шоколадный

слышится шорох ткани — непонятно, одежды ли или постели. Чонин усмехается прямо в телефон и взволнованно произносит: — мы так далеко, что звонки — все что нам остаётся. сбивается дыхание и жжет в грудной клетке от его голоса, от его тона — от него. и до безумия хочется, головокружительного и удушающего, чтобы он был прямо здесь — в этой комнате, на этой постели, в полутьме погибшего солнца; чтобы он целовал в изгиб шеи, как раньше, и чтобы бесконечно рассказывал о своих чувствах — пусть это давалось тяжело, но он всегда очень старался. Чонин тихо смеётся в трубку. — почему молчишь? — выдох. — расскажи мне о чем-нибудь... он пытается вывести разговор, чтобы не утонуть в тишине — но невозможно вымолвить ни слова. остаётся только думать о нем: о том, какая его кожа на ощупь; о том, какой он наедине и о том, каков на вкус. остаётся только попросить его поболтать первым — и он поддается просьбе. снова шорох... привстать, поправить подушки и сесть, упираясь в них спиной, пока Чонин говорит. рассказывает, как проходит тур по Америке, как он привыкает к разнице во времени и как поздно здесь садится солнце... а сам держит телефон дрожащими пальцами, пытается выровнять сбивающееся дыхание и вернуть разум. ведь в грудной клетке клокочет сердце от тоски и любви — и, возможно, от кое-чего ещё. от желания, которое накрывает именно в это время: поздно ночью, на холодной постели, которую так хотелось бы согреть. и Чонин никогда в жизни не сознается и не скажет прямо. но внезапно он замолкает на несколько секунд. и затем шепотом просит: — скажи, что скучаешь по мне. скучаю. спазмом сводит сердце в грудной клетке от тоски и внезапно накатившего одиночества. Чонин садится, поджимает колени к груди и прикрывает глаза. — я тоже, — говорит. — мне сегодня снилось, словно мы с тобой задержались вдвоем в танцевальной студии... а потом пошли в ресторан. ему каждый день снится любовь — и он бы сутками спал только чтобы из раза в раз преодолевать это расстояние хотя бы в несуществующем мире. Чонин сжимает зубы, перехватывает телефон другой рукой... белеют костяшки пальцев, а под языком вяжет тошнотой. он так хочет быть рядом. переписки не спасают, звонки не помогают... даже видео кажется холодным и пустым — ему необходимы личные встречи, ему нужны чувства, вывернутые наизнанку — и в ответ он отдаст даже больше. но сейчас — только телефон. а хотелось бы — вдвоем в одной постели, как было не раз. хотелось бы пальцами — по волосам, губами — по плечам, ключицам, груди... он мёрзнет под этим холодным одеялом в отеле и безмерно скучает по раскаленным ночам вместе, когда он просил быть потише, чтобы не заметили; когда он заучивал пропорции тела руками; когда он из раза в раз, из раза в раз слышал свое имя сбитым голосом — Чонин бы сорвался прямо сейчас и переплыл бы океан только чтобы быть рядом. ему одиноко, но он все равно счастлив. ложится обратно, жмется к подушке щекой, устало улыбается и шепчет: — я так люблю тебя... — замолкает. — и никакое расстояние этому не помеха. нужно будет лишь немного подождать. день, два, три... пару недель — и тысячи километров станут одним сантиметром. но пока — разные континенты, холодная постель, разговоры по телефону... однако Чонин обязательно разобьёт это мучительное, вязкое и тяжёлое расстояние. и нагонит все те ночи вдвоем, что были упущены.