Открывая глаза, Саша видит бесконечное голубое пространство, ослепляющее своей яркостью. Небо. Такое светлое, неестественно-пестрое и словно бы ненастоящее. Девочка резко садится, тут же прикрывая глаза руками: она уже отвыкла от такой насыщенной палитры кислотных цветов, от этого места. Тело ощущается странно и непривычно. Опять, снова! Не хочется вновь разбираться в том, что происходит, нет, нет, нет! Солнце обхватывает коленки руками, прижимая их к груди, крепче жмуря глаза и отказываясь верить в происходящее. Она просто надеется, что это не взаправду, это плохой сон, это фантазия.
Сзади слышатся тихие шаги. Шуршание травы выдаёт чье-то присутствие, но Саша не реагирует на звук: в ее голове эхом звенят и мечутся слова и мысли, мешая соображать. От отчаяния хочется забиться в угол и горько заплакать.
— Вот ты где!
Голубоглазая оборачивается, глядя на пришедшего, от чего отвыкшие от света глаза словно обжигает. Солнце склоняет голову ниже к земле, закрыв лицо руками и часто дыша. Она на грани истерики.
— Ты... в порядке? — голос становится все ближе, и говорящий опускается на траву.
Пришедшая — обладательница разноцветных глаз — кладёт ладонь на чужое плечо, надеясь достучаться до собеседницы.
Повисает тишина. Разве что птицы чирикают где-то в кронах деревьев, да ветер гуляет, цепляясь за сухую листву.
Саша глубоко выдыхает, сдерживая подступающие слезы.
— Что происходит? — её голос тихий и хрипловатый от долгого молчания. Непривычно, что голосовые связки вновь работают, как положено.
Она начинает тихо всхлипывать.
— Почему всё это происходит именно со мной?!
Саша почти переходит на крик, а голос начинает срываться от подступающей к горлу истерики.
Чарли аккуратно обнимает плачущую, что-то тихо шепча на ухо. Слова не слышны из-за потока мечущихся мыслей.
— Если тебе плохо... Я могу побыть
там за тебя какое-то время.
Гетерохромная неловко прерывает тишину. Так-то её послали сюда, чтобы привести главную на место, ведь работа не ждёт. Да-да, даже после смерти отдохнуть не удастся. На небесах у многих есть рабочие обязанности. Например, некоторым достается задание вести учёт умерших, чем и занимается Саша. Никогда ей не нравилось это дело, но сказать об этом прямо смелости не хватало.
Чарли собирается повторить вопрос, когда голубоглазка резко и шумно вдыхает, силясь прекратить рыдания. Не время, не время...
— Нет, я сама смогу. Не маленькая, — шепчет Солнышко.
Она с трудом встаёт на ноги, чуть не падая обратно из-за тяжелых крыльев. Чар поднимается следом за Сашей, отряхивая свитер.
— Как скажешь...
***
"Чирк" карандашом — и очередная страница кончается. Провожая взглядом последнего ушедшего ангелка, Саша тяжело вздыхает, закрывает небольшой блокнотик, страницы которого разлинованы под этакие бланки, в основном заполненные аккуратными печатными буковками. Девочка прячет письменную принадлежность в карман, потягивается и оглядывается по сторонам. Кругом ни души: ни живой, ни мёртвой. Саша и не замечает, как начинает темнеть. Все разошлись кто куда, и Солнце остаётся одна в небольшом поле со все такой же ярко-зелёной травой, узкой тропинкой, ведущей к городу, двумя белыми и, казалось бы, бессмысленными, покосившимися колоннами. Все такое светлое и детское... Не так, как в реальности.
Под тихий шорох травы Саша бредёт в закат, такой красивый и чарующий. Мысли как в тумане. Может, Солнце сейчас в коме? А может, это другой мир?
Но, чем больше голубоглазая думает об этом, тем чётче в голове рисуется картинка. Её друзья... Яори, может быть, жива? Чарли была тут ещё раньше, а Чифи умер едва ли не на глазах Саши.
Голубоглазка медленно бредет по пустынным улицам, хмуро глядя себе под ноги. Кто из них мёртв, как так вышло,
почему?
В душе зарождается такое бессильное, но такое мощное чувство, как злость. Обида на взрослых, которые не могут сберечь своих детей. На взрослых, которые сначала мечтают о чаде, а потом не знают, как от него избавиться. За весь этот, казалось бы, бесконечный рабочий день девочка сбилась со счета, отмечая детишек, рассказавших о маме-алкоголичке; папе с сигаретой и молотком; большой стае собак; голоде; холоде; плохом дяденьке, обещавшем показать щеночков.
Даже глядя себе под ноги, Саша спотыкается и чуть ли не падает, однако её резко хватают и тянут назад.
Девочка глядит перед собой и видит, что спаслась от падения с крутого обрыва, в самом низу которого расстилается огромное озеро, густо накрытое туманом и оттого кажущееся белым. Создается впечатление, что вот упадёшь туда — и пройдёшь через облако, попадая прямиком в мир живых.
Сашу мягко отпускают.
— Сегодня нам везёт на встречи в необычных обстоятельствах.
Иногда кажется, что Чарли буквально вездесущая. Она появляется в нужное время в нужном месте, помогая советом, объятиями, являя собой этакого мудрого наставника.
— Что ты тут делаешь? — Саша задает вопрос словно в пустоту, не отрывает взгляда от туманной глубины, стоя в шаге от края.
Чарли опускается на траву, приглашая присесть рядом, смотрит снизу вверх и будто намеревается заглянуть прямо в душу. Потом все же отвечает:
— Я люблю побыть в одиночестве и подумать о всяком.
Для пятнадцатилетней (а значит, весьма молодой) особы Чарли слишком много думает. Девочка размышляет о философском или просто житейском — и даже старшие не всегда в силах понять её спутанные мысли. Душа в этом мире не меняется внешне, не стареет, сколько бы времени ни прошло. А вот внутри... не зря юным ангелам даётся множество лет на переосмысление своей жизни, установок, принципов, приоритетов — прибывшие становятся мудрее и осознаннее.
Саша садится на все ещё тёплую землю, сгибая колени и прижимая их к груди, обхватывая руками.
Вечереет. На землю пеленой опускается тишина. Пение птиц утихает, пока не сходит на нет полностью. Кажется, даже ветер не хочет разрушать этого молчаливого согласия. Лишь иногда откуда-то снизу доносятся удары воды о берег.
— Чар... Как ты умерла? — тихо спрашивает Саша, отрывая взгляд от созерцания заката, травы, неба, чего угодно, но не собеседницы.
Сначала кажется, что вопрос не был услышан, но спустя какое-то время гетерохромная тихо хмыкает, словно хочет рассказать анекдот.
— Тебе и правда это интересно?
Получив в ответ кивок, Чарли словно старается вспомнить что-то, откопать из глубин сознания. Гетерохромная смотрит в чужие глаза — в них читается только любопытство, ни следа страха или злости.
— Ладно, слушай... — начинает Чарли.
Она ложится на землю, распластав крылья по траве, глядя в небо. Девочка словно впадает в транс, в непривычно неторопливой манере начиная рассказ, делая паузу после каждого слова.
— Когда мне было лет четырнадцать, у меня появились некоторые проблемы со здоровьем. Если быть точнее, у меня началась астма из-за аллергии на лютики — цветы такие: мелкие, жёлтые и ядовитые. Все бы ничего, но потом проявились еще более странные вещи, — девочка чуть останавливается, глядя в небо пустым взглядом, а потом продолжает: — Не знаю, как, но эти сорняки проросли у меня в лёгких. Когда это вскрылось, врачи в один голос говорили, что без хирургического вмешательства не обойтись. А дальше... Даже звучит нелепо: меня оперировал неопытный хирург, который повредил одно лёгкое и даже не достал все семена. Те начали расти с удвоенной силой... Может, их кровь моя питала, или что-то вроде... — на губах застывает лёгкая полуулыбка, словно Чарли говорит о чем-то таком глупом и смешном, как воспоминания из детства, — И однажды я просто задохнулась.
Повисает тишина. Небесное светило скрылось за горизонтом, оставив за собой лишь тонкую полоску сияния. Земля отдала остатки тепла, отчего лежать становится холодно. Гетерохромная ждет ответа от Саши, но его все нет. Тогда Чарли садится, выгибаясь в спине и вытягивая руки вверх. Зевает, мотая головой.
— М-м.... Ты как?
Гетерохромная машет рукой перед глазами Саши, но не получает отклика. Кажется, голубоглазка уснула.
***
В голове раздается голос, всплывают смутные воспоминания, ощущающиеся словно чужие. Хочется кричать, но звуки застревают в горле.
Саша резко распахивает глаза, видя перед собой белый потолок, испещренный полосками солнечного света, пробивающегося через полуприкрытые шторы. Где-то в доме тихо тикают часы, за окном поют птицы. Голубоглазая садится на кровати, едва ли не теряя равновесие из-за массивных крыльев. Девочка испытывает какой-то животный ужас, хотя ничто не предвещает беды. Отдых после себя оставил привкус кошмара, и кажется, что уснула голубоглазка минуту-две назад. В голове крутятся десятки мыслей. Где обрыв, где закат и вечерний холод, где Чарли?
Девочка подходит к окну, открывает шторы. Уже утро. Через стекла видны дома и улицы, словно вырезанные из детских книжек. Саша приглаживает растрёпанные волосы, выбегает из дома. Частое дыхание, помятый вид — создаётся ощущение, что она только только пробежала стометровку. Голубоглазка опирается о стену здания, выкрашенную в жёлтый; глядит в безоблачное небо, будто видя его впервые.
Потом Саша возвращается домой и приводит себя в приемлемый вид, но ни на секунду не перестает размышлять. Иногда девочке кажется, что для ребёнка двенадцати лет она слишком много думает
.
За все время пребывания тут Солнышко подмечает, что смерть ощущается иначе, когда уже произошла. То есть... При жизни гибель кажется чем-то воистину жутким, неизбежным, пугающим! А после... После привыкаешь. Но, при этом, смерть действительно переворачивает твоё мировоззрение, а принципы и моральные установки кардинально меняются.
Саша идет по знакомой узкой тропке, змеёй вьющейся по полю, залитому тёплым солнечным светом. Тут почти всегда хорошая погода, а вот внизу...
Ожидания подтверждаются: в мире живых погода оставляет желать лучшего. Прикрывая голову крыльями, голубоглазка не спеша идет по знакомому району. Одноэтажные частные дома, построенные в рядок. От леса их отделяет лишь асфальтированная дорога, которая всегда казалась маленькой Саше неким барьером. Ночами из окон дома можно было увидеть темные силуэты животных, услышать хруст веток, шум листвы, а во время грозы — громкие скрипы и удары падающих деревьев. Во время сильного дождя вода вперемешку с грязью стекала по дороге в лес. Такая погода и сейчас — под ногами солнце видит мутные ручьи, нет, целые реки, несущиеся дальше и дальше по пустой дороге. Ноги начинают вязнуть в жидкой мути из глины, песка и воды, когда девочка сходит с пути, пробираясь среди мокрых веток. Примятая трава указывает путь к кладбищу. Оно хоть и выглядит старым, неухоженным, покинутым, но несмотря на это время от времени тут все ещё хоронят людей.
Перепрыгнув через низенький забор и едва не поскользнувшись, Саша идёт вдоль могил, склепов, статуй, уже порядочно истертых временем. Все это создаёт жуткую атмосферу, в довершение которой тёмное небо внезапно озаряет молния, за которой тут же следует оглушающий гром, знатно испугавший голубоглазку. Девочка от неожиданности даже подскакивает на месте. Унылые виды старых захоронений и так нагоняют страх и тоску, а тут ещё и погода. Идя дальше, к более свежим могилам, голубоглазка одновременно надеется и боится найти
свою. В глубине души все ещё теплится надежда на то, что это сон. Снова кома. Однако, врачи говорили, что, стоит Солнышку впасть в это состояние снова — и она может не вернуться обратно.
Неровными рядами идут надгробные камни, могилы с довольно свежими цветами. Неужели кто-то в такой сильный дождь решил прийти сюда с парой хризантем? Дети, взрослые и старики смотрят с фотографий, словно пытаясь заглянуть прямо в душу своими неживыми глазами.
Один участок, огороженный низким заборчиком, привлекает внимание: дощечки ограды выкрашены в голубой цвет. Краска, не успев просохнуть, сползает, смешиваясь с потоками воды. В глаза бросается надгробие с цветной фотографией и живые цветы, лежащие рядом — полевые ромашки. Подойдя вплотную к участку и аккуратно положив руки на заборчик, Саша присматривается, пытаясь разглядеть человека на фото или имя на камне. И в тот момент, когда она все-таки видит.... Мир рушится. Сознание вдруг перестает принимать происходящее. Девочка впадает в ступор, не замечая, что вода, стекая с волос, попадает в глаза. Это её могила, имя, фото, любимые цветы.
Александра Голубая
02.06.2000 - 17.06.2012
Нет, нет-нет-нет! Пустым взглядом девочка словно смотрит куда-то сквозь надгробие. Дождь застилает глаза. Лучше вернуться сюда завтра.
***
На следующий день погода заметно улучшается. Выглянуло солнце, на небе ни единого облачка, хотя на улице все ещё гуляет прохладный ветер, а лужи не просохли. При свете тут не так и страшно, но все равно тоскливо и как-то... Странно. Та слабо ощутимая и непередаваемая эмоция, когда ты смотришь на свою собственную могилу, осознавая, что... Всё. Ты умер. Больше нет дороги назад. Это так тяжело, и, казалось бы, невозможно принять, но все равно придётся.
Саша крепко обхватывает дощечки забора и словно намеревается их сломать. Даже погибнув, девочка чувствует боль! Почему, почему так несправедлива судьба? Почему и в реальности, и в мире, где все по сути своей состоит из детских фантазий, всё такое жестокое? Почему маленьким детишкам вешают лапшу на уши, говоря, что реальность — это розовые пони, скачущие по радуге?
Голубоглазка ещё не успела вырасти из такого детского мировоззрения, а потому открытия о том, каков мир на самом деле, сильно разочаровывают и пугают её. Но ничего не поделаешь. Непонимание сменяется бессильной злостью, а потом тихой обидой. Хочется плакать навзрыд, кричать, винить всё и всех, но в тоже время это так... Бессмысленно.
Сзади кто-то подходит. Даже шуршание травы или дыхание не выдает таинственного гостя. Саша осознает чужое присутствие словно с помощью шестого чувства, и это заставляет голубоглазку резко обернуться. Своим неожиданным поворотом девочка, вероятно, тоже пугает пришедшего. Кроме того, вид у Саши неважный: мятая кофта, волосы, растрёпанные от ветра, полусогнутые распушенные крылья.
Обернувшись, Солнце видит незнакомую ранее девочку. Голубого цвета волосы закрывают правую часть лица. В глаза бросается сиреневая кофта и белые крылышки, сложенные за спиной. Теперь понятно, почему шагов не было слышно. Это ещё один мертвый ребёнок, а мертвые в мире живых всегда ступают тихо.
Несколько секунд длится молчание, после чего Солнышко все-же несмело начинает диалог, полностью повернувшись к пришедшей.
— М-м... Привет? — говоря это, Саша старается выдавить из себя улыбку, но выходит как-то неловко. — Ты тоже похоронена тут?
Ответа не следует.
— Меня зовут Саша, а ты?... — голубоглазка явно намекает на то, что новой знакомой стоит представиться.
— Я Лорри...
Такое чувство, что новая знакомая боится или просто не хочет говорить. И попробуй угадать, что из этого правда.
Голубоглазка слегка приобнимает Лорри. Нужно налаживать общение хоть с кем-то... Кроме тех немногих ребят наверху.
— Будем друзьями? — вопросительно шепчет Саша.
В ответ девочка получает утвердительный кивок.
Делая пару шагов в сторону, жестом Солнце манит знакомую к себе, чуть не падая на ходу из-за затекших ног.
Девочки идут вдоль свежих могил, вскоре выходя в поле, где пока что ничего нет. Интересно, почему Лорри молчит? Может, с ней плохо обращались при жизни, и теперь она грустная заблудшая душа? Нужно разговорить её, узнать! Внутри Саши пылают противоречивые чувства. Это желание мести, обида, страх, любопытно, и... Нечто новое. Желание спасти их.
