Истории Сказочного Мирка / lea Lethaichina dhe le Eiriath Dhaigheoith

      Корабли Шедень Гленин, солнечных эльфов, редко заходили в порты Старого и Свободного Города Лельбурга – здесь, как и на землях разномастных лордов вдоль Вертикали – было запрещено рабство, а эти древние вырожденцы с мелких джунглевых островков прямо под Солнцеворотом не знали иного бизнеса. Жители Лельбурга и феодальных земель, впрочем, и сами не очень понимали, почему рабство должно быть запрещено – существует ведь крепостничество, чем хуже обычное рабство? – но считали именно так. В конце концов, все знали о том, что сей мир находится прямиком на основании из замёрзшей слезы гигантской космической черепахи, и этому безумию следовало соответствовать.       Одним из отличий людей от эльфов – или, что будет точнее, Шедень, по-людски Сидов – было то, что вторые не пытались оправдать собственное безумие и гордились собственной серобуромалиновой моралью так же, как Феодалы или рабовладельческая Знать Полисов – своими родословными, полагая те, видимо, своей величайшей заслугой. В те Полисы обычно и плавали Солнечные Эльфы, продавая захваченных у соседей пленных и собственных женщин. Последнее они – включая самих продаваемых в рабство эльфиек – считали абсолютно правильным в той же степени, в которой эльфы Лесные считали правильным строго нормированный Красной Книгой отстрел грибников и развешивание табличек "берегите лес от пожара" для них же. Эльфийка-сестра могла подарить себя в качестве товара на продажу такой же сестре или брату – если тот не стал гребцом, конечно. По крайней мере, так о Солнечных Эльфах говорили в Лельбурге парни, завидовавшие жителям полисов, имеющих под рукой бордели с бессмертными и вечно молодыми эльфийками.       Иногда, впрочем, к пристаням подходили и эльфийские лёни – скороходные, длинные и узкие, под латинскими (здесь – ильбскими, безусловно) парусами трёх мачт, но всё-таки с вёслами – и они тщательно проверялись на то, кто был на месте гребцов. Ну и чтоб товар был не живым, конечно, хотя даже так многие считали ниже своего достоинства иметь дело с эльфами-работорговцами, сейчас ради разнообразия решившими продать жемчужины, ракушки, длинные гибкие луки, шоколад или прочие вкусности.       Самые предприимчивые сбывали им в ответ сырое железо, причём по-дешёвке – относительно цен в полисах, конечно, где не имелось своих полноценных месторождений (горы Железного Залива давно заняли гоблины). Кое-где и такое было незаконно, но Лельбургом правили купцы, а не простолюдины-идеалисты, что в Кольдбурге. Бессмертные эльфы вообще всё умели делать очень хорошо – хоть стрелять, хоть работать в борделях, хоть ковать сабли. Обеспечивать оружейным сырьём тех, кто регулярно грабил прибрежные же посёлки, было как минимум глупо, но потомственные торговцы считали, что, раз к Краю есть те, кто продадут им железо в любом случае, то и самим можно на том заработать.       Сегодня, впрочем, Лельбург всполошился от необычной новости – в гавань зашёл гружёный рабынями эльфийский лёнь. Может быть, капитан заблудился; быть может, оказался до невозможности наглым, но, так или иначе, мечи портовой стражи оказались острее эльфийских дубинок, и весь живой товар был незамедлительно выпущен на свободу.       Шон – "недавно бежавший в Лельбург крепостной", а нынче помощник трактирщика, только-только отживший тут год, восемнадцатый в жизни – уже слышал, что бордели – что дешёвые, что элитные – уже пополнились, по слухам, не шибко радующимися своему освобождению эльфийками, но вот увидеть на улице почти полностью обнажённую шеде с табличкой "Маэиреаин. Рабыня-эльфийка бесплатно" он не ожидал ну никак. Женщины, отворачиваясь, проходили мимо, а мальчуганы буквально прилипали к ней взглядом, выворачивая головы, но всё-таки не решаясь подойти.       Во-первых, иметь рабов незаконно. Во-вторых, она может быть чьей-то женой (мало ли, успел кто-то?), использованной в качестве ловушки на лоха. В-третьих, она может быть ловушкой на лоха, установленной городской стражей.       Шон понимал все три этих риска, но соблазн был достаточно велик, чтобы решиться. Уж больно красивыми были Шедени. Конкретно Солнечные – равномерно загорелые, стройные, беловолосые и с узковатыми, весёлыми миндалевидными глазами светлых – белёсого, серебристого или нежного, блёкло-голубого, несколько водянистого цвета. У эльфиек – на примере этой Шон наконец убедился в правдивости слухов – были круглые упругие аккуратные груди, крутые бёдра и горячие поджарые попки. – Хм… – он запнулся, думая над тем, как начать разговор. – Привет, Маэиреаин. Что, правда бесплатная? Кому угодно? А ты знаешь, что иметь рабов в Лельбурге запрещено? – он всё-таки решил сказать эту фразу, украдкой глядя по сторонам.       Вообще, почему беглый крепостной умел читать – тот ещё вопрос. Но мы ведь помним, что мир стоит на слезяной льдышке (именно из-за того, что края чаши из соли, море там солёно настолько, что на воде можно лежать)? Так что крепостные умели читать. Иногда. А ещё Шон был попаданцем, Гостем, но это не очень-то важно. Тут таких было немало. – Мэрянь, – поправила эльфийка.       Орочий шрифт, по мнению людских грамматиков, эльфийской фонетике б подошёл куда лучше, но человеческий был сворован у льбов, а сами эльфы, тоже своровавшие у Ильбов буквы, считали идеальной именно такую постановку вспомогательных, "немых" гласных. Использовать же орочьи каракули, напоминающие забор, но позволяющие впихнуть мягкость согласного прямо в один следующий гласный, никто не хотел ну тупо из принципа. – Ой, – как-то даже весело сказала эльфийка, – а я и не знала… Наверное, меня поэтому никто не берёт? А не скажешь, где можно? – А-а-э… – почесал голову Шон в недоумении от вопроса. – А... А ты хочешь быть рабыней? – Конечно, – кивнула Маэ… Мэрянь, весело прижав узенькую табличку к округлившимся от того грудям. – Я ведь ле вян де Шедень Гленин. А девки солнечных эльфов должны быть рабынями или пиратками. – И… Тебе выпало быть рабыней? – Я сама так решила. – А почему тогда не пираткой? – А почему не рабыней? Это ж одинаково классно, – дёрнула плечами Мэрянь. – Ну так что?       Видимо, примерно так и выглядела эльфийская мораль, которую они сами гордо называли серобуромалиновой? – Слу-ушай… – Шон быстренько огляделся по сторонам, и, выждав, пока прохожих не будет рядом, на одном дыхании выдал: – Давай ты будешь моей рабыней, но никому об этом не скажешь, табличку эту уберёшь и будешь выдавать себя за мою подругу? – Ух, а это первый приказ, господин? – дразняще спросила Мэрянь, подойдя ближе. – Да. – Слу-ушаюсь, – радостно подпрыгнула эльфийка, и, перевернув табличку, снова прижала её к груди. – Так, пойдём-ка уничтожим твоё объявление, – вновь заозирался Шон, но, не выдержав, спросил наконец: – А тебя можно… Ну, трогать за попу? – Господину всё можно, – муркнула Мэрянь, прижимаясь ещё ближе и охотно принимая сперва недоверчивое, но затем даже несколько жадное поглаживание по бедру и по попке. – А сама ты хочешь? Хочешь, чтобы я тебя, – Шон сглотнул, – трахнул? – Да, я хочу обслужить, – она буквально отсмаковала это слово, – господина. А что, вам понравилась ваша рабыня? – Ты очень красивая, – Шон снова огладил округлую попочку, – и я тебя безумно хочу… Пожёстче оттрахать. – Господин хочет прямо здесь? Или где-то? – Обращайся ко мне по имени. Шон, – парень огляделся и выдохнул, поняв, что пара прохожих всего этого не услышала. – Это приказ, конечно. А… Если в целом, тебе хочется трахаться? Ты девственница? – Слушаюсь, Шон! Конечно же, хочется! Нет, я уже давно никакая не девственница, – улыбнулась Мэрянь. – А… А сколько тебе лет? – Сто семьдесят, Шон. – Ч… Сто семьдесят?! – парень застыл на месте. – О, поверьте, Шон, я трахаюсь достаточно хорошо и в столь малом возрасте. Я много уже была и пираткой, и шлюшкой. – О-ху-еть, – Шон сглотнул, пытаясь вправить себе мозги. – Это… Называй меня на "ты". И не говори "слушаюсь". А я больше не буду уточнять, что это именно приказ. Если буду настаивать, просто повторю два раза. – А-ха-ха, – рассмеялась Мэрянь, – это так весело, – она лизнула Шона в щёку, – обожаю быть сучкой-рабыней. Шон, а ты жёсткий хозяин? – А… Я ещё никому не был хозяином. А ты какого хозяина хочешь? – Мне больше нравятся жёсткие, – вкусно проговорила рабыня, – в этом весь кайф, не правда ли? – Блять, – выругался Шон, не выдержав закипания мозга. – Да ты ненормальная… – это он прошептал одними губами. – Если хочешь, могу быть для тебя ненормальной, но я обычная солнечная эльфийка. – Нет, просто… Просто я немного нездешний. Никогда не видел эльфиек и вообще не всё понимаю. – Ты о том, что ты попаданец?       Вот тут Шона окончательно торкнуло. – Че… Чего? Но… Как? – он захватал воздух губами, как выброшенная на берег вот-вот помрущая рыба. – Мы, эльфы, видим подобные вещи. Ты попаданец и девственник. Но для меня, если хочешь, это ничего не меняет… Или так даже веселее. Хочу быть рабыней жёсткого хозяина-попаданца, – шепнула она на ухо. – Я хочу быть на своём месте. Мы ведь не Ильбы, чтоб не любить, а оттого хотеть и пытаться испортить миропорядок. – Ну, я бы не хотел быть рабом… – почесал подбородок Шон, и его передёрнуло.       Он представил, как его ебут трое негров, мстя за века системного угнетения (осуждаем… Системное угнетение осуждаем). – Ну так ты – человек. А я – солнечная эльфийка, – как будто это что-то объясняло, пояснила Мэрянь. – Дело людей – сопротивляться захвату в рабы, а дело эльфов – и самих себя на продажу дарить. Ну, Солнечных. С Лесными не так, да и Джунглевые ведут себя совершенно иначе.       Шон всё-таки довёл Мэрянь до собственной убогой коморки (пока ещё не оргазма) – пройдя через трактир как можно быстрее, они наконец-то уединились. – О да-а, – протянул он, вставая напротив узкой койки и расшнуровывая рубаху. – Вставай туда раком. И ноги пошире.       Мэрянь охотно ему подчинилась, выгибаясь спиной. Попаданец дорвался до сладкого. – На самом интересном месте! – голосом небезызвестного попугая заорал Аффтар.