безликие

Первые дни войны были сущим ужасом, адом, нагрянувшим на землю и поглотившим невинных людей. Юг атаковал, север держал оборону, жители прятались от бомбежек в подвалах, шарахались от любого грохота и молились, чтобы это поскорее закончилось. За считанные часы воздух пропитался запахом гари и пороха, небо заволокли серые облака дыма, повсюду были слышны звуки выстрелов, пробирающие до самых костей. Тэхен узнал о начале военных действий в палате южного госпиталя, куда его отвезли люди Кима после ранения. Наложили швы, прописали покой и восстановление длиной в пару месяцев. Внутреннему возмущению омеги не было предела. За окном творится кошмар, а он отлеживается в палате, не способный даже ложку поднять поврежденной рукой. Чувствовал себя ненужным и бесполезным, ему искренне хотелось помочь, поучаствовать в делах клана, но у зашитой дыры в плече были другие планы. Тэхен не раз пытался связаться с дядей через его людей, которые время от времени навещали его и передавали необходимые вещи и продукты, но всегда получал один ответ — «Господин Ким сейчас занят, как только сможет, он посетит Вас». Единственными источниками информации стали телевизор и врачи, которые не могли сдерживать бурю эмоций от постоянно поступавших раненых. Их действительно было много, бойцов размещали сперва в палатах по десять человек, после, когда места стремительно заканчивались, укладывали прямо в коридорах. Спустя две недели пребывания Тэхена в больнице и войны Иан все-таки соизволил порадовать племянника своим присутствием. Приезжает ранним утром с оравой охраны, одетых не в привычные классические костюмы, а в военную форму с автоматами наперевес. Альфа не горел особым желанием навещать Тэхена. Его отношение к нему никак не изменилось, более того, на фоне последних событий, он стал еще одной проблемой, которую необходимо было поскорее решить. Для чего он, собственно, и приехал. Безликие оказали ему большую услугу, подстрелив омегу, появилась причина убрать его из Кандаона, о чем Иан давно мечтал. Частичка младшего брата на протяжении долгих лет мозолила ему глаза, но веского повода избавиться от нее, у него не было. — Как ты? — сухо, без особой заинтересованности спрашивает он, шагая перед Тэхеном, лежащим на койке. Омега пробегается по мужчине глазами, замечая значительные изменения. Все тело напряженно, плечи опущены, руки не остаются в покое, постоянно трогая лицо или одежду, на челюсти отросшая щетина, волосы в беспорядке. Совсем не похоже на всегда собранного и выглядящего, как с иголочки, Кима. В голове мелькает мысль, что Мун все-таки смог подкосить его уверенность в своих силах, а значит творится что-то по настоящему смертоносное. — Неплохо, наложили швы. Врачи говорят, на восстановление может уйти три месяца, — отвечает Тэхен в той же манере. Видит, что никакого переживания за него у Иана нет, но никак не волнуется на этот счет. — Три месяца это слишком, Тэхен. Надеюсь, ты понимаешь. Я не могу столько ждать, пока ты придешь в форму и полностью восстановишься. Началась война и каждая минута на счету, — начинает он, медленно подводя к главному. — Одно дело бравые солдаты, которые здесь лежат. Они оправятся за пару недель и вернутся в строй, а вот ты, — осматривает омегу пренебрежительным взглядом и отворачивается к окну, будто увидел что-то мерзкое и отталкивающее. — Ты будешь отлеживаться три месяца, возможно и дольше, если будут осложнения, а мне такая обуза сейчас совсем не нужна. — Бравые солдаты лежат здесь по твоей вине. Да и я не просто так сюда попал. Будь ты хорошим Главой — не оставил бы меня истекать кровью, — не сдерживается Тэхен, смело смотря исподлобья на альфу. Иан гадко усмехается, проходится ладонью по челюсти, а парень видит, как его всего трясет от раздражения. — Я оставил тебя не потому, что плохой Глава. Просто мне плевать на тебя, — не поворачиваясь, произносит Ким. — Давай ближе к делу. Что ты хочешь сказать? — понимая, что будет дальше, спрашивает Тэхен и не сводит глаз с дяди, уставившегося в пейзаж из большого окна палаты. — Ты должен уехать в Просперит. Уйти из клана и уехать на нейтральную землю, — сказанное пробирает Тэхена до мурашек. Все знали, что значит уйти из клана — предательство, которое не прощается верхушкой. — Ты выгоняешь меня? Я не понимаю, — недоуменно хмурится он, а мужчина усмехается, поворачиваясь к нему. — Выгоняю, но даю возможность остаться в живых. Уедешь и потеряешься в столице — тебя никто не будет искать, забудут о твоем существовании и дадут возможность жить нормально. Если ослушаешься и попытаешься вернуться, тебя уберут за предательство клана и Главы. Для всех ты будешь сбежавшим племянником Главы, и я не советую действовать безрассудно, — устрашающе равнодушно говорит мужчина, проницательно смотря на омегу. — Пойми, дорогой мой, мне абсолютно похуй уедешь ты или нет. Моя цель одна — избавиться от тебя в Кандаоне, а какими способами уже неважно. Я даю тебе лишь выбор, по родственному, так сказать, а уже твое дело поступать, как знаешь, — откровенно добавляет Иан, а лицо Тэхена перестает что либо выражать. Пазл быстро складывается в голове, и приходит понимание, что его ненависть никуда не делась за эти годы, наоборот, зрела и накапливалась, а он сам лишь ждал момента, чтобы избавиться от него. — И что я буду делать в Просперите? — в такт ему холодно спрашивает он. Будущая жизнь постепенно выстраивалась в целостную картину. Изгнание из клана, самостоятельность, нищета и выживание. — Откровенно говоря, меня это не волнует. Обеспечивать я тебя не собираюсь, поэтому придется устроиться на работу. В нынешнее время, конечно, с этим возникнут трудности, но выкрутишься, тебе не впервой, — отмахивается мужчина, пока Тэхен дырявит взглядом пустоту перед собой, слушая родственника. — В столице немало хороших борделей, может твоя смазливая мордашка подойдет им, — гадко ухмыляется Ким, наслаждаясь вкусом яда на языке после сказанного. — За что ты так со мной? Что я сделал, что ты так поступаешь со мной? Я шесть лет преданно служил клану, ломал себя и строил заново, исполнял все твои приказы, а сейчас ты просто вышвыриваешь меня из Кандаона с клеймом предателя, — тихо произносит Тэхен, поднимая глаза на альфу, который довольно растягивает губы в улыбке, от которой становится только страшнее и неприятнее. Подходит к больничной койке, словно подкрадываясь к жертве, наклоняется, оперевшись руками о колени, и чуть наклоняет голову. Смотрит в равнодушные глаза племянника с искренней ненавистью и отвращением, этот взгляд пробирает до костей, залезает в самое нутро и переворачивает все вверх дном. — Ты — никчемное отродье моего младшего братца и его шлюховатого мужа. Тебе нет места в Кандаоне и, тем более, в рядах профессиональных бойцов. Все это время, пока ты мельтешил у меня перед глазами, я думал, как избавиться от такой обузы. И, какова ирония судьбы — мои же враги предоставили такой прекрасный шанс, подстрелили тебя, как шавку и оставили истекать кровью, — со злобной ухмылкой произносит Иан, разжигая огонь ненависти в Тэхене. Слова о родителях заставляют кулаки сжаться, боль в плече уступает душевной и почти не замечается. Омега молчит, по привычке глотает грубости Кима, которые прожигают изнутри. Челюсть сковывает от напряжения, сердце бешено бьется, глаза, не отрываясь и не моргая, лезут мужчине в самую душу, в его гнилое нутро. — Ты мерзкий человек, дядюшка. Надеюсь безликие казнят тебя так же, как Чхве. Позорно и на глазах у всех, — шепчет он, наблюдая, как ухмылка медленно сползает с лица Иана. Секунда, и острая, обжигающая пощёчина прилетает ему по лицу. Щека горит, в голове мимолетный шум, а палату заполняет нервный смех Тэхена. — Только подтверждаешь мои слова, — смело смотря в гадкие глаза, улыбается омега, даже не притрагиваясь к горящей щеке. Эта боль незаметный пустяк по сравнению с тем, что с ней происходит внутри него. — У тебя есть день, чтобы уехать. Завтра вечером в Кандаоне начнётся охота на тебя. Если не хочешь оказаться с простреленной головой, советую уехать, — грубо отрезает мужчина, направляясь на выход из палаты. — Прощай, Тэхен. Надеюсь, мы больше не встретимся, — бросает напоследок он и выходит. Омега остаётся один, улыбка пропадает. Меньше, чем за сутки, ему нужно покинуть южный клан и скрыться от наемников дяди. Как это сделать без гроша в кармане и с серьезным ранением неясно. Кажется невозможным, если бы не его филигранное умение выбираться из любой задницы, в которую Тэхена периодически загоняет жизнь. Варианты побега мелькают в голове, но все равно не полностью вписываются в реальность. Внутренние границы сейчас охраняются серьезнее, и пройти незамеченным не получится. На взятку у Тэхена нет денег, и остаётся лишь надеяться на пятиминутный промежуток в полночь, когда происходит пересменка. В это время граница пустует, военные заполняют необходимые бумаги и передают пост другому. За эти жалкие минуты Тэхен должен покинуть Кандаон, другого выбора нет. Либо риск, либо смерть. … Следующий день Тэхен провел на нервах в ожидании ночи. Все время, пока солнце, заплывшее угрюмыми облаками, освещало напряженные земли Трансира, омега не переставал думать о плане побега, прокручивал в голове всевозможные варианты его исхода, которые были абсолютно разными. Его либо упустят из виду, не заметив, либо прострелят голову со спины. Но другого пути нет. Либо рисковать с шансом на новую жизнь, либо попасть в могилу с клеймом предателя клана. Когда стрелки часов приближаются к восьми часам вечера, Тэхен дергает молнию своего рюкзака, в котором еще пару дней назад шестерки Иана привозили ему сменную одежду, пересчитывает карманные деньги и сверяет расписание скоростного поезда до граничащего со столицей южного города. Билет не покупает из-за необходимости предоставлять личные данные, рассчитывает на то, что тайком проберется в поезд и будет действовать по ситуации. В противном случае его поймают полицейские, а там и до суда с вынесением пожизненного приговора за предательство клана не далеко. До границы ехать три часа, поэтому у него еще будет немного времени, чтобы все хорошенько перепроверить и затаиться в укромном месте рядом с границей. Цепляет рюкзак на здоровое плечо, морщится от острой и внезапной боли в раненном, но все равно выходит из палаты. Больницу покидает быстро, за четыре минуты минует длинные коридоры, по пути зайдя в процедурный кабинет и украв пару бутыльков антисептика, рулоны бинтов и пачки пластырей, сворачивает на пожарную лестницу и уходит не замеченным, пока врачи совершают обход раненых военных. Две недели заточения в больничной палате перенесли Тэхена в его самые страшные мысли, возникавшие каждый раз, когда рядом произносили слово «война». Только сейчас они стали реальностью, а не хрупкими фантазиями. Пока он добирался до вокзала, повсюду пестрели полицейские и военные машины, на улицах практически не встречалось людей, и слух не резал громкие автомобильные сигналы. Большинство жителей пряталось в домах, только особые смельчаки, плевавшие на конфликты Глав, все равно шли на работу и в продуктовые магазины, но постоянно оглядывались и с исключительным напряжением рассматривали бронированные грузовики темно-зеленого цвета. Они были чем-то лишним в привычной картине городского пейзажа. Словно в пазл вставили деталь из другой коробки. Тэхен не боялся. Он не для того готовился к этому долгое время, чтобы сейчас в панике закупаться провизией и запираться в убежище. У него не трясутся руки в истерике, не бьется бешено сердце, не бегают глаза пугливо, когда мимо проходят люди в форме, или слышится металлический голос из уличных динамиков, напоминающий о чрезвычайном положении в государстве. Он знал, что так будет, в какой-то степени даже ждал. Омега сосредоточен на своей цели — добраться до границы и оказаться в Просперите, как минимум живым. Остальное его не волнует. Вокзал переполнен. Люди, надеющиеся на то, что смогут покинуть Кандаон, толпятся на перронах, походя на свору беспокойных муравьишек, некоторые, готовые запрыгнуть в поезд в любой момент, разбили ночлег прямо в здании вокзала, чтобы не упустить возможность свалить с воинствующей земли. Тэхен, проходя мимо, коротко бросал на них взгляды из-под капюшона толстовки, видел в чужих глазах животный страх за свою жизнь и медленно тающую надежду избежать этого ужаса. Вместо привычных проводников билеты на входе проверяют полицейские. Долго всматриваются в фотографии людей и их лица, сверяя, досматривают багаж, унизительно копошась в чужих вещах у всех на обозрении. Омега предполагал, что так и будет. Иан усилил контроль Кандаона, поставив ручных псов, которые, кроме как исполнения команд, ни на что не способны. Тэхен останавливается возле скамейки, на которой расположился переживающий омега с трехлетним ребенком на коленях. Окружен всей своей жизнью — ребенком, играющим с его волосами, и большой спортивной сумкой, вместившей в себя все пожитки. Пусто смотрит перед собой, слегка покачиваясь, крепко держит ручку багажа, чтобы не украли, не обращая внимания на сильные дергания волос. В глазах полная безнадега и отчаяние. — Разрешите присесть? — спрашивает Тэхен, продумывая план в голове. Омега тут же отмирает, поднимает отрешенный взгляд и отодвигается вместе с сумкой и ребенком к краю скамейки. — Садитесь, конечно, — с неприкрытой печалью в голосе произносит он, и Тэхен присаживается. — Спасибо. Тоже едете в Просперит? — заводит незатейливый разговор он, взглянув на табло со временем. До отправления его поезда семь минут. — Да, сейчас, кажется все туда едут, — горько ухмыляется омега, убирая ручки малыша, снова потянувшиеся к передним прядям волос. — Вы к родным едете или в самоволку? — поддерживает разговор он. Тэхен оглядывает его незаметно и видит специальный пропуск, который омега держит с билетом на поезд. Цепляется взглядом за слова на нем, и картинка мгновенно складывается. «Пропускной талон для членов семей военных». Омега тут же вспоминает разговор его лечащего врача с медсестрой о специальных пропусках на нейтральную землю для тех, кого отправили в Просперит для защиты и обороны на случай нападения одной из сторон. — К мужу, — натягивает вполне правдоподобно милую улыбку Тэхен, на что незнакомец тоже автоматически приподнимает уголки губ. — Он у меня военный, служит на секретной базе в столице. Ой, наверное, не нужно было мне это говорить, — лепечет он и хихикает. — Надо же, какое совпадение, мой муж тоже отправился в Просперит по службе. Правда он обычный солдат, — удивляется омега, и Тэхен поддерживает его, широко раскрывая глаза и мотая головой в неверии. — Удивительно! — поддакивает Тэхен, мельком глянув на табло с часами. До отправления осталось пять минут. Пора переходить к наступлению. — Признаться честно, в последние дни у меня дурное предчувствие. Муж редко выходит на связь, постоянно в делах и заботах, даже не знаю, о чем думать. Что он в опасности или что у него кто-то появился, — тяжело вздыхает омега, полностью вживаясь в роль тоскующего супруга. — Да что Вы! Конечно, он просто сильно занят. Война, как никак. Не накручивайте себя, я уверен, что за такого красавчика, как Вы, он очень крепко держится, — приободряет незнакомец, и Тэхен благодарно улыбается. Молчит пару секунд, выдерживая театральную паузу, и начинает. — Конечно, я накручиваю себя, со всем этим ужасом, что только в голову не взбредет. Муж в последний наш разговор сказал, что в Просперите ничуть не безопаснее, чем в Кандаоне. Нейтральная земля, как никак, не готовая к нападкам и обороне. Люди не обучены, техники толком нет. А север совсем озверел и лезет в столицу. Думаю, такими темпами ее возьмут северяне. Добровольно или принудительно, — вздыхает Тэхен, а омега ошарашено уставляется на него, внимательно слушая. — Как это север лезет на нейтральную землю? — недоуменно бормочет он. — А командование, кстати, вообще покинуло страну. Представляете? Солдаты, конечно, пытаются отстояться, но сами понимаете, вряд ли это получится, — добавляет масла в огонь, видя, как глаза незнакомца намокают, а губы начинают подрагивать. Омега инстинктивно прижимает ребенка к себе. — Боже мой. Что же мне делать? А что если моего мужа отправили в самое пекло или взяли в плен?! А если его вообще убили?! — срывается незнакомец, начиная истерично рыдать. Ребенок, смирно сидящий на коленях, не особо понимает, что происходит, и о чем говорят взрослые. — Мы же уже неделю не связывались! Даже не знаю, куда мне ехать, и где искать в Просперите. Думал, приеду и смогу как-то выйти на часть, в которой он находится, — шмыгая носом и кряхтя от слез, восклицает омега, чем привлекает внимание других ожидающих на перроне. — Ну что Вы, перестаньте думать о таком, — Тэхен мастерит на лице сочувствие и сопереживание, мягко поглаживает его по плечу в знак поддержки, хотя внутри начинает раздражаться от вида слез и истерики. — Думаю, Вам стоит остаться в Кандаоне. В таком состоянии, тем более с ребенком на руках, Вы не сможете доехать. Успокойтесь и дождитесь, когда муж выйдет на связь. Тогда и примените верное решение, все обговорив. Уверен, он в порядке, — успокаивает Тэхен, кидая взгляд на время. Три минуты. — Да, да, конечно, Вы правы. Куда я вообще собрался с ребенком в такое время?! — ругается сам на себя, желая встать. Хочет поставить малыша на ноги, но тот наконец отмирает и показывает характер, начиная хныкать и капризничать. — Я хочу к отцу! — вскрикивает он, пинаясь и дрыгаясь. — Мы сейчас поедем домой, а совсем скоро отправимся к нему, малыш, — пытается успокоить и себя и ребенка омега, поднимаясь с лавочки. Тэхен не отрывает взгляд от паспорта с вложенными в него билетом и пропуском. — Я хочу к отцу! — громче вскрикивает малыш. Омега устало вздыхает, смотря на ребенка сверху вниз, и засовывает паспорт в задний карман джинс, чтобы взять упрямца на руки. Он кричит еще громче, всеми детскими силами пытается отстоять свои желания, но ничего не получается. Его поднимают без шанса побега. Тэхен встает следом. — Удачи вам, — говорит он, пока омега пытается удержать изворотливого ребенка в истерике. — Да, спасибо, Вам тоже удачи! — спешно произносит он и начинает отдаляться. Тэхен в пару шагов преодолевает маленькое расстояние и незаметно, пока омега справляется с ребенком, вытаскивает паспорт из заднего кармана. Быстро засовывает в передний карман худи, смотря на удаляющуюся фигуру незнакомца с большой сумкой и непослушным ребенком в руках. Совесть не гложет ни капли. На войне по другому нельзя. Тем более, когда эта война с кланом, готовым прикончить тебя по одному приказу Иана. Когда они пропадают из поля зрения, Тэхен бежит к огромной очереди в вагон, на входе в который стоит полицейский и оповещает о том, что поезд отправляется. — Стойте, стойте! — кричит омега, игнорируя колючую боль в плече от такой активности. Подбегает к альфе в форме и протягивает ему документы. — У меня есть пропуск. Согласно закону…— начинает он, но полицейский грубо вырывает паспорт из его рук, открывая и смотря на билет и пропускной талон. Пролистывает пару страничек и смотрит на фотографию омеги, которого Тэхен выбрал далеко не случайно. Они очень похожи внешне, и это было главным критерием при выборе его жертвы. Пару секунд у полицейского уходит на просмотр фотографии и самого Тэхена, который подключает все омежье обаяние и мило, даже смущенно улыбается. Фотографии омеги пять лет не появлялись в интернете и на страницах журналов, снимки с годовщины мирного договора так и не попали в сеть. Всем было не до этого, когда сначала убили помощника Иана, а после началась война. Поэтому полицейский не узнает в Тэхене племянника Главы Кандаона. — Проходите, — сухо произносит он и сует паспорт омеге. Тэхен залетает в вагон, облегченно выдыхая. Все получилось. — Поезд отправляется! Просьба отойти на безопасное расстояние! — кричит он, но омеге уже плевать. Проходит мимо уже сидящих пассажиров до конца вагона и уединяется в туалете. Плечо неимоверно болит, и Тэхен уже предполагает какой ужас видит, когда снимет толстовку. Аккуратно просовывает руку через рукав внутрь, морщится от обжигающей боли, на лбу появляется испарина, а сам весь дрожит от накативших колких пульсаций. Пытаясь не задеть старый пластырь, немного пропитавшийся кровью, приподнимает кофту и поджимает губы, осторожно отклеивая лечебную ткань. Бросает ее в раковину и судорожно ищет в рюкзаке антисептик дрожащими от боли руками. Льет прямо так, без ваты, в полевых условиях обрабатывает покрасневшие края более менее зажившего шва и мысленно радуется, что он вообще не разошелся от такой беготни. Обеззараживающая жидкость действует, как кислота, обжигает, но Тэхен терпит, сжимая челюсть и игнорируя подкатившую тошноту. Его дергает, когда поезд начинает движение, но он никак не реагирует. Отрывает туалетную бумагу, удивляясь, что она вообще есть, промачивает лишнее, и клеит новый пластырь. Так же бережно, не задевая рану, сует руку в рукав и облегченно выдыхает, опуская крышку унитаза и садясь на нее. Ладонью проходится по лицу, будто пытаясь снять груз и тяжесть этого дня, и облокачивается назад. Залипает в точку грязной в некоторых местах двери туалета, думая о том, в каком месте он свернул не туда. Где тот путь, который приведет его к себе? … Две недели войны для безликих были невыносимы. Дом забыл об их существовании, кровати не чувствовали веса их тела, а обеденный стол в гостиной не слышал вечерних разговоров. Братья и сестра большую часть времени проводили на штаб-квартирах и на учебных базах, контролировали движение буквально каждого бойца, чтобы не повторить прежней ошибки. Но погибшие все равно были. Смерть и война беспощадны, им плевать кого забирать. Юнги переживал происходящее особенно болезненно и тяжело. Каждая вылазка безликих на поле боя в качестве поддержки для бойцов становилась кошмаром наяву, которые преследовали его и во сне. Те несколько часов, которые он мог посвятить отдыху и накоплению энергии, проходили в постоянной суматохе и резких подъемах, как только перед глазами всплывали изуродованные от ран лица солдат, безвинно погибших. Ему казалось, он сходит с ума, медленно, но стремительно превращается в безумца, который только и думает о тысячах людей, ушедших из-за чужих конфликтов. Спасало лишь одно — тир в подвале дома, где альфа пропадал по несколько часов под предлогом отточить навык стрельбы до идеала. Он и так был на высоте. Юнги нужно было лишь вылить внутреннюю боль, разрастающуюся с каждым днем все сильнее. Сжимая рукоять оружия и тратя обоймы на мишени, чувствовал, как становилось немного легче, мысленно избавлялся от каждого, кто посмел посягнуть на север, когда дырявил картонную фигуру человека. Сегодняшний день не стал исключением. Юнги после посещения одной из учебных баз, возвращается в дом на пару часов, чтобы привести мысли в порядок и потратить пару десятков патронов. Быстро спускается в подвал, идет по длинному коридору и дергает ручку металлической двери, за которой скрывается место его расслабления. Но каково было его разочарование, когда почти всегда пустующий тир уже был занят. Чимин, стоя с вытянутыми руками, сжимает обеими пистолет, целится и без перерыва выпускает обойму. Юнги хмурится от такого вида и шума, ненароком поворачивается к мишени, видя попадание в девятки и восьмерки. Чимин вместе с Антонио задержались в Трансире дольше планируемого. Остались, чтобы быть в гуще событий, в которых их армия непосредственно участвует, и следить за их ходом. Принц был рад такому раскладу. Не придется целыми днями торчать в своем кабинете в Нобилите и ждать звонков с краткой обрисовкой ситуации. Он привык все контролировать сам, вникать в дела, даже если они не особо ему интересны. Юнги приподнимает брови, не скрывая удивления. Он и подумать не мог, что неженка голубых кровей способен выпалить обойму в центральные круги мишени. Когда патроны заканчиваются, Чимин опускает руки и нажимает на кнопку, автоматически приближающую мишень. Снимает наушники и видит краем глаза незваного гостя, от чего вздрагивает в неожиданности. — Ты меня напугал, Красная Шапочка! — восклицает он, кладя ладонь на грудь и мотая головой. — Нельзя же так подкрадываться к человеку с оружием! — ругается на альфу, хотя внутренне радуется его визиту. Глупо было бы отрицать, что он не заинтересован в постоянно хмуром альфе, который к себе посторонних на пушечный выстрел не подпустит. Это и привлекает омегу — тайны и загадки, хранящиеся где-то в глубине Юнги, изредко виднеющиеся в тяжелом взгляде темных глаз. Юнги молчит, игнорирует негодование принца, внимательно смотря на него и потягивая колечко зубами, сам того не замечая. В последнее время это происходит с ним часто. Просто утыкается взглядом, но не на что-то определенное, а на всего него целиком. Альфа не давал самому себе никаких объяснений этому. Смотрит и смотрит. Чимина нельзя не изучать глазами. Даже стоя в подвальном, плохо освещенном помещении, омега под тусклым светом ламп излучает необъяснимую теплоту, притягивающую к себе без возможности противостоять. Уязвимое положение альфы обостряет легкий шлейф естественного аромата омеги, от которого глаза готовы закатиться за веки в эйфории и наслаждении. Принц сегодня, впрочем, как и всегда, прекрасен и изящен. На нем темные брюки со стрелками, слегка обтягивающие крепкие бедра и ягодицы, шифоновая рубашка цвета слоновой кости, под которой просвечивается карамельная кожа, некогда обжигаемая жарким солнцем Нобилита. Светлые волосы буднично уложены назад. Ни грамма лака или другого приторно пахнущего средства для укладки. В ушах болтаются цепочки бриллиантов, стоящих, наверняка, как половина этого дома. — Долго еще будете здесь? — хрипло спрашивает альфа, подходя ближе. Чувствует аромат фруктов, но конкретное вычленить не может. Сладковатая смесь нектаров. — Я только начал. А что? Хочешь присоединиться? — улыбается Чимин, смотря на приблизившуюся мишень, деловито оценивая себя. Мысленно считает баллы и расстраивается, видя несколько попаданий в восьмерки. Очень критичен к самому себе. — Пожалуй откажусь. Подожду, пока закончите, — сухо произносит Юнги, уже собираясь уходить. Показывать потаенную сторону своей души перед омегой не хочется. Чимин слишком другой, он вряд ли сможет понять альфу. — Да ладно тебе. Так же веселее. Можем устроить мини соревнование, — поворачивается к нему принц, мягко и тепло улыбаясь. Альфа хмуро смотрит на его лицо, пытаясь по привычке увидеть подвох, издевку или насмешку. Но, кроме искреннего желания пострелять и потягаться силами, ничего не замечает. — И какой будет мой приз после победы? — дает косвенное согласие и идет к оружейному шкафу, доставая второй пистолет и патроны. Надеется, что сможет сдержать внутреннего зверя, когда рука коснется холодного металла оружия. — Такой самоуверенный, — хмыкает Чимин. — Давай сыграем на желание, — пожимает острыми плечами, пока Юнги заряжает пистолет. Одним движением руки снимает предохранитель и кладет оружие на стойку. — Поухаживаешь за омегой? — протягивая свой, игриво спрашивает Чимин. Рассматривает сосредоточенное лицо альфы, мысленно фантазируя, как на нем будет выглядеть искренняя улыбка. Чимин добьется того, чтобы увидеть это. — Просто признайтесь, что Его Высочество забыл, как заряжать пистолет, — ухмыляется Юнги, но все-таки принимается укладывать патроны в магазин. Когда оружие заряжено, они становятся на позиции. Чимин надевает наушники, Юнги даже не думает о них. За долгое время уши привыкли к грохоту стрельбы, который так ему неприятен. — Десять выстрелов. Я начинаю, — оповещает Чимин и вытягивает руки с пистолетом, ставшим их продолжением. Целится и стреляет. Не торопится, хочет показать достойный результат и еще раз доказать альфе, что не такой уж он и неженка. Выстрелив десятый раз, довольно улыбается, откладывает оружие и поворачивается к Юнги, снимая наушники. — Давай, теперь твоя очередь. Покажи, на что способен один из лучших бойцов Трансира, — с вызовом произносит он, на что альфа хмурится. Не хочет он быть одним из лучших бойцов Трансира. Он просто человек, такой же как все. Почти. Юнги молча поднимает левую руку, скрывая изуродованную правую, но это все равно не проходит мимо взгляда омеги. Чимин давно заметил его особенность, но, в силу недостатка времени да и обычного воспитания, не решался задать интересующие вопросы. Юнги, практически не целясь, стреляет подряд, без задержек и остановок, вымещает стресс на мишень. Перед глазами невольно всплывают картины их вылазок в самое пекло. Крики, выстрелы, сплошная чернота в воздухе и раненные. Очень много раненных, окрашенных в кровавый красный. Чувствует, как все накаляется внутри, сердце начинает бешено биться, пальцы сильнее сжимают рукоять, глаза даже не моргают, четко устремляясь в мишень. С усилием останавливает себя после десятого выстрела. Он только начал выплескивать негатив, который уже за края переливается. Раздраженно кидает пистолет, чем приводит в недоумение Чимина. — Ты чего? — осторожно спрашивает омега, перебирая пальцы на уровне талии. Хочет подойти и заглянуть в темные глаза, успокоить, но понимает, что не получится. Еще рано. — Ничего, считайте, Ваше Высочество, — нервно отвечает Юнги, нажимая на кнопку. Мишени приближаются к ним, Чимин складывает сперва свои баллы, потом альфы. Поджимает губы в досаде. Юнги даже не смотрит на свою мишень, и так зная, что большинство выстрелов попало в центр. — У меня девяносто, у тебя девяносто шесть, — подводит итог омега. — Ты победил, прими мои поздравления, — поддерживающе улыбается он, хоть и проиграл. Для него всегда было проблемой признать поражение, но рядом с таким достойным соперником сделать это оказалось проще. — Какое у тебя желание для меня? — интересуется Чимин, чуть склоняя голову к плечу, пытаясь поймать глаза альфы, которые задумчиво устремлены вниз. — Не знаю. Плевать мне на это желание, — честно произносит Юнги, проходясь зубами по колечку в губе. Руки так и чешутся снова поднять пистолет и дострелять магазин, но он сдерживает себя, чтобы не показывать лишнего перед омегой. На одной обойме Юнги не остановится, точно знает. — Можешь подумать, я не тороплю, — поднимает уголок губ омега, тихо произнося. Видит, что Юнги подкошен и напряжен, но помощь не предлагает. Пока что. Альфа поднимает глаза, смотрит исподлобья, но внутренний огонь раздражения медленно потухает, когда видит теплую и понимающую улыбку омеги. От нее сердце сжимается, но не колко и болезненно. Приятным жаром обдает, все мертвое внутри переворачивает, заставляя очнуться от долгого сна. — Я напишу Вам письмо с моим желанием, Ваше Высочество, — серьезно хрипит Юнги, на что Чимин шире растягивает губы, слегка закатывая глаза на обращение. — С нетерпением буду ждать, Красная Шапочка, — томно шепчет омега, касаясь мягкой ладонью твердого плеча альфы, когда проходит мимо, к выходу. Юнги, словно током прошибает от легкого касания. Впервые ему удается почувствовать что-то. Что-то, кроме боли и острых углов его разбитой души. … Сохи — безнадежно одинокий человек. Пустота, стойко сопровождавшая омегу всю жизнь, ноет ежедневно, напоминает о себе, будто издеваясь над девушкой. За двадцать четыре года она не раз испытывала чувства влюбленности и настоящей любви. Но за все это время они ни разу не были взаимны. Парень из детского дома, олицетворяющий первую любовь, солдат, с которым Сохи познакомилась после переезда из детского дома, коллега в кафе, где она работала официанткой, когда безликие отошли от дел клана. Эти мужчины один за одним отказывали девушке, ломая хрупкую душу, вызывая слезы, пропитанные горечью и обидой на жизнь, и превращая романтичную натуру в трезвого реалиста. Сохи, как и многим, хотелось прочувствовать то известное, что называют любовью. Чтобы глупая улыбка не спадала с лица, чтобы голова была забита лишь одним, чтобы внутри теплилось осознание того, что кто-то, кроме семьи, рассмотрел в ней своего человека, которому можно доверить душу. Она мечтала о том, что есть у многих, что витает в воздухе постоянно и, казалось бы, совсем рядом, но раз за разом обходило Сохи стороной. От этого порой становилось невыносимо, тяжесть в груди при виде счастливых влюбленных на улицах разрасталась и мешала спокойно дышать. Омега с ней всегда поступала одинаково — прикрывала душевные муки легкой улыбкой и переводила взгляд на таких же одиночек. Братья на каждую неудачу сестры в личной жизни реагировали одинаково. Были невероятно злы, грозились расправиться с тем, кто стал причиной слез и истерик, надрывно доносимых по ночам из ее спальни. Каждый переживал любовные драмы сестры, будто свои. Сердце разрывалось каждое утро, когда девушка с опухшим от слез лицом и пустыми глазами выходила завтракать. Сохи всячески отговаривала альф наказывать обидчиков, убеждала, что находится в порядке, прикрываясь ломанной улыбкой. Старалась сохранять равновесие перед ними, но каждый раз, когда закрывалась дверь спальни, волны мучительной боли и одиночества накатывали с разрушительной силой. Но даже после третьей неудачной попытки найти любовь Сохи не потеряла веру в нее. Покорно ждала часа, когда жизнь наконец окажется благосклонна к ней и подарит желанное. Сохи шагает по коридорам одной из учебных баз, по которым слоняются солдаты. У них целый час свободного времени перед отбоем и нужно воспользоваться им по максимуму. Обсудить с товарищами сегодняшний день, рассказать об увиденных ужасах, излить душу и со спокойствием лечь спать. Почти каждый встречает девушку улыбкой, кивая в приветствии, на что она отвечает тем же, но больше на автомате, из вежливости. Не запоминает лиц, голова сейчас занята совсем другим. Четвертая попытка. Сохи приехала около десяти минут назад, как только смогла освободиться с одного из складов, куда налетели южане. Отпор дали достойный, за пару часов убрали почти сотню людей и сохранили хранящееся оружие в целостности. Это не может не радовать и вызывать гордость за самих себя, ведь в последнее время север сдаёт позиции. Взято несколько окраинных городов и стратегических пунктов. Девушка доходит до нужной двери с табличкой «Медицинский пункт», снимает джинсовую, утепленную куртку и громко стучит костяшками. Быстро поправляет волосы и кофту, ожидая ответа. По ту сторону звучит глухое «войдите», и омега дергает ручку. Едкий запах медикаментов и хлорки сразу обволакивает, глазам предстает просторное помещение с несколькими больничными койками, оборудованием, белыми шкафами со стеклянными дверцами, заставленными бутыльками и таблетками, и письменный стол в углу, за которым восседает целитель людских тел. Главный доктор, мужчина, около тридцати пяти лет, сразу поднимает голову, отрываясь от бумажек, которые заполняет уже около часа, лицо смягчается при виде Сохи, а на лице появляется подобие улыбки. Уставшей, но теплой и доброй. Девушка тут же отвечает тем же, чувствуя, как внутри все трепещет от вида альфы. Четвертая попытка. — Добрый вечер, Госпожа Хан. Я уж думал, не дождусь Вас сегодня, — произносит альфа, на что девушка виновато поджимает губы, но тоже улыбается. — Добрый, Господин Ли. Извините, что заставила ждать, южане сегодня подложили очередную свинью, — оправдывается она, проходит в кабинет и садится на стул для пациентов напротив стола. Господин Ли — главный врач на крупнейшей учебной базе в Темисе. Несмотря на довольно молодой возраст, успел зарекомендовать себя, как настоящего специалиста и хорошего человека, готового в любую секунду оказать помощь другому. Будь она моральной или профессиональной. С Сохи они познакомились год назад, когда Ли повысили и перевели на новое место работы. Тот день омега вспоминает с особым теплом и приятной дрожью в теле. Впервые она увидела в чужих глазах столько доброты и целостности. Ли не был сломан, был нормальным. Даже слишком. Родился в полной семье врачей, успешно окончил школу, сам рвался пойти по стопам родителей и проявлял невероятный интерес к медицине, которая и сама шла ему навстречу, что опытные преподаватели в университете называли «божьим даром». Для Сохи он идеален. Статный мужчина с устойчивыми целями и планами, знающий, чего он хочет, и как этого достигнуть. — Конечно, я все понимаю. Война дело такое, каждую минуту нужно быть начеку и ждать атаки, — тяжело выдохнув, он встает, обходит со спины Сохи и подходит к кушетке. Уже неделю девушка ежедневно посещает доктора, чтобы появившаяся гематома после очередной операции не препятствовала работе. — А в целом как там обстановка? — интересуется он. Мужчина стелет одноразовую пеленку, и девушка тут же пересаживается. — На самом деле не так радужно, как хотелось бы, — печально произносит Сохи, вспоминая раненых и мертвых бойцов севера. Снимает кофту, оставаясь в тонкой майке, чтобы легче было провести осмотр. Ли разрезает ножницами старую повязку, пробегается профессиональным взглядом по желтому с фиолетовыми вкраплениями на плече, поджимает губы и хмурит брови. Глаза бегают по участку кожи исключительно в целях осмотра, но у Сохи внутри все переворачивается от такой близости с альфой. Смело рассматривает идеальное лицо с легкой щетиной, чувствует яркий аромат парфюма, от которого голову кружит. — Не смотрите так, Господин Ли, уже практически ничего нет, — замечая мрачность в глазах, произносит она. Сохи не раз забывала об уходе за гематомой, не прикасаясь к тюбику лечебной мази, прописанной доктором, за что сейчас испытывала стыд. — Врач здесь я, а не Вы, Госпожа Хан. Исполняйте роль пациента, — ровно отвечает он и отходит к шкафу, чтобы найти пластырь, пропитанный лекарством. — Господин Мун рассказал мне о крупной операции, которую вы планируете совершить через несколько дней. Прошу Вас, будьте аккуратнее, я не хочу так часто видеть Вас в стенах этого кабинета, — с нотами строгости произносит врач, а Сохи еле сдерживает счастливую улыбку от заботы, сквозящей в этих словах. — Я постараюсь, — тихо обещает она, а Ли возвращается к ней, открывает упаковку и, чуть наклонившись, осторожно, еле касаясь, приклеивает лечебный пластырь. Кожа омеги показательно покрывается мурашками от таких обыденных, но в тоже время интимных действий. — У вас есть какие-то вопросы? — выкинув упаковку в мусорку рядом с кушеткой, выпрямляется врач и размеренно шагает к своему рабочему месту. Омега быстро надевает кофту, скрывая свое подкошенное состояние, вызванное альфой. Конечно, у Сохи есть вопросы. Целая масса. Но на протяжении долгого времени она никак не решалась их задать. Видимо пришло время. — Да, у меня есть вопрос. — Слушаю, — садится, облокачиваясь о спинку стула, и скрещивает пальцы в замок на уровне живота. — Вы не хотите сходить со мной на свидание, Господин Ли? — тихо спрашивает она, поднимает глаза на него, сталкиваясь с непроницаемой стеной, за которой не видно ни единой реакции. Ли молчит, отмирает через пару секунд, тяжело выдыхая и прокашливаясь, и начинает ерзать на стуле от неожиданного вопроса. Его молчание для Сохи было более чем многословно, но надежды девушка не теряет. — Ответите мне? — Нет, Госпожа Хан. Я не хочу идти с Вами на свидание, — слова режут по неуклюже зажитому, выпуская забытую, но такую знакомую боль. — Почему? — мертво спрашивает Сохи, чувствуя, как снова что-то погибает внутри. — Меня интересуют омеги. Мужчины омеги, — твердо, ставя точку в этой теме, произносит врач. Сохи усмехается нервно, удивляясь, как жизнь в который раз издевается над ней. — Я Вас поняла, — поднимаясь на ослабевшие ноги, говорит девушка, забирает свою куртку и молча направляется к двери. — Извините, Госпожа Хан, — напоследок бросает Ли, но искреннего сожаления не чувствуется. — Все в порядке, — даже не поворачиваясь, омега дергает ручку и выходит. Хочется сесть посреди коридора и разрыдаться. Даже не от того, что Ли отказал ей, а того, что жизнь раз за разом испытывает на выносливость, подсовывая новые и новые проблемы. Сохи устала бороться за счастье, доступное всем, нет сил больше видеть любимых и любящих, которые, словно на зло окружают ее. Сохи покидает учебную базу, направляясь в дом. Четвертая попытка провалена. … Чонгук весь день провел в своем кабинете, просматривая отчеты командиров спецгрупп и передавая информацию Ену, который буквально поселился в штаб-квартире. Ближе к ночи организм отказывается нормально работать, остатками сил пытаясь отправить альфу на отдых. Глаза слипаются, игнорируя вливаемые кружки кофе, голова тяжелеет сильнее и сильнее от каждого отчета, мозг отказывается концентрироваться на чем-то одном. Но, несмотря на это, Чонгук держится отлично. Не дает усталости взять над собой верх, хоть и понимает, что обычный сон в пару часов воскресит его и наполнит новыми силами. Когда он заканчивает разговаривать с Муном, в приоткрытую дверь кабинета тихо стучатся. Чонгук поднимает голову и видит сестру, обессилено облокотившуюся о косяк. Сразу улыбается, видя омегу, усталость уходит на второй план, уступая переживанию за состояние Сохи. Она явно расстроена, и по пустому, болезненному взгляду Чонгук понимает в чем дело. Он, к сожалению, знаком с ним и ни с чем другим не спутает. — Занят? — спрашивает Сохи, отрывая голову от косяка. — Для тебя никогда, сестрёнка. Проходи давай, — пару минут перерыва не помешают. Чонгук отталкивается руками от стола, отъезжая на стуле назад, пока девушка, улыбаясь сломано, проходит в кабинет. Садится на небольшой диванчик, смотря за братом, который подходит к кофемашине, стоящей на тумбе. Кофе его личный наркотик, от которого он давно не может отказаться. — Будешь кофе? — спрашивает он, ставя небольшую чашку под две металлические трубки и нажимая на кнопку. — Нет. Ничего не хочется, — тускло произносит Сохи, опускает глаза на руки, которые теребят края куртки. Чонгук поджимает губы от печального тона, глубоко вдыхает, готовясь к порции тяжелых мыслей, которые гнетут Сохи. — Рассказывай уже. Что случилось? Почему лицо такое? — с братской строгостью спрашивает альфа, пока комната наполняется тихим звучанием льющегося кофе и ярким ароматом зерен. Сохи поднимает голову, встречаясь с твердым взглядом черных глаз, и хмыкает, совсем не удивившись, как брат быстро считывает ее состояние и понимает все без слов. — Ничего нового. Мне в очередной раз отказали, — пожимает плечами девушка, ломано улыбаясь, а в глазах начинает собираться влага. Трет ладонями лицо, чтобы немного прийти в себя, но заботливая рука брата, поглаживающая ее плечо, вырывает все эмоции наружу. Слезы выливаются сами, тело начинает дрожать, а сама Сохи будто уменьшается, пытаясь сжаться и спрятаться от этой боли. — Тот докторишка с учебной базы? — строго спрашивает Чонгук и присаживается рядом, обнимая дрожащую сестру, которая не выдерживает и пропадает в его руках, утыкаясь лицом в крепкое плечо. — Я не понимаю, что делаю не так. Не понимаю, почему раз за разом меня посылают. — Ты выбираешь не тех. Тех, кто даже волоса твоего не достоин, — успокаивающе произносит альфа, продолжая гладить сестру. — Я устала, Чонгук. Устала быть одна, — с горечью шепчет Сохи, сжимая свитер брата. — Ты не одна, Сохи, знаешь же. Мы все с тобой. Питайся нашей любовью, сестрёнка. Она безгранична, — в такт ей тихо говорит Чонгук, хотя всего переполняет злоба на Ли, который довел омегу до такого состояния. Сохи не отвечает. Молча продолжает плакать, выливая печаль в плечо брата. Чонгук не перестает гладить и успокаивать до тех пор, пока всхлипы не стихают, а дрожь в теле не проходит. — Я не хочу больше это чувствовать, — отстранившись, признается Сохи и заплаканными глазами смотрит на Чонгука. У него сердце разрывается от такого вида родного человека. Эти глаза не должны быть наполнены горестными, болезненными слезами. По крайней мере, пока он жив и заботится о сестре. — Не хочу пытаться и стараться. Сил уже нет, — добавляет девушка, громко шмыгая покрасневшим носом, и откидывается на спинку дивана. — Ты заслуживаешь лучшего, сестрёнка. Только лучшего. Твое время еще придет, поверь мне, — уверяет альфа, смотря на более менее успокоившуюся Сохи. — Я не хочу, чтобы оно приходило. Уже нет, — лениво мотает головой, поднимая уголок губ. — Мне хватило с головой, — серьезно шепчет девушка, смотря куда-то перед собой. — Будешь принимать обет безбрачия? — хмыкает Чонгук. — Не думаю, что тебя надолго хватит. В любом случае — поступай, как чувствуешь. Мы будем на твоей стороне, — обещает брат. — Я знаю, — сквозь боль улыбается Сохи, а за дверью кабинета, в коридоре, слышится быстрый топот, похожий на бег. Чонгук недоуменно поворачивается в сторону звука, и через пару секунд в комнату залетает взъерошенный Хосок. Альфа часто дышит, выглядит слишком взбудораженным, что характерно ему, поэтому брат с сестрой не удивляются такому состоянию. — А у тебя, блять, что случилось? — чувствуя себя мамкой наседкой, к которой пришли детишки поделиться своими переживаниями, спрашивает Чонгук. — Там это, короче, на границе…это, ну, — сбивчиво начинает Хосок, что вызывает улыбку у Сохи. — Это… блять, как его… — Чуть больше деталей, — произносит омега, шмыгая заложенным после плача носом. — Ты че ревела? — хмурится альфа, смотря на заплаканное лицо, которое успело немного припухнуть. — Давайте обсудим это чуть позже. Что с границей? — отрезает Чонгук, вставая. Предчувствие очередной порции проблем загорается красным в голове. — Ким Тэхен направляется к границе с Просперитом прямо сейчас, — выдает Хосок. — Что? Откуда информация? — недоуменно спрашивает Сохи, отлипая от спинки дивана и выпрямляясь. Личные проблемы мгновенно отходят на второй план. — Мои люди доложили, — пожимает плечами альфа. — Твои люди это бомжи, которые ловят белку чаще, чем вспоминают свое имя? — скептически говорит Чонгук и встает, вспоминая про кофе, который успел немного остыть. — Какая разница, кто они, блять. Им нет смысла врать, — закатывает глаза Хосок. — Его видели пару часов назад на вокзале, он свистнул паспорт у кого-то и незаконно попал в поезд. Сейчас уже, наверное, рядом с границей ждет полуночной пересменки, — добавляет он. Альфа еще несколько лет назад обзавелся множеством связей даже в самых глубинных уголках Трансира. Его информаторами были обычные люди — бездомные, днями слоняющиеся по улице, старики и старушки, знающие про соседей больше, чем они о себе, проститутки, хранящие самые страшные тайны своих клиентов, которые вырываются из них в состоянии неги. Сделка с ними честна с обеих сторон — они дают ценную информацию, а Хосок неплохо платит, помогает с продуктами и решает их возникшие проблемы. — Сбежать из больницы, украсть паспорт и собираться пересечь границу с простреленным плечом? Уверен, что твой информатор был в адеквате? — поддерживая Чонгука, с сомнением спрашивает Сохи. — Да на все сто уверен, блять. Ты думаешь, я стал бы такой кипиш поднимать, если бы не был уверен? Мне глубоко похуй на этого омегу, но он зачем-то нужен нам, а значит нельзя упускать такую возможность поймать его, тем более, когда есть информация о том, где он находится, — тараторит Хосок, находится в слишком возбужденном состоянии, начиная задыхаться. Чонгук, видя это, понимает, что пора бы сворачивать это. — Я серьезно, давайте, поднимайте задницы и поехали уже. Если он пересечет границу, мы в Просперите его хер достанем, — подгоняет Хосок, бурно жестикулируя и эмоционируя. — Если его не пристрелят на этой же границе, — задумчиво добавляет Чонгук. — Вот именно! — Ладно, поехали. Нужно лететь на вертолете, иначе на машинах прибудем только к утру, — произносит Чонгук, направляясь к двери, у которой стоит Хосок. — Я уже обо всем позаботился, братец. Нас уже ждут на вертолетной площадке, только ваших задниц не хватает, — в нетерпении говорит младший и уже собирается уходить, но останавливается, с претензией смотря на Сохи, сидящую на диване. — Тебе особое приглашение нужно? Мы вообще-то торопимся! — недовольно восклицает он. — Я пас. Разбирайтесь с этим омегой сами. Да и неудобная получится встреча — я все-таки ему плечо прострелила, — тускло произносит девушка и равнодушно пожимает плечами, строя в голове план, чем она займется после уезда братьев. — Уверена? Не хочешь отвлечься? — с волнением спрашивает Чонгук. — Да, да. Валите уже, все нормально, — отмахивается она, и альфы через пару секунд покидают кабинет. Кофе остается не тронутым, Сохи остается одна. Снова. … Тэхен сидит в ожидании уже около получаса. Он засел в небольшом домике на краю леса, который своей бесхозностью и отрешенностью сразу привлек внимание. Укромное место, скрытое от людских глаз и мертвых камер, которыми увешана граница, прячет его, а минус первый этаж полуразрушенного здания обдает подвальной прохладой и сыростью, так не хватающих разгоряченному омеге. Ему стало хуже. Плечо ноет неимоверно, его самого трясет, бросает то в жар, то в холод, лицо покрыто каплями испарины, а силы начинают медленно покидать. Тэхен пока в сознании и пытается собраться с силами, чтобы не уснуть и не пропустить время, когда нужно бежать так быстро, как он еще способен, но с каждой секундой делать это сложнее. Омега с особой скурпулезностью следит за минутами, сменяющими друг друга, тяжело выдыхает, понимая, что осталось всего десять по шестьдесят, когда начнется его игра с жизнью. Только вот Тэхен к ней совсем не готов. Практически не может двигать поврежденной рукой, не шевелится просто так, чтобы не вызывать боли, но, когда это случайно получается, корчится от невыносимой остроты в плече и проклинает того, кто ранил его. Мысленно начинает готовить себя к наихудшему исходу, трезво оценивая шансы выйти из этой ситуации живым. Они ничтожны, и Тэхен это понимает. Если останется в живых, будет считать себя поцелованным Богом, не иначе. Когда остается пять минут, омега с трудом, на подкошенных ногах поднимается с холодного бетона, прижимая руку к телу, другой неуклюже натягивает рюкзак и идет к лестнице, чтобы разведать обстановку, пока на это есть жалкие несколько минут. Дом лесника, как понял Тэхен по плетенным корзинкам, картам местности и около походных инструментов, выглядит совсем опустевшим. Половицы истошно скрипят, с потолка серебряными нитями спадает паутина, над которой усердно корпеют паучки, запах стоит затхлый и спертый, большая часть мебели отсутствует вовсе — стоят лишь обеденный стол, кровать без матраса и кресло-качалка без сидушки. Тэхен на мгновение задумывается о том, что они чем-то похожи. Внутренне он чувствует себя так же, как выглядит эта избушка. Забыто, брошено, одиноко и с предчувствием скорой гибели. Омега аккуратно, но тяжело ступает по половицам, направляясь к мутному окну с дырявыми занавесками, старается двигаться тихо и осторожно, чтобы в такой глуши не выдать себя с потрохами из-за глупого скрипа. Выглядывает незаметно, осматривая виднеющиеся вдали ряды колючей проволоки, вдоль которых туда-сюда вышагивает военный. Он знает точно, что проволока не под напряжением — Ким Иан никогда не тратился на защиту границ, считал, что пару человек, камеры и угрожающие колючки отговорят кого угодно покидать Кандаон незаконно. Весьма самонадеянно, но в его стиле. Тэхен достает телефон, чтобы посмотреть время — три минуты. Сто восемьдесят секунд на то, чтобы покинуть избушку и добраться до конца леса, после которого идет равнина в несколько сотен метров, и снова начинаются дебри. Там то он и сможет затеряться. Идя к выходу из дома, омега замечает пыльную и выгоревшую карту Просперита, которую, не думая хватает с собой. Дому она явно не понадобится, а вот Тэхену очень сильно поможет. Тихо выходит, оказываясь в кромешной темноте, присущей густому лесу, сырости и легком, еле видимом тумане. С трудом спускается с небольшого крыльца на влажную почву и будто во тьму проваливается. Фонарик включать не вариант — заметят в ту же секунду. Остается лишь ступать на ощупь. Идет аккуратно, но быстро, полностью сосредотачивается на обстановке под ногами, но жизнь оказывается коварна и беспощадна. Омега спотыкается о торчащий корень старого дерева и мешком валится на землю. Истошный крик боли от падения на больное плечо вырывается сам собой, перед глазами пестрят звезды, а сам Тэхен чувствует, что отключится вот-вот, не в силах стерпеть эти мучения. Будто кости ломают и кожу разрывают. На грани реальности слышит громкий голос того военного, он что-то кричит, конкретного омега разобрать не может, но точно понимает — вот он. Конец. Так красиво начал и так глупо закончил. Слышит чей-то бег, хруст веток, выстрелы, заставляющие сжаться и прикрыть голову. Его трясет всего, но непонятно от чего — от холода земли или от болевого шока, заставляющего глаза выкатиться. Тэхен задыхается, ему впервые за долгое время страшно, он, как загнанный охотниками зверь, дрожащий в агонии и видящий собственную смерть. — Тэхен, ты в сознании? — незнакомый голос зовет его, но омега не подает признаков жизни. Лежит, не двигаясь, просто боится шевельнуться в такой суматохе, которая, казалось бы, привычна ему. — Тэхен! — кто-то трясет его, но омега не реагирует — так и не шевелится, боясь умереть от любого движения. Смерть слишком близко подкралась к нему, он слышит шепот, пропитанный жаждой его души, чувствует холодные касания и могильный запах, от которого кровь стынет в венах, а тело парализует. Тэхену страшно, страшно умирать, страшно оставаться в этом мире, страшно отвечать незнакомцу, зовущему его по имени. Через пару секунд чувствует, как его поднимают и куда-то быстро уносят. Хочется вырваться и убежать, но тело не слушается, а через мгновение успокаивается. В нос легким порывом врезается аромат свежести, чего-то яркого и полного жизни. Что отрезвляет и приводит мысли в нужный порядок. Руки, крепко прижимающие к себе, держат бережно, не давят и не причиняют боли. В них так тепло и безопасно, что Тэхен, сам того не понимая, стискивает пальцами чужое плечо, не желая отстраняться. В этих руках не страшно.