Заметки одного рэкера

Я не могу назвать себя неразборчивым, но когда речь заходит о беспорядочных связях... Да, это про меня, чего уж тут кривить искрой. Я просто люблю коннект и, как и любой рэкер, живу единственным днём. Так зачем все усложнять, когда все может быть настолько просто?.. Неудивительно, правда, что с таким подходом у меня сложилась определенная репутация? И в рядах рэкеров, и в рядах автоботов в целом. Впрочем, не то, чтобы она меня особо заботила. Да, если что, я сейчас не о том, что заслужил звание всея соблазнителя обитателей базы (не было этого!), хотя мне приятно думать, что изгибы моего корпуса и милые ушки сыграли в том не последнюю роль. А партнёров у меня было много, самых разных, с не менее разными фетишами и фантазиями, как отыметь меня во все порты... Или подставить свои. Рэкеры вообще горазды на выдумки, когда надо быстро и качественно, а в бампере свербит настолько, что отправляться на поиски уединенного места нет ни сил, ни желания. За "подходящую поверхность" сгодится всё - стол дежурного по базе, стена в коридоре, скамейка в помывочной, обшарпанное покрытие тренировочного полигона, даже корпус второго партнёра, в который тебя самозабвенно втрахивают то спереди, то сзади. Последнее кстати было не редкостью, поскольку позволяло в короткие сроки получать наилучший выход скопившейся энергии, ещё и троим одновременно. Лязг и стоны при этом, разумеется, стояли такие, что мешали расслабиться всем остальным... А быть может как раз и способствовали этому. Во всяком случае, я никогда не вел себя тихо в процессе, громко рычал и стонал, ощущая как партнёр - или партнёры - только сильнее заводятся и всаживаются резче и грубее. И лишь с двумя всё было совершенно иначе... Балкхед смотрел на меня с тревогой, хотя полагаю, его больше беспокоило, что нас кто-нибудь застукает. Но при этом он отдавался ярко, с удовольствием, очаровательно смущаясь, когда толчок в разогретый, разработанный порт заставлял его выгибаться всем корпусом навстречу мне и глухо стонать. Я всегда был сверху, независимо от того, какую роль выполнял: здоровяк словно боялся раздавить меня собой, а потому, будь то на полигоне после тренировки или в помывочной кабинке, затягивал мой корпус на себя, гладил по бамперу, предлагая раскрыться, или же первым прятал собственный паховый щиток, обнажая подтекающие смазкой системы и словно приглашая взять. И в каждом из этих двух вариантов мне неизменно сносило башню. Смешно и неловко признаться, но своим неуемным напором я боялся ему навредить...да, рэкеру, в разы тяжелее и мощнее меня. А потому входил аккуратно, толкался плавно, пусть и до самого упора, никогда не использовал ребристый апгрейд джампера и двигался размашисто, но осторожно. Иногда настолько, что сам напарник просил отыметь его сильнее и грубее... так же мило нагреваясь при этом лицевой пластиной. Будучи принимающим, я действовал уже грубее, насаживаясь на мощную скрутку с размаху, до упора, не дожидаясь, пока стенки порта в достаточной мере разойдутся в стороны. И тогда уже Балк придерживал меня за бедра, усмиряя пыл, задавая темп, равномерно быстрый или же мучительно медленный. И смотрел прямо в оптику. Наш зрительный контакт прерывался только тогда, когда корпуса выгибались в моменты особого удовольствия, оптики мерцали и обоих накрывала перезагрузка. Близость с Ультра Магнусом была полной противоположностью, хотя бы потому, что со стороны, должно быть, создавалось впечатление, что меня жёстко насилуют. За очередные проколы, неподчинение приказам, насмешливые комментарии - причин для наказания было множество и с каждым циклом я подбрасывал все новые и новые. Но, разумеется, это было не так, хотя командир даже в коннекте не изменял своей принципиальности, суровости, настойчивости. Он брал властно, грубо, в той позе и с тем темпом, в котором хотел сам, не допуская даже малейшего неподчинения с моей стороны, хотя бы в этом. Я никогда не видел его оптику в процессе, потому как всегда он оказывался сзади, вжимая меня грудной пластиной в стол, или стену, или платформу, заставляя прогнуться, сильнее отставив бампер. А затем срывал защитный щиток и сходу проталкивал свой внушительный агрегат в потекшие смазкой, разогретые системы порта - к тому времени я уже был готов на всё, стонал в голос и толкался бедрами навстречу. Он намеренно причинял боль, но всегда в пределах той, что я мог выдержать, не срываясь на крики - в этом плане он знал меня лучше всех. И он никогда не наносил увечий, с которыми нельзя было справиться самостоятельно, обычным восстанавливающим гелем. Который, к слову сказать, я использовал почти каждый раз после джооров, проведенных в кабинете капитана или в его личной кварте. Но оно определенно того стоило - всё, от грубых размашистых толчков в порт и чувствительных покусываний шейной проводки, до сильного сжатия, с которым крепкие пальцы обхватывали ствол коннектора и двигались вдоль него, пока я с громким стоном не изливался прямо в ладонь командира. И тут же расслаблялся в его крепких манипуляторах, вылетая в перезагрузку. Такие разные и такие по-особенному дорогие - они нужны были мне оба. И этих встреч я жаждал больше всего, до болезненного скручивания внутренних систем и тоскливого завывания искры. Жаль, что в конечном счёте ничто не вечно.