малиновый

его любовь соткана не из громких слов и бессмысленных обещаний... она — из мелочей и тонких чувств. она — в цветах курьером на пороге дома. она — в каждом коротком звонке и парочке сообщений. она — в его времени, в каждой минуте, которые он выискивает в плотном расписании... она — в его коротком сне, которым он жертвует ради переписки. и ещё — в небольших подарках, которые он делает. Сынмин не может оформить чувства в слова, и у него не всегда получает показать любовь наглядно... но зато он пишет каждый день “доброе утро“ и “спокойной ночи“, тайком протаскивает на свои личные съёмки и целует за углом. он порой ругает себя за слабость — и не может остановиться. он бы рискнул карьерой и совершил глупость лишь бы доказать, что любит... и лишь бы никогда не потерять. но это ощущается неправильно. и когда Сынмин внезапно приезжает на ужин, потому что сбежал с расписания, и когда пытается найти хоть несколько секунд, чтобы коротко поинтересоваться, как дела... и когда он внимательно слушает о чем угодно — не из вежливости, а потому что ему правда интересно, — и когда он внезапно перестает подшучивать, потому что до смерти боится задеть. тяжело найти в себе силы и признать, что Сынмину не нужна причина, чтобы быть таким. сотканным не из громких слов, а из действий и заботы. он предупреждает заранее, что приедет вечером. просит не заморачиваться, ничего не готовить — закажет на дом или поведет в ресторан... но ядовитое чувство отторжения глухо постукивает в груди, отзываясь морозной дрожью по лопаткам. так не должно быть. Сынмин за дверью через час. только делает шаг вперёд, сразу обхватывает лицо руками, коротко и нежно целует... у него — трепет по пальцам, словно влюбился только что, и жгучее чувство привязанности под ребрами. касается губами виска, прикрыв глаза. замирает на несколько секунд, наслаждаясь счастьем на пороге квартиры. но это неправильно. и мерзкое ощущение несоответствия стучит под языком до тошноты. коснуться его запястьев, убрать его руки от лица... Сынмин чуть выгибает брови, отстраняясь, перехватывает ладони и сжимает. он чувствует так легко. так легко, что почти сразу спрашивает: — что случилось? как сказать ему... как попросить его больше ценить себя и найти человека достойнее. а он молчит. терпеливо ждёт ответа. проходит в квартиру, захлопывает за собой дверь, но стоит на месте... лишь гладит руки большими пальцами, заглядывает в лицо и слабо, чуть устало улыбается — и так блестит его взгляд, и так болезненно замирает сердце в грудной клетке... кто позволяет ему так смотреть, кто позволяет Минни лишь одним движением, одним вздохом дарить чувство ценности и безропотной любви. он склоняет голову набок, тихо выдыхает... отвернуться от него, от этого влюбленного взгляда, который каждый раз напоминает, как высоко он — и как низко я. Сынмин легко понимает, в чем дело. подходит на шаг ближе. склоняется, утыкается лбом в плечо и отпускает руки. — мне тяжело собраться с мыслями, но я попробую сказать, что чувствую, — начинает он, — потому что мне кажется, ты слишком много думаешь. он обнимает за талию, прижимает к себе и прислоняется щекой к уху. — когда-нибудь поймёшь: я не ищу никого лучше... мое “лучше“ нашло меня само. целует в шею, задерживается губами на коже подольше... — мое “лучше“ ждёт меня каждый вечер в съемной квартире. слегка кусает за краешек уха. — мое “лучше“ – причина бессонных ночей и опозданий по утрам. он усмехается — это так хорошо слышно, — зарывается носом в волосы... — мое “лучше“ – в ночных переписках, в тайных поцелуях у гримёрки и прогулках поздней ночью... понимаешь? понимаю. потому что мое “лучше“ – в рассветах на кухне. мое “лучше“ – в запахе малины и в счастье, равному одной минуте. и даже если пропасть слишком велика... пускай. тогда придется преодолеть не одну ступеньку, но сотни, чтобы быть к нему ближе. по крайней мере он стоит того, чтобы пытаться.