Истории Сказочного Мирка / lea Lethaichina dhe le Eiriath Dhaigheoith

      Вимон, студент первого курса Школы Колдырей, пинал Балду. Балда – связанный по рукам и ногам гномик (водятся такие, вредители, в Сказочной Стране ими драконов плотоядных обыденно кормят) – брыкался и вопил прямо в такт стонам трахаемой рядом на койне в два ствола демоницы. – Не хочешь присодениниться? – спросил третьекурсник Шляввань, эльф из числа Таёжных. – Ротик свободен. – Извини, я натрахался, – попросил прощения Вимон у умоляюще смотрящей на него призванной соседями по общаге суккубы. – Я б лучше вот спросил – мы ещё не начинали – а как вообще отличить ваши языки-то эльфийские друг от друга? – Ну ты загн-у-ул, – Шляввань даже выскочил из ануса разочарованно застонавшей демоницы. – Да это ж вообще разные вещи. Тебе реально медведь на ухо наступил или ты просто не слышал? – Не слышал. – Еба-а-ать, приехали! Жить и Ильбилинны не знать и не слышать. Деревня! – покачал головой Шляввань, пристраиваясь обратно. – Вот смотри. В Ильбилинне есть много взрывных звуков, есть дифтонги – ао, йе, уе… Иногда эй, ай, ой и подобное. Сами Ильбы говорят чёрт-те-как, у них Элля звучит как Ижжя, но не суть. Ещё в Ильбилинне есть геминанты, двойные согласные. В нашем Шедене всего этого нет. Взрывной звук бывает только в начале предложения. Например, тайга – она "коль" только в начале. В любом ином случае она уже "холь". И у нас сложная орфография, потому что согласные могут быть мягкими или твёрдыми. – А это как? – Coil eth chol [Коль эт хол]. Различаешь? Вот я – Lheabhain, тут первый и последний звук – мягкие, а в середине "ў" – твёрдое. – Сорян, никогда не умел произносить твоё имя, Лхеабхаин. – Да не суть. Мы уже все к вашему идиотизму привыкли, le phighdheoigh, – [ле фийдёй]. – Это ты чё сказал? – Это так по-нашему "человек". – А по-моему, – отозвался лежащий под суккубой шпилящий её в вагину парень средних лет, кажется, молодой препод, – это что-то из свиньи и собаки.       Шляввань немного покраснел, но не прекратил и даже не охладил анального траханья. – Ну так сравнить? Скажи чего-нибудь для сравнения. – Le phighdheoigh dhobhlath en veilin chluinigh dho theanacha. [Ле пийдёй доввлат эн велинь хлуний до тянаха] [Т, д читаются тут как английские th в thin и the соответственно; bh/б/вв – как w или "ў", ph/п/фф – как "ф" с округлёнными губами, округлёнными, как при w/ў, это важно, потому что f/ф – это уже просто "ф", как наше; v/в – наше "в"; lh, rh, mh, nh / шл, шр, шм, шн звучат на деле как глухие сонорные; вы вряд ли это произнесёте с первого раза, но попробуйте выдувать при звуках "л", "р", "м", "н" воздух относительно обычных так, как он выдувается в "т" относительно "д" или в "п" относительно "б"; получится похоже как раз на призвук нечто среднего между "ш" и "х", в идеале – слитный с самим звуком. В Исландском такие звуки есть, не пизжу, но различия их по мягкости-твёрдости (тоже реально, я ж произношу) есть только в моих конлангах, стопицот инфа] – Это ты чё сказал? И по-каковски? – Это Шедень. Гм… Любопытный, – на самом деле "тупой", – человек хочет услышать два языка. – А на Ильбилинне то же самое? – Le yome ngomavite felan yohtei to linni, – вот тут – действительно "любопытный". Не верил Шляввань в то, что кто-то может не знать Ильбилинны. [Ле ёме нгомавите фелян ёхтий то линни] [se/si/ше/ши тут – через th как в thin, ci/ce можно через "ц", но это обычно обычное "с"; в сочетаниях "s" и "c" (yossi, fecci) всегда звучат строго как "с" и "к" соответственно; ng – как английское ng на конце слова, одним задним звуком "н", "ao" перед глухими как "ao", перед сонорными как "aŭ"; b, d, g после сонорных (lb, nd, mb и т.п.) могут звучать как w, звонкое th [ð] и украинское "г", тогда как глухие в подобных случаях могут озвончаться – pente "пять" пенде, yolda "глаз" ёльðа] – Кажется, уловил. – Уловил? Молодец. Всё, пинай дальше гнома, я хочу наконец кончить в эту суккубу… – Ты уже раза три кончил. – Хочу четвёртый и на сегодня всё. Когда уж там следующий раз вызовем… Точно не хочешь? – Не, точно.       Вимон действительно на сегодня был всё. Кофе всё ещё бил в голову, но член решительно не стоял – два часа марафона с суккубой первый раз в жизни выматывали любого.       В дверь, постучав, вошёл буратина-слуга – деревянный голем, изначально военный, тощий и предельно тупой, собранный на штырёчках из фактически палок – и принёс новую порцию кофе. – Больше не надо, принеси лучше закуси, – помотал головой Шляввань. – Понял-принял, – ответил деревянным голосом буратина, и, оставив поднос, попятился. – В роли вояк они куда лучше, – скривился подсуккубный ёбырь суккубы. – А чё ты хотел? У нас нецелевое использование, вообще-то.       Солнце медленно приближалось к Школе Колдырей, и в Волшебной стране, с противосолнцеворотной стороны которой она находилась, медленно наступал день, сменяя полную страха и ужаса ночь.       Школа, представлявшая собой огромный и держащийся на колдунских соплях замок со множеством пристроек, свисающий над водою, медленно покрывался солнечным светом – им залились пристани, куда то и дело прибывали самые различные корабли и судёнышки, он поднялся по уходящим под воду башням и загонам с русалками и тритонами, после чего наконец-то окатил белым и жёлтым разноцветные каменные и кирпичные кладки самого замка. Свет поднялся по деревянным амбарам и складам, прошёл сквозь витражи и поцеловал вершины многочисленных башен, закончив на самой высокой из них – башне Ректора, которым был, по всем канонам, немного бессмертный безумный старик с бородой до колен и залупой до туда же ровно, чему активно радовалась очередная призванная им сегодня демоница.       В Школу Колдырей принимали лишь с восемнадцати лет; ограничение было введено извне и никогда никем не нарушалось под страхом бана с бананом. По идее, способности к магии – они как чувство юмора. Либо есть, либо тупо отсутствуют, но научиться всё равно как-нибудь можно. Правда, вместо нумерованных анекдотов – или, в нашем случае, заклинаний – придётся извращаться особенно.       Многие маги проводили в Школе всю жизнь, потому что не видели смысла её покидать – здесь вкусно кормили, тут можно было невозбранно призывать и трахать суккубок, а ещё жрать свежее мясо тритонов. Последнее было деликатесом. Русалочьи хвосты, впрочем, подавали к столу куда реже. Кому нужно пытаться манипулировать купцами и королями, когда есть тритоньи хвосты на обед?       Немногие всё-таки покидавшие Школу колдыри были, обычно, боевиками иль какими строителями. Первые кидались огнём и заставляли ржаветь, крошась, вражьи доспехи, а вторые без особого труда возводили постройки, которым засрали всю Волшебную страну. Огромные замки, мега-поместья, земляные столбы и алмазные, блять, коробки – всё было здесь. А зачем ж далеко расходиться?       Вероятно, именно колдыри были причиной поломки и вечной лёжки мировой экономики.