Мимики

      Над узкой, в две полосы, дорогой нависали исполинской высоты сосны и ели, а их толстенные стволы мелькали пред испуганным Мишиным взором словно неровный частокол непролазного забора. Какой-то круглогодично зелёный ад для излишне цивильного городского жителя! Лучше уж не глядеть на него вовсе сквозь боковое стекло, но тогда мерзкая тошнота от свойственного Михе укачивания в длительной дороге становилась намного явственнее. По той же причине он уже третий час не ел, а главное – не пил «фирменную наливочку», из-за чего значительно протрезвел. И вот тут понеслось: до него стало доходить, в какую, с его точки зрения, дикую, потенциально опасную авантюру он, большой и мягкий по всем фронтам медвежонок, влез!       Завсегдатай тру-крайм каналов и подкастов, он был более чем осведомлён, как люди порой исчезали без вести, а позже обнаруживались их уже разлагающиеся тела или того хуже: ни останков, ни свидетелей, ни понимания, что же, чёрт побери, произошло. Посему взять да поехать в какое-то неизвестное глухое место с непонятно какими незнакомыми людьми – как вообще так получилось?! Ла́занья по заброшкам вместе с прочими рискованными выходками остались в далёком пубертате, а нынешний зрелый и осмотрительный Михаил ни за что не позволил бы развести себя на подобное... будь он в достаточной степени трезв.       Кстати, странно, но ни прошлым вечером, ни сегодня днём пьяным он себя вообще не чувствовал, так – в лёгкой эйфории, навеселе, не более. Однако, судя по тому, что прямо сейчас он сидит в микроавтобусе и катится навстречу неизвестности, коварство наливочки оказалось явно недооценённым.       По здравому размышлению получалось так, что накануне он отнюдь не под пытками, а как есть добровольно сам выболтал про себя всё-всё: проживает один-одинёшенек, считай, без семьи да уже и без парня, так что бежать в полицию с заявлением о пропавшем будет некому. Его отпуск лишь начался, поэтому на работе тоже не скоро спохватятся. Остаётся Пашка, который пусть и шалопай, но друг хороший и будет его искать, вот только как и где? С кем и куда ушёл Мишаня, он не видел, что невесть куда с невесть кем поехал – не узнал, ведь трубку, на которую названивал Михаил поутру, не поднял. А потом мобильник элементарно сел. О том, дойдут ли позже до Павла недоставленные сообщения, как и о том, пилингуются ли даже отключенные мобильники, полагается узнавать заранее, а не тогда, когда об этом ни погуглить, ни пояндексить – доступа-то к интернету нет! Конечно, все мы задним умом продвинутые и прокачанные, но прямо вот сейчас – чего?! Сейчас у Михи в руках досыта заряженный автомобильной зарядкой любезного Яна мобильный телефон без признаков каких-либо сетей. Дорогой заумный гаджет, обычно так плотно внедрённый в его жизнь, нынче оказался практически бесполезным, разве что понадобится калькулятор, камера, фонарик или там поиграть на нём в… маджонг?! это всё? М-да, загружать нормальные игры тоже надобно загодя. Впрочем, теперь не до развлечений…       Ему стало страшно… да не абы как. Страх выстудил всё внутри Мишутки. Его неумело заштопанное плюшевое сердечко гулко пульсировало в ледяном плену, опасаясь порезаться об острые льдинки и оттого распороться по шву. Навязчивой мухой вернулась мысль, что нужно было отказаться от поездки ещё тогда, когда Ян подвёз его до дома. Но благодаря тому, что тот поднялся к нему в квартиру под предлогом помочь со сборами и действительно реально помог, было как-то стыдно говорить, что передумал ехать. А потом был ресторан с щедрыми угощениями под «фирменную»… Словом, на могильном камне так и напишут: «Помер от излишней учтивости».       Михаила неделикатно пнули в плечо, пьяно заваливаясь на свободное сиденье справа, отчего он тихонечко застонал себе под нос, верно идентифицируя непрошенного соседа, как того самого мужлана с татухой грудастой русалки. Вечно с ним так! Постоянно к нему лезут всякие отморозки, принимая за «своего» чисто из-за габаритов. Для большинства его отнюдь не утончённое тело полностью заслоняло собой весьма утончённую натуру.       — Слы-ышь? — мудак-самец доверительно пахнул ему в профиль смрадным дыханием. — Бля буду, что этот Янык как есть педрила! Ты его типа невесту видал?! Не, я и сам любитель скинни тёлочек, но это уже реально суповой набор! Я б такую даже за бабки ебать не стал, как и он, видать. Это всё так – «борода» для прикрытия. Ха! Даж не борода, а так только – бородёнка, жиденькая такая… Я это к тому, что береги тыли, братан, а то у тебя там есть чем поживиться, — выдал «заботушка», в завершении больновато ущипнув Мишу за полупопие, допил остатки «фирменной» в пластиковом стакане да свалил обратно в свою разбитную компанию за добавкой.       «Опекаемый» испытал острое желание впечататься со всей силы лицом в стекло, однако по причине природной сдержанности делать этого не стал.       Ян объявил очередную остановку на обочине для оправки естественных потребностей. Развесёлая и заряженная наливочкой по самоё не балуйся компашка ломанулась через плотные кусты в лес. Михаил выбрался из микроавтобуса на «подышать» в надежде унять тошноту и тревогу. Соня сидела рядом с водительским креслом недвижно, глядя прямо вперёд словно анорексичная версия Ждуна, даже чипсы и прочие снеки поглощать перестала. Столько усилий, лишь бы «не замечать» бросаемых Мишей взглядов, вследствие чего сам собою возникал вопрос, с чего бы вдруг такое её поведение?       — Миха, ты как? Всё ещё укачивает? — участливо поинтересовался ангелоподобный Ян.       — Есть такое, — не соврал Михаил, без особой надежды глянувший на мобильный, который по-прежнему был не в сети. — Слушай, а когда телефон начнёт хоть что-то ловить?       — Никогда! — превесело ответствовал красавец. — В этой тьмутаракани сотовых вышек не густо.       От таких новостей у Миши, судя по ощущениям, даже кора головного мозга покрылась инеем. Это куда ж его вывезли?! Сплошь леса дремучие, и за каким-то чёртом проложенная сквозь них асфальтовая дорога… Их всех прямо здесь прикончить да прикопать можно – никто никогда не найдёт… Возникло острое желание закатить истерику с требованием вернуть его немедля домой! Вот прям сейчас же сесть в машину, развернуться и отвезти туда, откуда взяли!       Из зарослей вальяжно потянулись прочие приглашённые, передавая друг другу из рук в руки сигаретку, чей дым был отнюдь не табачным. Вся компания пребывала в приподнято-расслабленном состоянии, и стать «тем самым жирным козлиной, что обломал им кайф»… Э-эх, вот ей-богу, на его могильном камне так и напишут: «Помер от излишней тактичности». Хотя кто напишет-то?! Никто ж не знает, где он вообще…       — У нас там оптоволоконный интернет и вайфай имеется, — легла на плечо паникёра-тихушника ободряющая рука Яна.       — Всё-таки «у вас» – это где? — чуть воодушевился на маркеры цивилизации Мишаня. — Название имеется?       — Кошница.       — Кошница? Погоди, знакомо как-то звучит… Ну да, у меня ж коллега оттуда!       — Уверен? — эдак странновато улыбнулся Ян.       — Ага, ведь он на каждом корпоративе набухивается и давай про своё родное Приднестровье… Оу, не, погоди: настолько далеко уехать мы точно не успели бы.       — Мы всё ещё в пределах Ленобласти, дружочек. — Аккуратно, на грани нежности, ангелоподобный стиснул объёмное Мишино предплечье.       — Совпало, значит… Забавно, что вообще в наших пенатах затесалось такое мягкое название. Помнится, это значит «корзина», — сглаживал как мог неловкость Миша.       Ян пожал плечами и, уже направляясь обратно к водительской дверце, ответил:       — Может, на приднестровском оно и означает «корзина», но наше-то сербского происхождения.       До смешного странное «на приднестровском» вызвало у Михи острое желание переспросить: «На каковском?!», однако кое-что было ещё острее:       — И что оно означает на сербском?       Красавец одарил лишь улыбкой в стиле Моны Лизы да полез усаживаться за руль.       — Оно означает «улей»! — злобно рявкнула неожиданно выглянувшая из окна София.       — Улей – типа пчелиный улей? — чисто с перепугу от её выкрика стал уточнять Миша.       — И-именно! — ядовито продолжила Софа. — Даже матка имеется, только не та, что у бабёнок, ха-ха!       — Сонечка, — почти елейно одёрнул её жених.       — Да пошли вы! — не поймешь кого послала Соня и махом выдула с полбутылки «фирменной» прямо из горла.       Мишаня весь съёжился от пробежавшего по его коже мороза, словно бы сейчас не душноватый летний вечер, а зима, лютая, безжалостная.       — Эй, жиртрест! — заорал из недр микроавтобуса любитель грудастых русалок. — Ты залезать собираешься или мы дальше без тебя?!       Оказалось, что все уже расселись и теперь дружно ждут его одного. Михаил взошел на ступеньку микроавтобуса словно на эшафот…       Вновь за стёклами понеслись непроходимо глухие леса и ползущая сквозь них гибкая змея дороги. Вокруг до боли ярко-золотой сердцевины солнца раскинулись истерзанные о пики елей рваные лепестки закатной фуксии. Миша же старательно ударял себя по внутреннему камертону, пытаясь настроиться на вайб: мол, уходить из жизни таким образом куда как занятнее, чем подыхать в одиночестве в старой питерской двушке. Получалось не особо, ведь он не знал, как именно придётся уходить из жизни… смерть смерти рознь. Добро бы фантазия на данную тему оказалась не особо развита, но, как назло, он пересмотрел кучу фильмов в жанре «трэш», и пока всё шло согласно классической для них сюжетной завязке: компания нетрезвых молодых людей отправляется за город, а там…       Едва зарождающиеся белые ночи сопротивлялись сколь могли, не подпуская настоящие сумерки вплоть до того, пока Ян не остановил машину у краткой вывески на въезде: «Кошница». Пока массивные ворота медленно ползли в сторону, Миша успел заметить невероятную высоту глухого забора в стиле секретного объекта, простирающегося в дальнюю даль. Но ещё более пугающим оказался рукотворный рисунок на заброшенном полустанке бывшей автобусной остановки неподалёку: на потрескавшейся бетонной стене, поросшей тёмно-зелёным мхом, красным баллончиком был явлен сам Сатана! Над канонически рогатой его головой парила перевёрнутая пентаграмма с подтёками «под кровь». Владыка тьмы был воплощён не слишком-то искусно, но очень уж от души: он так зябко кутал в крыльях на манер летучей мыши свои могучие плечи, что у Михаила внутри всё похолодело… неизвестный художник взывал, предостерегал, но было уже поздно: венерина мухоловка захлопнулась – за микроавтобусом гулко затворились ворота…       Ян вырулил на дорогу, параллельную двухэтажной застройке, и повёл вдоль неё. Гости возбуждённо загомонили, предвкушая скорое окончание пути. Михаил сидел тихо, на автомате «держа лицо», но в мыслях беспрестанно соскальзывая вглубь этого закрытого во всех смыслах посёлка.       Однотипные домики одинаково светили лампами под козырьками идентичных террас. Зубцы туй, служившие каждому из дворов живой изгородью, беспощадно пилили этот свет за окном на протяжении всей нескончаемой улицы. Миша затруднился бы ответить, чего хочется больше: чтобы они поскорее приехали и наконец напоролись на свою обреченность или же растянуть этот пищеварительный тракт, поглощающий их жизни, ещё хоть на чуточку. Но что бы он там для себя ни решил, а только домики закончились, на горизонте снова показался лес, к которому и направился микроавтобус.       — Эу! Куды это мы?! — насторожился мужлан.       Миха даже проникся к нему благодарностью, что он здесь не единственный, кто чует подвох.       — Скоро всё увидите, не переживайте, — с мягкой весёлостью успокаивал Ян, словно бы поглаживая своим голосом, как делают опытные мясники перед забоем скота.       В этот самый момент Михаил окончательно уверился: они умрут здесь все до единого.       Деревья смешанного леса надвинулись по бокам, стало совсем темно, только фары подсвечивали по-прежнему идеально асфальтированную дорогу. Справа неожиданно блеснуло – растущий серп луны обзавёлся рябым дублёром, отразившись в лесном озере. Машина, судя по всему, обогнула этот водоём, проехала чуть вглубь и неожиданно оказалась на самой настоящей парковке. Огороженный бордюром прямоугольник с фонарями по периметру был выложен серой брусчаткой, а парковочные места расчерчены светоотражающей краской.       Стоило микроавтобусу заглушить мотор, как к нему подоспели статные парни, одетые в тёмно-зелёную униформу в китайским стиле: прямые штаны, приталенный верх без рукавов со стойкой, от центра которой к пройме шла косая застёжка, поблёскивающая нарядным шнуром да мелкими пуговками. Соловом, в таком прикиде незазорно было бы выйти на большую сцену выступать. «А эти красавцы здесь, простите, кто?» — подумалось Михаилу.       — Так, — принялся разъяснять Ян выходящим из машины гостям, — сумки отдаёте ребятам из персонала, они вам выдадут ключи от домиков, где вы будете ночевать. Свои вещи найдёте уже там.       Миша в ожидании осторожно огляделся по сторонам, но толку с этого было мало: за чертой освещённой парковки лес казался чернильно-чёрным. До него уже почти дошла очередь, чтобы на сумку налепили стикер с номером, а в руки сунули ключи с аналогичными цифрами на брелке, но тут его за локоть притянул к себе Ян.       — ВИП «Орхидея», — тихо скомандовал.       Понятливый, способный запросто потягаться по привлекательности с этим ангелом парень в униформе кивнул и, недолго покопавшись, почтенно протянул ключи. Брелок на них оказался прозрачным покатым овалом, в котором застыл цветок причудливой орхидеи.       — А теперь все идём прямо вдоль озера! — громко позвал Ян приглашённых. Любовно взяв Софию за руку, он повёл всех за собой.       Михаил какое-то время поглаживал пальцами отшлифованный брелок, используя его тем самым в качестве антистресса, однако тактильной терапии хватило ненадолго – с каждым шагом он напрягался всё больше в этом далёком-далёком от его дома лесу. Глаза уже приспособились к сумраку, но утешить взор решительно было нечем: неопознаваемые лиственные напирали сверху могучими кронами, гигантские ели злобно тянулись огромными игольчатыми лапами, жуткие витиеватые корневища настойчиво подбирались к плотно утоптанной суглинистой дорожке, по которой они ступали, а сбоку от недобро темнеющего сквозь жидкий туман озера тянуло сыростью и тиной.       Даже нетрезвая компашка притихла от такого антуража, а Михаил и вовсе обратился в слух, ожидая вот-вот различить свист пули или стрелы. А может, метательный нож или топорик прилетит? Всё зависит от того, какой тип охоты является признаком хорошего тона у здешних мажоров. Заинтересованы ли они на предмет донорских органов или им и без продажи человеческих запчастей небедно живётся? В цене быстрое чистое убийство в стиле «они даже не успели понять» или, что более вероятно, длительный загон живой «дичи», издевательства, насилие и пытки? Сколько вопросов, да и ответы на них не порадуют, остаётся только идти, прислушиваясь к каждому шороху, будто это хоть чем-то сможет помочь…       Тут кое-что и правда стало слышным, только страшного в этих звуках не было ничего, ведь это была музыка – лёгкая, манящая. А ещё стоило подняться на вершину покатой горки, как внизу сквозь тьму прыснуло тёплым свечением – словно бы скопление крупной росы сверкало на ветвях деревьев да кустов. Все гости, как и сам Миша, точно околдованные потянусь к этому сиянию – бабочки послушно полетели к огню…       Чем ближе они подходили к источнику света в низине, тем отчётливее перед ними вырисовывалась база отдыха, благодаря чему флёр сверхъестественности стал спадать. Сперва стали различимы будто бы парящие в воздухе на разной высоте деревянные домики со стилизованными под пагоду крышами. Потом показались изящные, мягко подсвеченные изнутри вогнуто-конусной формы чумы из какого-то современного материала нежно-лилового цвета. Вскоре стало понятно, что огоньки – это крупные лампочки гирлянд, подвешенные тут и там, обвивающие лесенки, ведущие к домикам-пагодам, которые, само собой, не висели в воздухе, а весьма органично облокачивались на деревья-великаны и опирались на сваи из сруба.       Всё отчётливее слышалась музыка – незатейливая, мантроподобная, амбивалентно расслабляюще бодрая, под которую так и тянуло начать чувственно пританцовывать. Восхищённо озирающиеся по сторонам приглашенные пошли на эти звуки как на манок. Их источником оказалось утопленное вглубь лесных зарослей внушительных размеров двухэтажное здание из сруба – эдакий невообразимый гибрид гигантской русской избушки и буддистского храма. У самого его разноцветно-ярко подсвеченного парадного входа показалось несколько изящных девушек в тёмно-зелёных коротеньких узких платьицах с разрезами по бокам и с такими же косыми застёжками и воротничками стойкой, как у парней из персонала. Красивые как куколки улыбчивые девчули плавно водили точёными бедрами в такт волшебной музыке, делали приглашающие знаки руками, удерживали в распахнутом виде огромную двухстворчатую дверь из тёмного непрозрачного стекла. Можно ли было отказать этим зазывающим нимфам? Может, и можно, только никому из новоприбывших это даже в голову не пришло, ведь все они зачарованно потянулись внутрь здания, а там…       Да, размах у здешней «золотой молодёжи» был по истине солидным! Пройдя небольшой вестибюль, все оказались в огромном зале, наполненном звуками, вкусными запахами, волнительным полумраком и оживлённым разгульем. От центра купола крыши лучами расходились, спускаясь вниз, длинные шёлковые ленты, унизанные красными мягко светящимися китайскими фонариками с причудливыми висюльками. По обеим сторонам от входа в бока уходили деревянные лестницы с затейливыми резными перилами, ведущие на второй этаж, представляющий собой огромный балкон по всему периметру зала. Там виднелись бесчисленные разнокалиберные столики, по большей части уже занятые веселящимися людьми.       Над самим входом расположилась навесная сцена, где сейчас хозяйничал диджей за навороченным пультом и потчевал всех присутствующих той самой бесхитростной, но такой притягательной музыкой. Впрочем, не электронной музыкой единой: судя по обилию порталов, звуковых мониторов, микрофонных стоек, а главное, из-за полноценной барабанной установки посередине становилось понятно, что здесь с комфортом может целый ансамбль выступать.       На первом же этаже прямо по курсу размещались длинные шведские столы, безо всякого преувеличения ломившиеся от всевозможной снеди: многоярусные тарелки, салатницы, соусницы, пиалы, электрически подогреваемые ёмкости и прочее были наполнены едой на любой вкус, под любые запросы. Едва что-либо опустошалось уже пирующими там гостями, как блюда немедленно пополнялись расторопными ловкими официантами обоих полов – дивными красавицами и красавцами, облачёнными в ещё более нарядную разновидность китайских нарядов тёмно-зелёного цвета.       Позади столов, в самой глубине зала, виднелся пустующий подиум танцпола. Видимо, вечеринка стартовала совсем недавно и все пока что предавались оправданному чревоугодию.       Все страхи-тревоги мгновенно были вытеснены восторгом и разыгравшимся аппетитом. «Да и вообще, напридумывал себе всякого! Стыдоба… Вон как народ отрывается: ест и пьёт будто не в себя!»       Пора бы ко всем им присоединяться, но культура в Мише пока держала линию обороны, и он поинтересовался у Яна, где туалет, чтобы вымыть руки после дороги. Тот кивком подозвал одного из очаровательных парней в униформе и велел проводить.       Блондин, в котором угадывалось нечто скандинавское, элегантно приобнял гостя за то место, что должно быть талией, но ею давным-давно быть перестало, и мягко повлёк обратно к выходу. Оказалось, что в заветные «М» и «Ж» можно было попасть из вестибюля, завернув в боковые проходы по обе стороны, которые Михаил даже и не заметил сперва. Как-то по-особому нежно, самыми кончиками пальцев, красавец из персонала подтолкнул провожаемого в нужном направлении, одаривая сногсшибательной улыбкой. Чувствуя, что по-юношески краснеет, Миша поспешил упрятаться в клозете.       Внутри всё оказалось неожиданно под малахит. То есть он искренне надеялся, что всё это: плитка на полу и стенах, унитазы, писсуары, рукомойники — именно что умелая имитация малахита, а то ж реально перебор про дорого-богато получается… Оправив нужду, раз уж пришёл, Миха ополоснул руки душистым жидким мылом и брызнул на лицо холодной водой, пытаясь успокоиться. Поглядел на себя в ростовое зеркало, традиционно расстроился от вида своих габаритов, тяжко вздохнул, приободрил пятернёй чуть волнистую чёлку да потопал на выход.       «Скандинавец» ожидал его на том же месте, с той же улыбкой, только руки – такие чуткие, умелые – были в замке за спиной. Но стоило гостю приблизиться, как его снова приятнейшим образом подхватили и повели откушать. Блондинчик ненавязчиво предлагал то тарелку подержать, то салатику наложить, однако стоило Михаилу сказать смущённое «я сам», как тот угомонился, постоял в сторонке в ожидании, когда еда будет набрана в полном объёме, и галантно сопроводил на второй этаж прямиком за столик к Яну с Соней.       Хрустальный бокал на изящной высокой ножке с тонкой гравировкой ветки сакуры был уже доверху наполнен искрящейся рубиновой наливкой. Усевшись, Миха сглотнул набежавшую слюну – уже не терпелось поесть да выпить «фирменной»… Вдруг накатило ощущение, когда даже затылком чувствуешь на себе чьи-то пристальные взоры. Он покосил глазами в разные стороны, но ни на чьё внимание или любопытство не напоролся. Мысленно пожав плечами, списал всё на паранойю, кою взрастил на протяжении путешествия до места назначения. Звонко чокнувшись с женихом и невестой, махнул с полбокала да принялся уплетать. Еда была изумительной, свежей, яркой по вкусовой палитре, так что «медвежонок» подумал, что на сей-то раз точно уделает Софу по скорости поглощения. Но чёрта с два! – она уже отослала официантку за добавкой.       — Тебе тоже не обязательно спускаться вниз – всё принесут, — ласково предложил Ян.       Миша не знал, что именно ему принесут таким манером, но предсказуемо согласился. «Ангел» натурально воссиял на такую покладистость, подбодрив:       — Ты кушай, прям вот как следует ешь! Даже не думай стесняться!       — Да я не стесняюсь, — несколько покривил душой Михаил. — А если ты беспокоишься на предмет того, что я могу утратить свои соблазнительные формы, то не стоит. Я никогда особо не худею, даже если жрать нечего, ведь всегда можно поесть самого себя!       Софа выдала краткий смешок и закусила его сочным куском мраморной говядины, Ян же сидел над почти нетронутой тарелкой и любезнейше улыбался, скорее всего опять не поняв шутку.       Ладненькая, невысокая, пухленькая девушка в тёмно-зелёном вынырнула сбоку, проворно наполнила бокалы «фирменной» и вновь удалилась, но Михаил успел заметить её необычные глаза – с азиатским разрезом, при этом по-европейски большие и голубые. Только он повернулся, чтобы рассмотреть её получше, как перед ним предстал высокий юноша негроидной расы. Радужки его глаз показались светло-зелёными. Он аккуратно поставил огромную тарелку из нежно-розового фарфора, наполненную разнообразными яствами, потом подал изящные столовые приборы, подозрительно напоминающие настоящее серебро, а прежнюю посуду, принесённую гостем снизу, шустренько прихватил и унёс.       Миша чокнулся, отпил и продолжил есть, но уже не столь жадно – всё-таки первый голод был утолён. Пережёвывая со вкусом, он поглядывал по сторонам, любуясь изысканным интерьером, в котором повсеместно угадывалась азиатская эстетика. Наглядевшись, переключился на присутствующих и вскоре пришёл к некоторым неожиданным выводам. Начать с того, что равенством тут и не пахло: тонкий фарфор, серебро и хрусталь ручной работы полагался далеко не всем, а скорее уж мало кому – присутствовал подобный шик только на центральном балконе, где они и сидели. Расставленные здесь на порядочном расстоянии друг от друга кованые круглые столики со столешницами из красного стекла по большей части пустовали. На сторонах же справа и слева всё обстояло несколько попроще: прямоугольные и квадратные столы из цельного деревянного массива почти битком забиты людьми, которые довольствовались обычной, хотя и очень приличной сервировкой. Добавки с первого этажа официанты им не подносили, но «наливочку» подливали более чем исправно.       К слову, об обслуживающем персонале. Судя по всему, отбор сюда жёстче, чем на конкурсах красоты, однако при этом соблюдалось потрясающее разнообразие: представлены все виды рас, национальностей, телосложений и типажей. Как и еда, девочки с мальчиками в тёмно-зелёном, если так можно выразиться, были на любой вкус, к тому же высочайшего качества.       Получалось так, что почти все гости вечеринки выглядели дешёвыми грубыми поделками на фоне фирменного эксклюзива принимающей стороны. Вот только к чему мечется весь этот бисер перед свиньями? Явно быдловатый контингент не особо проникся величественным окружением и по мере накачивания «фирменной» вёл себя всё более беспардонно.       Михаил, увидев, как отталкивающего вида детина принялся откровенно лапать официантку, разливающую рубиновый алкоголь по опустошённым стаканам, сам того не замечая, выдал своим лицом целый спектр эмоций: брезгливость, расстройство и сочувствие. «Ну и работёнка у бедной девочки», — подумалось ему, глядя на то, как красавица непробиваемо профессионально улыбалась.       Неприятно несправедливую сцену ему перекрыл подошедший официант, эдакий худощавый фем-бой среднего роста, с длинной чёлкой на косой пробор. Он принёс ему и Соне по порции тирамису, а пока изящными движениями прибирался за их столиком, Миша волей-неволей залюбовался на его тонкие запястья с просвечивающими жилками сквозь мраморно-белую кожу. Кинув украдкой взгляд, обнаружил на чувственных губах мягкую безмятежную улыбку, будто бы мальчик безгранично счастлив быть здесь и сейчас, выполняя всю эту работу.       «Что здесь всё-таки происходит? Почему такие прекрасные люди тратят свою жизнь на подобную деятельность? С такой внешностью обычно пытаются сделать карьеру, а не харчи разносить, терпя щепки и шлепки по заднице ото всяких похабных мудаков! Неужто ли настолько много платят, что можно и потерпеть?!» Размышляя, Михаил поднял глаза на Яна и вдруг поймал себя на мысли: а в чём принципиальное отличие между красавцем Яном и не менее обворожительным парнем из персонала? В том, что один в дорогущем костюме-двойке, а второй в великолепной, но униформе? «А если их переодеть – будет разница?» Поколебавшись пару секунд, решил, что всё же да, будет. Осталось понять в чём. Что ж, начать следует с того, а почему, собственно, Ян – «ангел»? Может, потому что Миша уже видел подобное лицо на картинах Боттичелли? Именно! Ведь благодаря этим прекрасным андрогинным юношам, окружающим Мадонну, он ещё в пубертате осознал, что он таки «по мальчикам».       Девушки и парни в тёмно-зеленом имели одну общую, можно сказать, черту: излишнюю идеальность, которая неизбежно приводила к усреднённости, оттого-то даже привлекательность становилась выхолощенной. Получалось так, что в первые минуты любуешься, но стоит отвернуться, как уже и забываешь. Помнишь только, что «красивое», но что конкретно? Отсутствие индивидуальности – вот что! Даже различия в фигурах, оттенках кожи, волос или глаз положение не спасали. Чтобы красота стала незабываемой, ей нужен изъян. «Ян и его изъян», — тихонечко проговорил Миша и хихикнул в рубиновую жидкость бокала. Придраться можно лишь к следующему: чуть широковато расставленные глаза, излишне вырезанные нервные ноздри, слишком светлые и тонкие на концах вздёрнутые брови. А как итог, Ян был исключителен, изумителен… ангелоподобен. Прибавим к этому чарующий мелодичный голос, деликатную манеру выражаться и – у-у-у… «Но! Он занят! Точка! Э-эх…»       — Миха, ты как? Насытился пока? — словно считав какие-то из его мыслей, поинтересовался Ян.       — Насытился?! Да ещё чуть-чуть и я лопну – неделю будете стены отмывать! — заверил «медвежонок».       — Вечер только начался, так что пируем! А пока, как я говорил ещё в городе, нам с Соней и нашим друзьям нравятся именно такие люди, как ты. Ты не против познакомиться с некоторыми ребятами из нашей с ней компании?       — Ну, сейчас махну ещё красненькой для храбрости и погнали знакомиться! — прикрыл волнение весельем Миша и чокнулся с новоприобретёнными приятелями.       Стоило им опустошить бокалы, как парочка поднялась из-за стола. Ян отошёл к одному из ближних столиков, где кто-то сидел, а Софа, зайдя Михаилу за спину, наклонилась, тихо проговорив на ухо:       — Удачи, Тедди Бир, чем бы таким она для тебя ни являлась.       И тут же отошла, ведь вернулся Ян, ведя за собой мужчину, с которого в далёком прошлом все мастера наперебой сорвались бы ваять статую какого-нибудь греческого божества.       — Михаил, это Мирослав, наш староста, так сказать. Ну, не буду вам мешать! — выдал «ангел» и спешно порхнул за соседний столик, где уже устроилась София.       Миша потерялся мгновенно, не зная, каким образом себя вести, как глядеть, куда руки девать. Впрочем, задачу с руками ему почти сразу помог решить присевший напротив Мирослав, накрыв их своими.       — Здра-авы будете, — бархатно протянул полубог с бронзовой кожей. Мишка уставился на длинные смуглые пальцы с безупречным маникюром, что любовно поглаживали его «сосископодобные», как сам он их называл, и стушевался ещё сильнее, поражаясь такому нежданному интересу к своей непрезентабельной персоне. — Сердцу моему лепо, что вы к нам сегодня пожаловали. Надеюсь, вы находите убранства наши пригожими, а яства любезными чреву вашему.       «Эк завернул!»       Батюшки, да судя по тому, что прямо сейчас разыгрывалось, с ним не просто знакомились – его в открытую клеили, хоть и с каким-то старославянским подвывертом. Но на хрена, спрашивается, когда вокруг столько дивных парней?! Зачем кому-то, тем более такому распрекрасному, может сдаться эдакий «косолапый», как он?.. А-а, ну разве что у них тут некое пари из серии «кто первым трахнет того самого толстяка»! Грустненько. Остаётся разве что порадоваться, что сразу раскусил суть ловушки, а не повёлся, став всеобщим посмешищем.       «М-да, спасибо тебе, Ян, спасибо тебе, Софа. Большое, блядь, спасибо! Ну хоть похавал вкусно…»       Желая сообщить, мол, кина не будет, Михаил открыто посмотрел полубогу в лицо, но не успел вымолвить ни слова, как залип на невероятную синеву его очей. А вот тут… что-то начало происходить, какое-то странное ощущение, нечто на уровне психологического восприятия, перетекающего в физиологическое: давление, нажим, попытка вторжения… Страх вернулся мгновенно! Оказалось, что он вовсе и не исчезал, а лишь выполнял длинный вираж бумеранга. На сей раз Миша испытал острое желание сопротивляться этому всему, чем бы оно ни было! Секунда… другая – и он выдернул бы свои руки из-под чужих, но… синеглазый опередил его, вскочив. Скомканно извинившись, резко сбежал. Оставалось только ошеломлённо хлопать ресницами, что Мишутка и делал, пока к нему снова не подошёл Ян уже с другим своим приятелем, заявив:       — Ой, слушай, не принимай на свой счёт, у него там дела неожиданно образовались. Познакомься пока вот с Елисеем.       Елисей оказался худощавым, эльфоподобным платиновым блондином с длинными прямыми волосами, который гибко уселся на освободившееся место. Он улыбнулся самыми уголками тонковатых губ и с ленивой вальяжностью, словно бы пропевая слова, произнёс:       — Яня прав: на Ми́ру нет смысла обижаться или ещё чего-то там. Просто он слишком долго тут и… скажем так – перетусовался. Всему же есть преде-ел. Выгорает, бедня-яга, а всё не везёт ему сезон за сезоном. Все мы, если честно, больше всего опасаемся застрять в одиночестве, как Ми́ра… В де-евках засиделся – так кажется говорится?       — Послушал бы я, где так говорится про здоровенного живописного парнишу?.. — прифигевши, отреагировал Михаил. — Вы меня простите, Елисей, но вы вот вроде на чистейшем русском излагаете, а я чёт не пойму толком ничегошеньки.       — Моя вина, Миша-а, — мелодично признался «эльф», странновато поставив ударение на последний слог в имени. — Давайте выпьем с вами за знакомство, да-а?       Выпить и впрямь было необходимо, ведь в такой ситуации без пол-литра «фирменной» хрен разберёшься! Поставив опустошённый бокал на стекло столешницы, Миха испытал некоторое облегчение.       — Лу-учше? — поинтересовался Елисей, словно бы сонно прикрывающий серые глаза пепельными ресницами.       — Вроде да, выдохнул. Я вообще, как мне кажется, несколько был не в себе. Хотя, чему тут удивляться: кто вот в этом вот захочет быть?! — задал Миша риторический вопрос, растопыренными пальцами демонстративно указывая на свою объёмную тушку.       Елисей на данную мизансцену не отреагировал от слова совсем. Михаилу же захотелось расколоть красное стекло столешницы лбом: кто бы знал, как он сам ненавидит все эти свои шуточки-прибауточки про собственный лишний вес, являющиеся натурально защитным рефлексом на упреждение чужих атак из серии «лупи себя, чтоб другим неповадно было»… Да, ему самому не смешно, но с каких пор не смеются другие?!       — Как в це-елом? Нра-авится у нас? — невозмутимо продолжил расспросы блондин.       — О-очень! Всё чудно, я бы даже сказал – роскошно! — честно признался Миша. — Я так понимаю, дизайнер или кто-то, кто за общий вид у вас отвечает, угорает по Китаю и его культуре?       — М-м? А-а, э-это… нет, просто сезон в таком стиле. В прошлом Индию обыгрывали… Скучно, поодиночке смертельно скучно и тяжко, вот они и развлека-ают нас как могут.       — «Они» это кто? — вновь подсознательно начал напрягаться «медвежонок».       — Да те-е, кто уже по парам. Им хорошо-о… мы так же хотим, и они об этом знают, сочувствуют и помогают чем могут. Яня вот у нас сва-аха номер один – львиную долю женихов и невест именно он и привозит. И мне не терпится уже проверить. Дава-ай?       — Давать что? — опешил Миха.       — На брудерша-афт! И не переживай: не захочешь – не поцелу-уешь.       Миша подумал, пока их бокалы вновь наполняли, что, вообще-то, с чего бы ему не захотеть поцеловать этого чуть снулого «эльфика»? Тот был хорош, чертовски хорош, хоть и молол нечто непонятное. Впрочем, может, он нормально изъяснялся, а просто это Мишенька уже солидно захмелел…       Аристократично тонкие пальцы перехватили ножку бокала и потянулись навстречу. Миша охотно переплёл свою руку с чужой, плотно соприкоснувшись запястьями, уже приник губами к ярко-рубиновому, как почувствовал на себе пристальный взгляд, в который и влип, едва только поднял глаза… Микроскопические трубочки всасывающими движениями принялись трогать его изнутри сознания, слепо тыкались по коже… под кожей! касались органов, лезли в вены, проталкивались в спинной мозг! Михаил отшатнулся – его резко затошнило от этих необъяснимых чувствований.       — Жа-а-аль, до чего же жа-аль, — запричитал Елисей, уже вставая из-за стола. — Ты такой хоро-ошенький, вот бы мне… э-эх, как жаль.       Миша часто-часто дышал через нос, всё ещё держа на весу едва пригубленный бокал, и провожал ошарашенным взором удаляющегося «эльфа». Тошнота понемногу отступила, но что, скажите на милость, снова с ним приключилось?! Он попытался воссоздать в памяти эти впечатления… Прощупывания? попытки обнаружить проход в самую его суть? или ещё чего?.. Это вообще было или ему померещилось? И если всё не более, чем игра его богатого воображения, то чего тогда второй уже по счёту ухажёр от него улепётывает?!       — Миш, это Петя наш, — провозгласил нарисовавшийся сбоку Ян, а за столик немедленно присел кудрявый брюнетик с телосложением альфа-самца из топовых боевичков девяностых.       — Бля-я, — не сдержался Михаил, не вывозя такого фантастического натиска.       — Ты такой сладкий! Я так рад, что Яник тебя привёз! Яник почти никогда не ошибается и мы всегда ожидаем именно его заезда! А ты прям пирожок воздушный! Зефирка нежная…       — Ты жрать, что ли, хочешь?! — оборвал непонятного льстеца Мишка.       Нет, в иной ситуации он, ей-богу, пусть и не повёлся, но как минимум несколько поплыл бы от подобных комплиментов… только не сейчас, когда всё стало таким необъяснимым и настораживающим.       — О-очень хочу жрать, — неожиданно похотливо выдохнул в ответ… «как его там… Петя?»       — Ну, в стиль сезона – китайский флаг тебе в руки. Там у вас на первом этаже хавки – разорви ебало! В чём проблема?       — В том, что я хочу сожрать тебя, имбирный пряничек! — выдал горячий брюнетик Петенька и кажется даже своими квадратными сиськами поиграл.       — Я не пряничек, я медвежоночек, и мне уже съели ножки, так что сбежать я не смогу… — неожиданно вспомнил Миша свой утренней кошмар. — Со-онь?! Соня! — оборачиваясь по сторонам, стал искать её, но Софы поблизости не наблюдалось.       — Можно я поцелую твои сахарные пальчики? — не унимался почти вульгарно шикарный гурман.       — А ещё чего? — растягивал время как мог объект потенциального поедания, всё ещё надеющийся найти Софию…       Её нет, и оттого ещё страшнее… будто именно эта болезненно худая девушка смогла бы его защитить. Но с чего он всё ещё доверяет ей?! Ведь именно с её помощью его привезли сюда и теперь намереваются нечто такое с ним сделать… Осталось только выяснить, что именно и кому это будет под стать.       — Ещё пососать их и вообще… пососать.       Михаил в виду всклокоченности своих нервов просто не смог не среагировать на подобную грубоватую провокацию. Желая одарить Петеньку, уже без спроса наминающего его «сахарные пальчики», кислой от скепсиса мордочкой глянул на кудрявого мачо и… бесчисленные жвальца моментально впились в плоть, кости, жилы, мозг, принялись терзать его, безжалостно кромсая, норовя проникнуть, пробраться, влезть!.. Миша только и успел, что повернуть голову на сторону, как его вырвало прямо на пол…       Он всё ещё отплёвывался, а Петя уже слинял. Зато Ян возник за спиной, наглаживая перенапряжённые мышцы дорого гостя.       — Пустяки! Не переживай! Всё-таки здорово тебя в дороге укачало – до сих пор аукается! — мягко лепетал утешительное.       — Куда ты меня заманил? Что вы со мною делаете?! — просипел надорванным горлом Михаил.       — Ты чего?! Тебе, видать, совсем худо… Обопрись на меня, у нас тут персональный туалет имеется. Умоешься – полегчает.       Туалет и на втором этаже был под мини малахитовую комнату, но Мише давно было не до эстетики интерьера. Он несколько раз сполоснул рот, умыл лицо ледяной водой и с удовольствием сейчас предался бы раздумьям на тему «какого хуя тут вообще происходит?!», но заботливый Яник стоял чуть ли не над душой, так что пришлось вместе с ним вернуться обратно. Вот только садиться за свой столик, рядом с которым уже успели прибраться, будто ничего и не случилось, он категорически отказался, а пошёл обниматься с колонной из цельного дерева, на которую опирался балкон.       Гостюшки за прямоугольными столами дурели уже на полную, усаживая себе на колени официанток и тиская официантов. Те не сопротивлялись, а только потакали и кокетничали, жизнерадостно улыбаясь. По всему выходило, что здешний обслуживающий персонал ещё и проститутки. «Такие миловидные, молоденькие и надо же – просто живая закуска для приглашённых маргиналов. Как же гадко и печально. Почему всё так?!»       А что же сам Михаил? Может ли он быть желанной добычей для местных мажориков? «Вот уж смешно, ей-богу! Какими же чудилами надо быть, чтобы позариться на такого толстяка?! Разве что этому есть некое объяснение…» В памяти всплыла информация из одного ролика на ютубе, где рассказывалось о какой-то особенной осе, что охотилась на паука. Она мастерски вонзала ему жало точнёхонько в нервный ганглий, отчего тот не умирал, но оставался парализованным. После этого оса откладывала в него яйца своих личинок и закапывала бедолагу в песок. Паук всё ещё будет живым к тому времени, когда личинки вылупятся и начнут поедать его изнутри… «Паучок жирненький? Так ведь это хорошо! Вот с каких пор это стало хорошо…»       — Миха, это Наташа, подруга наша, — послышался голос Яна сбоку.       — Да ты, должно быть, издеваешься, — устало пробормотал Миша с зажмуренными глазами, прижимающийся разгорячённым лбом к лакированной колонне, а в голове стучало, что Кошница – это улей!       — Я быстренько, Михаил. Чем чёрт не шутит, так что просто потерпите чуть-чуть, — отозвалась Наталья и без спроса обхватила его лицо мягкими ладонями.       Он знал, что, как и в истории с Вием, ничего хорошего его не ожидает, но всё-таки посмотрел в лицо той, которая так бесцеремонно взяла его в оборот. Породистая внешность, нос с небольшой горбинкой… а большего Миха не успел запомнить, ведь тончайшие жальца уже вонзились, впились в него как снаружи, так и изнутри, не оставив даже миллиметра его тела не атакованным… Голову противно повело… Отторжение, тошнота, возможно, была бы и рвота, но банально нечем теперь. Ната тут же отпустила, а Миша кулем сполз на пол, опираясь затылком о колонну, прикрыв пылающие, словно бы иссохшие глаза.       — Миха, кажется, тебе сегодня нездоровится. Давай провожу тебя в твой домик отдохнуть и поспать, — мягко стал стелить Ян, присевший рядом.       — Не хочу в домик, хочу домой.       — Я тебя отвезу хоть завтра с утра, если пожелаешь. А сейчас просто поспи. Тебе ничего не угрожает, уверяю тебя.       — Правда, что ль?.. Где Софа, Ян?       — Она отошла пока. Ей в этот раз почему-то особенно тяжело… видимо, тоже укачало.       — Ну конечно, укачало… За что же ты так со мной, ангелочек Ян?       — Я точно не ангел, Мих.       — Я догадался, Ян. И что теперь?       — Теперь ты поднимешься и пойдёшь отдыхать. Хочешь в вип-дом, а хочешь в навесной домик неподалёку или в чум. Куда хочешь? Там везде уютно и можно с комфортом поспать.       — А проснуться получится?       — Так, прекращай давай! Обхвати меня руками за шею и подъём!       Мишка утомился спорить, сделал, как велели, вскоре оказавшись на ногах. Спать захотелось неимоверно, так что он отключился бы прямо здесь, стоя, как вдруг… опять это ощущение вперившегося в него взора – будто б отверстия в нём проедает. Божечки, видимо эта ночь реально последняя в его жизни, ведь сил на самозащиту не осталось никаких.       «Да и хрен с ним, кто там ещё алчет моего зрительного контакта?! Жрите без соли и покончим на этом совсем!..»       Тонко очерченные выразительные скулы, тёмные прямые брови, удлинённые большие глаза с блестящей смолой радужек. Припухлые чувственные губы то собираются «уточкой», то нерешительно растягиваются в улыбку, отчего на щеках появляются даже не ямочки, а буквально складочки – и в такие моменты лицо становится совершенно по-детски прелестным. Но… эти длинные крепкие ноги, разворот плеч, солидные грудные мышцы, проступающие сквозь обтягивающую майку, талия-аномалия!       «Госпадя, какой же он!.. Все красавцы на его фоне дружно пошли лесом! Да как же так?.. Кто он такой… совсем ребёнок, поди…»       — Ты ведь Кай? — звучит чуть растерянное и удивлённое Яна.       — Да, — словно колокольчик в ответ. Только не металлический колокольчик, а тот, что в полях и садах цветёт.       «Какой он, ну какой же!..»       — Подойди, Кай. Только не спеши и будь осторожен. Сможешь?       — Да.       «Вот бы услышать от него нечто большее, чем краткое «да». И идёт он откуда-то сбоку, а не с понтовских столиков по центру. Где ты прятался всё это время, Кай? Какой же ты, Кай! Как ты таким вообще можешь быть, Кай! Кто мог только прознать, что именно таким ты и должен был стать?! А какие восхитительные у тебя руки – картины с таких писать! Конечно, с ними хочется соединиться своими… ты ведь не против? Да, не против, раз так счастливо улыбаешься! Знаешь, я даже не дрогну, если ты окажешься той самой осой, а я тем самым пауком. Пускай твои чудовищные детишки выедят меня изнутри – это будет моей платой за то, что ты сейчас заглянешь мне прямо в глаза…»       Крохотные тончайшие хоботки безболезненно, словно под анестезией, деликатно проскользнули в поры, удлиняясь, плавно потянулись вглубь, расползаясь из капилляров по всему кровотоку, заполоняя собой все жидкости, пронизывая все ткани, внедряясь в аксоны каждой нервной клетки… Это было проникновение проникновений, нечто сокровенное! Таинство, объединение… то, что безапелляционно расчленяет на «до» и «после».