карамельный

солнце так поздно всходит. ночь кажется до невозможности длинной: она обволакивает небо ещё ранним вечером, разжигает звёзды и распространяется темнотой. и Феликс сидит во мраке своей комнаты уже час, два или больше — он не считает. его лицо подвечено монитором: там, за яркими картинками рисованных персонажей, прячется его жизнь. в игре. наблюдать за ним так увлекательно: вот он склоняет голову, смеётся; вот он поворачивается, скрипя креслом, и предлагает посмотреть на очередного героя. но его взгляд тускнеет после. — знаешь, — начинает он, — солнце всходит так поздно... и я совсем перестал считать часы. он слегка хмурится. отпускает мышку, отодвигает клавиатуру — такая яркая, цветастая, с подсветкой, — прячет лицо в ладонях и тихо выдыхает. кажется, ночь окончательно одолела его. встать с его постели, пройти через темноту комнаты... так тихо, что слышен каждый шаг, и только компьютер Феликса приглушенно гудит. рукой — к его плечу. он слегка расслабляется, поднимает голову и запрокидывает ее на спинку кресла. линии шеи, подбородка, губ подсвечены экраном — а Феликс всматривается в глаза и, подняв одну руку, касается пальцами щеки. — солнце всходит так поздно, — говорит низким шепотом, — но ты всегда здесь. он кусает губы и зажмуривает глаза. — спасибо, что заменяешь мне свет. и как же объяснить ему, что отзвук его имени давно стал синонимом любви, что улыбка его ярче солнца и теплее любой из звёзд — и он же все равно не послушает. все равно спрячется в игры вновь, прожигая день за днём, день за днём... вот ему и кажется, что поздно всходит солнце. ведь он ложится за час до рассвета, а встаёт после заката. губами — к его лбу. Феликс зажмуривается, тихо смеётся, гладит по щеке дальше, к уху... пальцами он — в волосы у виска, открывает глаза и всматривается. он словно не может сфокусироваться, и взгляд его туманный, задумчивый... — столько чувствую, что не могу сказать, — тихо признаётся он. — поцелуй меня. может, я так лучше пойму. он улыбается, слегка привстает и сам делает первый шаг: неаккуратно мажет поцелуем по крылышку носа. руками — от его плеч к шее, придержать у линии челюсти... а Феликс уже закрыл глаза — и он готов к нежности, к нежности такой, чтобы раствориться в частицах вселенной, чтобы потерять значение своего имени и смысл своего существования. ему бы забыться в любви, утонуть в ней без возможности спастись — и он просит об этом, когда дрожащими пальцами путается в волосах, когда второй ладонью гладит по руке выше своей шеи... и он попросил бы вслух, если бы смог. такая неудобная поза — и все же от поцелуя невозможно отказаться. а губы его до непозволительно мягкие, с привкусом кислого энергетика, и Феликс первым переводит касание в откровенную ласку. он отстранится только когда онемеет шея. покинет свое игровое кресло, сменив его на холодную постель. и этой ночью снова пропустит рассвет, ведь так поздно всходит солнце. но это совсем неважно. ведь у него есть своё.