малиновый

Сынмин касается пальцами качели и тихо смеётся. — тебе не холодно на ней сидеть? как может быть холодно, когда он рядом. он с лёгким усилием раскачивает, внимательно наблюдает: прячется под капюшоном свитшота, лишь бы никто не узнал. и наверху, там, куда не достать руками и не прикоснуться сердцем, дышит вселенная — и сколько Сынмину об этом ни повторяй, смотрит он все равно вниз. в глаза. он говорит: “твой взгляд дороже мне тех огненных шаров вдалеке“, он говорит: “я слышал твое дыхание тогда поздно ночью — оно ритма пульсара“. и хочется спросить, где он нахватался таких слов, но Сынмин все равно не признается. обычно он редко так говорит — предпочитает лишь дарить вместо слов, — но сегодня на этой детской площадке поздней ночью июля он влюблен как никогда. влюблен до карамельных речей и сахарной луны — туда и обратно, — влюблен больше чем в небо и солнце. через несколько минут Сынмин останавливает качели. хватается за них обеими руками, не отводит взгляда от лица... линию его челюсти и угол подбородка подсвечивают фонари около дороги — и он, замерев, не может даже шелохнуться. коснуться пальцами края его свитшота у джинсов... сжать в ладони, притянуть ближе к себе — Сынмин раскалывается внутри на миллиард частиц, сгибает колени и опускается ниже, нежно целуя. прихватывает за верхнюю губу, едва прищипывает... раскрывает ласку, склонив голову, и пробует свою любовь на вкус. второй рукой — по его щеке к виску, цепляя капюшон и скидывая его. Сынмин лишь едва заметно хмурится, но не отстраняется ни на миллиметр. а он малиновый. едва сладкий, неприторный — наверняка метеоры такие же на вкус, — и до безумства чувствующий. Сынмин открыто об этом никогда не скажет: вместо этого проведёт ладонью по щеке, отодвигая волосы, вместо этого — каждое утро вдвоем до дыхания в унисон. вместо этого он бы повторял снова и снова, вновь и вновь, как не нужны ему эти горящие шары там, в миллиардах километров, и как ему нет дела до разлитого млечного пути. и вместо того, чтобы смотреть наверх, он всегда опустит взгляд вниз. ведь там — гораздо больше, чем на самом звездном небе. ведь там — его драгоценный космос, запертый в человеческом теле.