В небесном пепле

Ист-Мидлендс, май 1464 года     Начало месяца выдалось на редкость очаровательным. После сезона непогоды – грязи, сырости и холода – май, младший ребенок весны, поражал непривычной мягкостью климата, своим восхитительным теплом.     Кроули окружал яблоневый сад Нортгемптоншира. Время шло к вечеру, но солнце все никак не желало клониться к горизонту. Его шаловливые лучи, точно непослушные дети, играли в саду: прыгали по яблоням и сочно-зеленой траве, шкодливо скользили по лицу. Приятный, оранжевый закатный свет озарял сад.      Белоснежные цветки. Бесконечное множество белоснежных цветков. Они покрывали тонкие ветви деревьев до самого верха. Крохотные бутоны распускали молочные лепестки, хрупкие и прекрасные до невозможности. Головокружительный аромат свежести, чего-то сладкого и будоражащего пропитал воздух до мельчайших частиц.       Эдем был великолепен, роскошен, многообразен.     Ист-Мидлендс был нежен.     Кроули тайно наслаждался этим тихим местом. Облокотившись на ствол яблони и спрятав вдохновенный взгляд за темными стеклами очков, он осматривал сад и примыкавшие к нему с южной стороны стены загородного поместья.      Семейный дом Вудвиллов.     Кроули невольно подумал, что, если бы не срочные обстоятельства, вынудившие его отправиться в деревенские края, он никогда бы не увидел красоты Ист-Мидлендского сада…     Да, срочные обстоятельства.      Обстоятельства, извилистый след которых вел к первопричине всех событий последних одиннадцати лет.      К гражданской войне.     После успехов Ланкастеров в Уэйкфилде и Сент-Олбансе фортуна изменила Алой розе и переметнулась к Белой. Сокрушительный разгром Ланкастеров при Таутоне нанес им смертельно опасную рану. Белая роза торжествовала. Молодой Эдуард Йоркский, вернее, теперь уже Эдуард Четвертый, сын казненного Маргаритой Ричарда Йоркского, уже третий год носил корону Англии.      Кроули был при нем с момента восшествия на престол. Как и планировалось, он представился собственным незаконнорожденным сыном, которого порочный отец, за неимением других детей, и, конечно же, с соизволения покойного герцога сделал наследником своих титулов и угодий. Юный Йоркский король встретил Кроули радушнее, чем он сам ожидал. Эдуард принес ему искренние сожаления по поводу «смерти отца» в Хартфордшире и со свойственной его характеру прямотой заявил, что хотя за погибшим лордом Кроули и числились прегрешения, недостойные благородного подданного короны, свою вину тот сполна искупил. Эдуард был уверен, что Кроули, как и двое других рыцарей, не подпускавших ланкастерцев к безумному Генриху, лишился головы по приказу Маргариты и ее сына. По правде говоря, так вероятнее всего и случилось бы, не заступись за него Азирафаэль.     Мысль об Ангеле вернула Кроули в реальность. Он огляделся в ожидании одной особы, но сад оставался пуст.     Кроули вздохнул. Азирафаэль… Они не виделись с того дня, как расстались в Сент-Олбансе и разъехались каждый своим путем. Кроули знал, что Ангел был в Париже, с головой втянутый в интриги двора Людовика Одиннадцатого. Азирафаэль усиленно склонял французского короля к союзу с Алой розой, ведь Ланкастеры проигрывали войну, Маргарита больше не могла положиться на помощь шотландцев. Поддержка Людовика, его протекция и благосклонность были ей необходимы. Этим занимался Азирафаэль. И, очевидно, не преуспевал.       А недавно… Недавно Кроули стала известна причина, отчего дипломатическая миссия Ангела столь затянулась.      В противовес Ланкастерам и Азирафаэлю соответственно, со стороны Йорков граф Уорик, ближайший советник Эдуарда в политических делах*, тоже вел переговоры с Францией. Честолюбивый интриган пытался добиться соглашения между Белой розой и Людовиком, главным условием которого была женитьба Эдуарда Йоркского на дочери французского короля.  *И ублюдок королевства номер один, по авторитетному мнению Кроули. Он все еще не простил графу свое унижение, когда Уорик отправил его прямиком в западню к Эдуарду на разбирательство.     Хитроумный Людовик, которому одновременно сыпались предложения о союзе и от Йорков, и от Ланкастеров, не говорил ничего однозначно и только кормил обещаниями о возможной поддержке и тех и других.      Таким образом, Уорик от партии Белой розы и Азирафаэль от партии Алой, сами о том не подозревая, превратились в соперников на дипломатическом поле переговоров с французским двором.      Кроули выяснил это пару недель назад. И составил план.     Он не мог помочь Азирафаэлю в его миссии во Франции, вовсе нет, но мог сорвать переговоры Уорика в Англии. О, это было в силах Кроули. Более чем. Его выход, его любимая часть работы (если таковая вообще существует).     Маленький скандальчик.     Преимуществом Уорика было предложение о браке дочери Людовика с английским королем от партии Йорков. Преимуществом и недостатком тоже. Если женитьба не состоится, то и переговорам не бывать. Кроули понимал, куда надо бить. И сделал ход.       Он давно заметил, что молодой король Эдуард положил глаз на вдову ланкастерского лорда – Елизавету Вудвилл. Безусловно, на большее, чем кратковременные любовные похождения Йорк рассчитывать не мог. Ряд причин, связанных с положением Елизаветы, не позволял ему претендовать на что-то серьезнее.     Помимо того, что девушка происходила из мелкой знати и не имела влиятельных родственников при дворе, так она еще была настоящей вдовой с двумя детьми! Вдобавок ко всему, при жизни ее покойный супруг принадлежал к фракции Алой розы. Следовательно, Елизавета, как его жена, пусть и в прошлом, но все же была сторонницей Ланкастеров. Так что отношения между королем и наследницей Вудвиллов, выходящие за рамки постельных увлечений на пару ночей, были немыслимы.     И все же Кроули доказал обратное.     Откровенно говоря, ему не стоило больших трудов подтолкнуть короля к браку с Елизаветой. Эдуард был влюблен. Как и все двадцатилетние юнцы он был влюблен и мечтал преодолеть любые препятствия, что мешали его влюбленности. Однако Эдуард колебался, его раздирали на куски вспыхнувшие чувства и интересы королевства. Кроули же способствовал тому, что вторые проиграли.      И вот он здесь, в саду Ист-Мидлендса, рядом с семейным домом Вудвиллов. С письмом к Елизавете от короля. Конечно, Кроули не из доброты душевной скреплял любящие сердца. Черта с два, он же не ангел какой-нибудь! Хуже оскорбления и не придумаешь… Нет. Если Эдуард женится на незнатной англичанке, Уорик останется ни с чем. Его главный козырь – брак английского короля на дочери французского – окажется бесполезен. Уорик не сможет вести переговоры, а значит конкурент Азирафаэля выбудет из игры. Белая роза потеряет в лице Франции своего потенциального союзника, ее позиции в войне с Ланкастерами ослабнут. И все из-за влюбленности одного молодого человека, который поставил чувства к женщине выше долга короля.     Но Кроули отнюдь не грызла совесть. Эдуард был ему симпатичен, в глубине души он ценил короля за честность, пресловутое благородство, его отважные порывы. Однако Кроули надоела война, надоела борьба Йорков и Ланкастеров, все они слишком заигрались в королей. Он мог бы быть во Флоренции сейчас, гулять по ее солнечным улицам, пить вино с Азирафаэлем в атмосфере возрождения античной культуры, видеть гениев новой эпохи – совершенно удивительной эпохи, Кроули чувствовал это!.. А он добровольно выбрал сидеть в Англии, лишь бы не покидать Азирафаэля в период человеческой войны, к которой они оба приложили руку.      Что касается моральной стороны вопроса… Что ж. Кроули, сознательно действуя в ущерб партии Йорков (некогда его партии, за которую он сильно радел), сказал себе, что проблемы Белой розы – это проблемы Белой розы, а все, что его волнует – он сам. Ну и Ангел, понятное дело. Флоренция в его мечтах была возможна только после того, как дела в Англии устаканятся и Азирафаэль согласится ехать с ним. То есть не раньше, чем кончится резня Ланкастеров и Йорков. В приоритетах Кроули было положить конец противостоянию двух партий, неважно, какая из Роз отвоюет себе право быть королевой сада.      Так он сказал себе и старался следовать изобретенному принципу.    – Смотри, в саду кто-то есть! – донесся до тонкого слуха Кроули звонкий мальчишеский голос.    – Где? – раздался второй, чуть более взрослый и окрепший.    – Да вон, за яблоней! В черном весь, длинный!..     Со стороны поместья раздалось копошение, Кроули, однако, и виду не подал, что заметил ребяческую возню. Никто из детей и не подозревал, что странный тип может услышать их с такого расстояния.    – А, вижу, – протянул второй, очевидно, силясь говорить увереннее, чем ощущал себя в реальности. – Это к матушке, наверно. Сбегай к ней, позови!    – Почему я? – возмутился тот, что младше.    – Ну не я же! Кто-то должен следить за… – он замялся. – Гостем.     – Я тоже могу следить за гостем, а ты позовешь маму, – не сдавался первый.    – Я старше, Ричард, сколько можно говорить!    – Но я первый его увидел…    – Ричард! – прикрикнул второй.      Младший ребенок обиженно выдохнул, и Кроули услышал, как удаляется топот маленьких ног. Второй мальчишка оставался на месте в своем укрытии.      Вскоре из дома Вудвиллов вышла женщина. И Кроули подумал, что именно так и должна выглядеть истинная хозяйка подобного сада.      Она была одета в темно-зеленое платье, украшенное золотистыми узорами в игольчатом орнаменте. Ее серебристо-белые волосы, пушистые и слегка курчавые, распущенными струились по спине. Черты бледного лица были неидеальны, но очень утончены. Несмотря на движения рук и головы, отличавшиеся воздушной легкостью, шаги женщины были тяжелыми – она твердо ставила ногу на землю и шла быстро и решительно.    – Прошу прощения, что заставила вас ждать, сэр, – обратилась Елизавета к Кроули учтиво, но ее серые глаза излучали настороженность. – Вы, верно, от Его Величества. Простите, я ожидала его самого и не могла предположить, что он отправит кого-то другого в столь долгий путь.     Более вежливого варианта «Какого хрена здесь ты, а не король?» Кроули еще не слышал. Он выпрямился, перестав подпирать плечом яблоню, и сказал:    – Его Величество отправил меня к вам с поручением, леди Вудвилл. Он также просил передать глубочайшее извинение за свое отсутствие.     Елизавета внимательно пригляделась к нему, приподняв тяжелые драконьи веки.    – Сэр Кроули, не так ли? – спросила она. – Мы не были представлены друг другу. Но Эдуард… я хотела сказать Его Величество говорил мне о вас и о вашем отце, который погиб в Сент-Олбансе. Мне жаль, сэр, в тот злополучный день пали многие достойные люди.      «И твой муж, что очень удачно для твоего нынешнего положения», – подумал Кроули. Но вместо этого поскорее выпалил:    – Вы великодушны, леди Вудвилл. Мой отец далеко не тот, кого можно было назвать достойным человеком. У меня послание от короля Эдуарда.     Кроули протянул Елизавете письмо, она оточенным движением распечатала его и пробежала глазами по содержимому.     На белой коже проступил розовый румянец.    – Его Величество, должно быть, очень доверяет вам, сэр, – спустя некоторое время пробормотала она. – То, что пишет король, в ненадежных руках послужило бы против Его Величества.    – Уверяю, нет повода для беспокойства, – ответил Кроули, и Елизавета видимо расслабилась. По крайней мере, она больше не смотрела на него, как зажатый в угол зверек на подползающую змею.     – И все же, – продолжала Елизавета, скользя глазами по тексту, – почему Эдуард не вручил мне письмо с таким предложением сам?     С предложением руки и сердца, говоря яснее.    – Думаю, он боится услышать ответ. Не тот, на который надеется.    – Но ведь вы передадите ему мои слова? – уточнила Елизавета.     Кроули почтительно поклонился.    – Только ваш ответ, леди Вудвилл.     По тому, как Елизавета понимающе нахмурила брови, Кроули догадался, что она правильно расслышала намек. Он передаст королю лишь ответ. Да или нет. Все те слова, что прозвучат помимо него, будет помнить только Ист-Мидлендский сад.     Ласковый ветер пролетел сквозь лабиринты цветущих яблонь. Ветви слабо качнулись, и пара молочных лепестков упала на светлые волосы Елизаветы. Забавно. Возлюбленная Эдуарда, лидера фракции Белой розы, даже внешне напоминала этот изящный цветок. Самая прекрасная Белая роза в его саду.      – Вы колеблитесь, – с удивлением произнес Кроули.      По его плану проблем на данном шагу возникнуть было не должно. Какая женщина не захочет стать женой короля? О таком стремительном взлете никто из Вудвиллов не мог и мечтать. Однако Елизавета сомневалась.     Она сцепила пальцы, будто в молитвенном жесте. Оглядела сад в поиске подсказки, как поступить. Но белоснежные яблони грелись в лучах заходящего солнца, ничуть не заботясь об участи своей хозяйки.    – Я ничего не желаю сильнее, чем быть с Эдуардом всю свою жизнь, – печально произнесла она. – Но то, что он предлагает… Тайный брак. Рано или поздно все раскроется, и я даже думать боюсь, какие проблемы последуют. Вы понимаете… Для Эдуарда, для его положения и тех, кто поддерживает Йорков наш союз принесет неприятности.     Собственно, на это Кроули и рассчитывал. В первую очередь, на провал Уорика, само собой. Кроули воображал, как граф узнает, что король все время скрывал от него женитьбу, и дипломатические планы Уорика на брак Эдуарда и дочери Людовика канут в Лету. Белая роза не сможет предложить венценосного жениха для Франции, и ее король заключит союз с Алой. Азирафаэль воспользуется моментом, Кроули был уверен.    – Мы живем в такие времена, леди Вудвилл, когда проблемы сыплются на наши головы со всех сторон ежедневно. В выигрыше будет тот, кто живее с ними управиться. А вы и сами видите, что Эдуард побеждает.     Елизавета покачала головой. Выдохнула.     – Дело не только в политической невыгодности, я… – она сорвала один из белых бутонов и начала нервно мять его в руках. – Я всегда восхищалась Маргаритой Анжуйской, ее мужеством, ее красотой. О, она ведь очень красива, я встречалась с ней.      По ощущениям Кроули, во внешней привлекательности Маргарита уступала Елизавете. Бывшая ланкастерская королева Англии растеряла многие красивые черты, когда из супруги и матери превратилась в воина. Лицо заострилось, огрубело, мягкие руки главной музы Алой розы залились кровью ее врагов. На смену свежести пришла суровость и жестокость. Они-то и смяли былую красоту Маргариты.    – Я восхищаюсь ей, – повторила Елизавета. – Но я также осознаю, какую ношу на себя взвалила эта женщина. Она живет исключительно борьбой со своими врагами. Каждый день, сэр Кроули. Вдруг я не имею подобной стойкости? Выйдя за Эдуарда, мне придется научиться играть по тем правилам, по которым играет и Маргарита Анжуйская. От меня будет требоваться нечто большее, чем простая верность Его Величеству, как было с королевами прошлых времен.      Кроули сунул руки в карманы плаща, глубоко вдохнул аромат яблонь. Он не ожидал сложностей с Елизаветой, ему казалось, что, едва прочитав предложение Эдуарда, она согласится. Ну, раз не вышло, Кроули прибегнет к профессиональным методам.     – Король любит вас, – вкрадчиво проговорил он. – Готов рискнуть всем ради вас, леди Вудвилл. Вы беспокоитесь о войне с Ланкастерами, но не приходила ли вам мысль, что королю будет гораздо труднее продолжать борьбу с ними без вашей поддержки? Без вашей любви? Я знаю Его Величество. Ни одна женщина не сможет подарить ему того искомого спокойствия, что в силах дать королю вы. Как по мне, ваш отказ ранит его больнее, чем проигранная битва Алой розе.      Серые глаза заблестели от слез. Слова Змея-Искусителя достигли цели. Елизавета прошептала:    – Я хочу только счастья ему, сэр Кроули.    – Тогда подарите его королю.     Кроули ловко извлек из кармана спелое яблоко. Пораженная Елизавета на миг забыла свои тревоги.    – Боже, откуда оно у вас? Они созревают лишь к середине лета!     Постаравшись не морщиться от имени Его, Кроули галантно протянул яблоко Елизавете.    – Каких чудес не совершишь для будущей королевы.     От его слов Елизавета зарделась, но яблоко взяла. Кроули, однако, не выпустил плод из руки и чуть потянул его на себя вместе с женской ладонью.    – Так что мне передать королю? – тихо, но настойчиво спросил он.     Взгляд Елизаветы прекратил бегать по саду и смело остановился на Кроули.    – Скажите, что я согласна.     Яблоко оказалось у нее в руке.   Лондон, четыре месяца спустя       Замок сотрясали раскаты грома.      После относительно тёплого лета английская погода вернулась в своё стабильное состояние. Наступала пора пасмурных и туманных дней, когда массивные тучи вспоминали о своей любимице Англии и начинали кормить ее многочисленными дождевыми каплями. Питали почву ненасытного Острова водой с небес. Хвала Сатане, что не освященной. Иначе вошедший в историю Змей-Искуситель не пережил бы второго дождя.      Но не только погода бушевала в тот день в Лондоне. Ещё одна буря неистовствовала внутри замка. Ее грозовые раскаты доносились из Зала Совета короля.      Кроули решил не заявляться на собрание. Вместо этого он предпочел расположиться напротив входа в зал так, чтобы слышать каждое слово изнутри и при этом не выглядеть шпионом снаружи.     – …упадок авторитета нашего королевства! – прогремел голос из зала.    – Что вы этим хотите сказать, граф Уорик?    – Что я хочу сказать? Что я хочу сказать… Надо же! Мне предоставили слово! Какая честь, Ваше Величество. А я-то думал, что с недавних пор мои слова, как выяснилось, стоят меньше медяка в Зале Совета!    – Вы забыли, Уорик, что перед вами – король, а не один из деревенских головорезов! Следите за языком…    – Нет, оставьте. Говорите, граф. Я хочу слышать, что скажет мой ценнейший советник.    – Ценнейший советник, – горько процедил Уорик. – Как лестно вы, Ваше Величество, отзываетесь о том, чьи упорные труды стёрли единым махом личных желаний.      По залу пронёсся возмущённый ропот. Коридор, где стоял Кроули, жестким блеском озарила молния. И ещё раз. Затем оглушающе пророкотал гром.     – Три года, – продолжал Уорик. – Три года от вашего имени я вёл переговоры с французским двором. Мне мешали: назойливые послы, люди Маргариты… Кто-то из ланкастерцев рьяно противостоял мне в дипломатической войне. Однако я продолжал. Я делал многое ради блага Англии, ради могущества королевства! Эта земля наших отцов, – голос Уорика захрипел, – ради нее они отдавали свои жизни. Она пропиталась их кровью. Кости ваших предков покоятся в этой земле! Вы должны… мы должны защищать ее. Сейчас как никогда Англия нуждается в защите. Пока Ланкастеры ослабли, да. Но их неудачи временны. Маргарита и ее люди не уступят, они вернуться за новой битвой. И наша основная надежда укрепить военные силы была во Франции!      Ваш брак, Ваше Величество, с дочерью короля Людовика предоставил бы нам союзников, с помощью которых мы раз и навсегда могли бы покончить с врагом. Но что я узнаю! Вы втайне от меня женились на некой девице…какой девице? Вдове! У ее семьи нет ни людей, ни денег на нашу войну. Сколько человек вы получили от Вудвиллов, Ваше Величество? Двадцать? Тридцать? Французский король дал бы нам тысячи! Вы женились скрытно, держали брак в секрете от меня и от всего Совета. Я, как главный дурак королевства, обещал Людовику ваш союз с его дочерью, а вы тем временем сыскали себе более подходящую партию, – последнюю фразу Уорик буквально выплюнул, смочив ядом слюны.     Какое-то время он молчал, вероятно, восстанавливая контроль над эмоциями. Потом произнёс:    – Мой долг служить вам, Ваше Величество. И долг обязывает меня сказать вам следующее. Вы совершили ошибку. Я оставляю без внимания собственное унижение. Но вы поступили во вред Англии, мой король.      Гром утих. Стихия словно спасовала перед напором Уорика. Даже Кроули был впечатлён его ораторским выпадом, хоть записывай и продавай поэтам.     В зале между тем поднялся осуждающий гвалт. Лорды, которые все годы правления Эдуарда втихомолку завидовали успеху Уорика, наконец, получили повод расквитаться с ним.    – Как вы посмели…    – Чудовищное неуважение…    – С чего вы взяли, что умнее короля?..    – В былые годы за такое лишались головы!..     Эдуард, до того молчавший, громко произнёс:    – Вы вольны высказываться, как вам угодно, граф, но я прошу в моем присутствии почтительно выражаться о моей жене.     Уорик взбесился. Получалось, что из всего сказанного короля волновало лишь соблюдение этикета по отношению к супруге. Эдуард и его благородство. Следовало уже привыкнуть.     Однако тут Уорик переступил черту.    – Да я скорее заколю себя мечом, чем скажу об этой…     Тишина.    – О ком? – прорезал молчание ледяной голос короля.     «Давай, – подумал Кроули, – закопай себя окончательно, Уорик».    – Так о ком, граф? – повторил Эдуард.     Тишина звенела.    – Да чтоб вас всех!      Кроули услышал, как Уорик едва ли не бегом направился к выходу. Он вылетел из зала, громко хлопнув тяжелой дверью. И моментально его взгляд замер на Кроули. Тот с беспечным видом рассматривал бьющие в оконное стекло дождевые капли.     – Вы, – прошипел граф. Его шипение вышло куда более угрожающим, чем у самого Кроули в лучшие часы.    – Плохой день, граф?     Уорика передернуло. Когда-то они уже проходили это.    – Полагаете, я не знаю, что именно вы подбили короля на брак с нищей простолюдинкой?     Кроули отвернулся от окна. Пронзил Уорика взглядом.    – Полагаю, знаете.     От подобной наглости графа передернуло во второй раз. Он приблизился к Кроули, его лицо раскраснелось от гнева.    – Вы такой же, как ваш отец, Кроули.    – Что? Нееет, я абсолютно на него не похож…    – Я был знаком с ним, – не отвлекался Уорик. Будь граф демоном, ярости в его глазах хватило бы, чтобы испепелить Кроули на месте. – Он любил втираться в доверие то к отцу Эдуарда, то к нему самому. Скользкий. Лживый. Беспринципный. Ни малейшего понятия о чести. Он заслужил свою участь – казнь от рук ланкастерского палача. И Вы последуете за ним, уж будьте уверены, Кроули.     – Аккуратнее, граф, – наклонился он к Уорику. – Вспомните, кто из нас двоих на плохом счету у короля. Уж точно не я.     Лицо Уорика приобрело странное выражение. Осознание некой мысли отразилось приподнятыми густыми бровями.     – Вы мешаете нам, – просипел он. – Специально мешаете нам. Черт возьми, играете против Йорков. Как я сразу не догадался?!.    – Докажите.      Уорик смотрел на него, что-то вычисляя в голове. Неожиданно молния свернула до того ярко, что не носи Кроули очки, он зажмурил бы глаза. Но граф, однако, разыгравшейся бури даже не заметил.    – А знаете, – вдруг проговорил Уорик с дерзкой, полубезумной ухмылкой. Он обернулся на захлопнутую дверь Зала Совета, потом вновь перевёл взгляд на Кроули. – В этом тоже есть смысл. Ведь на все можно взглянуть под иным углом. Сколько ещё терпеть, в конце-то концов?       После этих в равной степени загадочных и вызывающих слов Уорик отвернулся, направляясь прочь по коридору. От его ненависти будто не осталось и следа. По замку в очередной раз прокатился гром. Гораздо громче и мощнее предыдущего.    Франция, Париж, июнь 1470 года       Под сводчатым потолком приемного зала Людовика Одиннадцатого свершалось величайшее предательство в истории Англии.      Примечательно, что инициатор измены, то бишь король Франции, в ней официально не участвовал.      Приемный зал пустовал, несмотря на светлый час дня. Многочисленные придворные Людовика испарились как по волшебству вместе со своим венценосным покровителем. В зале присутствовали лишь трое, но атмосфера была до того наколенной, будто две люто ненавидящие друг друга армии столкнулись на поле боя лицом к лицу. Летние солнечные лучи бодро освещали раздвинутые пурпурные шторы, узорчатые гравюры на стенах, однако по собравшейся троице скользили нерешительно, точно опасаясь, что своей навязчивой игрой света помешают чему-то значимому.        Во главе одного конца стола сидела золотоволосая женщина с хищническим выражением лица, одетая в атласное алое платье. Ее ухоженные руки в воинственной позе упирались в дорогое дерево, а цепкий взгляд прожигал человека, что расположился прямо напротив нее – в дальнем конце стола. Это был крепкий мужчина, отличавшийся, помимо мощного телосложения, черной курчавой шевелюрой, изогнутым орлиным носом с узкими ноздрями и нахально вздернутыми, неаккуратно разросшимися бровями. В отличие от настороженной женщины, мужчина вел себя демонстративно беззаботно. Он небрежно откинулся на спинку стула, поигрывал монетой в длинных скрюченных пальцах и время от времени странно дергал щекой – то ли в подобие циничной улыбки, то ли в порыве задиристого оскала.      По правую руку от дамы сидел третий участник поразительного собрания. Он беспокойно метал взгляды от мужчины к женщине и обратно, словно никак не мог определиться, на кого все-таки смотреть.     Итак, будь в зале сторонний наблюдатель, тот узрел бы наименее совместимый круг лиц, какой только можно себе вообразить, за единым столом. Королева Маргарита Анжуйская – лидер партии Ланкастеров, прославленный граф Уорик – главный приспешник Йорков, а между ними – Азирафаэль – бывший страж Эдема, а ныне – разжалованный ангел и (по совместительству) советник Ее Величества.      В зале было очень неуютно. Обиды прошлого и ненависть настоящего сплелись в тугой узел, разрубить который легким махом руки было невозможно. В конечном счете, Маргарита прервала тишину:    – Если бы не просьба Его Величества короля Людовика, которому я и мой сын обязаны великодушной защитой и убежищем от йоркистов, я бы ни за что не встретилась с вами, граф. Более того, я бы тайно приказала своим людям зарезать вас, пока вы праздно прогуливаетесь по французской земле.      Уорик едко усмехнулся.    – Готов поспорить, – сказал он, – что это не так. Думаю, когда король Людовик, да благословит его Господь, передал вам мое предложение, вы ничуть не разозлились, а наоборот возликовали. Вы не могли не оценить выгодных последствий перехода столь выдающейся фигуры на вашу половину шахматной доски.      Откровенно говоря, Уорик был прав. Азирафаэль хорошо помнил промелькнувший в глазах Маргариты голодный азарт, когда она узнала, что сможет заполучить в союзники ценнейшего сподвижника Эдуарда. Разумеется, при графе королева своей радости не выдавала. Слишком рано.    – Считаете себя выдающейся фигурой, Уорик? – скривила губы Маргарита. – Не велико ли ваше самомнение?    – Велико, – согласился, ничуть не задетый грубостью граф. – Но я имею на то основания.      Уорик бросил играть с монеткой и подался вперед. Былая безмятежность на его лице испарилась в считанные секунды.    – Я возвел Эдуарда Йоркского на английский престол, – голос Уорика резал так же остро, как сталь. – Я заставил наследника трона и его мать, – он сверкнул глазами на Маргариту, – бежать из Англии. Я склонял короля Франции на свою сторону многие годы. Всего за несколько лет я добился того, что герцог Йорк не сумел воплотить в течение всей жизни. «Делатель королей». Так меня начали называть. Поверьте мне, и продолжат.     Королева плотоядно осклабилась.    – Вы изменник, – процедила она. – Изменником вас и прозовут до конца дней. Вам не смыть пятно предательства, граф, и не надейтесь. А что касается вашего предложения… Я задаюсь вопросом, насколько целесообразно будет для нас иметь в союзниках предателя-перебежчика. Чего стоят его хвастливые речи в собственный адрес?     Здесь Азирафаэль позволил себе вмешаться, потому что глаза Уорика, даже при внешнем его хладнокровии, заблестели яростью.    – Ее Величество имеет в виду, что не способна вам открыто доверять, – деликатно пояснил он. – Вы принесли присягу верности королю Эдуарду…    – Эдуард не король! – перебила Маргарита.     Азирафаэль покорно опустил глаза, но не удержался:    – В Лондоне сейчас правит Эдуард Йоркский, моя королева. Большинство населения убеждено в легитимности его власти. Как бы мы не относились к этому факту, отрицать его бесполезно.      Уорик уставился на Азирафаэля, наверное, впервые с момента встречи заинтересовавшись им по-настоящему.     – Так вот, – продолжил тот, неловко помолчав. – Вы дали клятву служить Эдуарду Йоркскому, но в данную минуту, покинув родную страну, отрекаетесь от своего короля. Добровольно переходите на сторону его противников. Вполне резонно допустить, что Ее Величество обеспокоена вашим предложением. Что помешает вам вновь изменить присяге? Теперь уже – присяге принцу Эдуарду Ланкастерскому.     Уорик снова откинулся на спинку стула, задумчиво глядя в сторону Азирафаэля. Когда он заговорил, обращаясь к нему, а не к Маргарите, голос его звучал спокойно.    – Знаете, я не предавал Эдуарда. Уж точно не предавал первым, – граф внимательно посмотрел на Азирафаэля, словно вверял ему сокровенную тайну. Быть может, так оно и было*. – Это Эдуард изменил нашей дружбе. Вам известна история с его браком? – Азирафаэль утвердительно кивнул. Уорик поморщился. – Ну, конечно, известна. Кто о ней теперь не слышал! Однако Эдуард не только скрыл от меня свои планы, не только опозорил перед двумя королевствами, сорвав мне переговоры, но и наводнил английский двор этими Вудвиллами – родней его дражайшей супруги. Они – никто, тщеславные джентри без гроша! Зато Вудвиллам позволено стать равными мне! Мне, кто столько сделал ради победы Эдуарда! Паразиты… пользуются своим положением, сосут деньги и титулы из короля. Но им он доверяет, а мне перестал. Да, Эдуард предал меня первым, и я не чувствую вины за то, что ответил ему тем же.  *Азирафаэль находился в окружении двух самых отъявленных мерзавцев Английского королевства – Маргариты Анжуйской и графа Ричарда Невилла Уорика. И непостижимым образом, сам того не осознавая, укрощал их обоих. Вежливость в те дни творила чудеса в прямом смысле.     Граф прервался, повертел на пальце фамильное кольцо, а потом продолжил с жаром, обуреваемый обидой и задетой гордостью.    – Я не прошу у вас помощи. Я сам предлагаю ее. Без меня могущество Эдуарда ослабнет. Мне по силам убедить герцога Кларенса тоже присоединиться к Ланкастерам…    – Брата короля? – уточнил Азирафаэль с подозрением.     Уорик и глазом не повел.    – Именно. У нас с герцогом Кларенсом был предварительный разговор.     – Вы хотели сказать – сговор, – вскинулась королева.     – Называйте, как вам угодно, Ваше Величество. Герцог Кларенс перейдет на сторону Алой розы, ручаюсь вам. И тогда, собрав все ланкастерские войска, я разобью Эдуарда с его Вудвиллами и возведу на престол вашего сына, – он кивнул королеве. – Никто уже не скажет, что Уорик отошел от дел.      Внезапно граф с напускной веселостью обратился к Маргарите:    – Что скажете, прекрасная Роза Анжу? И не притворяйтесь более, что не рады моей поддержке. Мы с вами похожи, Ваше Величество, уж я-то вижу вас насквозь.      Неожиданная атака и ловкий комплимент сыграли свою роль: Маргарита чуть оттаяла. Еще пятнадцать секунд пробуравив Уорика взглядом, она поднялась и подошла к высокому окну для раздумий.      Азирафаэль последовал за ней.    – Что вас смущает? – тихо поинтересовался он у Маргариты.     В свете солнечных лучей, смело бивших в окно, Азирафаэль увидел вблизи лицо королевы очень отчетливо.      Маргарита постарела, удивленно понял он. В золото волос вкралась седина, линии морщин углубились, ранее пушистые ресницы поредели, и только суровый взгляд – взгляд палача – оставался неизменен. Невероятно, как быстро текут человеческие годы! И почему Азирафаэль раньше не замечал, до чего изменилась юная королева, которую он впервые встретил почти двадцать лет назад?     – Он слишком умен, – прошептала Маргарита. – И сильно жаждет власти.    – А кто из ваших лордов не жаждет власти? – аккуратно заметил Азирафаэль. – Уорик хотя бы имеет наглость признаться в своих амбициях напрямую.     – Вы не жаждете.     Азирафаэль печально улыбнулся ей:    – Но я не могу помочь вам так, как способен Уорик, Ваше Величество.     Маргарита промолчала.    – Без Уорика ваши шансы на победу малы, – предпринял еще одну попытку Азирафаэль. – Когда вы с сыном Эдуардом бежали сюда, во Францию, вы сказали, что будете ждать благоприятного ветра, чтобы опять отплыть в Англию. Кажется, ветер, наконец-то, подул.      Маргарита прикрыла глаза, подставив лицо солнечному свету.    – Спросите, чего он хочет.     Восприняв приказ как знак согласия, Азирафаэль отошел от королевы и приблизился к Уорику:    – Каковы ваши условия, граф? – громко спросил он.     Уорик перевел насмешливый взгляд с Азирафаэля на Маргариту.    – У меня их всего два, – заявил граф. – Первое: принц Эдуард Ланкастерский, ваш сын, берет в жены мою дочь. Когда мы победим Йорков, и наследник получит трон, Анна станет английской королевой. Второе: на время войны командование войском я беру на себя. Едва ли кто-то из приспешников Ланкастеров, Ваше Величество, знает Йорков и их тактику лучше меня.      Когда Уорик умолк, Маргарита все еще пристально смотрела в окно. Азирафаэль знал, двумя часами ранее из этого же окна можно было видеть, как принц Эдуард и Анна Невилл гуляли вместе рука об руку.      Маргарита взглянула на Уорика.      – Я и мой сын примем ваши условия, граф. На этом, полагаю, переговоры стоит закончить.      Уорик коротко кивнул, будто не сомневался в успехе. Он поднялся с кресла и без всяких благодарностей и прощаний покинул приемный зал.      Азирафаэль также решил не задерживаться, предоставив королеве возможность побыть наедине с собой, со своей уязвленной гордостью и открывшимися перспективами в будущем.     Он вышел на свежий воздух. Азирафаэль захотел неспешно прогуляться по саду возле замка, насладиться приятным летним днем – теплым, но не знойным. И подумать.     Да, подумать было о чем.     С тех пор, как его миссия во Франции начала приносить плоды, королева сменила гнев на милость и в очередной раз сделала Азирафаэля своим приближенным. Впрочем, большое количество сподвижников она уже потеряла в затянувшейся борьбе с партией Белой розы. Азирафаэль был едва ли ни единственным солидным ланкастерским придворным, который выжил с начала войны. Остальных рыцарей Маргариты, которые погибали в многочисленных сражениях, заменяли их сыновья, подхватывая упавшее знамя отцов.      Но основной своей цели, то есть восстановления влияния на принца Эдуарда, Азирафаэль не достиг. Маргарита позволяла сыну видеться с наставником, общаться с ним, но уроки давали принцу совсем другие люди. Эдуарда готовили воевать. Кровью и мечом подчинять себе взбунтовавшуюся страну. Политика мира была забыта с того момента, как Азирафаэль заступился за Кроули в Сент-Олбансе и этим шагом потерял право учить Эдуарда чему бы то ни было.      Но Азирафаэль не желал думать ни о принце, ни о Маргарите. Ему хотелось думать о Кроули.      О Кроули…     Они не виделись девять лет. После расставания в Сент-Олбансе каждый направился своей дорогой. Азирафаэль и Кроули возвращались в кровавую, смертельно опасную игру Ланкастеров и Йорков. Оба понимали, что войну им прекратить не удастся. Но способствовать ее окончанию, сглаживать конфликты там, где было возможно, уменьшать людские жертвы – это было по плечу и одному, и второму.      Азирафаэль скучал без него. На протяжении девяти лет во Франции он не раз признавался себе, что тосковал по Кроули. Это было давнее, знакомое прежде чувство: Азирафаэль ощущал его к закадычному врагу, особенно когда не видел Кроули десятки, даже сотни лет… Но никогда тоска не была столь глубокой, столь ноющей, столь изматывающей. Никогда раньше Азирафаэль не осознавал, что может тосковать по Кроули. Никогда не задумывался, что значит для ангела это слово – тоска.      Азирафаэль едва его не потерял.     Кроули почти погиб, почти ушел из мира навсегда, если бы не случайность – вовремя найденная стрела… Он мог лишиться Кроули так же, как люди лишаются близких, и даже хуже, ибо бессмертным созданиям путь в загробный мир заказан. Смерть от освященной стрелы забрала бы Кроули навечно.      Это была встряска, пришел к выводу Азирафаэль. Тяжелая встряска. Именно в результате нее Азирафаэль и сумел осознать существование тоски.      А сейчас пресловутая тоска снова заныла. И причина ее усиления заключалась в Уорике.     Уже несколько лет у Азирафаэля были подозрения, что для Ланкастеров все идет слишком гладко. Вот Эдуард Йоркский ни с того ни с сего женится на Елизавете Вудвилл… Вот дипломатия Уорика терпит крах… Вот он сам – Азирафаэль – пользуется проигрышем графа и скорее склоняет Людовика к союзу с Алой Розой… Вот сильнейший сторонник Эдуарда переходит на сторону Ланкастеров…      Выходило, что провалы Белой розы (и, соответственно, удачи Алой) брали свое начало из единого истока. Из инициативы Эдуарда Йоркского жениться на небогатой вдове из рода Вудвиллов.      Удачный скандальчик, связанный со свободой выбора и приведший к кардинальным последствиям.     Азирафаэль узнавал почерк Кроули.     Наверняка, тот подстроил невыгодный брак Эдуарда, чтобы Азирафаэль сумел преуспеть в переговорах с королем Франции, а Белая роза утратила свою главную политическую опору – графа Уорика.      Сегодня все сомнения Азирафаэля в его теории исчезли.      Кроули изобрел новую стратегию – выигрывает одна из сторон, война завершается. Жестоко, но надежно. Следовательно, Кроули был готов пожертвовать Йорками, своей партией, чтобы Алая роза победила.     Азирфаэль оценил жест.      И тоска заныла пронзительнее.     Вдруг Азирафаэль споткнулся о торчавший из земли древесный корень и вернулся мыслями в реальность. Вечерело. Азирафаэль и не заметил, как потерял счет времени. Пора было возвращаться в замок. К тому же он намеревался зайти к принцу Эдуарду.        Наследник английского престола, оставшийся и без Англии, и без трона увлеченно водил пером по изящному пергаменту. Эдуард, спрятавшись от матушки и придворных короля Людовика в своих покоях, сосредоточенно писал в книге, некогда подаренной ему наставником. Это был лучший подарок из всех, что когда-то доводилось ему получать. А уж принц Английского королевства в подарках недостатка не испытывал. Книга оказалась пуста изнутри, и ее содержание можно было наполнить, чем душе угодно.      Он исписал две трети книги. На первых двадцати страницах в большинстве своем были рисунки – забавные изображения ланкастерских лордов – тех, которые особенно не нравились мальчику в детстве*, вперемешку шли отрывки из рыцарских куртуазных песен и строки Нового Завета. Но чем дальше, тем больше было на страницах личных записей, размышлений, описаний происходящих событий: Эдуард взрослел, и книга взрослела вместе с ним.  *Много веков спустя такие рисунки получат названия политической карикатуры. Но Эдуард о подобном, само собой, не догадывался.     Свое творчество он не показывал ни одной живой душе, ведь это было странно – вести персональные записи. В его окружении разрешалось сочинять длинные письма, работать над историческими хрониками, создавать сказания о подвигах Артура, но писать о личном, делать из автора главного героя произведения… Такое никому бы и в голову не пришло.      Но Эдуарду пришло, и он хранил свою книгу в секрете.     А потому так подпрыгнул, когда сзади раздалось тихое:    – Сочиняешь поэму Анне Невилл, дорогой мой?     Эдуард резко обернулся и натолкнулся взглядом на одобрительную улыбку наставника. Эдуарду шел семнадцатый год, он был взрослым юношей, но продолжал мысленно называть сэра Азирафаэля наставником, как привык в детстве.     – Можно подумать, что у вас есть крылья, – проронил Эдуард. – Совсем не слышал, как вы зашли.    – Ну… Это объяснимо. Ты был погружен в процесс своей работы, – произнес сэр Азирафаэль.     Эдуард придвинул наставнику кресло, чтобы тот мог усесться рядом, и повернулся к нему.    – Это не поэма, – объяснил он, указывая на книгу. – Скорее, я просто записываю все, что случилось сегодня.    – А случилось многое, не так ли, мой мальчик?     Эдуард постарался спрятать улыбку. В глубине души он так любил, когда сэр Азирафаэль обращался к нему «мой мальчик», «дорогой». Матушка никогда не звала его столь нежно. Никто не звал. Никто, кроме наставника.     – Да, – кивнул Эдуард. – Вы знаете же, что я скоро обручусь с леди Анной?    – Знаю, – подтвердил сэр Азирафаэль, – что ты думаешь насчет этого?     Эдуард по-мальчишески фыркнул:    – Разве я должен думать? Я обязан исполнять, следовать правилам. Если матушка сказала, что брак необходим, значит он необходим. Я не могу критиковать ее решения… – заметив, как изменился в лице наставник, Эдуард одумался и затараторил. – Нет, я не то говорю! Простите, сэр Азирафаэль, просто столько всего! Анна – чудесная, правда. И она, представляете, знает стихи Бернарта де Вентадорна! И они ей нравятся! Ни разу не встречал девушку, которой нравятся стихи старины Бернарта! Ну, мы-то с вами Бернарта любим, но мы – мужчины, а леди – совершенно исключительный случай…      Поток слов иссяк, и Эдуард в замешательстве уставился на стопку книг. Его беспокоила одна вещь, и он понимал, что ни с кем, кроме как с наставником и с уникальной книгой для личных записей, поделиться своими мыслями не сможет. Однако он не представлял, как высказать все, что вертелось на языке.    – Значит, вы нашли с леди Анной общие темы для беседы?    – Ага, это очень хорошо, что я женюсь именно на ней. Но… Вы знаете, дело в ее отце.     Сэр Азирафаэль в изумлении поднял брови.    – Тебя тревожит то, что твой брак – политическое соглашение? – догадался наставник.     Эдуард энергично закивал.    – Да, я знаю, что принцы так женились веками. Я лишь… Мне не нравится граф Уорик. Он злой человек, хотя это не имеет ни малейшего значения, так как без его помощи нам не справиться. Но… Как будто я делаю благое дело, которое мне только кажется благим, а на самом деле служит оправданием для моих и матушкиных корыстных целей. А еще, – Эдуард заговорил быстрее, стремясь выложить наставнику все, что тревожило его, пока не кончился приступ откровенности. – Сегодня я дал денег одному жонглеру, вы знакомы с ним… Это Поль Ловкач. Он хотел уехать из королевской труппы со своей… ну я думаю, она его любовница. В общем, они все равно собирались бежать. И я знал об этом. И дал им золотых из собственных сбережений. Они были мне благодарны. Но потом я подумал: а ведь их хватятся, Поля могут ждать неприятности. Не дай я им денег, быть может, они бы и остались… Вдруг я совершил дурное, думая, что поступаю правильно? А я должен поступать правильно. Как я буду командовать людьми, если даже в простейших вещах не могу быть уверен полностью? Вдруг…вдруг мое добро обернется злом для кого-то другого?     Эдуард выдохся. Он осторожно посмотрел на наставника. Сэр Азирафаэль выглядел задумчивым, отчего-то печальным. В этот момент в комнату проникли лучи закатного солнца. Они причудливым образом озолотили белоснежные волосы наставника в подобии небесного нимба. Эдуард нашел свое сравнение забавным.     – Это не простейшие вещи, мой дорогой. По правде говоря, таким вопросам не одна тысяча лет, – сэр Азирафаэль горько усмехнулся. – И если бы кто-нибудь нашел решение… Иногда то, что ты считаешь правильным, не кажется правильным всем остальным. Может, все познается в сравнении? Ты дал денег Полю в надежде облегчить ему будущее. Это был искренний и добрый порыв. Мы не знаем, к каким последствиям он приведет. Возможно, Поль распорядится деньгами с умом, возможно, растратит все по дороге на эль. А, возможно, твои деньги уберегли его от воровства и насилия из-за острой нужды. Мы не знаем. Но твой поступок безусловно лучше, чем поступок, побуждаемый меркантильными чувствами, тщеславием или завистью. Ведь если бы ты дал Полю денег из желания ублажить собственную гордыню и возвыситься в глазах жонглеров это были бы те же деньги. Та же сумма. Но мотив поступка очернял бы сам дар.     Эдуард уперся подбородком в кулак и слушал наставника крайне сосредоточенно. Поразмышляв некоторое время, он решил, что сэр Азирафаэль не ошибается.     – Ага, с леди Анной и ее отцом тоже так, – додумал мысль наставника Эдуард. – Матушка может преследовать какие угодно цели на мой брак. Но я женился бы на Анне, не имей ее отец ни войска, ни своих талантов… Женился, потому что она милая и задорная, и любит смелые запевы Бернарта…     – Особенно смелые запевы Бернарта, – подмигнул ему сэр Азирафаэль.    – Особенно смелые запевы Бернарта, – согласился Эдуард. – Эй, кто не любит старину Бернарта?     Напряжение спало. Эдуард почувствовал, как тревога ушла, а мысли начали проясняться. Ему внезапно захотелось переписать свой разговор с наставником в книгу, хотелось сохранить его, сберечь для…    – Мне надо идти, мой принц. Я был очень рад видеть вас.     Наставник поднялся с кресла. Эдуард отчаянно не желал, чтобы тот покидал его.    – Сэр Азирафаэль, – окликнул он, когда наставник подошел к двери.    – Что, мой дорогой?    – Вы знаете… Нет, конечно, вы не знаете! Но мне иногда хочется, чтобы эту книгу, – он тронул рукой подарок сэра Азирафаэля, – прочитал какой-нибудь мальчишка через много лет. Мне часто кажется, что я пишу только для этого воображаемого мальчишки, – Эдуард тут же смутился своему каламбуру. – Глупость, да?    – Вовсе не глупость, мой принц, – улыбнулся сэр Азирафаэль.    – Я просто хотел, чтобы вы знали.    – Я запомню это, Эдуард. Однажды твою книгу прочитает мальчик. Непременно прочитает.     В родных глазах наставника Эдуард прочел молчаливое обещание, что так оно и будет.       «Какое счастье, что Кроули решил пожертвовать Йорками, а не Ланкастерами», – эгоистично подумал Азирафаэль, выходя из покоев принца. Какое счастье, что этот мальчик не обречен погибнуть в войне, развязанной его матерью и герцогом Йорком. Какое счастье, что Кроули возьмет предательство своей фракции на себя. Азирафаэль понимал, что люди Белой розы погибнут. Понимал, что вероятнее всего погибнет и молодой Эдуард Йоркский, и его жена. Понимал, что понимает это и Кроули… Но другой Эдуард – Эдуард Ланкастерский – будет жить, будет писать свою книгу, будет носить в потайном кармане фигурку Генриха Пятого… Если предательством Кроули, его жертвованием Белой розой окупится жизнь этого мальчика, Азирафаэль не жалел.      А с Кроули они всегда успеют рассчитаться.