малиновый

Сынмин никогда не умел мастерить бумажные самолётики, как и не мог признаваться в любви. и все же он сидит на полу своей комнаты, и раз за разом, раз за разом сгибает непослушные края листов — попыток десять или больше: он не считает. на крылышке самолётика он хочет написать послание громче признания любви, правда, ещё не придумал, какое. зато он придумал условия для встречи. он все просмотрел до мелочей — на всякий случай, — сочинил шутки в голове и посмеялся с них же. он обещает самому себе: этот вечер, эта ночь будет лучшей в его жизни, — и поэтому он сидит час, работая с бумагой, и продолжает стараться изо всех сил... ведь Сынмин не умеет признаваться в любви. и мастерить бумажные самолётики — тоже. за окном крапает дождь — и его это не печалит. он поёт себе под нос одну из песен day6, безгранично улыбается, не прячась, и наконец правильно сгибает края бумаги. наконец получается ровно... и Сынмина почти раздражает, что он так долго возился с такой мелочью — и всё же это должно быть идеально, и самолётик должен быть ровным, с красивыми крыльями и острым носом. бумага пропахлась его комнатой, его парфюмом. а ещё от нее пахнет невероятной усидчивостью и невысказанным признанием. Сынмин привстает, берёт телефон с кровати... время — почти семь вечера. пора идти. и на улице зима. ей бы в наряд — пушистые снега, морозного воздуха и пробирающего до костей холода... но там лишь — дождь, дождь, дождь и слякоть. а у Сынмина — улыбка счастья, когда он прячет самолётик под куртку, не застёгивая её до конца, чтобы он не помялся. бережно придерживая его рукой, он выскакивает из общежития, прячется под черный капюшон — и несётся на встречу. и какой же неприятный мелкий дождь! ветер забирается под воротник, холодит грудь — а Сынмину всё равно тепло, поэтому он улыбается. улыбается и когда его автобус задерживается, улыбается даже когда понимает, что ещё пару минут — и он опоздает. но какое это имеет значение... какое это имеет значение, когда за пазухой у него — трепетно собранный и идеально ровный бумажный самолётик с исписанными крыльями. он успевает вовремя. слегка запыхавшийся, немного растрёпанный — и капюшон с него слетел из-за ветра. его волосы слегка влажные — и Сынмин едва склоняется, когда здоровается, улыбается, не скрываясь, и льнётся к касанию руки. и когда он влюбленный, то кажется до смешного наивным — и всё же таким искренним. он хочет пошутить: по нему видно. но почему-то, стоило ему увидеть в чужих глазах большее, чем мог себе представить, он забывает всё что репетировал в голове. дождь усиливается. из мороси он превращается в ливень — резко, неожиданно. и Сынмин, не задумываясь, достает самолётик из-под края полурасстегнутой куртки. в его руках он быстро намокает — и когда-то ровный, идеальный, превращается в что-то бесформенное и совсем не красивое. но буквы на его крыльях всё же можно прочесть. и когда Сынмин отдает намокший самолётик, он осторожно целует у линии скулы, не прячась от дождя... закрывает глаза, чувствует, как что-то падает в лужу, как нежно обнимают его за шею, как накидывают на него капюшон — и он прижимается мокрой щекой к виску и обнимает под рёбрами. побежденный дождем бумажный самолётик будет единственный свидетелем поцелуя этим вечером. а на его крыльях в воде растворится единственная фраза: “я никогда не умел мастерить бумажные самолётики. но благодаря тебе научился признаваться в любви“.