В небесном пепле

      Кроули нетерпеливо постукивал пальцами по столу, уставленному резными фигурками красных и белых цветов: они обозначали силы сторонников Тюдора и союзников Ричарда Йоркского.      Генрих заканчивал позднее собрание. Последний совет перед генеральным сражением, как полагал Кроули. Утром они выступят против армии Ричарда и решающая битва двух претендентов на трон наконец случится. Тридцатилетняя война Йорков и Ланкастеров закончится смертью одного из них – Генриха или Ричарда. Победитель получит английскую корону, проигравший… Что ж, проигравшему повезет, если он умрет быстро.      Кроули нервничал. Он благополучно скрывал свое взвинченное состояние весь поход, но в ночь перед битвой его напряжение достигло предела. Проблема заключалась в том, что Кроули не был уверен в победе Генриха. Да, каждый в лагере Тюдора говорил о ее неизбежности, считая разгром Ричарда делом решенным. Даже Азирафаэль был в числе оптимистов. Но Кроули – нет.     Все шло слишком гладко. Их план реализовывался именно так, как они хотели. Это было ненормально. По опыту Кроули (или скорее по его предчувствию), что-то обязано было пойти не так.      Собрание кончилось. Азирафаэль и Кроули, переглянувшись, покинули шатер Генриха одними из последних. Они оба подбодрили Тюдора, сказав, что абсолютно убеждены в успехе завтрашнего дня. Кроули лгал, впервые он открыто лгал Генриху в таком важном вопросе.     Когда они с Азирафаэлем вышли в ночь, уже пробило полночь, и темнота с туманом плотным кольцом окутали подножье крутого склона Эмбьон-Хилла, где размещались армии противников. На расстоянии мили от лагеря Генриха в ночной тьме светили огни многочисленных факелов – барон Стэнли со своей частью войска ждал битвы поодаль от остальных союзников.      Кроули и Азирафаэль мерно шли к шатру последнего. Он располагался несколько дальше центральной части лагеря. Вообще-то, у Кроули тоже был шатер, но его за ненадобностью перестали раскрывать, избегая лишней возни. Генрих всегда находил своих советников вдвоем в шатре Азирафаэля, в котором Кроули без малейшего зазрения совести пользовался гостеприимством Ангела. День они проводили в походе, ночью же Кроули спал на раскладной кровати Азирафаэля, а сам Ангел, не желая тратить свое время на такое поразительнейшее изобретение человечества как здоровый сон, читал часы напролет вплоть до самого рассвета.     – Что ты скажешь своим, когда Генрих одержит верх? – прервал их уютное молчание Азирафаэль, пока они в кромешной темноте искали путь к его шатру.     «Если одержит верх, Азирафаэль…»    – Скажу, что подорвал многовековые английские традиции, возведя на престол валлийского парня без денег и власти, знатность рода которого подвергается сильным сомнениям, – подумав, ответил Кроули. – И еще скажу, что ради укрепления своего положения Генрих будет вымогать деньги у епископов по всему королевству вместо того, чтобы поощрять богоугодные пожертвования. Моим должно понравиться такое. А ты?    – Ну, я заявлю, что Генрих восстановил в стране долгожданный мир, сведя на нет войну и убийства. Добавлю, что в перспективе он планирует укрепить отношения с Бретанью и Францией, развить образование, науку, организовать заморские экспедиции и… – Азирафаэль выдохся, не зная, что еще перечислить. – И сам по себе он – образец гуманизма нового времени!    – Образец гуманизма? Феерично ты закрутил. Но в целом, я думаю, неплохо.     – Спасибо, – кивнул ему Азирафаэль. – Теперь для нас главное одолеть Ричарда, и все будет позади… Мы должны победить, Генрих должен победить. Я правда верю, что он справится.     Кроули промычал что-то в подтверждение, но, судя по нахмурившемуся лицу Азирафаэля, звучал он не больно убедительно.    – Кроули, что такое? – проговорил Ангел с тревогой в голосе. – Тебя что-то беспокоит?     Кроули посчитал, что отнекиваться дальше не имеет смысла. Ночь накануне битвы – не лучшее время для высказывания опасений, но другой может больше и не представиться.     – Стэнли, – лаконично произнес он.    – Предательство барона? Но Стэнли принес Генриху клятву, что выступит за него! – горячо возразил Азирафаэль.     Кроули поморщился.    – Все эти ваши клятвы, красивые слова, преклоненные колени – просто шелуха, которая досталась человечеству от рыцарства как какой-то аппендикс. Сын Стэнли все еще в заложниках у Ричарда, помнишь? Этот факт будет поважнее ваших обещаний. Никакие клятвы не помогут удержать Стэнли, если завтра Ричард на глазах у отца прижмет клинок к горлу сына.     – По-твоему, Стэнли переметнется к Йорку? – недоверчиво уточнил Азирафаэль.     – Не знаю! – воскликнул Кроули и указал пальцем на горящие огни лагеря Стэнли. – Зачем барону вставать в стороне от Генриха на целую милю? Говорю тебе, он сомневается, не иначе! Вот сколько людей есть у Стэнли?     – Три тысячи точно.    – Видишь? Это почти половина армии Тюдора. Представь, что будет, если Стэнли отдаст приказ своим войскам идти в бой не на Ричарда, а на Генриха.     – Мы проиграем, – голос Азирафаэля стал тише.    – Это еще мягко сказано.      Они подошли к шатру, благо Ангел оставил там свет, отчего отыскать его не составило большого труда. Прежде чем зайти внутрь, Кроули обернулся к Азирафаэлю.    – Может я и не прав, – сказал он, действительно, надеясь на ошибку в отношении Стэнли. – Кто знает, вдруг этого барона не слишком волнует жизнь сына по сравнению с привилегиями, обещанными Генрихом за верность?     Азирафаэль качнул головой.     – Не знаю, Кроули. Но мы опять ставим все на человеческий фактор.      Кроули первым переступил условный порог шатра, на ходу отвечая:    – Таковы люди, Ангел. Что мы можем подела…     И умолк на полуслове.      Она была убийственно красива, как и всегда. Походный костюм цвета сухого вина обтягивал ее стройную фигуру. По насыщенным тканям стекала кольчуга, отсвечивающая своим острым блеском. Ее красные волосы были завиты в тугие косы, что напоминали окровавленных змей, ползущих по спине. Она сидела на черном табурете и, уперев локти в колени, полировала меч. То, с какой страстью она двигала по нему рукой, могло бы показаться смертным эротичным и возбуждающим, но у Кроули представшая сцена вызвала только омерзение.     – Ты, – выплюнул он так, словно в его рту оказался смертоносный яд. – Война.     Она взглянула на него из-под густых ресниц, в багровой радужке ее глаз сверкнул игривый блеск.      Кроули непроизвольно выкинул в сторону руку, преграждая Азирафаэлю путь. Но было поздно, Ангел уже зашел в шатер вслед за ним.    – Демон, – в тон Кроули ответила она, оскаливаясь в улыбке. Война посмотрела ему за плечо. – Ангел.      Ее улыбка стала шире.     – Зачем ты здесь? – прохрипел Азирафаэль.     Кроули не отводил настороженного взгляда от Войны, однако всем телом почувствовал, как напрягся Ангел позади него.      Война провела рукой по острию и от души рассмеялась. В ее смехе Кроули почудился лязг оружия вперемешку с криками погибающих людей.     Она задорно оглядела Азирафаэля.     – Зачем я здесь? Ты же кажешься таким умным, ангел, неужели не можешь сообразить? – Война отложила меч, поднимаясь с табурета в полный рост. – Завтра намечается грандиозное веселье, которое я не могу упустить. Кто знает, что может пойти не так.      Кроули ощутил, как по его спине пробежал холод.     – Азирафаэль спросил, что ты делаешь в его шатре, а не на Босвортском поле, – резко ответил он.      Проницательный взгляд Войны сместился с Ангела на него. Она вытянула губы в отталкивающей усмешке.     – Знаешь, демон, а ведь я пришла поблагодарить вас, – выдохнула Война.      Азирафаэль толкнул руку Кроули и широким шагом прошел вглубь шатра. Война вскинула брови. Кроули последовал за Ангелом. В самом деле, к чему топтаться у порога их шатра, позволяя нежданной гостье завладеть положением?    – Поблагодарить нас? – произнес Азирафаэль так язвительно, насколько для него это было возможно.      Войне пришлась по душе его реакция. Не думая отвечать, она прогулялась по шатру, осматривая его скромное дорожное убранство. И пока Война нагло крутила в руках чужие кубки, Кроули поймал взгляд Азирафаэля и указал на меч в ножнах Всадницы. Ангел отрицательно дернул головой. Это был не его меч.      Вдруг Война круто развернулась, успев поймать их немые переглядки.     – Да, ангел, поблагодарить. Признаться, вы оба меня удивили, – она скрестила руки, облокачиваясь поясницей на стол. – Я была очень далеко от этого сырого острова, когда узнала, что кое-кто уже выполнил за меня мою работу. Сознаешь ли ты, ангел, всю разрушительную мощь той силы, которой дал жизнь?     – Эй! Между прочим, я тоже участвовал! – заявил Кроули, делая шаг вперед.      Война вновь противно ухмыльнулась. Она провела ладонью по плечу Кроули, в то время как глаза ее были прикованы к Азирафаэлю.      – Я не про Войну Роз, глупый Змий. Я говорю об огненном мече. Ангел дал его человеку в Эдеме, и появилась я.      Азирафаэль побледнел. Кроули знал, что Война пытается надавить на больное. Нашла уязвимое место. Кроули не позволит ей ковыряться в этой ране.     – Он дал людям тепло и свет, – сказал Кроули. – Войну они выбрали сами.      Всадница склонила голову, коса скользнула на ее плечо.    – Может да, а может и нет, – протянула она. – Правда в том, что ты, старый Змий, тоже не знаешь этого наверняка. Но, как бы то ни было, люди обожают меня. В своей свирепости, алчности и тупости они находят меня прекрасной.      Азирафаэль странно вздрогнул на этих словах. И он сказал с суровостью, которой Кроули прежде от него не слышал:    – Не тебе судить их. Ты лишь чудовище, состоящее из жестокости и ненависти. Кровь, мрак и смерть – вот все, что тебе известно о жизни. Тебе никогда не понять их до конца, как бы ты ни старалась.      Война на его выпад только развела руками, но Кроули заметил, что Азирафаэль каким-то образом задел ее. Зрачки Всадницы сузились.     – Я та, кто я есть. И я признаю это. А вот кто ты, Страж Восточных Врат? – Война оттолкнулась от стола и сделала шаг к Азирафаэлю. – Знают ли Небеса, в какого мятежника превратился их полевой агент?     – Он не мятежник, – рявкнул Кроули. – Все мятежники пали, да будет тебе известно!     – Но твой ангел не любит играть по правилам, – возразила Война. – Вы оба не любите правила, иначе не водились бы друг с другом столько лет. Вы сопротивляетесь игре, препятствуете любой шахматной партии – будь то Йорки и Ланкастеры или ангелы и демоны.      Кроули растерялся, он не знал, как отразить такой удар, ведь здесь Война была по-своему права – по крайней мере, насчет него.      А она не унималась:    – Ты же в курсе того, что случается с мятежными ангелами? – обратилась Война к Азирафаэлю и с наслаждением процедила: – Их крылья горят.     Кроули страшно захотелось ее ударить, лишь бы она замолчала. Всадница, моментально уловив его ярость, приблизилась к Азирафаэлю и кивнула ему на Кроули.    – А известно ли тебе, Страж Восточных Врат, какая участь ждет демонов за ма-а-аленькое предательство? Нет?     – Заткнись, – прорычал Кроули.     – Их уничтожают, – пропела Война, любуясь собой. – Раз и все. Как будто и не было вовсе.     Кроули отступил на шаг. Он тысячелетиями старался не обсуждать с Азирафаэлем последствий, которые его ждут, если Кроули умудрится проколоться. Их знакомство, их сотрудничество, их дружба – разумеется, это был риск. Риск, без которого Кроули не мог представить свою жизнь. И теперь стерва Война выложила все его карты на стол.     – Но Падение и смерть – это не самые ужасные вещи, я так думаю. Хотите знать, что хуже всего? Бессмысленность. Сегодня вы стараетесь помешать Йоркам и Ланкастерам резать друг друга, находясь на разных сторонах, а что дальше? Бросите вызов Великой Игре в конце времен? Но это абсолютно бесполезно, вся ваша суета, все ваши потуги попросту провальны и даже смешны в своей обреченности. Это как…     Война задумалась и взмахнула рукой, подбирая пример.    – Как тонуть в небесном пепле? – произнес Азирафаэль.     Голос Ангела звенел. Кроули вспомнил фантасмагорическую теорию старого Ника.    – Да! Именно так, – подтвердила Война. – Видишь, как хорошо ты понимаешь меня, анг…    – Мы говорим о разных вещах, – прервал ее Азирафаэль. – Уходи. Никто не желает тебя здесь видеть ни минуты дольше.      Война, в притворной обиде поджав губы, направилась к выходу из шатра.     – Как грубо вы меня спроваживаете, мальчики. Мне не остается ничего иного, как пойти к вашим смертным. Они-то всегда мне рады.     – Только до завтра, – упорствовал Азирафаэль. – Ты опоздала. Солнце еще не успеет сесть, когда Генрих Тюдор победит. Войне в Англии будет положен конец.     Всадница хохотнула, одной ногой она уже стояла за порогом.     – Кто знает, что произойдет завтра, – загадочно произнесла Война.     Крылья шатра взметнулись, на миг окутывая фигуру в красном, будто языки костра. Война исчезла, притаившись в ночи среди людей.      Азирафаэль молчал. Кроули не решался смотреть ему в глаза. Он всегда терпеть не мог Всадников, что Чуму, что Голод, что Смерть… Но с этой ночи Войну он возненавидел особенно люто.      – А к черту! – внезапно выдал Кроули.      Он тоже зашагал прочь.     – Кроули?..    – Не ходи за мной, Азирафаэль! – прикрикнул Кроули.     Ни разу не обернувшись на Ангела, он вышел из шатра.        Трава Босвортского поля покрылась первой росой. Кроули нещадно сбивал ее капли, быстрым шагом следуя к огням лагеря Стэнли. Августовская ночь легким ветерком гладила Кроули лицо, как будто стремилась развеять часть его забот. Воздух пропитался освежающей влажностью.      Кроули шагал не останавливаясь. Он не давал себе времени на сомнения. Разум подсказывал ему, что принятое им решение единственно правильное. Все прочее – ерунда, с эмоциями он справится позже. Азирафаэль ничего не узнает.      Огни стали ближе, и Кроули легко отыскал нужный ему шатер. Среди прочих он отличался знаменем с характерным дому Стэнли изображением трех голов золотых оленей.      Барон не спал. Одинокий в своем шатре, несчастный, ссутулившийся под тяжестью свалившихся на него бед, он ходил из стороны в сторону, прихрамывая на больную ногу. То и дело Стэнли дергал себя за седой ус и бормотал под нос: «Вот оно как, Том… Вот оно как!». Барон долго не замечал Кроули, застывшего в тени шатра. Тот не спешил обнаруживать свое присутствие и просто стоял, смотря на Стэнли с жалостью и глухим чувством вины, как смотрят люди на больного ягненка прежде, чем его заколоть.      Кроули хотел бы увидеть Стэнли спящим или пьяным, не отличающим сон от реальности. Тогда бы он просто сделал неизбежное и ушел, позволив барону довершить начатое. Но по закону подлости Стэнли бодрствовал, терзаемый выбором завтрашнего дня. Все происходило так, как Кроули и опасался… Ну что ж, тогда надо действовать жестче.      Кроули шагнул к свету, исходящим от масляной лампы. Барон в испуге дернулся, хватаясь за грудь:    – Что вы…     Кроули не дал ему договорить. Отточенным движением он схватил барона за плечо и прижал Стэнли к стене шатра. Темные очки Кроули скинул на край прикроватного столика, в глаза барона он смотрел своим истинным змеиным взглядом служителя Преисподней.     – Господи!..    – Не угадал! Тише, молчи, – прошипел Кроули, не позволяя барону спрятаться от зрительного контакта.     В мгновение ока Стэнли затих и расслабился, загипнотизированный его голосом. На вторгнувшегося в свои покои гостя он смотрел без малейшего страха. Кроули облизнул пересохшие губы.    – Сейчас ты будешь слушать меня очень внимательно, Стэнли. И завтра исполнишь все в точности, как я тебе скажу. Понял меня? – дождавшись подтверждающего кивка от барона, Кроули продолжил: – Хорошо. Значит так: утром, когда Йорк и Тюдор встанут друг напротив друга, ты со своими войсками будешь ждать приказа Генриха. Ричард станет угрожать тебе убить твоего сына, если ты не присоединишься к нему…    – Моего Джорджа? – в трансе спросил барон.      Его взгляд не приобрел осмысленность, голос звучал монотонно, однако Кроули демоническим чутьем отчетливо ощущал, как сопротивляется барон оккультному вмешательству в свое сознание.    – Да, твоего Джорджа. Ричард пригрозит убить его, – повторил Кроули, упорнее вглядываясь в глаза Стэнли. – Возможно, он станет демонстративно мучить его, возможно, даже убьет. Но что бы он ни делал на твоих глазах, ты останешься с Генрихом. Стэнли, ты присоединишься к его армии вместе со своими войсками и будешь атаковать Ричарда до того, как…    – Мой мальчик, – прошептал Стэнли. Глаза его слезились. – Мой любимый мальчик, мой Джордж…    – Да, Стэнли, я понимаю, что тебе непросто, но завтра…     – Я качал его в колыбели, – голос барона дрогнул. – Джордж, мой первенец, мой любимый мальчик…    – Стэнли! – взвыл Кроули. – Прекрати! Молчи, Стэнли! У тебя есть и другие сыновья, слышишь меня? Ты слышишь меня, Стэнли?    – У меня есть и другие сыновья, – эхом отозвался барон. Взор его был затуманен демоническими чарами, но из правого глаза вытекла непокорная, одинокая слеза.     – Завтра это должно кончиться. Кончиться, понимаешь? Тридцать дерьмовых лет прошло с тех пор, как все началось, – Кроули уже не понимал, к кому обращался – к барону или к себе самому. – Чтобы у нас получилось, необходимы все силы, Стэнли. Особенно твои три тысячи ребят. А потому утром ты не поддашься на подстрекательства Ричарда, чем бы он ни грозил твоему ребенку. Ты останешься верным Тюдору, даже если твой сын будет погибать на твоих глазах, ясно?      Стэнли проглотил слезу.     – Я останусь верным Тюдору, даже если мой сын будет погибать на моих глазах.      Кроули выдохнул. Его рука сползла сплеча барона.     – Спасибо, Стэнли, – безжизненно произнес он. – Спасибо, старина. А теперь поспи. Тебе нужно поспать, слышишь?      Стэнли в состоянии полнейшей отрешенности от мира послушно улегся на кровать. Губы барона дрожали, будто сдерживая рвущиеся наружу слова.     – Спи, – сказал Кроули и щелкнул пальцами.     Барон закрыл глаза. Дыхание Стэнли выровнялось, а сердце впервые за несколько дней забилось в спокойном ритме, не раздираемое мукой из-за сына.      Кроули надел очки. Завтра Стэнли и не вспомнит о встрече с ним, но выполнит все, что приказано, сам не зная почему.      Возле шатра раздался шорох. Кроули дернулся, как дергался до этого Стэнли, завидев демона позади себя.     – Я же сказал, не ходить за мной, Азирафаэль! – крикнул Кроули.     – Он и не ходил, сэр.      Голос, который Кроули так боялся услышать, принадлежал не Ангелу.       Дик.      На секунду Кроули вздохнул с облегчением.     – Шпионил за мной? – отрывисто спросил он, пряча руки в карманы.      Дик поднял брови. Лицо его было невозмутимо, точно ничего и не произошло.    – Я не слежу за вами, лорд Кроули. Король Генрих приказал нам с парнями быть возле Стэнли, я караулил его лагерь недалеко, когда увидел вас.     – И ты, разумеется, последовал за мной, – недовольно проговорил Кроули. Он скрестил руки на груди. – Совсем как любопытный мальчишка, Дик. Где же твой грозный статус Лесного Змея?     Дик не повелся на провокацию.    – Когда-то вы поощряли мое любопытство, – просто ответил он.     – Хочешь сказать, я сам виноват в том, что ты подглядывал?      – Хочу сказать, что вы могли бы действовать скрытнее, – сдерзил Дик. Он окинул Кроули бесстыжим взглядом разбойничьего главаря и мстительно добавил. – Учитывая ваши таланты…      Кроули вскинул подбородок.     – Знаешь, кто я?      Дик шмыгнул носом, ярко демонстрируя Кроули свою выдержку.     – Видел достаточно, чтобы догадаться.      Их обмен фразами напоминал поединок. Кроули делал выпады, а Дик, в свою очередь, нахально их отражал.     – Ну и? Скажи.    – Не хочу, – Дик склонил голову, всматриваясь в Кроули. – Сохраню себе надежду на ошибку.      Кроули хмыкнул. Под взглядом Дика он по какой-то причине чувствовал дискомфорт, словно неважный родитель, которого выросший отрок застал в обнимку с любовницей.     – И что скажешь? Что я мерзавец?      Дик пожал плечами.     – Но вы и сами это знаете.     Наверное, у Кроули отвисла челюсть. Вот смелый ублюдок! И не сразу поймешь, что на Дика повлияло сильнее: воспитание Кроули, пока парень прислуживал у него, или жизнь среди бандитов в последующие годы.     – Я просто не могу понять, – серьезно произнес Дик. – Вы всегда твердили о независимости, о свободе выбора, о праве человека действовать по собственной воле, а не предписанью. Я был юн, но я запомнил ваши слова. А теперь вы лишаете этого человека пресловутой воли, выбирая за него, как поступить. А ведь речь идет о ребенке Стэнли. Вы сильнее барона, как и любого человека здесь, и вы пользуетесь этим.      Не то чтобы упрек Дика уколол Кроули… Но он уколол.     – Ты хоть способен себе представить, как много завтра зависит от поступка Стэнли? Переметнись он к Ричарду, мы были бы разбиты подчистую. Эта война продлилась бы еще черт знает сколько! – Кроули бесило, что он оправдывается. И перед кем?.. Диком? – Вы все гребанные идеалисты, раз считаете, что игра по правилам ведет к победе. Ни хрена подобного! Битвы выигрывают войском и превосходящим числом, а не клятвами верности. Его сын все равно обречен в плену у Ричарда, пусть он хотя бы умрет с пользой для нас всех.      Кроули не заметил, как повысил голос. Неосторожно. Он опять забылся, эмоции взяли над ним верх. Несмотря на все сказанное, Дик глядел на Кроули даже с большей укоризной, чем раньше.    – О какой значимости вы говорите? – произнес он. – Общая победа, да? А если бы вы были на месте Стэнли, а на месте сына барона – сэр Азирафаэль, вы бы тоже смотрели на его гибель? Не попытались бы спасти даже ценой целого войска? Вы – самый близкий для него человек – позволили бы ему умереть на ваших глазах? Ради красивых слов о великой победе?      Кроули сглотнул. Растерянный и побледневший, он не мог ничего противопоставить ясной, житейской логике Дика. Он, кто водил за нос коварных королей, увилистых дипломатов, первоклассных лжецов и грандиозных пройдох, оказался бессилен перед простым вопросом своего бывшего слуги.    – Азирафаэль и я… это другое, – просипел Кроули. – Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Ты не можешь сравнивать нас со Стэнли.    – Это еще почему? – вскинулся Дик.     Он подошел ближе. За то время, что Дик провел среди разбойников Черного Мясника, он физически покрупнел: набрал мышечную массу и раздался в плечах. Кроули невольно отметил, как ощутимо Дик превосходит его в комплекции. Раньше все было с точностью наоборот.     – С чего вы взяли, что ваши отношения с сэром Азирафаэлем значат больше, чем отношения отца и сына? Ставите себя выше обычных смертных? Я не подозревал в вас высокомерия.    – Если твое разочарование – самое неприятное, с чем мне суждено столкнуться, то я переживу.      Дик фыркнул, его глаза обежали шатер по кругу – от земляного пола до кожаного конусного потолка, словно в поисках терпения в борьбе с нелепейшими доводами Кроули.    – Мое разочарование? – переспросил он. – О, я и не сомневаюсь, что вы это переживете. А как насчет его разочарования? Сэра Азирафаэля?      Дик переходил все дозволенные границы. Кроули сделал два угрожающих шага ему навстречу и обманчиво сдержанным голосом предостерег:    – Не смей впутывать Азирафаэля.      Дик не отступал, упрямо буравя взглядом черные стекла очков.    – Пытаетесь меня испугать, лорд Кроули? Не старайтесь, я не боюсь вас.    – А ссследовало…    – И шипение я ваше тоже знаю. Не сработает, лорд Кроули, – Дик разрешил себе снисходительный взгляд. Кроули терпеть не мог снисходительных взглядов. – Я ничего не скажу ему о Стэнли, не переживайте. Вы слишком дорожите сэром Азирафаэлем, я не имею права это разрушать. Видите? Вот он – принцип невмешательства и свободной воли.    – Это есть принцип манипуляции, Дик, глупый ты разбойник, – устало выдохнул Кроули.      Дик посмотрел на спящего Стэнли, взгляд его погрустнел.    – Знаете, может, в стратегии вы и правы, – произнес Дик. – Может, одна жизнь в действительности сущий пустяк по сравнению с победой Тюдора. Но все-таки вы не имели права решать за Стэнли. Вопрос о том, пожертвовать сыном или нет, должен был быть его выбором, а не вашим. Лорд Кроули, которого я знал когда-то, не поступил бы так.     – Ты никогда не знал меня, Дик.     Кроули был уверен, что в этот раз его удар пришелся в цель. И он не ошибся. Всего на миг в глазах Дика промелькнула обида ребенка, который служил в поместье Кроули много лет назад.    – А. Ну, конечно, – Дик споткнулся на словах. – Я и не думал, лорд Кроули. Да… В смысле, нет! Куда уж мне, верно?      Дик больше не смотрел на Кроули в упор. Не зная, какое занятие найти рукам, он изможденно потер свои глаза, а после – вопросительно уставился на Кроули, точно ожидая от него чего-то. Бесполезно. Кроули заставил себя сохранять бесстрастность. Молча кивнув ему, Дик развернулся и пошел к выходу.      Когда он уже почти скрылся за крыльями шатра, Кроули не удержался:    – Эй, Дик.      Дик обернулся.     – Не лезь завтра в авангард Оксфорда. Безопаснее держаться правого крыла, ближе к Генриху.     Кроули смолкнул. Если Дик был в достаточной степени умен, чтобы стать знаменитым Лесным Змеем, то он сообразит последовать совету Кроули.      Дик долго и внимательно смотрел на него, но ничего не ответил. Он только прискорбно ухмыльнулся, покачав головой. А затем ушел. Направился к своей шайке, вероятно. Так, Дик предоставил Кроули бесподобную возможность остаться наедине с собой, не считая, конечно, компании бессознательного Стэнли. По иронии злой судьбы в тот вечер Кроули до безумия желал поговорить хоть с кем-нибудь.        Небо Босвортского поля заволокло тяжелыми пепельными тучами. Они нависли над землей подобно могильной плите, что навеки отрезает путь к солнечному свету для того, кто под ней погребен. Из-за пасмурной погоды этим утром тысячи солдат, собравшиеся у подножия Эмбьон-Хилла не видели рассвета. Для многих из них – последнего рассвета.     Особо суеверному парню из шайки Лесного Змея отсутствие солнца показалось дурным знаменьем, предвещавшим скорую погибель. Дик грубо велел ему заткнуться. В глубине души он тоже верил в знаменья, но обычно предпочитал трактовать их по-своему. Он по собственному опыту знал, с какой охотой люди доверяют тому, во что им удобно поверить. Поэтому Дик сказал, что скрывшееся солнце – это добрый знак, ибо его чертовы лучи не станут светить им в лицо во время битвы. Парни Лесного Змея заметно взбодрились.      Дик со своей шайкой остался в лагере Стэнли. Сначала ему, конечно, из чувства упертого, мальчишеского противоречия хотелось назло лорду Кроули присоединиться к передовым отрядам графа Оксфорда. Но Дик был уже не мальчишкой, он умел пользоваться дельными советами и потому решил, что проглоченная гордость куда предпочтительнее героической смерти. Находясь возле людей Стэнли, расположившихся поодаль от основной арены сражения, Дик избегал возможности подставить свою шею под удар во время начала резни – наиболее жестокой части сражения.      Однако была еще одна причина, по которой шайка Лесного Змея не покинула лагерь Стэнли. Дик желал воочию увидеть реализацию замысла лорда Кроули, когда барону придет время выбирать, какую из сторон поддержать во время битвы. Дик был уверен, что все случится именно так, как спланировал его бывший господин, но тем не менее не мог победить в себе любопытства. Однажды он уже наблюдал действие чар лорда Кроули, когда тот спас его от йоркских палачей, и все же соблазн посмотреть на них еще раз был слишком силен.        Так, Дик пришел к тому, что обнаружил себя и своих ребят вблизи барона Стэнли. Всем сгруппировавшемся лагерем, вооруженные и сосредоточенные, они смотрели, как разворачивается битва между Ричардом Йоркским и Генрихом Тюдором. Время для выхода Стэнли еще не настало.     Трижды протрубил горн. Знамя Генриха с красным драконом на бело-зеленом фоне затрепетало на ветру. Тюдор первым направил свои войска в атаку с северо-восточной стороны. Авангард графа Оксфорда обогнул холм, направляясь между ним и деревнями Аттертон и Фенни-Дрейтон прямо на войско Йорка.     Противники Тюдора отнюдь не растеряли своей решимости от его напора. Дик видел, как по приказанию короля Ричарда линия солдат, состоящая одновременно и из всадников, и из лучников, растянулась на несколько миль.      Неожиданно раздался грохот, а затем утренний воздух наполнился едким дымом. Люди Стенли испуганно вглядывались в серую воздушную субстанцию, которая расползалась по полю. Но Дик сразу сообразил, что произошло. Пехота Ричарда пустила в ход ружья. Передовые отряды Генриха значительно поредели, всадники – прямые мишени для стрелков – разом падали со своих лошадей.       Дик мысленно вознес хвалу лорду Кроули за разумное предостережение не лезть в авангард. Иначе, весьма вероятно, Лесной Змей уже валялся бы на влажной земле в числе других несчастных. Вспомнив о лорде Кроули, Дик задумался, где тот сейчас мог находиться. «Наверняка с Тюдором, всем известным виновником торжества», – пришел к выводу Дик.      Генрих, ни разу не командовавший армией, не лез в гущу событий, укрепившись на своей позиции с личной охраной. Так же, как и Дик, Тюдор, с некоторого отдаления наблюдал за движением своих левых и правых флангов во главе с Сэвиджом и Тальботом. Дик заключил, что оба советника Генриха – лорд Кроули и сэр Азирафаэль – должны были быть рядом с ним.      Внезапно из дыма выскочил всадник. Придерживая на голове шлем, он подгонял коня, чтобы скорее добраться до Стэнли. Поравнявшись с бароном, он стал что-то горячо доказывать ему. Посланник активно жестикулировал руками и железной перчаткой указывал в сторону позиции короля Ричарда. Дик не слышал слов этого человека, но быстро догадался, о чем идет речь. Йорк приказывал Стэнли выступить против Тюдора, угрожая расправой над его сыном в случае отказа.      Барон медлил с ответом.       Дик затаил дыхание. Будучи уверенным в силах лорда Кроули, он и предположить не мог, что чары способны подвести. Почему Стэнли ничего не предпринимает? Почему тянет время? Дик не был профессионалом в военном деле, но даже со стороны наблюдателя осознавал опасность ситуации. Если в эту минуту люди барона выступят за Ричарда, то объединенными усилиями Йорк и Стэнли запросто сомнут Тюдора с двух сторон.      У Дика вспотели ладони. Он, не отрываясь следил за действиями барона, но Стэнли молчал.    – Эй, Дик, гляди скорей!      Юркий Грег из шайки Лесного Змея дернул Дика за локоть.    – Что такое?    – Смотри вон там, справа… Рядом с авангардом, видишь? Это король со своим отрядом! Он мчится прямо на Тюдора, черт возьми!     И правда, Ричард на полном скаку летел к тому укреплению, которое занял его противник с маленьким отрядом охраны. Английский король, с юности закаленный в сражениях, решил закончить битву одним ударом – уничтожить Генриха, молодого и неопытного в боях претендента на трон.      Дик перевел беспокойный взгляд на Стэнли. Если барон собирался действовать, то лучшего момента было не найти. Генриху Тюдору, который отправил свои основные войска на армию Йорка, а сам остался без надежной защиты, требовалась срочная помощь.      Стэнли поднесли подзорную трубу. Пока барон смотрел в нее, посланник Ричарда Третьего не переставал втолковывать ему о необходимости сражаться за Йорка. Стэнли напряженно следил, как сокращается расстояние между отрядом английского короля и Генрихом Тюдором. «Давай, – шептал себе под нос Дик, понукая барона. – Ну же, давай, решайся…»     Вдруг Стэнли отбросил трубу. Барон вскочил на коня.     – У меня есть и другие сыновья! – пробасил он и, развернувшись к своим войскам, крикнул: – Всем в бой! ЗА ТЮДОРА!    – ЗА ТЮДОРА! – подхватили они.     – Вперед, ребята! – крикнул Лесной Змей своим людям.      И они понеслись.      Люди барона Стэнли хлынули на поле боя свежей кровью.      В трехтысячной массе солдат Лесной Змей несся на своем коне в рядах первым. Ему казалось, что он кричал, но Дик не слышал своего голоса, оглушенный криками других мужчин и грохотом копыт. Он мчался на помощь Генриху Тюдору, его немногочисленному отряду, лорду Кроули и сэру Азирафаэлю. Дик скакал во весь опор, боясь, что подмога может запоздать и спасать будет уже некого.      На них посыпался град стрел. Люди Стэнли были удобной мишенью для лучников Йорка. Щелканье тетивы и смертоносный свист влились в какофонию боя. Дик бегло порадовался, что хотя бы ружья у противников были ограничены.      В него не попали. Четверо всадников рядом с Диком вывалились из седла, одна стрела просвистела в рискованной близости от его шеи. Но Дик оставался цел. Он летел и летел, пришпоривая коня, и ему казалось, что время намерено убыстряет свей темп. Потому что уже через семь… три… одну секунду Дик достиг укрепления Генриха.     Они не опоздали.      Штандарт Тюдора валялся на земле, солдаты Генриха почти потеряли надежду на спасение, но все еще держались и отбивали удары окружившего их неприятеля. Стэнли разумно выгадал момент атаки, чтобы подойти к Йорку со спины, когда тот со своим отрядом будет в отрыве от ведущих сил.      Три тысячи свежих бойцов обрушились на солдат Ричарда.      Дик размахивал мечом, одним их тех, что выдали ему и его шайке по приказанию Генриха. Сейчас этими мечами они спасали Тюдору жизнь. Дик рубил правой рукой, левой удерживал поводья. Он вдарил всадника йоркиста по плечу – тот покачнулся, и Дик, воспользовавшись моментом, выбил его из седла. От следующего удара Лесного Змея йоркист навсегда остался лежать в земле.     – Дик! – услышал он рядом с собой.     Это звал Грег. На парня в одиночку набросились двое. Грегу не было и двадцати пяти, но в их шайке фокусы с ограблением он проделывал выше всяких похвал. А еще Грег плохо сражался. Дик поспешил ему на помощь, взяв одного из йоркистов на себя. Всадник был без шлема, меч Лесного Змея прошелся от его уха до основания шеи. В лицо Дика брызнула кровь.      Рваным движением руки он отер глаза. Конь под ним, до смерти напуганный происходящим, стал брыкаться. Лесной Змей натянул поводья и попытался отыскать взглядом Грега. Дик похолодел. Из черепа парня, ничком валявшегося на земле, вынимал свое копье спешившийся йоркист. Дик направил на него коня и со всей злости вдарил мечом по груди. Без толку. Он только помял доспех убийцы Грега.      В один момент Дик заметил нечто, что совершенно не вписывалось в картину боя. Женщина. Красивая женщина в серебряной кольчуге и красном плаще, накинутом на плечи. Дик не смог понять, был ли плащ красным сам по себе или испачкался от брызг льющейся повсюду крови. Женщина не участвовала в битве, она просто неспешно прохаживалась между сражающимися солдатами, будто никем невидимая. И женщина улыбалась.      Дик отвлекся на нее. Этого хватило, чтобы упустить ситуацию: мощным ударом щита Лесного Змея выбили из седла. Дик распластался на земле, его оружие отлетело на два ярда. Он сумел лишь приподняться на локтях после удара, чтобы увидеть, как на него с бешеной скоростью мчится всадник с обнаженным мечом. Это был конец. Дик не имел против йоркиста ни малейшего шанса. Теперь время, напротив, точно замедлилось: Дик ясно, в мельчайших деталях наблюдал, как к нему неумолимо движется смерть.     И тут что-то случилось. Неведомым образом копыта лошади всадника внезапно подогнулись. Ничто не предвещало этого, не было никакой причины для падения, но… Дик видел собственными глазами, как йоркист, что хотел его прикончить, едва ли не кувырком вылетел из седла. Дик, словно в глубоком трансе, поднялся с земли, его нехило покачивало. Доковыляв до своего коня, он выдернул из крепления любимый разбойничий топор. Такими же медленными, последовательными действиями Дик обрушил острие на шею поднимавшегося всадника.      Только здесь Дик вспомнил о том, из-за чего оказался на земле. Он огляделся по сторонам. Улыбающейся женщины нигде не было.      Зато Дик увидел кое-что другое. Близившуюся победу. Йоркисты не выдерживали напора Стэнли, сплоченными усилиями его люди и войска Генриха дожимали неприятеля. В армии английского короля паника граничила с ужасом: отряд их предводителя окружали со всех сторон.      Лесной Змей так и не успел вернуться в седло. Дик как раз делал попытку забраться туда, когда рядом с ним вдруг упал человек. От удара шлем он потерял, и Дик увидел лицо мужчины. Не красавец, но и не урод: бледные щеки, квадратные челюсти, несколько крючковатый нос и высокий лоб с паутиной тонких морщин. На секунду Дик столкнулся с мужчиной взглядом. В широко распахнутых серых глазах застыл страх, неимоверный ужас пополам с детской растерянностью, а еще – ненависть и гордыня. Человек смотрел на Дика, будто раненый лев, который осознал, что попался в западню. Мгновение – и серые глаза мужчины залила кровь. На голову человека пришлись по косой два удара. Мелкие обломки кости отлетели к земле. А потом воздух рассекло изогнутое лезвие алебарды, отрубив большой кусок у основания черепа. Человек не упал, подкошенный убийственным ударом, а мертвым грузом осел на колени.       И почему-то все вокруг завопили. Солдаты Генриха, люди Стэнли зашлись в радостном крике. Дик недоуменно смотрел на тело, не понимая, чем вызвана подобная реакция. Под ноги Лесного Змея прикатился шлем убитого человека. Дик поднял его. Над гладким забралом была выгравирована корона. Дик сглотнул: он, бывший слуга и безродный лесной грабитель, был последним человеком, на которого перед своей гибелью смотрел английский король Ричард Йоркский.      Стальные пластины шлема, минуту назад принадлежавшего главному властителю Англии, отражали тяжелые тучи Босвортского поля. Но Дик, держа в ладонях шлем Ричарда Третьего, не видел в нем пепельного неба, он видел победу. И только ее.