***
В Маньяне наступило раннее утро — холодное и тёмное — когда Джувон просыпается в чужой постели, не зная, где находится, что здесь делает или сколько выпил. Наверное, немало, раз у него так пульсирует голова. Он пытается сесть и слегка давится, сгибаясь пополам. В какой-то ужасный момент он уверен, что его вырвет, но тошнота проходит, и мало-помалу он выталкивает себя из постели. Он почти у двери, когда к нему возвращаются воспоминания о прошлой ночи, и его снова чуть не рвёт. Дрожа, Джувон опускается на землю. Частичка Юён ещё живёт в его коже, и теперь, когда он трезв, ничто не может заглушить её. Он смотрит на свои руки. Все пальцы на месте. К тому же он всё ещё в перчатках — слава Богу. Донсик мог снять их после того, как юноша отключился, но не сделал этого. Может, не хотел мороки, или Джувон умолял его не трогать… «Нет. Не надо». И… Донсик сдержал обещание. «Здесь ты в безопасности, Джувон-а». Парень не в состоянии думать об этом сейчас. Ему нужно покинуть этот дом и воспользоваться ванной. К сожалению, не в таком порядке. Он внимательно прислушивается, но не слышит движения. Может, Донсик уже ушёл, несмотря на ранний час. Это значительно облегчило бы побег. Хотя, конечно, он никогда прежде не убегал тайком. Джувон же — не какой-то подросток, ускользающий через окно. Он всего лишь… уходит, не прощаясь. Очевидно, это совсем другое дело. Просто прямо сейчас у него не хватает духу отвечать на сложные вопросы. И слишком сильно болит голова, чтобы задавать их. И его сердце тоже. Джувон быстро застилает постель — не такой уж он и ужасный гость, даже если раньше редко у кого гостил — и относительно легко находит ванную. Одежда на нём грязная, но прямо сейчас он ничего не может с этим поделать. Один взгляд на своё отражение заставляет его рыться в шкафчиках в поисках средства для умывания, включить кипяток и тереть, тереть, тереть. Он думает о том, как, должно быть, выглядел вчера, когда Донсик нашёл его в том баре — лицо липкое и вялое, настолько пьяный, что едва мог говорить, — и едва сдерживает порыв утопиться в раковине. Всё в порядке. Ему просто нужно покинуть этот дом. Прямо сейчас, пока его не обнаружили. Однако Донсик, видимо, действительно ушёл, потому что никто не останавливает Джувона ни на лестнице, когда он находит свои ботинки у двери и надевает их, ни у входной двери, когда открывает её и выходит, а затем… Останавливается. Стоит как вкопанный, потому что ноги больше не двигаются. Мир слишком велик и слишком неизвестен, и в нём может скрываться что угодно. Даже люди, которых вы знали и которым доверяли всю жизнь, могут оказаться монстрами. Всякое может произойти, когда ты один. Людей убивают. Пальцы отрубают. Он может умереть, он может, он умрёт. Он в самом деле умрёт прямо сейчас… Спотыкаясь, Джувон отступает назад и захлопывает дверь. Прижимается к ней лбом и пытается вспомнить, как дышать. «Я знала, что всё кончено, — сказала Юён, — Но бывали дни, когда даже выходить из дома…» — Чёрт, — бормочет Джувон. — Проклятие. К своему разочарованию и ужасу, он чувствует, как по лицу текут слёзы. Вот почему вчерашний день был ошибкой: не спасение Юён, а проведённое с ней время после, смех и уязвимость. Алкоголь и потеря всякой связи с реальностью. Ему следовало пойти домой и напиться до беспамятства в безопасном месте, где никто бы его не увидел. Дома у него могло быть сколько угодно панических атак, но теперь он застрял здесь, в доме Донсика, и должен как-то выбраться. Ему нужно найти способ… Какой-то звук, похожий на хныканье, пугает его. Это не он. Кто же? Где прячется? Джувон задерживается у входной двери, прислушиваясь. Рука в перчатке лежит на дверной ручке. Снова услышав звук, он понимает, что следует за ним, спускаясь в подвал. Оказывается, Донсик всё-таки дома. Он спит на диване, свернувшись калачиком, ёжась под тонким одеялом, явно недостаточно тёплым для такой погоды. Он не случайно здесь заснул? Если так, то, наверное, он частенько тут спит. Журнальный столик явно служит прикроватной тумбочкой, а сам подвал невероятно захламлён. Почти каждая стена — и изрядный кусок пола — завешаны листами, фотографиями и обрывками бечёвок, связывающих бумажки воедино. В единственной непокрытой ничем стене зияет гигантская дыра. Не похоже, что её ремонтируют. Скорее, кто-то сошёл с ума и взялся за кувалду. Джувон хмурится, оглядывая груду листов. Он всё думал, не работает ли Донсик над каким-то делом, и, похоже, так оно и есть. Однако, учитывая объём материалов, он корпит над ним годами, если не десятилетиями. Что он расследует? Есть ли имя Хан Джувона где-то на этих стенах? Он подходит на шаг ближе, чтобы рассмотреть получше… Но Донсик снова издаёт этот звук. Только на этот раз он больше похож на рыдание, чем на хныканье. — Дяденька, — говорит он низким, надломленным голосом, — Дяденька. Джувон присаживается на корточки рядом с ним. — Ли Донсик. В ответ ещё больше плача. Если это видение, а не кошмар, парню, вероятно, следует оставить его в покое. Если напарник видит что-то важное, потенциально способное спасти жизнь… Но Джувон никогда раньше не видел Донсика таким. Он никогда не видел его плачущим. Ему это не нравится. Джувон проверяет, надёжно ли надеты его перчатки, прежде чем взять Донсика за плечо и легонько встряхнуть его. — Ли Донсик, — повторяет он и, не услышав ответа, трясёт сильнее, — Немедленно просыпайтесь. Очнитесь. Мужчина испуганно пробуждается. — Хан Джувон, — растерянно говорит он, слегка приподнимаясь и лихорадочно обшаривая пол налитыми кровью глазами, — Дяденька? Где дяденька? Не опускайте его обратно в воду… — Кто в воде? — спрашивает Джувон, задаваясь вопросом, кто бы мог довести Донсика до такого опустошения и тревоги, — Шеф Нам Санбэ? Он в опасности? Глядя на него, мужчина растерянно моргает. Затем внезапно начинает смеяться, устало опускаясь обратно на диван. — Конечно, нет. Просто сон. Это всегда просто сон, — он вздыхает, глядя на Джувона со слишком большим поддразниванием в глазах, слишком большим скрытым смыслом, который Джувон не может разобрать, — Я действительно начну взимать с вас арендную плату, лейтенант Хан, если продолжите вламываться подобным образом. Чего вы хотите от меня на этот раз? Джувон понятия не имеет, как на это ответить. — Ли Донсик, — очень осторожно произносит он, — Я никогда здесь не был. — Да, с каких это пор? Ты… — Его напарник замолкает, глядя через плечо юноши на одну из оклеенных бумагой стен. Взгляд его перемещается на другую стену, затем на третью, и наконец возвращается к Джувону. Он глубоко вдыхает, вытирая лицо. — Точно. Не был… И пришёл сюда не для того, чтобы поймать меня. Верно? — Поймать вас? — хмурясь, спрашивает Джувон. — Поймать… в каком смысле? За чем? Нет. Вы позволили мне остаться на ночь. Помните? Ли Донсик, вы знаете, где сейчас находитесь? Мужчина игнорирует его слова и садится, пристально глядя на парня. — Ли Гымхва, — говорит он, наблюдая за лицом Джувона в поисках… чего-то. Джувон лишь тупо смотрит на него. — Кто? Донсик снова начинает смеяться. Этот ужасный звук. — Не берите в голову, лейтенант Хан, — говорит он через минуту и дважды стучит кулаком себе в висок, — Всё снова в рабочем состоянии! Не волнуйтесь. Лейтенант Ли Донсик с подстанции Маньян! К службе готов. Его улыбка яркая и тревожная. Однако для него она в порядке вещей, поэтому Джувон решает проигнорировать её в пользу более важного вопроса. — У вас было видение? Кто-то утонул? Было ли это… — Ты плачешь? — внезапно хмурится Донсик. Слишком поздно Джувон вспоминает, что на его щеках ещё высыхают слезы и он пытался избегать Донсика. Держаться подальше от этого разговора. — Нет, — отрезает он, вставая и отступая от дивана. — Ли Донсик, кто-то в опасности? — Все, кто умер, уже мертвы, — загадочно говорит мужчина. Звучит почти беззаботно, вот только он ещё немного дрожит. — Не беспокойся об этом. Почему ты плачешь? — Не беспокойся об этом, — ворчит Джувон в ответ. — Мне пора идти. Приношу извинения за вчерашний вечер. Этого больше не повторится. Обещаю… — Мы партнёры, — говорит Донсик, отмахиваясь от него, будто вытащить своего пьяного коллегу из бара и дать ему отоспаться у себя дома — обычное условие полицейской работы. — Подожди, я приготовлю завтрак. Позволь мне просто… — Нет, — говорит Джувон, отступая ещё дальше, прежде чем Донсик успевает подняться с дивана, — Я в порядке. — Ах, не будь таким. Тебе станет гораздо лучше, если в животе будет плескаться немного еды. Знаю, ты не любишь рыбу в супе, но… — Вы этого не знаете! — резко перебивает его Джувон, хотя Донсик прав. Он не любит рыбу в рагу или супах. Но они никогда не обсуждали это. По крайней мере, ещё не обсуждали, и у него раскалывается голова, и его тошнит. Ему так тревожно, и он просто хочет понять… Он просто хочет чувствовать себя в безопасности… — Нет, господин Ли Донсик. Вы меня совсем не знаете. Донсик вздрагивает. Совсем чуть-чуть, едва заметно, но Джувон видит и жалеет, что заметил. Внезапно он жалеет, что не промолчал, когда напарник отворачивается с крохотной и грустной улыбкой на лице. — Простите, — говорит Джувон, опуская глаза. — Спасибо вам за… Спасибо. Мне нужно идти. Он уходит, и на этот раз Донсик его не останавливает.***
Остаток дня проходит… тяжело. Ему удаётся сбежать из дома Донсика, буквально выбегая через дверь, до бела сжимая кулаки и впиваясь пальцами в ладони. Спотыкаясь, он возвращается на улицу к своей машине. Дорога домой долгая и мучительная, полная слишком многих возможностей и незримых ужасов. В конце концов, он добирается, даже если приходится дважды съезжать на обочину, чтобы перестать задыхаться. Всё в порядке. Всё в порядке. Становится немного лучше, когда он оказывается в своей квартире. Входная дверь надёжно заперта; система безопасности активирована. Он даже успевает добежать до туалета, прежде чем его рвёт. Маленькая победа. После чего он включает слишком горячий душ и трёт, трёт себя, пока вода не остывает. Он жаждет опустошить весь свой винный шкаф. Хочет молить Юён забыть всё, что произошло вчера. Донсика тоже. А также сказать, что с его стороны было любезно позволить Джувону остаться, и завтрак был бы замечательным. Мог бы быть замечательным. Вот только сегодня юноша не может позволить себе свидетелей. Свидетели опасны. Он не станет подвергать себя такой опасности. Ему не нужно, чтобы кто-то видел его в таком состоянии. Джувон вообще не хочет попадаться никому на глаза. Он никогда раньше ни в ком не нуждался. И всё же. Какая-то отчаянная часть Джувона хочет позвонить Донсику. Сказать: «Ты меня не знаешь, но я бы хотел, чтобы ты узнал». Он хочет сказать: «Я не могу тебе доверять, но так боюсь оставаться один». Хочет спросить: «Ты придёшь? Ты мой партнёр. Придёшь?» Очевидно, Джувон ничего этого не делает. Он довольствуется тем, что его снова тошнит. Он звонит и говорит, что заболел. Сворачивается калачиком под одеялом и без толку валяется до конца дня. Слишком измученный для чего-либо, кроме как снова и снова сгибать пальцы. Вздрагивая при воспоминании о прикосновении стали к коже. Всё не так плохо, как могло быть. В худшие дни ему кажется, что он тонет. Нет, как будто он уже утонул. Затерялся где-то под поверхностью и отстранённо наблюдает, как чей-то призрак вселяется в его тело. В те дни он уже не Хан Джувон. Хан Джувон — тихий, панический голос в глубине его сознания, рискующий затихнуть и навсегда исчезнуть в его мозгу. В этом настоящем доме с привидениями. Сейчас всё по-другому. Сейчас тревога Юён сталкивается с тревогой Джувона, видоизменяя её, усиливая, превращая во что-то гигантское и всепоглощающее. Пока трудно понять, чего он на самом деле боится: быть убитым, подвергнуться пыткам, прикосновениям, смущению, быть никчёмным, быть обнаруженным, арестованным и запертым за решёткой. Прямо сейчас Джувон едва держится на волнах. Отчаянно держит голову над водой. Словно плывёт и задыхается от страха. Джувон — самый громкий голос в собственной голове. Это уже что-то. Немного, но уже кое-что. Он жалко сворачивается калачиком и лежит так нескольких часов, пытаясь дышать сквозь страх, пытаясь оторвать взгляд от бутылок виски, которые могли бы помочь ему проспать всё это… Но нет, не снова, не так быстро после прошлого вечера. Иногда он слишком сильно жаждет этого тумана и не знает, потому ли, что унаследовал это состояние, или же боится, что унаследует, кончив, как мать во всех трагических отношениях. В любом случае он не был осторожен. Стоило быть осторожнее. Быть умнее. Он должен быть… Идеальным. Но это мечта, от которой он отказался. Джувон оглядывает комнату, чтобы отвлечься, но смотреть не на что. Респектабельные, но скучные произведения искусства, велотренажёр, которым он пользуется через день; набор почти не тронутых клюшек для гольфа — отец настоял на их покупке. («Сильные мира сего, — сказал Хан Гихван, — Часто проводят важные встречи за игрой», но, к счастью, Джувону приходилось играть только с Квон Хёком, и то только потому, что тот ещё пытался убедить себя, что ему действительно нравится спорт.) Квартира Джувона не должна быть интересной — лишь функциональной. В конце концов, легче снова забраться под одеяло. Кто-то шлёт ему сообщения. Он их игнорирует. Лишь два человека утруждали себя отправкой ему сообщений: Хан Гихван, когда чего-то хочет, или Хёк, когда Хан Гихван чего-то хочет. Сегодня парень не нуждается ни в одном из них. Но сообщения продолжают приходить, снова и снова. Пока Джувон в раздражении не берёт телефон и не видит… Ли Юён? Джувон смутно помнит, как вчера они обменялись номерами телефонов — ещё одна пьяная ошибка. Он настороженно читает сообщение Юён, ожидая худшего: отвращения к его поведению прошлой ночью, паранойи по поводу увиденного им, извинений за то, что она рассказала кому-то о его способностях, несмотря на обещание. Вместо этого она, кажется… проверяет, как он? Следит за тем, чтобы он ел и пил воду. Надеется, что её травма причинила ему не слишком сильную боль. Предлагает поговорить, если нужно. Если Джувон снова плачет, то исключительно из-за остаточных, фантомных эмоций Юён, а значит, совершенно точно — по её вине. Его пальцы зависают над экраном. Он качает головой и кладёт телефон на стол. Ещё одно сообщение. Ещё. И ещё. «Лейтенант Хан. Если вы мне не ответите, я найду вас. У меня есть способы». Жужжание усиливает головную боль. Только поэтому он решает ответить. «Пожалуйста, прекратите. Я в порядке». «Оно живое! Вы уже поели?» «Да». «Мне очень жаль, но я не уверена, что могу вам верить. Пожалуйста, пришлите доказательство». Джувон недоверчиво смотрит на свой телефон. Он не понимает ни Ли Юён, ни её брата. Он не понимает никого из этих нелепых людей Маньяна. Ещё одно сообщение. Ли Юён отправляет жизнерадостное селфи. Она сидит за столом, перед ней тарелка хэджангука, а на заднем плане застигнутая врасплох О Джихва, слегка не в фокусе. Джувон не хочет есть. Иногда ему трудно есть, потому что еда выглядит неаппетитно, ввиду его специфических вкусовых предпочтений. Или он не всегда чувствует своё право быть голодным. В животе у него бурчит от дикого похмелья, и, хотя он в курсе, что кухня забита продуктами, готовка займёт слишком много времени. Обычно Джувон любит готовить, но сейчас у него просто нет сил. «Лейтенант Хан, я действительно не хочу вас больше беспокоить, но, боюсь, я буду волноваться, пока не узнаю, что вы что-нибудь съели». Он снова вздыхает и берёт телефон. «Не беспокойтесь обо мне». «Извините, но беспокойство так не работает! Братец тоже волнуется. Что между вами произошло?» Джувон сглатывает, не в силах ответить. Донсик и правда волнуется? Он сердится? Что именно он сказал своей сестре? Он ничего не отвечает. «Хорошо. Вы не обязаны мне говорить. Но ТОЛЬКО если покажете, что заботитесь о себе». Парень качает головой. Неохотно, осознавая, что им манипулирует ужасно жизнерадостный флорист из маленького городка, он заказывает доставку. И отправляет ей фотографию еды, когда ту приносят. Сам он не показывается в кадре. Нужно сохранить хоть каплю достоинства. «Спасибо вам, лейтенант Хан! Обязательно съешьте всё, а не просто выбросьте. Иначе я узнаю!» «Как?» «Я же говорила. У меня свои методы!» Юён присылает ещё одну фотографию. На ней только О Джихва, резко и опасно улыбающаяся в камеру. Джувон вздыхает. И медленно откусывает кусочек. (Донсик, конечно, ничего не пишет. Но это ожидаемо. Это прекрасно.)***
К следующему утру похмелье Джувона прошло, и остаточная паника ослабла настолько, что он уже в состоянии отличать своё беспокойство от беспокойства Юён. Поэтому решает, что готов вернуться к работе. Это оказывается ошибкой. Джувон без труда выходит из своей квартиры, но въезжать в Маньян означает ехать по дороге, где на него — на Ли Юён — напали. Этого достаточно, чтобы воспоминания нахлынули и оставили его беспокойным и нервным. И от Донсика, конечно, никакой помощи. Он не дразнит Джувона из-за попойки — вот так неожиданность! — и не вспоминает их разговор в подвале. На самом деле он почти такой же, как обычно: смеющийся, озорной, несносный и невыносимо добрый. Однако он наблюдает за Джувоном пристальнее, чем когда-либо, и Джувон не понимает, почему. Они патрулируют, проезжая по одним и тем же крошечным улочкам, когда Донсик снова пялится на него. Теперь он даже не пытается быть незаметным, и Джувон больше не может это выносить. — Неужели я увлекательнее, чем дорога?! — рявкает он, — Что же во мне так тебя интересует? — Интересуюсь ли я тобой? — размышляет Донсик, напевая себе под нос, — Может быть. Может, потому, что ты такой красивый. Джувон… не испытывает никаких чувств от этих слов напарника. Он знает, что привлекателен. Ему немало говорили об этом, но раньше это никогда не имело значения. У тех людей часто имелись скрытые мотивы, но даже без них Джувона редко кто-то привлекал. Даже когда он чувствовал влечение или что-то похожее, это всегда было мимолётно и легко игнорировалось. Люди хорошо выглядят и хорошо пахнут. Это норма, которая никогда не казалась важной. И близко не столь важной, как выполнять свою работу, подавлять способности, раздражать отца, поддерживать чистоту и физическую форму. Джувон не понимал, как люди сходят с ума из-за таких мелочей, как секс или любовь. Но Донсик под дождём с зонтиком в руках... Донсик в своей фланелевой рубашке, поддерживающий его на ногах… Возможно, вполне возможно, Джувон чувствует… что-то. Нечто иное, менее мимолётное, когда дело касается его партнёра. Отлично. Это факт. То, в чём он может молча, неохотно признаться самому себе. Это всё равно неважно, потому что Донсик нелеп и, очевидно, называет Джувона «красивым» не всерьёз. Множество копов и раньше употребляли подобные слова — звезда, красавчик. Всегда презрительно и уничижительно. Почему Донсик должен быть другим? Только не в этом. Комплиментам нельзя доверять. Это ложь, призванная смягчить. Шпильки, чтобы ранить. — Возможно, поэтому, — лениво продолжает Донсик. Его улыбка недостаточно остра, чтобы резать, но Джувон знает, что нож, завёрнутый в шёлк улыбки, всегда на расстоянии вытянутой руки. — Мне просто интересно, как столь прелестный цветок оказался в нашем провинциальном городишке. Джувон игнорирует эту вопиющую чушь. — Это потому, что я подозреваемый? То дело, над которым ты тайно работаешь… — То дело? — ухмыляется Донсик. — Секретное? В следующий раз останьтесь на завтрак. Может, мы поработаем над ним вместе. Парень глубоко вдыхает. — Ты знал меня ещё до того, как мы встретились, — продолжает он, — Ты говоришь о вещах, которых я никогда не делал. Я не вламывался в твой подвал. Не перегибал палку из-за чувства вины. Что такого ты увидел во мне? Что я сделаю такого, что настолько сильно тебя беспокоит? — Беспокоит? — Донсик поднимает брови. — Ты думаешь, я беспокоюсь о тебе? Джувон сжимает челюсти и повторяет: — Что я сделаю? Донсик качает головой. — Похоже, это вы беспокоитесь, лейтенант Хан. Вы сегодня такой напряжённый. Чего вы так боитесь? Как думаете, что способны натворить? Юноша пытался разобраться. Было не так уж много зацепок, на которые можно было бы опереться. Иногда кажется, что мужчина уже всё о нём знает. В других случаях, что Джувон — тайна, которую Донсик отчаянно пытается разгадать. Иногда он кажется расстроенным или разочарованным в Джувоне, а порой он удивлён или искренне обеспокоен. Даже сейчас трудно сказать, что чувствует Донсик. Его слова звучат небрежно, насмешливо, но косые взгляды кажутся расстроенными и неуверенными. Джувон думает, что напарник беспокоится о нём. Просто не понимает, почему. «Я думал, ты будешь другим», — сказал Донсик тогда, в мясной лавке. Почему он так подумал? Неужели Джувон вёл себя настолько иначе в том видении? Может, Хан Джувон в том сне не был полностью Хан Джувоном. И в его голове был ещё один призрак. Может, вместе они устроили ещё одну сцену. — Молчишь? — спрашивает мужчина. — Ты действительно планируешь сделать что-то настолько ужасное? Выглядывая в окно, Джувон выдыхает. — Ты поймаешь меня, если сделаю? Повисает долгая пауза, нарушаемая только звуком телефона Донсика. Бан Хочхоль снова сбежал. Конечно. Конечно, сбежал. Юноше хочется кричать. Вместо этого он закрывает глаза. Дышит.***
Когда они добираются до тростникового поля, уже совсем стемнело. — Я пойду туда, — говорит Донсик. Джувону требуется вся сила воли, чтобы не схватить его за руку и не настоять на том, чтобы они искали вместе. «Не оставляй меня одного», — хочет сказать он. — «Ты не знаешь, что таится в темноте». Вместо этого Джувон кивает и идёт в другом направлении, пытаясь взять себя в руки. Он не Ли Юён. Не беспомощная, юная жертва с окровавленными обрубками вместо кончиков пальцев. На дворе 2021 год, и от Кан Джинмука остался лишь пепел. Им нечего бояться — разве что они обнаружат Бан Хочхоля слишком поздно. Они должны отвести его домой, где тепло и безопасно. Сейчас только это в приоритете. Но где-то кричит олень, и Джувон возвращается в воспоминания Юён. Он идёт по пустынной дороге. Дрожит и истекает кровью на заднем сиденье синего фургона, а Кан Джинмук тащит тело Бан Джусон через эти самые поля… Внезапная вспышка света пугает Джувона. Он моргает и поднимает глаза. Донсик машет своим фонариком в небе. Хорошо. Значит, он нашёл Бан Хочхоля. Как только они затащат его внутрь, смогут наконец покинуть это место. Джувон вернётся домой, запрёт дверь и оставит этот день позади. Однако, когда Джувон подбегает к ним, Бан Хочхоль продолжает сидеть на земле, дрожа под курткой Донсика. Парень не расстаётся со своей собственной курткой, потому что, в отличие от безрассудного напарника, он захватил с шоковое одеяло. Которое и набрасывает на плечи Бан Хочхоля, пытаясь поднять старика. Тот отказывается двигаться. — Я должен подождать, — настаивает он, — Она ещё не вернулась домой. — Дяденька, — говорит Донсик, — Давайте подождём внутри? Бан Хочхоль качает головой. — Я должен подождать. Джувон пытается контролировать дыхание. Здесь нечего бояться. Есть только воспоминания, и даже не его. У него пальцы целы. Ему не нужно проверять. Монстр исчез. Монстр мёртв и ушёл навсегда. Здесь нечего бояться. Здесь нечего бояться. Но эти олени… Они продолжают кричать… — Моя младшая дочь, — говорит Бан Хочхоль Донсику. — Она задерживается допоздна, но всегда возвращается… — Она не вернётся! — рявкает Джувон. Донсик пристально смотрит на него. — Лейтенант Хан… Но Джувона не остановить. Теперь им овладела паника. — Она мертва. Неужели ты не понимаешь? Ты умрёшь тут, если будешь продолжать ждать мертвеца. Перестань ждать. Почему ты не можешь остановиться? Она не вернётся. Бан Хочхоль начинает вопить. Донсик отталкивает Джувона, и тот падает навзничь, тяжело приземляясь на холодную землю. — Да что с тобой такое?! — кричит Донсик, а затем поворачивается спиной, хватает Бан Хочхоля, обнимает его и удерживает на месте, когда тот снова пытается убежать. Проходит много времени, прежде чем он наконец успокаивается. Мужчина даже не смотрит на Джувона, когда поднимает старика и медленно ведёт его обратно в дом. А Джувон просто сидит, обхватив руками колени. Слушает оленя и дрожит. Дяденька, что это? Что это? Что… Раздаются шаги, и Донсик оказывается рядом. Присаживается на корточки рядом с ним. — Хан Джувон, — на этот раз голос его звучит мягко, нерешительно, на удивление нежно, — Что с тобой? Что ему сказать? Джувон ни за что не сможет ответить на этот вопрос. — Не беспокойся об этом, — бормочет он и поднимается на ноги.