – Посмотрим, что будут делать они, - и он кивнул в сторону монголов. – И они, - и он кивнул на крепость. Просто так, сидеть и ждать было тягостно, но иного выхода не было. Укутавшись поосновательней, они устроились ждать, поглядывая в окно, следя за обстановкой. И тут возле дома что-то хрустнуло. Егор и Петя вмиг напряглись, бесшумно скинули тулупы и на цыпочках подкрались к двери. Та отворилась осторожно, после чего в избу кто-то вошел. Действуя на автомате, оперативники скрутили гостя, после чего поднесли его к окну, в которое проникали последние лучи заходящего солнца. От увиденного они опешили – чумазый, но седовласый старик с выпученными от страха глазами, что-то пытался мычать. Попервости он пытался пошевелить руками, но Петя держал его крепко. - Тс! Не шуметь. Крикнешь – прибью! – сказал Егор, убирая руку. - Православные, не погубите, - взмолился старичок. – Что с меня взять-то. Сам лишь святым духом обретаюсь. - Кто? – спросил Егор. - Пафнутий я, служу тут, в посаде. Как ироды все сожгли, вот, обитаюсь как придется. - Что тут происходит? – спросили Егор. Петя отпустил старичка и тот сел на лавку. Тяжело вздохнув, он начал рассказ, как три дня тому назад, к городу подошла неведомая страшная сила. Он не плакал, видать, выплакал слезы, просто рассказывал, словно и не с ним это произошло. Рассказал он и про вчерашний день. - …И вот, отрок, я его потом наше, Иваном кличут, сын бондаря Козьмы, из верхнего посада, ну, того, что по ту сторону, - и он махнул рукой на крепость. – Подскакал и гром раздался страшный, и гнев Божий поразил их старшего, сотника Хулгана. Порвало его сильно, кровищи! К утру преставился, окаянный. Так они забегали, к тысяцкому послали. Тот, поди, не думал, что город наш хоть и мал, да занозист. - Говоришь, взрывы? – переспросил Егор, все время о чем-то думая. - Своими глазами видел! Тут вот, сидел, в окно смотрел. - А откуда про сотника знаешь? – с улыбкой спросил Петя. - Так я тут хожу. Меня они не боятся. Позвали, чтоб я, как кудесник какой, тьфу, спас его, но не таков я, вот! * * * Пока со стены спускались, были во всем темном, чтоб неприметнее, а встав на землю, накинули на себя белые плащи. Князь для такого дела не пожалел свои простыни – шутка ли, нужно пройтись на середину реки и взорвать оставшиеся два бочонка. Днем, на совете решили: коли нельзя сделать новые бочонки, так хоть взломать лед на реке, хоть какая-то преграда. И вот теперь Миша и Парамон, молодой симпатичный парень лет двадцати, сам вызвался, должны были все сделать. Парамон все озирался, супостата высматривал. Парень он был не шибко красивый, для Михаила, разумеется, но горяч (как воин), все хотел сразиться. Ему бы конечно пришлось по душе, заметь их неприятель, уж он бы мечом помахал, пусть и недолго, а так… Его главная задача была охранять и помогать. Впрочем, большой помощи Миша от него и не ожидал. Накинув белые покровы, Парамон демонстрировал презрение к защите, но княжеского приказа ослушаться не мог, они стали спускаться к реке, идя, по возможности, по снегу, избегая кустов и кострищ. Снежок на льду был хорошо утоптанный, обильно покрытый телами врагов, что было неплохо, ибо за ними можно было схорониться. Установив один бочонок, который нес Парамон, Миша его оставил, приказав протянуть длинную веревку, пропитанную маслом, чтобы была возможность отбежать. Сам же он прополз метров двести, там как раз лежала лошадь, вот за ней он и установил заряд, начав разматывать веревку. Наконец, сделав дело, он взглянул на товарища и аккуратно махнул рукой. Самое сложное было поджечь фитили и успеть сбежать пока враг, заметив огни, не опомниться. Парамон кивнул в знак согласия, и Миша, повернувшись лицом к крепости, стал высекать кремнием искру, стараясь, чтобы искры попали на смоченную в масле тряпицу. Он, конечно, потренировался, но с непривычки, да и замерзшими руками, получалось плохо. Тут, из-за спины раздался пронзительный свист. Обернувшись, парень так и обомлел – этот дурень высек искру, зажег тряпицу, не стараясь скрыться, его заметили. Еще минута, и с того берега послышался топот копыт и гортанное улюлюканье. Швырнув тряпицу на веревку, Парамон скинул белый покров, и, вытащив меч, пошел навстречу врагу. - Вот кретин! – еле слышно выругался Миша, еще более нервно стараясь высечь искры, которые как назло не желали падать куда надо. Парамон картинно шел на врага, то был его звездный час, русые волосы развивались на ветру, а сталь так и играла холодным блеском в свете Луны. И тут раздался взрыв, невероятно громкий, казалось, порвавший ночь. Парамон только немного присел в коленях, а затем случилось странное: его тело неестественно дернулось, и голова упала на грудь самым натуральным образом. Миша готов был поклясться, что из перебитой шеи воина что-то вплеснулось. После чего, богатырь завалился на снег. Словно завороженный смотрел Миша на гибель своего защитника. Монголы дальше скакать остерегались, зорко всматриваясь, нет ли еще кого. И только тут он почувствовал, что что-то нестерпимо жжет грудь. Глядь – а это тряпица! Оказывается, глаза глядели в одну сторону, а руки делали свое дело. Кинув тряпицу на веревку, Миша пополз к берегу, надеясь, что его не заметят. Тут же грянул новый взрыв… * * * Миша почувствовал, словно его кто обхватил за грудь и резко рвану назад, так что он упал на землю, но сзади никого не было. «Господи, что это?!» - подумал он, и в ту же секунду неведомая сила потянула его назад, по льду. Он перелетал по сугробам, зацепил полынью, но перелетел, лишь немного замочив тулуп. Только оказавшись на берегу, он понял, что произошло – его поймали на аркан. Он был среди монголов, они о чем-то говорили на своем непонятном гортанном наречии. Один из воинов спешился и подошел к парню. Легко подхватив пленника, он поставил его на ноги. Плоская, загорелая рожа с тоненькими глазками щерилась, и он что-то сказала своим. Главным был не он, а сдвинувший брови седоусый воин. Он что-то гневно гаркнул, но негромко, и махнул плеткой в сторону перелеска. Остаток пути до лагеря Миша бежал за лошадью, благо ехали медленно. Лагерь был просто огромен. На полянах, меж редких деревьев, стояли круглые шатры – юрты. Женщин было мало, все больше они были белокожими, светловолосыми европейками, видать – военные трофеи. Появление нового пленника в лагере ажиотажа не вызвало, более того, на него никто особо не глядел, может, кроме тех плененных славянок. Мишу подвели к тяжелому крытому возу на больших дощатых колесах и посадили на цепь, одев ошейник. Ничего хорошего парню это не предвещало. Впрочем, со своей скорой гибелью он, кажется, уже смирился, хотя надежда порой и проскальзывала. Вероятнее всего, он просто не до конца понимал весь ужас своего положения, оттого и не повредился рассудком. Вместо этого, он поглубже забился под арбу и укутался в тулуп, чтоб согреться. Вскоре, но он немного освоился и даже стал кимарить. Утром он заснул крепче всего, что на морозе было опасно, но проснулся оттого, что его что-то ударило в лицо. В миг распахнув глаза, он увидел монгольскую рожу, растянувшуюся в улыбке, того что-то забавляло. Стоило лишь чуток скосить взгляд, и причина стала понятно – перед парнем лежала кость с небольшими клочками мяса. Монгол еще немного похихикал и пошел, а Миша, при иных обстоятельствах презрительно отшвырнул бы от себя такой подарок, но не теперь… кто ж знает, что его ждет, оглядевшись, чтоб его никто не видел, стыдно, вцепился зубами в остатки отварного мяса, вмиг проглатывая, едва пережевав. Завтрак прошел быстро, на первое время голод утолен. Затем потянулись долгие часы пустого сидения на снеге под телегой. Хорошо хоть там валялось немного сена, все какой-то утеплитель. Перемены случились вскоре после полудня. В лагерь влетела просто прорва новых всадников, их было неимоверно много, с ними был военачальник, издали Мише его разглядеть особенно не удалось, разве что тот был молод, ибо легко соскочил с конька, зато местные командиры падали пред ним ниц. Но то было уж больно далеким для парня, главное же было не стать чьей-то игрушкой, мальчиком для битья или чего похуже. Прибывшие воины сладострастно оглядывали пленных наложниц, но те, скорее всего, принадлежали не рядовым, а как минимум десятникам, или более, их не трогали, а вот его могли убить забавы ради. И как назло, парня приметили, может оттого, что старательно прятался. Со смехом его вытянули из-под арбы и стали пинать. «Господи! Быстрей бы конец!» - неожиданно взмолился он. Властный окрик, и воины присмирели, только один пинал Мишу ногой, да и то, скорее всего, по инерции. Подошел седоусый воин, тот, что его пленил, приказал что-то, а вскоре возле парня поставили стражу. Уже начинало смеркаться, когда его повели по лагерю, через еще один перелесок, на большую поляну, всю заставленную шатрами. Цель была в самом центре, это был большой шатер, остальные окружали его на почтительном расстоянии. Снаружи стояла стража, были привязаны лошади. В шатре было многолюдно, главное же – тепло. Правда, уж больно аппетитные стояли запахи, но это ерунда, это ненадолго. Миша теперь легко мог разглядеть самого главного – это был непривычно высокий для низкорослого племени, с приятным, пусть и раскосым лицом. Ему было лет двадцать пять, едва ли больше. Хорошо сложенный, он был в бархатистых сапогах, на нем была меховая шуба, достававшая до колен с золотыми пуговицами. Наконец, Мишино присутствие было замечено, главный, а парень его окрестил принцем, властным жестом отослал большую часть подчиненных, в шатре остался он сам, Миша, воин в красивых доспехах, но жуткой рожей и старик. - Кто ты есть? – дребезжащем голосом спросил старик по-русски. - Я… - неуверенно начал парень, немного опешив от такого поворота. – Я странник из… Англии, есть земля такая, далеко… Звать меня Михаилом из Баскервилля. Старик стал переводить принцу, тот пристально смотрел на юношу. - Но в земле английской иначе говорят, ты же говоришь как славянин, - неожиданно заметил старик. - Я уже несколько лет хожу по Руси, оттого и язык выучил. - Молви что-нибудь на своем наречии, - попросил старик, и в этой просьбе отказать ему было сложно. Миша напряг память, и процитировал первое, что пришло в голову. - Yesterday, All my troubles seemed so far away Now it looks as though they're here to stay Oh, I believe in yesterday …. Старик кивнул и что-то сказал принцу, тот кивнул в ответ и громко, непривычно звонким голосом обратился к парню. - Пред тобой, ничтожный, Унгэн-нойон, сын Джучи, внук великого хана, правителя востока и запада. Он спрашивает, не ты ли сделал те штуки, что грохочут будто гром, сверкают будто молния и разрывают все, словно драконы? - Я, - коротко и скромно ответил Миша. Он сразу понял, что это его шанс, может и призрачный, но шанс выжить, а может, и выпутаться из этой истории. - Можешь ли ты сделать нам такие же? – спросил старик с волнением в голосе. - Да, - самонадеянно ответил Миша. Как только старик это перевел, принц так и заулыбался, но воин стал что-то гневно говорить, постоянно показывая пальцем на парня. Улыбка стала исчезать с лица принца, предчувствие нехорошего зародилось в сердце парня. Пока принц и воевода, как его окрестил Миша, спорили, толмач отвел парня в сторонку и тихо сказал. - Шонхор-богатур считает тебя колдуном, считает, что тебя надо сжечь, он не был в Китае, он не видел тамошних чудес, оттого все это кажется ему странным. - Что же мне делать? – неожиданно спросил парень, смутившись своей вольности. - Я знаю таких, как ты, - спокойно ответил старик. – Ты как лиса, меняешь цвет, но ты не собака, хоть они тоже лают. Ты другой. Унгэн-нойон устал, у него не было женщин. Помоги ему расслабиться, а я постараюсь убедить Шонхора, и ты сделаешь нам эти заряды. С этими словами старик пристально посмотрел на парня, и двинулся к спорящим. Он поклонился и что-то сказал воеводе. Тот нехотя кивнул и направился к выходу. И тут Миша пошел ва-банк. Пав на колени, он жалобно произнес: - О, прекрасный принц! Дозволь мне помочь тебе и служить тебе. Я докажу, что я нужен, - тут парень запнулся, а старик тем временем стал бойко переводить, а может и говорить что-то от себя. Принц только кивнул, на его губах появилась приятная улыбка, и старик пошел к выходу, кивнув парню. Миша, на полусогнутых, кинулся к хозяину, который, раздвинув руки, позволил снять с себя шубу, скорее соболиную, и кожаную куртку на вате. Руки парня слегка тряслись, но он справился с застежками и вскоре принц стоял полуголый, в одних ватных штанах. Его стройное жилистое тело с легким бронзовым отливом, было прекрасно, на груди не было ни волоска. В золотом блюде, что стояло на ковре, было немного подтаявшего снега и принц обтер свою грудь и руки влагой. Затем принц развязал шнурок, штаны спали, оголив стройные бедра и возбужденное естество. Его пенис был невелик, сантиметров пятнадцати с розоватой головкой, очень тоненький, он мило топорщился из аккуратненьких кудряшек. У него даже на ногах волос практически не было. Принц тем временем протер водой свои чресла и лег на медвежьи шкуры, широко разведя ноги. Что делать было понятно, так что Миша опустился на колени и подполз к воину. Кто знает, чего тот ожидал, но когда губы парня сомкнулись вокруг этого восточного жезла власти, Унгэн-нойон оторвал голову и пристально посмотрел. Он был и удивлен, и растерян. Но стоило язычку парня потереться об уздечку, как принц зажмурился, его голова откинулась обратно, на мягкое ложе. Отсутствие опыта не могло извинить парня, в конце концов, ради чего тогда столько просмотренного порно, так что пора было доказать, что он тоже кое-что может. Миша старался, он скользил губами по сочной головке, легко помещавшейся во рту, он теребил кончиком язычка уздечку, он покрывал поцелуями твердый, будто дамасская сталь, ствол. Принц стонал, тихонько, чтоб охрана, обеспокоенная странными звуками, не ворвалась его спасать. Нежные пальчики Миши аккуратно мяли мошонку, играя яичками, заставляя те плавно перекатываться. Иногда он немного сжимал их, и восточный правитель всхлипывал от удовольствия. Унгэн просто растворился в сладостной неге, его руки ласкали стройную грудь, плоский натренированный живот. Миша начал усиливать натиск, стал энергичнее скользить губами по стволу, сильнее дрочить принцу ствол, тот находился на грани, его спина выгнулась, колени немного согнулись и… струи спермы ударили парню в нёбо, наполняя рот пресной тягучей влагой, которую Миша старался побыстрей проглотить. Пенис принца ослаб, он уже дышал ровно, пристально смотря на своего раба, что все еще ласкал его волшебную палочку, нежно скользя по трепетной плоти руками. Наконец Унгэн-нойон встал, натянул штаны и накинул что-то вроде восточного халата. Монгольский принц выглянул из шатра и что-то крикнул. В шатер вошел один из стражников, взяв за руку Мишу, но повели его в одну из палаток, что стояла очень близко к главной юрте, с тыльной стороны. Там ему отвели уголок и дали миску варева, не очень симпатичного, но ужасно сытного. Пообедав и поужинав, таким образом, Миша тут же уснул, свернувшись калачиком. Жизнь виделась ему теперь, если и не в розовом цвете, то полной надежды на лучшее.