жемчужный

Крис слишком редко позволяет себе такие вольности на работе. он дышит прямо в губы и, цепляя за кисти, кладет руки на край своих свободных джинсов. светло-голубые, с объемными карманами — интересно, хранит ли он там чужие разбитые сердца или они ему ни к чему, — а линия его торса кажется прохладной на ощупь. сразу хочется согреть: раскрытыми ладонями — снизу вверх, задирая его синюю кофту... Крис тихо смеётся, не отстраняясь от лица, шепчет сбитое “щекотно“ и, не открывая глаз, касается рук подушечками пальцев. — куда так торопишься? — спрашивает. — а если нас найдут? не боишься? уже чувствуется, вот-вот — и он вновь насчёт играть, сорвётся на флирт и вынудит влюбиться ещё сильнее. это нечестная игра: Крис знает лучше остальных — и все же он облизывается, едва языком задевая губы — немыслимо, — и отстраняется. за кулисами небезопасно — это очевидно до безумия, — и все же очень трудно отнять от его торса руки. а он отступает на шаг. касается пальцами язычка молнии, расстёгивает на несколько сантиметров... — ты же знаешь, что там ничего нет. знаю. никакой одежды. это было заметно и на выступлении: остатки здравого рассудка держатся на застёжке его кофты. и если он сейчас расстегнет ее и снимет, то останется с голым торсом — интересно, можно ли на ощупь оценить каждый сантиметр его обнаженной кожи. — если хочешь, — продолжает Крис и отпускает молнию, — расстегни самостоятельно. он улыбается, обнажая зубы, склоняет голову набок. — я не буду мешать. честно. лжет. и все же сделать шаг к нему навстречу — лучший из вариантов. провести ладонью по холодной застёжке — она царапает кожу, — коснуться язычка молнии, потянуть вниз... а Крис приближается и мягкими губами касается шеи — один, два, три раза, — обеими руками забирается под одежду, ведёт прохладными пальцами по линии талии вверх... знобит от его касаний — трепещет сердце под ребрами, пока он в зубах зажимает серёжку на мочке уха и после вкрадчиво интересуется: — почему не снимаешь? — ведёт кончиком носа по линии челюсти. — я тебе мешаю? внизу живота раскаляется возбуждение — какой же он несносный, — и горят щеки. а Крис языком цепляет венку на шее, на вкус пробует парфюм и прислоняется телом все больше. упереться одной ладонью ему в грудь, придерживая кофту, второй — рывком расстегнуть до конца... дрожат руки. он выдыхает в кожу, кусает, вновь зализывает, и от него так горячо, что кружится голова и забывается собственное имя. он спускается ниже, щипает губами кожу у косточки ключицы... пальцами — под края его кофты, по обнаженной груди, ненамеренно цепляя соски — он напрягается и резко выдыхает. и кажется, игры здесь — непозволительны, должны быть запрещены... но как устоять, когда на ухо он шепчет имя — его голосом оно звучит как самое красивое слово из возможных, — когда под ладонями чувствуется ускоренное биение его сердца. и Крис действительно редко позволяет себе такие вольности. но он хотел бы чаще. поэтому он, обнимая под одеждой, прижимает к себе — на коже чувствуются мягкие рукава его кофты, прижимается губами к плечу и замирает. Крис весь трепещет, почти дрожит — ему невыносимо тоже, — а затем негромко, невнятно произносит: — нельзя было нам начинать здесь... я не продержусь до отеля. он отстраняется, глубоко и коротко целует — языком по языку, — всматривается в глаза и улыбается. — нужно закрыть дверь.