карамельный

он уже знает, что его любят. и потому играется, веселится, перебирая по струнам нервы и последние остатки силы воли — бессовестный, бесстрастный, бессердечный. он вновь пальцы запускает в волосы на затылке, притягивает к себе, всматривается в глаза внимательно и молчаливо, а затем улыбается — широко, по-солнечному. мельком смотрит вниз, на губы, едва заметно облизывается... — продолжим? на ковре в его комнате уже онемели ноги, ноют колени... порой хочется взять телефон и полистать соцсети только чтобы его немножко — совсем чуть-чуть — раззадорить. и Феликс, чтобы вновь привлечь к себе внимание, из раза в раз повторяет один и тот же трюк: ладонь — на затылок, глаза в глаза. и, может, он хотел бы не только этого — но сдерживается, не позволяя себе лишнего. убирает руку, вновь тянется к системному блоку... на полу он разобрал компьютер и собирает его заново, увлеченно рассказывая о каждой детали: особенно — о видеокарте. о том, что к ней можно подключить до четырех мониторов, он говорит уже второй раз... или третий. но это неважно. его можно слушать снова и снова, вновь и вновь... Феликс отвлекается. опять говорит... рассказывает с небольшими паузами, и бархат его голоса можно слушать до самой смерти — но пока ещё хочется пожить. поэтому нужно его заткнуть. придвинуться ближе. он прерывается, смотрит в глаза и замолкает, а после улыбается. — если ты сейчас снова будешь отвлекаться на телефон, мне придется вновь привлекать твое внимание... он думает, что это звучит как угроза. а на самом деле — как предложение. не сводя с него глаз, на ощупь найти мобильный, поднять с пола... Феликс громко выдыхает, сжимает в пальцах края разобранного системного блока, чуть сжимает зубы. он так легко ведётся, потому что все понимает. и потому что знает, что его любят. считывает каждое движение: разблокировать, невозмутимо листать рабочий экран... затем чувствуются его пальцы по шее к затылку, после — он чуть ближе, чем раньше. — не отвлекайся. я здесь. податься вперёд, выронив телефон — Феликс, чуть пошатнувшись назад, замирает: прихватить его за край свободной майки, чтобы никуда не сбегал, губами — по его. он перехватывает поцелуй, выключает разум и разбивается о чувства, языком раскрывая ласку до мокрой и невыносимо искренней. отрывается, смотрит в глаза... сжимает волосы на затылке, чуть оттягивает — послушно выгнуть шею, сдерживая трепет в кончиках пальцев. а он губами оставляет влажные следы на коже сверху вниз, ощущая, как крепко его держат за одежду. целует в мочку уха. тихо выдыхает и произносит: — мама не учила, что плохо много сидеть в телефоне? оказывается, что очень даже хорошо. Феликс отпускает, руками — ниже, притягивает к себе за талию и наваливается сверху. носом утыкается в плечо, чуть елозит, устраиваясь сверху поудобнее — он такой на удивление тяжёлый, но невероятно теплый. Ликс руками — под спину, и чувствуется прямо под грудью, как размеренно, сильно бьётся его сердце. пальцы — в его голубые волосы, потерявшие свой цвет за последние дни. он улыбается, перекатывается набок, не размыкая объятий, затем снова тянется за поцелуем — какой же он ласковый и до сладости нежный. губами — в уголок его рта, в кончик и крылышко носа... Феликс морщится — ему щекотно, — тихо смеётся, облизывается и шепотом просит: — ну же. поцелуй меня. привстать на локте, подушечками пальцев убрать его волосы с лица... он лежит на полу, внимательно смотрит, притягивает руку — по шее к затылку, рывком приподнимается и мокро целует, чуть ли не стукнувшись зубами. склоняет голову, меняя угол, ложится обратно, никуда не отпуская... а после, когда сводит от долгой ласки челюсть, отстраняется только чтобы мазнуть губами по щеке, в возбуждении прикусить за краешек уха и шепотом сказать: — ты на вкус – как энергетик. а ещё – как моя самая желанная ошибка. Феликс знает, что его любят. и он продолжает играться на нервах, не оставляя никаких шансов ни для какой силы воли... чуткий, нежный и до невозможности бессердечный.