Only The Beginning

30:6 дрс На целый месяц планета Чандрила предоставляла свои блага участникам молодежной программы для будущих законодателей. Раз в год девушки и юноши с множества планет стекались сюда, чтобы участвовать в тренировочных заседаниях Сената и посетить с экскурсией сельскохозяйственные и охотничьи угодья, заповедники, парки и коралловые рифы. Палпатин с нетерпением ждал этой поездки: здесь он наконец-то чувствовал себя свободнее и комфортнее, чем в родном доме. Видар Ким, который должен был контролировать юношу, был куда больше увлечен своей любовницей, чем тем, чем занимается его подопечный и с кем разговаривает. С упрямством Палпатина он был знаком не понаслышке, и сохранить теплые отношения с ним для Видара было куда важнее, чем сделать так, как угодно Косинге. В конце концов, отслужив на Набу, как того требовал закон, Палпатин должен был улететь на Корусант и построить свою карьеру в Сенате — именно такое будущее Видар Ким пророчил своему ученику. Они втроем — Палпатин, Видар Ким и его любовница — прогуливались по побережью. Палпатин делился впечатлениями от конференции и вовсе не шуточных дебатов на импровизированных сенатских слушаниях. Его каждый раз поражало, что посреди заседаний то и дело звучал призыв к порядку — едва дебаты перерастали в подобие рыночных склок. — Заседания в настоящем Сенате не сильно отличаются от того, что ты видел здесь, — качнул головой Видар Ким. — Но закулисных игр и подковерных интриг в нем куда больше, а ставки выше. — Они думают о собственном благе больше, чем о благе Республики и родных миров. Хотя о последнем они склонны забывать не так явно, — возмутился Палпатин. — Благо Республики... — невесело усмехнулся Видар. — Невозможно достичь блага для всех жителей всех миров. Кто-то будет страдать, кто-то окажется недоволен уровнем благ. Мир и стабильность — это главное, что Сенат должен быть в состоянии поддерживать. Видар остановился. Взгляд его устремился в сторону одного из охотничьих скрадков. Проследив, куда смотрит наставник, Палпатин заметил притаившегося в тени Дамаска и едва сдержал улыбку. — Иди. И не забудь вернуться в космопорт не перед самым вылетом. Попрощавшись с Видаром и его спутницей, Палпатин поспешил к Хего. *** — Они не слишком-то меня жалуют. — Все потому, что они вас не знают, — отмахнулся Палпатин, покосившись на 11-4D, которого не сразу заметил. Они шли вверх по тропинке, беседуя. Палпатин, казалось, не мог наговориться: сказывалось длительное отсутствие связи с Дамаском. Из-за попыток отца отслеживать и пресекать межпланетные звонки Палпатин вынужденно не звонил Хего уже несколько недель и успел порядком известись. Сомнения и зарождающийся страх оказаться ненужным исчезли только сейчас — не до конца, но достаточно, чтобы взволнованность приобрела иной характер. — Я знал, что вы придете, магистр, — прошептал Палпатин, когда они забрались достаточно далеко от случайных любопытных глаз. — Откуда же? — Просто знал, и все, — Палпатин пожал плечами, — можете считать это интуицией. — И часто твоя интуиция оказывается права? — Почти всегда. Тогда, когда вы были в нашем доме... Я тоже просто знал, хотя отец пытался вызнать, не рассказал ли мне кто-то о вашем прибытии. Но его расследование ни к чему не привело: никто не говорил ни что вы прилетели, ни что вас повезли к отцу. — Любопытно, — 11-4D моргнул фоторецепторами. *** Палпатин взял Хего за руку: тропинка, соединяющая скрадок и охотничий домик, по которой они шли, была крутой и извилистой. А сапожки на невысоком каблуке и мантия в пол не были предназначены для подобных прогулок. Юноша только втайне радовался, что с утра сделал выбор в пользу более легкого платья с высокими манжетами и мантии с широкими рукавами предпочел мантию без них — хотя теперь шлейф собирал мелкий природный мусор, оказавшийся на земле. Не дойдя до домика, Хего свернул к пышно разросшемуся саду и увлек Палпатина в беседку, с тропинки и вовсе не заметную. — Твой отец, кажется, грозился проследить, чтобы мы больше никогда не встречались, — усмехнулся Хего. — Он не посмеет! — закипая от негодования, зарычал Палпатин. — У него нет права! Я не допущу этого! Ярость Палпатина волнами обдавала Хего, застывшего в молчаливом восхищении. Насекомые встревоженно жужжали, стремясь покинуть эпицентр внезапной бури, 11-4D качался, словно захваченный электромагнитами, а лесные цветы закрывались. В своей ярости Палпатин был великолепен — воплощенная стихия. Хего залюбовался: в алых одеждах, с волосами, скрепленными на затылке диковинной заколкой с лентами, Палпатин был ожившим огнем. Прекрасным и опасным. Палпатин внезапно застыл и вихрем развернулся к Хего, ухватившись за его мантию. Слишком близко, чтобы не почувствовать волнение и напряжение юноши. — Вы должны мне помочь! — Но как? — удивился Хего. — Он твой отец. — Посоветуйте, что мне делать! Скажите, как бы вы поступили на моем месте? Хего положил ладони на дрожащие плечи Палпатина: — Ты должен освободиться от родительской опеки. — Он опустил руки на лопатки юноши и прижал его к себе. — Я говорю об истинной свободе. Отказавшись от имени, ты начал свое перерождение. И ты должен его закончить. Палпатин уронил голову на грудь Хего. Сказать было намного проще, чем сделать. — О чем ты мечтаешь? Чего на самом деле желаешь? — приподняв голову Палпатина, поинтересовался Хего. — Вы разочаруетесь, — Палпатин поджал губы и отвел взгляд. — Я не был бы так уверен. — Я хочу стать силой, несущей перемены. — Он посмотрел в глаза Хего, и взгляд его стал жестче: — Я хочу править. — А если не править, то что тогда? — Или власть, или ничего. Хего улыбнулся: — Предположим, я могу помочь тебе ее обрести. Недоверие отразилось на лице Палпатина. Он опустил руки и тихо спросил: — И что вы попросите взамен? — Лишь одного: чтобы ты был неотступен в своем стремлении освободиться. Чтобы воплощал в жизнь свои амбиции, делая для этого все, что необходимо. Чтобы был готов рискнуть своим сомнительным благополучием и понимал, к каким последствиям это приведет. *** 30:6:26 дрс В космопорту Ханны было суетливо и шумно: корабли прибывали и отбывали, забирая студентов в их родные миры или, как корабль, на борт которого поднялся Палпатин, на следующую конференцию — для тех, кто показал себя особенно талантливым и удостоился такой чести. Паспортный и таможенный контроль были пройдены, а чемоданы занесены в каюту услужливым стюартом. Палпатин как раз разговаривал с практикантом из Керена — человеком, который был близок к тому, чтобы называться другом, несмотря на их политические разногласия, — когда стюард прервал их беседу, объявив, что Палпатин должен немедленно вернуться в космопорт. Недоумевая, юноша попрощался с Квилааном и проследовал за стюартом, полагая, что произошло какое-то недоразумение или с ним решил попрощаться Видар, который собирался лететь на Корусант. Едва зайдя в телетрап, Палпатин понял, что вряд ли вернется на корабль: его уже ждал один из охранников, недавно нанятых отцом, а вместе с ним парочка старых «конвоиров» с чемоданами юноши. — Палпатин не вернется на борт, — сообщил охранник стюарду под недоумевающий взгляд Палпатина, подтверждая его догадки. — Почему? Я должен! — Возмутился юноша, требуя объяснить, по какому праву его забирают с корабля. Конечно, до отлета еще было время, но улизнуть от охранников было бы непросто, да и стюарды вряд ли бы рискнули вмешиваться в дела дома Палпатин и наверняка первыми бы выдали Шива охране отца. «Квилаан бы не выдал», — подумал Палпатин, вместе с тем понимая, что почти-другу не достало бы изворотливости и он бы выдал Шива случайно. — Твой отец здесь. — сказал ему охранник, когда стюард удалился, и указал на дальнюю сторону летного поля, где стоял блестящий корабль с гербом дома Палпатинов на борту. — Твоя мать, братья и сестры также на борту. — Меня не предупредили. Почему? — Палпатин ожег конвоиров взглядом. — Вопрос вне моей компетенции, — ответил тот, кого юноша определил как главного из них. — А вы слепо подчиняетесь приказам, так? — со смешком заметил Шив. Конвоир пожал плечами: — Без прикрас, это моя работа, парень. Палпатин не ответил. Ярость закипала в нем, но пытаться что-то объяснять и доказывать узколобым охранникам он не видел смысла. Тем более когда увидел отца, стоящего в воздушном шлюзе у яхты. — Почему мне не сообщили раньше? — требовательно спросил Палпатин. Он не любил, когда его планы — даже самые несущественные — нарушались. А когда из-за внешних факторов, на которые он никак не мог повлиять, планы не просто шли наперекосяк, а и вовсе отменялись — тем более настолько важные, — юноша приходил в ярость. — Мы летим на Малый Чоммель, — не снизойдя до ответа на вопрос, сообщил Косинга, закрывая люк. — Семья Гриджатус ждет тебя. Будешь жить в их доме: помнится, в прошлый раз вы неплохо поладили с Джанусом. Палпатин скривился. Наследник семьи Гриджатус был ярым ксенофобом. Более того — он хотел представлять интересы сектора (свои собственные, конечно же) в Сенате. И он точно не мог бы оценить увлечение «друга» состоятельным инородцем не с целью разорения или уничтожения последнего. — Нет, — юноша качнул головой. — Я не останусь. — Все договорено. Твое мнение и твои желания никого не волнуют. Ты должен умножать величие нашего дома, а не уничтожать его. — Именно этим я и занимаюсь! — Это для твоего же блага, — поразительно спокойно проговорил Косинга, — А ты, конечно же, знаешь, что для меня благо, — тихо прорычал Палпатин. — Не припомню, чтобы раньше тебе было дело до моего «блага»: лишь бы находился подальше от тебя и не портил твою репутацию. Юноша сжал губы в тонкую линию, яростно глядя на отца. Не дождавшись его ответа, Шив на выдохе произнес: — Отец лжи — вот кто ты. Ты говоришь о благе семьи, о благе Набу, но заботишься только о своем. Ты говоришь о моем благе, но на самом деле все это только из-за моей дружбы с Хего Дамаском. Тебя злит, что даже он мне ближе тебя — и ты боишься признать это. Вот почему тебя вдруг стало заботить мое благо. — Дружбы, ты так это называешь? — насмешливо фыркнул Косинга. — Именно так. — Палпатин принялся расхаживать взад-вперед по салону: — Плевать. Высаживай меня на Малом Чоммеле, и дело с концом. Я все равно там не останусь. — Я могу устроить так, что останешься. — О да, — протянул юноша, резко развернувшись. — Выставишь караул из своих мордоворотов? Запретишь мне возвращаться на Набу? Я посмотрю на то, как ты попытаешься, отец. — Ты ничего не понимаешь. — Косинга вздохнул, словно смирившись. — Все та же загадка, что в детстве. Никак не могу понять... — Просто ты не в состоянии сделать это, — улыбнулся Палпатин. — О да, вот он, — Косинга пристально посмотрел на сына, — все тот же жестокий огонь в глазах, который я вижу семнадцать долгих лет. — Лучше было бы, чтобы меня не существовало, я знаю, — юноша улыбнулся шире. Что-то в его облике, в силе, исходящей от него, пугало Косингу куда больше обычного. — Ты ненавидишь меня. Ненавидел с самого рождения. — Ненавидел сильнее, чем ты можешь представить, — с растущей злостью прорычал Косинга неожиданно откровенно. — Ну так убей меня — прямо сейчас. — Палпатин раскинул руки в стороны и даже не шелохнулся, когда Косинга сделал шаг к нему...и вдруг его отбросило к перегородке, отделяющей салон от каюты матери и остальной семьи. — Что происходит? — взволнованный крик Амары Палпатин прорезал воздух в тот момент, когда Косинга, потирая ушибленное плечо, с трудом поднимался, со страхом и отчаянием смотря на своего сына и совсем не узнавая его. — Чудовище, — в страхе прошептал Косинга, пытаясь дотянуться до панели управления люком. Невидимая рука развернула Косингу и отбросила к противоперегрузочному креслу; от удара его лицо залила кровь. Амара, словно чувствуя, что происходит что-то неладное, истошно закричала, колотя по запертому люку. Косинга, ползя на четвереньках, старался приблизиться к люку. Он еще надеялся спастись — Палпатин видел этот огонек надежды за животным страхом. — Моим хозяином тебе не быть! — зарычал юноша. Руки его дрожали, а лицо было перекошено яростью. Что-то дикое плескалось в его глазах, заставляя Косингу панически вжиматься в переборку. Золото затопило глаза Палпатина, а черты лица, казалось, заострились. Это был зверь, заключенный в человеческое тело — жестокий и безжалостный, — и он чувствовал запах крови, чувствовал страх и не мог остановиться. Не желал. — Если тебя породила сама Сила, то я проклинаю ее! — в отчаянии закричал Косинга. — Проклинаю тебя и ее! — Я тоже, — со зловещей невозмутимостью произнес Палпатин, прежде чем та же невидимая сила впечатала его отца в потолок, выбив дух, а потом протащила по палубе, оставляя кровавый след. Люк заскользил в сторону. Палпатин, мягко улыбнувшись, сделал шаг. *** Палпатин надеялся, что на звонок ответят, так, как не надеялся на это никогда раньше. Он молил богов, чтобы ответил сам Хего — потому что больше никому он не мог ни доверить тайну, ни попросить совета. Когда юноша пришел в себя, он сидел на полу в кабине пилота и смотрел в никуда перед собой. Ярость улеглась, свернулась глубоко внутри сытым змеем, забрав все силы. Теперь Палпатин видел, что натворил, — и от увиденного приходил в ужас. На яхте, продолжающей свой путь, не было живых, кроме него самого. И все эти смерти, вся кровь, размазанная по палубе и отсекам, — были делом его рук. На платье, на руках, на лице — везде — остались пятна крови. — Где ты? — спросил Хего, бегло оглядев юношу. В поле зрения голокамеры он попадал не весь, как и не попадала большая часть учиненного беспорядка, но Палпатин вдруг понял: Хего догадался, что произошло. Поэтому не спросил и поэтому так пристально рассматривает его лицо — лицо убийцы, — словно оценивает не то степень его вменяемости, не то степень возможных повреждений. — Я в порядке. Физически, — поспешил заверить Палпатин, прежде чем бросить взгляд на приборную панель. Взгляд его беспорядочно метался по кнопкам и дисплеям, но сосредоточиться не получалось. — Ты на корабле, — ответил на собственный вопрос Хего и повернулся к 11-4D, едва попадающему в объектив голокамеры — На семейной яхте, — сглотнув, обронил Палпатин. — Прочти координаты, — мягко направил его Хего. — Вслух. Я должен понять, где ты, чтобы помочь. Палпатин сделал, как его попросили, поразившись своему спокойствию и ощущению, словно он сейчас вынужден наблюдать со стороны за тем, что делает и говорит некачественная кукла, по нелепой случайности являющаяся его телом. Хего повернулся к дроиду, что-то уточняя, но Палпатин не был в состоянии вслушиваться в слова. — Ты сможешь сохранять текущий курс? — обратился муун уже к человеку, вырывая его из чехарды мыслей. — Да... Я на автопилоте, — заторможено ответил Палпатин и тяжело рухнул в кресло пилота. — Расскажи, что произошло, — попросил Хего, чуть наклонив голову. Палпатин сделал глубокий вздох и едва подавил желание закрыть глаза: — Отец с семьей без предупреждения прибыли на Чадрилу. Его мордовороты сняли меня с корабля молодежной программы. Отец сказал… что отправит меня на Малый Чоммель, — что туда мы и направляемся. Мы поругались… опять… а потом… я не совсем понимаю, что со мной было... Я помню его крик. Их крики, но не понимаю... — Расскажи мне, что произошло, — чуть более требовательно попросил Хего, хмурясь. — Я убил их, — выпалил Палпатин. — Убил всех. Даже охрану. — Кто-нибудь видел, как ты поднимался на борт? — Нет, — Палпатин качнул головой. — Только охранник отца, и он мертв. Помолчав недолго, он добавил: — Стюард с корабля молодежной программы передавал меня этому конвоирам отца и видел мои вещи у них. Они сказали: «Палпатин не вернется на корабль». — Не страшно, — поспешил заверить его Хего. — Ты вернешься на Чандрилу — за тобой уже летят. Я пришлю корабль и своего дроида. — Вы не прилетите? — Не сейчас, но скоро, — Хего позволил себе улыбнуться. — Пока просто следуй моим указаниям и не пытайся объяснить случившееся — даже если тебя спросят. — Но корабль? — Взгляд Палпатина беспокойно заметался по кабине. — Это улика. — Я прослежу, чтобы корабль никогда не нашли. Никто ничего не узнает. Палпатин кивнул, вымученно улыбнувшись. Остатки сил стремительно покидали его. — Я вам верю. Связь прервалась. *** Палпатин вернулся в космопорт Ханны несколькими часами позже в сопровождении эчани — одного из солнечных гвардейцев Хего. Он нес чемоданы юноши, забранные с яхты, и был немногословен. Убедившись, что человек, за физическое и психологическое благополучие которого он отвечал до посадки на корабль, в точности запомнил слова Хего Дамаска, эчани не пытался завести светскую беседу. — Благодарю, — улыбнулся Палпатин, остановившись у люка корабля, который должен был увезти его дальше участвовать в мероприятиях для юных законодателей. Словно ничего не произошло. Словно он никогда не поднимался на борт семейной яхты. — Можешь передать отцу, что я подумаю над его предложением, — благосклонно добавил он, прежде чем шагнуть на корабль, краем глаза заметив, что стюард забирает его чемоданы и грузит на борт. — Я уже не думал, что ты вернешься! — окликнул Палпатина Квилаан. Палпатин неопределенно пожал плечами, подходя к другу: — Получилось договориться, — солгал он с легкостью. — Отец не учел важность этой конференции для моей будущей карьеры. Объявили о необходимости занять противоперегрузочные кресла и пристегнуться — корабль наконец-то был готов лететь. — Ждали только тебя, — шепнул Квилаан. — Я слышал, отдали приказ. Иначе к твоему возвращению мы бы уже покидали систему. — Я не знал об этом, — искренне удивился Палпатин. Мысленно он благодарил Хего и удивлялся тому, насколько велика его власть, если и задержать корабль ему ничего не стоит. *** 30:7:1 дрс Прошло несколько дней с отбытия корабля с Чандрилы: будущие политики (которым уже сейчас пророчили успешную карьеру в Сенате) готовились посетить банкет, устроенный в их честь на Брентаале. Все понимали, что банкет в честь студентов — скорее прикрытие и способ найти сторонников или приемников, — если говорить о том, зачем на мероприятие приглашались участники молодежной программы. Для действующих же политиков и представителей всевозможных сильных мира сего это было еще одно место для заключения сделок, союзов и для подковерных интриг. Впрочем, сдружившихся еще больше на почве любви к гонкам Палпатина и Квилаана все устраивало. Они и сами планировали взять от предстоящего вечера максимум: запомнить услышанное, обзавестись связями и договориться — даже если о сущих мелочах. Сделать так, чтобы их запомнили. Чтобы заметили. Впрочем, заметить их должны были и внешне: как уроженцы Набу, оба просто не могли позволить себе быть в чем-то, не соответствующем статусу мероприятия. Квилаан выбрал лучшее из того, что привез с собой и приобрел на Чандриле. Палпатин — лучшее из того, что привез из дома. Являясь уроженцами Набу, юноши в конечном счете гармонировали друг с другом, хотя и являли собой некий контраст. Квилаан предпочел брюки из мягкой веда-ткани, заправленные в высокие сапоги, темную тунику из будто бы припыленной тайрийской ткани и жаккардовый жилет с изящными металлическими застежками, вышитый тонкими серебристыми нитями; серебристый пояс с металлическими украшениями ему подарил Палпатин, сказав, что иначе образ Квилаана выглядит незаконченным; но настоящую законченность образу придавала глубокого фиолетового цвета мантия с широкими рукавами и вышитым длинным воротом, приобретенная на Чандриле. — Тебе следует забрать пучок выше, — прокомментировал Палпатин, окинув товарища оценивающим взглядом. В отличие от Палпатина, у Квилаана были прямые темные волосы — едва длиннее плеч, — и он не привык собирать их в сложные прически, предпочитая простой хвост или, как сейчас, пучок, собранный из боковых прядей и волос, забранных со лба. Сам Палпатин хмурился и недовольно поджимал губы, не понимая, что именно не устраивает его в собственном облике. Платье винного цвета сидело идеально: мягко подчеркивало юношескую талию, рукава, собранные по окату, очерчивали плечи, но почти полное отсутствие привычного объема не резало глаз, да и высокие манжеты ощущались второй кожей. Полупрозрачное платье лишаа-шелка, мерцая и переливаясь на складках, казалось, оживляло нижний скромный наряд, добавляя ему недостающей торжественности. Рукава этого платья были шире и свободно закрывали рукава нижнего платья, подхваченные лентой чуть выше локтя. Все это частично скрывал длинный жилет с высокими разрезами, добавляющий образу строгости. Подкладка его была вышита едва заметным цветочным узором, тогда как на лицевой стороне была богатая вышивка, украшенная тонкими шнурами по контуру и мелкими камнями. Широкий пояс с гербом дома Палпатинов соединял слои одеяния и плотно охватывал талию так, что при движении ничто не рисковало съехать. Завершала образ пелерина с высоким воротом, почти вся вышитая ауродиевыми нитями и сияющими камнями с бисером. И в одежде Палпатина все определенно устраивало. — Готов? — уточнил Квилаан, отвлекаясь от чтения инфопланшета. Он не первый раз был соседом Палпатина по комнате и прекрасно знал, сколько могут занять его сборы. — Почти, — Палпатин покрутился перед зеркалом, приподнял подол платьев, чтобы посмотреть на изящные высокие сапоги со шнуровкой и понять, что проблема и не в них тоже. — Квил, подай шкатулку с моего стола, — попросил Палпатин, улыбнувшись. Линии словно вытягивали его, и только прическа выбивалась. На этот раз он заплел тугие косы, открыв лоб и собрав из них сложную корзинку, оставив часть распущенными и вплетя в них ауродиевые цепочки. Похожие цепочки, но выполненные из более крупных звеньев, соединенных камнями, служили своеобразной шапочкой для кос. Приняв шкатулку из рук Квилаана, Палпатин извлек из нее золотой гребень, пластины которого расходились в стороны, подобно солнечным лучам, увенчанные крупными прозрачными кристаллами, переливающимися на гранях. От гребня, соединяясь цепочками, шло украшение из треугольных пластин, создающих подобие диадемы, от которой на лоб свисала еще одна пластина, дополненная только едва заметно мерцающими камнями. — Теперь все, — сообщил приятелю Палпатин, чуть склонив голову. До начала банкета оставалось достаточно времени, чтобы успеть еще немного прогуляться. *** Посреди банкета к Палпатину подошел один из их кураторов и попросил о разговоре с глазу на глаз. Тяжелая задумчивость, обычно тому не присущая, заставила Палпатина подсознательно напрячься. Что могло так взволновать этого человека? — Нам лучше сесть, — сказал он Палпатину, когда они дошли до укромного уголка, и продолжил говорить только тогда, когда Палпатин сел: — Твоей семьи больше нет. Несчастный случай — мне не сообщили подробностей. Соболезную. Палпатин понял, что в горле у него пересохло, и все, на что он оказался способен, — тяжело качнуть головой и закрыть глаза, сделав глубокий вдох. Новость не принесла облегчения, но и не легла тяжким грузом. Юноша не знал, что делать и с информацией, и с обретенной — теперь официально — свободой. — Спасибо, что сообщили, — прошептал Палпатин. Захотелось связаться с Хего, как только появится такая возможность, но всю неделю муун игнорировал попытки связаться с ним. *** К радости Палпатина, Квилаан если и заметил перемены в его настроении, то не стал задавать неудобных вопросов. Тем более что и сам Палпатин достаточно быстро вернулся к обсуждениям возможных реформ, проблем секторов Внешнего Кольца и то и дело упоминаемой политики Набу — грядущие выборы интересовали, как оказалось, многих людей за пределами планеты. А потом пришел он — Хего Дамаск собственной персоной, в сопровождении нескольких муунов, из которых Палпатин узнал только Ларша Хилла. Делегация прошествовала практически через весь зал к хозяину вечера. С кем-то мууны обменивались парой коротких фраз по пути, кому-то вежливо кивали; на Палпатина Хего даже не взглянул, хотя — юноша был уверен — заметил его среди гостей. *** На следующий день, когда Палпатин неспешно упаковывал вещи, которые не собирался больше надевать в этой поездке, он получил сообщение от Хего. Первое с того момента, как они разговаривали в последний раз. Извинений не было. Как не было и хоть каких-то объяснений: только время и номер комнаты в отеле — апартаменты на последнем этаже. Палпатин фыркнул. Он имел полное право не идти. Мог проигнорировать сообщение или посчитать его слишком неприличным — похожие сообщения слал Косинга своей любовнице. Но Палпатин хотел пойти. Днем позвонил Видар — принести соболезнования и предложить взять отпуск от учебы. Это была не самая распространенная практика, но наставник Палпатина, видя спокойствие юноши, был уверен, что тот попросту не осознал до конца случившееся и не оправился от шока. Надо же — ошибка в навикомпьютере, и яхта влетела прямо в пояс астероидов. Ни пассажиров, ни их останков. — Так будет лучше. Тебе нужно время, чтобы оправиться, — пытался поддержать его Видар. — Хвала Силе, что Косинга уступил в этот раз. — Я подумаю над этим предложением, — улыбнулся уголками губ Палпатин и отключил передатчик. *** — Прозвучит ужасно, но тебе к лицу, — попытался разрядить атмосферу Квилаан. — Прости, что? — Палпатин посмотрел на товарища, пытаясь понять, о чем тот говорит. Погруженный в собственные мысли, он даже не заметил, когда Квилаан вернулся. — Говорю: тебе к лицу этот макияж. По крайней мере, эта часть. — Звучит в самом деле не очень хорошо. — Но ты и из этой ситуации извлечешь максимум выгоды, — с некоторым восхищением пробормотал Квилаан. — Я бы не смог. — Теперь только от меня зависит слава и репутация дома Палпатинов. Это большая ответственность. — Палпатин пожал плечами и бросил взгляд на хронометр. Пора. Сладостное предвкушение охватывало его изнутри. Но внешне ничто не должно было его выдать: темное, практически черное, платье строгого кроя закрывало его, подобно броне. В боковых разрезах при движении были видны высокие сапоги и заправленные в них брюки. Мантия с пристяжными рукавами ощущалась на плечах приятным грузом, и богатая вышивка на шлейфе ничуть его не смущала, как и не смущал бордовый цвет, напоминающий не то кровь, не то вино. Волосы в этот раз были заплетены очень просто и покрыты сетью из тонких цепочек — элегантно и не слишком торжественно, учитывая, что он носил траур. Траурный макияж Палпатин нанес только на губы — как то позволяли традиции, хотя в первую неделю траура и рекомендовалось использовать традиционный полный макияж. Но никто не мог запретить выражать скорбь только его частью. *** — Тебя что-то беспокоит, — констатировал Хего, когда юноша улегся на его коленях, успокоившись и выражая готовность к конструктивному диалогу, а не к метанию молний — пока метафорических. Его миниатюрная буря в стакане. — Во-первых, вы могли хотя бы поздороваться со мной на банкете. Но вы предпочли сделать вид, что даже не заметили меня. — И, признаюсь, это было нелегко, — со вздохом ответил Хего. Юноша, облаченный в алое с золотом, был каким угодно, но точно не незаметным. — Во-вторых, вы сказали, «скоро». Неделя — это не скоро. — О чем ты сообщил, едва зайдя в номер. У меня были неотложные дела, — мягко произнес Хего. — Или я должен был все бросить и примчаться к тебе? Палпатин подскочил, смотря на Хего исподлобья, и выпалил: — Простите, что позволил себе думать, будто между нами есть какая-то связь. — Юноша поднялся и, продолжая смотреть в глаза Хего — теперь уже сверху вниз — продолжил: — Вы несете не меньшую ответственность за случившееся, чем я. Так что мы с вами связаны, даже если я неверно истолковал ваши намеки и ваш интерес носит чисто деловой характер, как вы пытаетесь уверить Хилла. Он не слишком-то меня жалует. Хего молчал, позволяя юноше выговориться. — Теперь я понимаю: вы знали, что за нами следят, тогда, на Чандриле. Вы хотели, чтобы соглядатаи отца увидели нас вместе. Чтобы отец пришел. Но думали ли вы, чем это обернется? Да, теперь я свободен, и, признаюсь, я представлял себе свободу не так. А вы лишились сильного политического противника. Однако... Вы ведь ни разу не спросили, как именно я их убил. Палпатин перестал расхаживать по комнате и повернулся к мууну. Хего закинул ногу на ногу: — Мрачные подробности никогда меня не привлекали. Но теперь, когда тебе удалось меня заинтриговать, расскажи, как именно ты убил их. — Этими руками, — Палпатин протянул изящные руки к мууну. — И силой своей мысли. Я обратился в бурю, магистр, такой силы, что мог искривлять переборки. Я был сама смерть. В искреннем изумлении Хего поднялся. Теперь он видел Палпатина во всем его темном великолепии. Гнев и убийство обрушили стены, которые он возводил, вероятно, с самого рождения, чтобы сохранить свой секрет. Но сейчас скрывать что-либо было бессмысленно: могущество Силы было велико в нем! Семнадцать долгих лет он сдерживал свою внутреннюю силу, но теперь она выплеснулась наружу и понеслась неудержимым потоком. Дикие эмоции годами бурлили в нем, заставляя совершать неосознанные преступления, но сейчас они вырвались и забили ключом, ядовитым для любого, кто дерзнет прикоснуться к нему или попробовать на вкус. Но за его гневом таился коварный враг — страх пойти еще дальше. Заново рожденный, Палпатин подвергался страшной опасности. Но лишь потому, что еще не сознавал, как могуществен он сейчас и каким феноменально могущественным может стать. Хего застыл в восхищении — Палпатин понял это и был поражен. Никто прежде не смотрел на него так. — Всегда ли ты обладал этой мощью? — Я всегда знал, что могу ее призвать. Хего осторожно приблизился и положил руку на плечо Палпатина. — Ты на распутье, юный человек. Здесь и сейчас ты должен решить: отречься ли от своей мощи или со всей страстью и отвагой погрузиться в нее с головой. Невзирая на последствия. — Палпатину показалось, что в глазах мууна он видит нежность и надежду. Словно тот успел составить грандиозный план, возможность реализации которого целиком и полностью зависела сейчас от решения Палпатина. — Ты можешь посвятить остаток жизни попыткам постичь эту мощь, этот свой дар. Или избрать другой путь. Мрачный путь в девственную пустыню, откуда возвращаются единицы, да и то — если есть надежный проводник. Но также и кратчайший путь между этим днем и завтрашним. Темная сторона свела их, был уверен Хего Дамаск, известный в определенных кругах как Дарт Плэгас. Сама Сила желала этого союза. Осторожно подбирая слова и ощущая, что ступает на минное поле, Хего спросил: — Приходилось ли тебе слышать о ситхах? Палпатин моргнул, он ожидал любого вопроса и любых слов, кроме этих. Он пожал плечами: — Джедайская секта, так? Когда-то что-то не поделили, одни откололись, а потом решили, что они друг другу смертельные враги только потому, что их взгляды на природу некоторых вещей расходятся. — В некотором роде. Но не только: ситхи — те, кто вернется, чтобы свергнуть джедаев. Палпатин качнул головой и коротко рассмеялся: — Нет, — он продолжал улыбаться. — Вы сами прекрасно знаете. Но цепляетесь за эту «истину». Разве я не прав? Вы, как и мой покойный отец, боитесь помыслить, что можно иначе. Я не виню вас. Джедаи считаются добром, ситхи — злом, а историю в конце концов пишут победители. Мне только интересно, что за учение вы проповедуете? Каноны какого-то тайного культа? — Лишь живя по этим канонам, можно постичь их истинную ценность. — Если бы я хотел… я бы попросил отдать меня в Орден джедаев, а не мыкался по частным школам. Я заметил ваше удивление и знаю, что вам интересен я сам, а не та сила, что течет во мне. — И что бы ты принес Ордену? — Хего рассмеялся без намека на веселье. — Ты безжалостен, честолюбив, самоуверен, скрытен, не испытываешь стыда и сочувствия. Более того — ты убийца. Палпатин стиснул кулаки, и, почувствовав начавшееся возмущение в Силе, Хего осторожно сжал руки на плечах юноши. — Осторожно. Не ты один в этой комнате обладаешь этой Силой. Глаза юноши неверяще распахнулись. Теперь он почувствовал. Он чувствовал Хего не только физически — чувствовал исходящую от него силу и мощь, волны которой были холодны и спокойны. — И это лишь часть моей мощи, — высокомерно заметил Хего, наслаждаясь произведенным эффектом. — И я могу принести пользу ситхам? Принести пользу вам? — Возможно, — кивнул Хего. — Сейчас есть только один ситх, если ты не захочешь присоединиться ко мне. — Я хочу, — Палпатин сделал полшага, сокращая оставшееся между ними расстояние. — Тогда преклони колено и поклянись, что навеки и по собственной воле связываешь судьбу с Орденом ситхских владык. Палпатин оглядел комнату и, откинув шлейф мантии, чтобы он эффектно лег, преклонил колено и, глядя снизу вверх на Хего, нараспев произнес: — Навеки и по собственной воле я связываю свою судьбу с Орденом ситхских владык. У Хего едва не перехватило дыхание. Палпатин умел завораживать даже самыми простыми и невинными действиями. А волнение юноши, казалось Хего, передавалось и ему самому. Протянув левую руку, Плэгас коснулся лба Палпатина: — С этой минуты и до скончания времен ты будешь зваться… Сидиус. Когда Палпатин поднялся — с присущей ему грацией, — Хего обнял его за плечи. — В должное время ты поймешь, что стал един с темной стороной Силы и могущество твое безгранично. Ладони Палпатина легли на талию мууна. — Теперь вы не оставите меня, — и юноша положил голову на грудь Хего. *** 30:7:20 дрс Спустя несколько недель Хего и Палпатин снова встретились на Набу: муунам принесли извинения и вновь разрешили посещать планету. Уладив ряд деловых и чисто формальных вопросов, Хего поручил заниматься подготовкой документов Ларшу Хиллу и под его молчаливое осуждение покинул номер. *** За эти недели Палпатин, последовав совету Видара Кима и взяв отпуск от учебы, успел распустить часть слуг и продать часть отцовской коллекции. Он не собирался ни жить в родном доме, ни содержать его. Слишком большой. Слишком пышно украшенный. Слишком далеко от города, а значит, и его жизни. Он не испытывал ни доли сожаления, выставив Конвергенцию на продажу, — тем более покупатель нашелся скоро. Палпатин мало появлялся на людях, полностью занятый грядущим переездом: нужно было лично отобрать все, что он планировал забрать, проконтролировать правильную упаковку и транспортировку — часть вещей перевозилась в охотничий домик, который он решил не продавать; и надо было не забывать при этом ещё и следить за ходом ремонта в только что приобретенной квартире почти в самом центре Тида. И, хотя он скучал по общению с Хего, короткой переписки ему вполне хватало: особенно после того, как он, не предупредив учителя, выдвинул свою кандидатуру на пост короля Набу (не своими руками, конечно). Идея пришла к нему во время разговора с Квилааном, когда они возвращались с Брентаала на Набу и обсуждали планы на будущее. Став королем, он мог бы решить сразу несколько проблем — и в том числе закрыть вопрос обязательной государственной службы. К тому же он смог бы пройти и общую военную подготовку — такую же обязательную для набуанцев вещь, как госслужба. В случае необходимости каждый, вне зависимости от пола, мог встать на защиту Набу — хотя необходимости давно не было и не должно было появиться. Но традиция осталась. *** Хего прибыл в Конвергенцию на закате; муун беспрепятственно зашел на территорию родового гнезда Палпатинов — не было видно ни слуг, ни охраны, хотя он чувствовал их присутствие. В вестибюле, кажущемся покинутым из-за тусклого света и отсутствия части произведений искусства, его встретил Палпатин. Он был одет в просторный тускло-зеленый халат мерцающего шелка — на голое тело, как мог судить Хего, глядя на глубокий вырез на груди и на тонкие цепочки с подвесками — единственное украшение в этот раз. Палпатин, не говоря ни слова, обошел Хего, лишь невесомо коснулся его руки и двинулся вверх по лестнице. Ему не было нужды оглядываться, чтобы убедиться, что Хего следует за ним. В том же почтительном молчании. Они поднялись на второй этаж, повернули направо и дошли до самого конца коридора. — Мне известно, что тебя выдвинули третьим кандидатом на пост короля Набу, — начал Хего, когда они зашли в комнату, являющуюся, как предположил муун, комнатой Палпатина. — И я рассчитываю на вашу поддержку, — произнес Палпатин, откидываясь в кресле. — Помнится, вы сказали, что поможете мне обрести власть. Надеюсь, вы не планировали разочаровать меня пустым обещанием и красивыми словами, магистр.