Carol of the Bells - Libera & Robert Prizeman
Декабрь пришел нежданно-негаданно. Незаметно пролетел остаток ноября, и Гриффиндор выиграл свой первый матч по квиддичу с новым капитаном. Теперь Сайно возносили и чествовали как героя: даже Джеймс Поттер проиграл первую игру в новой должности и не смог похвастаться таким блестящим результатом. А у Сааба получилось, и он принес команде победу. Теперь на него возлагались большие надежды. Первые недели декабря выдались чересчур снежными и чересчур морозными. Такой суровой зимы Хогвартс давно не видел. Холодно было всегда, но в этом декабре мороз так сильно сковал инеем все окна, рисуя на них замысловатые узоры, что увидеть хоть что-то из них было невозможно. Первокурсники поговаривали даже, что Хогвартс посетил сам Джек Фрост, а старшие тихонько посмеивались над малышней, но исправно подыгрывали. Даже в мире волшебников всем хотелось верить в чудо — пусть и такое пустяковое. И отнять у детей этот маленький миф не поднялась рука ни у кого. Воздух в дымоходах из-за разности температур создавал невыносимый гул, но даже настолько раскочегаренные печи и камины не справлялись с отоплением. Ученики не снимали шарфы, шапки и перчатки даже на занятиях, а зимние мантии надевали теперь и в помещениях. Но, несмотря на мороз, ученики радовались декабрю. Приближалось Рождество, а вместе с ним и долгожданные каникулы. Хогвартс преображался к празднику. В Большом зале установили традиционные двенадцать огромных Рождественских елей, по поводу сруба которых так ворчал каждый год Тигнари. Притащил их из леса, как и всегда, Хагрид. И как всегда — в одиночку. А вот украсить весь Большой Зал в этом году профессор Макгонагалл и профессор Флитвик доверили своему лучшему ученику — Кавеху, который был равно силён и в Трансфигурации, и в Заклинаниях. А еще он очень-очень долго просил, чтобы наряжать Хогвартс к празднику доверили именно ему. Кавех мечтал об этом с первого курса, желая приложить руку к созданию той прекрасной волшебной атмосферы, что царила в школе в преддверии Рождества. За день до начала каникул ученики, ожидавшие, что войдут в привычно украшенный к празднованию Большой Зал, в шоке застывали в дверях. Им казалось, что они попали в волшебную зимнюю сказку. Стены замка стали ледяными, а с потолка, где обычно парили свечи, теперь сыпался почти настоящий снег. Отовсюду свисали огромные сосульки, которые отражали в себе холодные серебряные, золотые и синие огни. Откуда шел свет было непонятно, а Кавех загадочно молчал и улыбался, когда его прямо спрашивали об этом. При этом в зале не было холоднее обычного, с температурой воздуха он ничего не делал, а значит весь этот лед был искусственным, хотя выглядел в точности, как настоящий. Огромные ели стояли вдоль стен, почти утыкаясь в сводчатый потолок макушками, увенчанными серебряными звездами. Кавех украсил деревья всеми возможными шарами и игрушками, гирляндами и бусами, но всё было выдержано в строгой цветовой гамме: холодный синий, ледяной серебряный и бело-золотой — прямо как и вся подсветка. Некоторые ветки он дополнительно укрыл наколдованным снегом и инеем, что еще больше создало атмосферу зимней сказки. Где-то с деревьев также свисали небольшие сосульки, которые тоже отражали волшебные огни, что казалось все деревья светятся изнутри. Все, что он сделал, чтобы украсить зал, создавало такую невероятно гармоничную картину, что поспорить бы с гениальностью Балмаседа в области дизайна не смог бы никто. — Кавех, ты невероятен, — выдохнул Тигнари, когда отошел от первого шока и добрел до друга, наколдовывающего последние украшения на стену за преподавательским столом. — Как ты вообще до такого додумался? Завтрак уже закончился, ученики давно начали разбредаться по классам, преподаватели тоже уже ушли, а у Тигнари и Кавеха первым уроком было окно, поэтому они никуда не спешили. Балмаседа сосредоточенно взмахнул еще раз волшебной палочкой и стена превратилась в ледяную глыбу, светящуюся изнутри теми же цветами, что и весь зал. — Ты помнишь сказку о Снежной Королеве? — спросил он, отвлекаясь на мгновение. — Конечно, — кивнул Тигнари. — Но ведь это магловская сказка. — Не важно, главное, что она очень красивая. Мальчик Кай с ледяным сердцем и Герда, которая очень хотела его растопить… — задумчиво проговорил Кавех, мечтательно прикрыв глаза. А потом снова сказал: — Не важно, Нари! Я хотел дворец — я сделал дворец. Мне кажется, в таком помещении Снежная Королева очень гармонично смотрелась бы, ты не находишь? — Пожалуй. Ты превзошел сам себя, — улыбнулся Тигнари. — Я просто хотел добавить в нашу Школу Волшебства еще немного магии. Ты уже слышал, что малышня клялась, что ели покрыл инеем Джек Фрост? — Как это? Они что, не видели, как ты тут работал всё утро? — удивился Тигнари. — Нет, конечно. За завтраком я ел, а работал ночью. — С ума сошел что ли? Кто тебе вообще такое позволил? — брови Тигнари от возмущения полезли на лоб, а хвост недовольно распушился. Приглядевшись получше, он заметил, как осунулось лицо Кавеха и какие глубокие тени залегли у него под глазами. Но хоть будущий великий дизайнер и архитектор и выглядел чрезмерно уставшим, глаза его сияли такой гордостью и удовольствием, что упрекать больше не хотелось. — Как будто я кого-то спрашивал… — Кавех прервал свою фразу на полуслове, заразительно зевнув. — Ты не понимаешь, Нари. Это же восхитительно! Дети верят в чудо! Мы учимся магии — буквально. Но при этом все равно закостенели в прагматизме и скептицизме. А ведь вместо этого можем принести немного чуда в нашу жизнь. В этом же смысл, разве нет? — Я… не знаю, Кави. Ты, конечно, невероятен, но спать тебе необходимо, — протянул Тигнари, окончательно сдаваясь перед его полным отсутствием логики в порывах вдохновения. — Сегодня после уроков сразу пойду, — кивнул Кавех примирительно. И бросился наколдовывать ледяных льва, орла, барсука и змею у каждого из факультетских столов. Тигнари оставалось только тяжело вздохнуть и пожать плечами. Прежде чем выйти из Большого зала, он напомнил: — Завтра после завтрака мы с Сайно уезжаем на каникулы, ты помнишь? Не проспи, чтобы попрощаться.***
Lullaby Dreamers — Christmas at Hogwarts (Lullaby Rendition)
Тигнари вернулся в гостиную Пуффендуя. Ему никогда не удавалось побездельничать, если первым уроком у него было окно. Вот и сейчас вместо того, чтобы последовать собственному совету, который дал минутами ранее Кавеху, и немного передохнуть, он принялся собираться в дорогу. В этом году Тигнари впервые планировал провести каникулы не так, как обычно. Его родители в этом году все равно были в очередной экспедиции, и он собирался остаться в школе, тем более Кавех тоже не собирался уезжать. Но пару недель назад Сайно позвал его в гости. Провести вместе Рождество показалось заманчивой затеей, но теперь Тигнари порядком волновался. Столько времени наедине они не проводили, а по словам Сайно, его опекун Сайрус, который, оказывается, состоял в Ордене Феникса, как раз приехал на Рождественские праздники в их дом в Англию. А это значило, что Тигнари по сути грозило знакомство с родителем. Пакуя вещи в небольшую дорожную сумку, Тигнари задумался. Не слишком ли они спешат? Их отношения развивались столь стремительно, что казалось, они знакомы уже сто лет. А прошло всего лишь пару месяцев с их первого полноценного разговора. Но вспоминая минуты их с Сайно близости, тепло его объятий и нежность рук, Тигнари очень не хотел тормозить. В школе они старались урвать каждый свободный миг, укрываясь в тайных проходах и нишах за многочисленными гобеленами, прячась от посторонних глаз за колоннами во внутреннем дворике, обнимаясь и кутаясь в мантии друг друга, чтобы согреть руки. На выходных Сайно старался всегда сопровождать Тигнари в его вылазках в лес, а если не выходило, то он наколдовывал свой патронус в виде шакала и отправлял его за возлюбленным. Не чтобы защитить — очевидно, что в этом Гордон нуждается меньше всего, — а для того, чтобы составить ему компанию. Последняя неделя до Рождества выдалась суматошной. Хотя, покажите того, у кого она таковой не была… Даже вылазка в Хогсмид на этот раз сопровождалась лихорадочными покупками и беготней, связанной с выбором и упаковкой подарков. Вместо неспешной прогулки и сладких поцелуев за дальним столиком в «Трех метлах», Тигнари заработал себе головную боль и переутомление. А вот Сайно как всегда оставался невозмутимым. На вопрос о подарках, он пожал плечами и сказал, что всё давно подготовил. Но даже Сайно устал за эту неделю, это видно было по его лицу. Вспоминая суматошность последних дней, Тигнари с трудом подавил желание свернуться калачиком на кровати и проваляться так до конца последнего учебного дня. Но времени было не так много, а помимо вещей в дорогу, ему необходимо было упаковать подарки. Для Кавеха он подготовил большущий мольберт, чтобы друг мог рисовать не только на малом формате. Для аль-Хайтама они с Сайно подготовили подарок от них двоих: раздобыли редкий экземпляр книги по древней магической фонетике, на базе которой строились многие современные заклинания. Для этого специально писали во Флориш и Блоттс, уточняя, если ли у них знакомые букинисты. Сотрудники магазина не помогли, зато на выручку пришел Сайрус, который, казалось, знал всё на свете. И найти мог тоже что угодно. А для Коллеи Тигнари купил новенький альбом для гербария, куда вложил собранную когда-то ею мяту. Передать подарки он поручил тому же домовому эльфу, что помогал ему ухаживать за его растениями в Выручай Комнате. А подарки родителям — несколько коробок волшебных сластей, к которым они успели пристраститься — отправил, воспользовавшись услугами Германубиса — филина Сайно. Наконец-то упаковав подарки, Тигнари с облегчением выдохнул. Напоследок он уложил в дорожную сумку небольшую коробочку для Сайно. Он вручит свой подарок Рождественским утром, которое они встретят вместе. От осознания этого факта сердце сделало кульбит. Тигнари выдохнул, широко улыбнулся и возвел глаза к потолку. Влюбленный дурак. Но такой счастливый… Оставался еще час до начала урока, поэтому чтобы не просиживать время попусту, он решил сбегать в библиотеку и захватить с собой парочку книг по целительству. Наверняка, мадам Помфри устроит контрольную сразу после каникул.***
На Рождество всегда уезжало очень много студентов. В Хогвартсе оставались лишь единицы, но больше всего народу среди них оказывалось когтевранцев. Ученики этого факультета чаще других находили причины остаться. Главной из них была школьная библиотека. Там, как и во всем остальном Хогвартсе, царил такой же холод. Но разве останавливало это жаждущих новой информации студентов? Не все книги библиотекарь мадам Пинс разрешала забирать в гостиные, поэтому в хогвартской обители знаний всегда была пара-тройка учеников, которые не могли оторваться от чтения. Сайно бы обязательно пошутил, назвав их «отмороженными». Потому что в библиотеке так холодно, что можно было буквально отморозить пальцы рук и ног, поэтому никто не снимал шерстяных перчаток и всегда надевал теплые зимние ботинки… Но он редко заглядывал во владения мадам Пинс за литературой, которую нельзя было бы забрать в теплую гриффиндорскую гостиную, поэтому эту шутку так никто и не услышал. Зато среди жаждущих уникальных знаний самым главным завсегдатаем библиотеки стал аль-Хайтам. Он всегда читал запоями, редко отвлекаясь на что-то иное, кроме этого своего любимого занятия. Разве что на тренировки в дуэльном клубе с Сайно. И на Кавеха, особенно в последнее время... И именно из-за него он и проводил сейчас в библиотеке столько времени, пытаясь найти объяснения своим чувствам. Когда аль-Хайтам попытался обратиться за помощью к мадам Пинс, то впервые в жизни не смог выразить словами то, что ему требуется. Описать свои чувства не получалось даже самому себе, а уж кому-то постороннему — тем более. Поэтому он принялся искать информацию сам, конечно же раз за разом претерпевая неудачу. Но аль-Хайтаму повезло: в последний день перед каникулами между огромными стеллажами с книгами по медицине он столкнулся с Тигнари, методично подбирающим себе литературу для внеклассного чтения, которую мог бы взять с собой. Гордон удивился, увидев его именно в этой секции, ведь Тарша раньше не выказывал интереса к данной области магических знаний, разве что когда помогал с Кавехом. Поэтому он поинтересовался: — Если ты ищешь что-то конкретное, то я могу помочь. Я в этой секции буквально каждую книгу прочитал от корки до корки. Тигнари не хвастался, и по его тону можно было понять, что он действительно искренне хочет помочь. Может и правда попробовать? Когда Хайтам попытался объяснить, что именно он ищет и с чем это связано, то получилось у него это ненамного лучше, чем с мадам Пинс. Однако по какой-то неведомой причине (может, потому что услышал имя Кавеха в объяснениях) Тигнари понял, что именно ему требуется и без слов повел в противоположный конец библиотеки, совершенно в другую секцию. Аль-Хайтам не мог ничего найти среди книг по медицине по одной простой причине: там просто не было того, что ему необходимо. Ему было невдомек, что искать нужно среди любовных романов, а не учебников по физиологии. — Конечно, многое здесь гиперболизированно. Всё-таки это — художественная литература, а не научная, — пожал плечами Тигнари и забавно дернул ухом. — Но уверяю тебя, здесь ты точно найдешь объяснение своим чувствам. — Художественная литература? — переспросил аль-Хайтам и вопросительно поднял бровь. — И что же там можно почерпнуть? — Например, что такое любовь, — улыбнулся Тигнари. — Вот, начни с вот этого. Она магловская — и как только здесь оказалась? — но хорошая. Тебе полезно будет. Гордон всучил аль-Хайтаму небольшой томик, озаглавленный как «Гордость и Предубеждение» под авторством Джейн Остин. Он недоуменно покрутил книгу в руках, но на полку не вернул. — Ладно, посмотрим, — сказал Хайтам. — В конце концов в этой секции я еще ничего не брал. — Зато Кавех брал, — улыбнулся Тигнари. — Эта — одна из его любимых. Приятного чтения. Тигнари развернулся и уже собирался вернутся в секцию с медицинской литературой, но развернулся и добавил: — И да, кстати… Кавех всю ночь работал над украшением Большого Зала. И не спал в своей комнате. Я думаю, ты заметил. Ему будет приятно, если ты сделаешь комплимент проделанной работе. И проследи, чтобы сегодня он ночевал в собственной постели. Аль-Хайтаму оставалось только кивнуть, хоть Тигнари его согласия уже и не видел, ведь сразу после сказанного развернулся и, махнув хвостом, вернулся к своим делам. Покрутив книгу еще раз в руках, он пошел выискивать мадам Пинс, чтобы выяснить, можно ли забрать ее с собой в гостиную, или ему предстоит еще один вечер провести в промерзшей до основания библиотеке.***
Lullaby Dreamers — Harry in Winter (Lullaby Rendition)
Кавех устало опустился на стул. День выдался непростым, особенно учитывая и бессонную ночь. Каждую перемену он бегал в Большой Зал и дорабатывал его убранство. Так над столами появились веточки омелы, парящие теперь белыми облачками над головами учеников, а украшение стены дополнили гирлянды из остролиста и венки из лапника. В Большом Зале стоял яркий хвойный запах. Кавех подумал, что аромат цитруса очень бы к нему подошел, и выпросил на кухне мандаринов и апельсинов. С помощью магии он превратил дольки фруктов в цукаты, вазочки с которыми расставил на столы, а из кожуры извлек эфирные масла и сделал благовония, запустив несколько емкостей с ними в воздух. Переодически парфюм сам собой распылялся, распространяя свой аромат по всему залу. Создание духов и благовоний — чуть ли не единственное, что заинтересовало Кавеха на уроках Зельеварения. И как и всё, что ему нравилось, это дело получалось у него идеально. Аромат фруктов стал приятным и ненавязчивым дополнением к еловому запаху и создавал еще больше праздничной атмосферы. Наконец, день подошел к концу, и после ужина Кавех сразу же поднялся в комнату. По-хорошему ему следовало бы лечь спать, как он и обещал Нари, но кое-что еще не было готово к празднику. Кавеху в последние пару лет было сложно с подарками. Из-за непростого финансового положения он не мог позволить себе что-то купить, кроме всякой бесполезной и дешевой мелочи, поэтому всегда дарил то, что мог создать своими руками. В этом семестре в их с Тигнари компанию пришли Сайно и аль-Хайтам. И на самом деле Кавех был очень рад за Нари, пусть и не понимал шутки его парня, к тому же еще и его друга — своего соседа по совместительству — вообще терпеть не мог. Но в качестве подарка всей их компании на Рождество Кавех не придумал чего-то нового или особенного, зато сделал то, что поможет им четверым стать чуточку ближе. Завтра перед тем как Тигнари и Сайно уедут на каникулы, он передаст им подарок. А аль-Хайтам получит свой сразу после пробуждения в рождественское утро. Но для этого нужно было еще немножко поработать. Кавех потянулся и широко зевнул. Достал из тумбочки стола два прямоугольных свертка, а из сумки — волшебную палочку. И принялся за дело. Работа шла тяжело. Трансфигурация в принципе не простая вещь, а уж когда ты больше суток не спал — тем более. Однако Кавех никогда не бросал дело на полпути. И к ночи на столе рядом с ним лежали два волшебных зеркала — точь-в-точь таких же, какие были у них с Тигнари. Только теперь они работали сразу на четверых, а не только между собой. Кавех хитрым образом создал между ними такую связь, что они могли общаться как все вместе, так и по-отдельности, независимо друг от друга. Дело было за полночь, когда в спальню вернулся аль-Хайтам. Он весь вечер читал и не мог оторваться. Лишь когда понял, что вот-вот провалится в сон прямо в кресле, то решил перейти в постель. В их общей комнате Хайтам застал Кавеха, закончившего работу и уснувшего, сидя за столом. Его голова покоилась на сгибе локтя, а профиль освещал холодный свет неполной луны, который пробивался в незашторенное окно. Аль-Хайтам вздохнул: Кавех не впервые вот так засыпал, загнав себя до изнеможения дополнительной работой. Это всегда досаждало ему, но сейчас отчего-то вместо привычного раздражения, он почувствовал в сердце укол непривычного и непонятного чувства, от которого инстинктивно хотелось спрятаться. Но вместо этого аль-Хайтам тихонько присел на соседний стул и опустил голову на руки, укладываясь напротив. Кавех тихо сопел во сне, ресницы его подрагивали — видимо, что-то снилось. От неудобной позы у аль-Хайтама завтра точно будет болеть спина и шея, но ему вовсе не хотелось вставать со стула и ложиться в кровать. Вместо этого он, не отрывая взгляда, смотрел на спящего соседа и пытался анализировать. Хотелось понять, что из прочитанного в книге соответствует его собственным чувствам. Хайтам ловил глазами лунные блики в золотистых волосах, едва заметные веснушки на носу, складку меж бровей — Кавех нахмурился, будто чувствуя сквозь сон, что его изучают. Запоминал, какие густые и светлые у него ресницы, примечал небольшие морщинки в уголках глаз, трещинки на обветренных на морозе губах... Впитывал в себя знания о Кавехе и понимал: он не чувствует того, что пишут в той книге. То, что испытывал Хайтам было глубже, больше, сильнее. И это пугало. Хайтам прикрыл глаза, пытаясь вспомнить, когда из раздражителя на периферии его жизни Кавех стал столь важным для него человеком. И не смог. Может Кавех был таким всегда, просто он этого не осознавал? Зато вместо этого Хайтам вернулся в своей памяти к тому вечеру, когда всё изменилось. Тогда они с Сайно решили помочь Тигнари и Кавеху с навыками самообороны. Тогда аль-Хайтам понял, что Балмаседа — важен. Тогда впервые по воле случая он был настолько близко к нему, что мог чувствовать его запах и тепло его кожи. Тогда Кавех злился, и Хайтам понял, что ему трудно отвести от него взгляд. Тогда Балмаседа, думая, что сосед спит и не слышит, шепнул, что ненавидит его. Аль-Хайтам открыл глаза. Кавех всё еще спал, но так оставлять его не стоит. Он тихонько встал и подошел к его стулу, осторожно касаясь плеча: — Если ты так и будешь спать сидя, то завтра не разогнешься. Для чего так загонять себя? Вырубился прямо за столом... Кавех! Разбудить его всегда было непросто, а после столь продолжительного бодрствования— вовсе оказалось невозможно. Аль-Хайтам снова тяжело вздохнул, наклонился и подхватил Кавеха на руки. Дойти с ним до его кровати не составило никакого труда, а вот оторвать ладонь от щеки, по которой он легонько провел пальцами, убирая щекочущую нос золотистую прядь волос за ухо — сложнее. Подавить желание прикоснуться к коже губами — практически невозможно, но глубоко вдохнув через нос, аль-Хайтам смог не наделать глупостей. И всё-таки с ним что-то творится. Жаль, что в книгах нет ответа на его вопросы…***
Первые лучи холодного декабрьского солнца еще даже не начали подниматься из-за горизонта, а Кавех уже подскочил с постели, словно его разбудили пушечным выстрелом. Он понятия не имел, каким образом лег ночью в постель, но отчего-то помнил ледяной запах чьего-то парфюма и теплые — а на контрасте почти горячие — руки. «Странный сон», — подумалось ему, но разбираться в происходящем времени не было. Кавех бросил взгляд на всё еще спящего аль-Хайтама и принялся в спешке одеваться. Надо было успеть попрощаться с Нари и Сайно перед их отъездом. И отдать подарок. Кавех аккуратно запрятал сверток для аль-Хайтама поглубже в сумку, чтобы тот не нашел раньше времени, а второй убрал в карман мантии вместе с небольшой самодельной открыткой с теплыми пожеланиями и инструкцией для Сайно о том, как пользоваться зеркалом. Времени было мало, поезд в Лондон отправлялся уже через час, а значит друзья уже вот-вот должны были двинуться в Хогсмид. Он тихонько, чтобы не разбудить аль-Хайтама, вышел из комнаты и опрометью кинулся в Большой Зал, где сейчас уже скорее всего заканчивали завтракать Тигнари и Сайно. Дорога от когтевранской башни до холла не заняла много времени, но Кавех едва-едва успел. Тигнари и Сайно как раз выходили из Большого Зала и направлялись к выходу. — Эй! — окликнул их Кавех. — Нари, Сайно, подождите! Парни синхронно повернулись на голос друга. — Ты всё-таки успел, — улыбнулся Тигнари. — Надеюсь, выспался хоть? — Конечно, — отмахнулся от замечания друга Кавех, упираясь ладонями о колени и пытаясь отдышаться. Кое-как выровняв дыхание, он добавил: — Между прочим я не просто так вас проводить пришел, — порывшись по карманам, он достал сверток и, вручив его Сайно вместе с открыткой, сказал: — Вот, это подарок. Вам обоим. Ничего, что я немного заранее? Не хотелось бы отправлять такую хрупкую вещь совиной почтой… Тигнари объяснит, как пользоваться, хотя я и в открытке всё написал. О, и да, кстати! Нари, дай-ка своё зеркало. Надо кое-что поправить. Гордон удивленно достал из кармана свое зеркало и протянул Кавеху, который тут же забрал его из рук друга, достал палочку и принялся еле слышно бормотать какие-то магические формулы. Некоторое время ничего не происходило. Но вскоре стали появляться то зеленоватые, то фиолетовые светящиеся всполохи, окутывающие магическим сиянием предмет в руках Кавеха, переплетаясь в затейливый узор. Спустя несколько минут он закончил свои странные манипуляции и вернул зеркало другу. — И что ты с ним сделал, позволь узнать? — уточнил Тигнари, приподняв в удивлении одну бровь. — Я придумал, как наши зеркала объединить. Теперь они могут работать как попарно, так и на троих, и на четверых. — На четверых? — Ну да, — пожал плечами Кавех. Увидев понимающие улыбки на лицах Сайно и Тигнари, он воскликнул: — Ну а что?! Аль-Хайтам друг Сайно, и он всё время с нами трется! Конечно, я сделал зеркало и ему! — Ну-ну, — хмыкнул Тигнари, а Сайно согласно покивал головой. — И он тебе ни чуточки не нравится. И в Хогсмид вы вместе ходили просто так. Не по-дружески даже, а по-соседски. — Я… Угрх! Да откуда ты вообще знаешь про Хогсмид?! Хайтам разболтал, да, Сайно? — Да вас вместе половина школы там видела, — закатил глаза Тигнари. — Ладно, Кави, нам некогда спорить. На поезд опоздаем. Ты придумал просто замечательный подарок для нас всех. Спасибо! — Уверен, что это сплотит нас еще больше, — серьезно кивнул Сайно. А потом улыбнулся и добавил, не меняя тона: — Кстати, а вы знаете на каком средстве передвижения самая сплоченная команда? — выдержав драматичную паузу и не получив никакого ответа от собеседников, он выпалил: — На плоту. — Отличная шутка, Сайно! — быстро произнес Тигнари, заранее прерывая объяснения. — Нам очень понравилось, правда, Кави? А теперь пойдем скорее, а то опоздаем на поезд! Кавеху оставалась только улыбнуться и помахать на прощание рукой. Тигнари потащил своего возлюбленного шутника к выходу с таким непреклонным видом, что возразить не решился бы никто. Дождавшись, пока друзья выйдут за дверь, Кавех развернулся и грустно поплелся на завтрак. Вряд ли его ждет такое уж веселое Рождество в этом году. По крайней мере того, что будет у Сайно с Тигнари, ему точно не светило… Он уныло тыкал вилкой в поджаренный бекон, когда прямо перед его тарелкой неуклюже приземлилась сова, протягивая лапу с привязанным к ней письмом. Кавех удивленно поднял брови и принялся отвязывать конверт. Послание оказалось небольшой запиской от Молли Уизли.Дорогой Кавех!
Я так рада, что мы случайно встретились тогда в Хогсмиде. Если вдруг у тебя нет планов на Рождество, мы с Артуром и детьми будем счастливы принять тебя в гостях еще раз. Прости, что затянули с приглашением, я не была уверена, что в этом году будем отмечать у нас. Надеюсь, у тебя всё хорошо и это письмо дойдет до тебя быстрее, чем Хогвартс Экспресс уедет в Лондон. Отправь, пожалуйста, ответ с этой же совой.Твоя хорошая подруга Молли Уизли
«Как жаль, Молли, что ты припозднилась», — грустно подумал Кавех и нацарапал вынужденный отказ на обратной стороне пергамента.***
Путешествие в Хогвартс Экспрессе прошло очень спокойно. Из-за последних напряженных перед каникулами дней влюбленные почти сразу уснули под мерный перестук колес. Тигнари лишь на минутку положил голову на плечо Сайно, и почти сразу задремал, проспав до самого Лондона. Спустя какое-то время Сааба тоже сморил сон. Нежно поглаживая теплый мех ушек и мягкие волосы Тигнари, он сам не заметил, как закрылись глаза. Им повезло: в купе они были вдвоем, поэтому их мирный сон никто не потревожил. Лондон в этом году укрылся тонким слоем снега и встречал всех прибывающих на вокзал Кинг Кросс легким и приятным морозом, а не слякотью и грязью, как это бывало обычно. Сайно и Сайрус жили в не самом благополучном районе Брикстон. Выбор пал на него в основном из-за близости к центру и недорогой аренды. От вокзала до Милтон-роуд — улице где они и жили, было рукой подать, именно поэтому уже спустя полчаса Тигнари с интересом рассматривал дом Саабов. Это было небольшое двухэтажное строение, выкрашенное в серый цвет. По сути дом был частью таунхауса и вплотную прижался к такому же непримечательному кирпичному зданию. Сайно поднялся по лестнице на крыльцо и гостеприимно распахнул входную дверь. — Добро пожаловать, — улыбнулся он, пропуская Тигнари вперед. Дом встретил гостя прихожей и узким коридором с лестницей, ведущей на второй этаж. Тигнари аккуратно поставил в сторону небольшую дорожную сумку — брать на неделю целый чемодан вещей было лишено всякого смысла, — снял тяжелые зимние ботинки, повесил на крючок рядом с дверью магловскую куртку, которую надел перед выходом из поезда, чтобы не так сильно выделяться. То же сделал и Сайно. — Пойдем, я тебе всё покажу, — сказал он и повел Тигнари в глубь дома по коридору. — Вот тут ванная, а эта дверь ведет в кабинет Сайруса. Понятие не имею, зачем ему кабинет — ни разу не видел, чтобы он там работал. Больше похоже на склад, на самом деле. Склад ненужных диковинок, найденных не пойми где. Тигнари хихикнул, и спросил: — А чем занимается Сайрус? — Хм-м… Ну сейчас он полностью переключился на дела Ордена Феникса. Оказалось, они с Дамблдором неплохо ладили в юности. Так его и завербовали, когда началась война. А раньше он был кем-то вроде уважаемого ученого, только в магическом мире. Он занимался алхимией, вроде даже знаком с Фламелем. Если честно, я никогда не вникал в его работу, — немного смущенно улыбнулся Сайно. А потом довольно добавил: — Зато его хобби разделял — Сайрус большой любитель собирать всякие диковины и артефакты. Как раз в кабинете всё это барахло и хранится. Думаю, он покажет тебе свою коллекцию, когда вернется. Сегодня к вечеру обещал быть. — Я никогда не был в доме волшебников, — пожаловался Тигнари, когда они вошли в соседнюю с кабинетом Сайруса дверь. — Но на первый взгляд он ничем не отличается от наших. — Это потому что этот дом принадлежит маглам, — пожал плечами Сайно, показывая гостиную, совмещенную с кухней. Помещение оказалось тоже очень небольшим. На кухне уместилась узкая газовая плита, холодильник, который был ненамного больше нее, пару тумбочек и три навесных шкафа. Мебель была выкрашена в ярко желтый цвет: в сером Лондоне выходцам из жаркого Каира не хватало теплых, ярких лучей солнца. Крохотный стол у окна едва вмещал бы двоих, и Тигнари заволновался, как же они смогут комфортно разместиться за ужином, не говоря уже о праздновании Рождества. В той части, где располагалась гостиная, стояли диванчик и кресло-качалка. Напротив на низеньком журнальном столике заняли свое место старенький радиоприемник и несколько фотографий в рамках. На этом вся обстановка кухни-гостиной и заканчивалась. Пока Тигнари рассматривал фотографии, Сайно продолжил свой рассказ: — Сайрус арендовал его, когда мне пришло время поступать в Хогвартс. Он решил, что стоит слиться с маглами, пока мы в Лондоне. Я и сам не знаю почему. Можно было бы поискать поселение волшебников, но Сайрус решил иначе. Да и в конце-концов мы не так часто тут появляемся. Зимой раньше вообще уезжали домой в Египет, только в этом году что-то не срослось. А летом мы всегда старались больше проводить времени в путешествиях. — Вы много где побывали? — заинтересованно спросил Тигнари, рассматривая фотографии на столике, на которых были изображены Сайно и Сайрус на фоне мировых достопримечательностей: Колизея в Риме, Тадж-Махала в Индии, Памуккале в Турции, Саграда Фамилия в Барселоне. Было даже фото Мачу-Пикчу в Перу. Единственное, что отличало эти изображения от привычных магловских фотографий — тот факт, что они двигались. Тигнари завистливо присвистнул: — С ума сойти, Сайно, ты видел весь мир! Я конечно и сам много где успел побывать — мои родители вечно катаются по разным странам на исследования. Но даже Перу! Сайрус видимо большой фанат дальних странствий. — Да, мы прилично поездили. Сайрус правда тот еще путешественник, не любит он на месте сидеть. И вечно ищет какой-то древний хлам. Мы по всему Криту гонялись прошлым летом за какой-то греческой вазой античной эпохи. Зато мне не скучно было в детстве. Хотя я всё равно больше люблю Египет. Дома как-то комфортнее, — улыбнулся Сааб. — Пойдем, я покажу тебе второй этаж. Они вернулись в коридор и поднялись по лестнице наверх. На втором этаже было три двери. Одна из них вела в еще одну ванную в доме, вторая — в комнату Сайруса. — А вот тут моя спальня. Комната Сайно была небольшой. По слою пыли на полках было видно, что он редко здесь бывает, но все же здесь витал его дух: все свободные стены были обклеены плакатами его любимой команды «Шакалы из песков» из Африканской лиги по квиддичу, чья черно-фиолетовая форма контрастно выделялась на фоне простеньких белых обоев. На столе, стоящем у незашторенного окна была сложена груда старых учебников и какие-то неразобранные свитки пергамента. На довольно широкой кровати, застеленной темно-фиолетовым покрывалом, лежал большой плюшевый шакал, очень похожий на египетского бога Анубиса. На полке над кроватью стояли фотографии в разноцветных рамках: несколько общих школьных; три — с гриффиндорской командой по квиддичу с третьего, четвертого и пятого курсов, когда капитаном был еще Джеймс Поттер; парочка с аль-Хайтамом; и еще целая коллекция с Сайрусом, но все не на фоне каких-то достопримечательностей, а домашние, пропитанные теплом и уютом. Их первое Рождество (до переезда в Англию они не отмечали какие-то религиозные праздники), одиннадцатый день рождения с тахчином в Египте и письмом из Хогвартса, маленький Сайно, сидящий на льду в коньках… — Ого, ты умеешь кататься? — удивился Тигнари, указывая на последнюю фотографию. — Так и не научился. Сайрус повел меня на каток в первую же нашу зиму в Лондоне, хотя сам ни разу не стоял на коньках. Чему мы тогда действительно научились — так это падать на лед так, чтобы синяков было не слишком много. — Жалко, а я бы хотел с тобой покататься. — Так пойдем. Тут парк в двух шагах, может хоть ты меня научишь. — Что прямо сейчас? — удивился Тигнари, забавно дернув ушком. — Конечно, идем. Сайрус вернется только к позднему вечеру, у нас полно времени. Пятнадцать минут спустя они уже надевали коньки, взятые напрокат. Парк, где был залит каток, расположился на соседней улице, в которую упиралась Милтон-роуд. Смеркалось. Из стареньких колонок играла незамысловатая музыка, которая иногда трещала и шипела из-за столь древнего оборудования, но определенно создавала праздничную атмосферу. На деревьях были развешены гирлянды, горящие теплым оранжевым светом, а прямо посреди катка была установлена елка. Она была наряжена как попало, а с нижних веток уже растащили все украшения, но и в таком виде парк показался Тигнари очень красивым. Хотя он вполне допускал, что это потому что Сайно рядом. До катка они, обутые в коньки, дошли без приключений, а вот с выходом на лед сразу возникли проблемы. Сайно, едва вступив на него, тут же шлепнулся. — Мда… ты, получается, не шутил, когда говорил, что научился только падать? — усмехнулся Тигнари. — На задницу — самое то, да еще так аккуратно. Хотя в следующий раз постарайся падать на бок. Так шансов головой удариться меньше. — Ладно тебе смеяться, — фыркнул в ответ Сайно. — Встать бы лучше помог. Просить и не нужно было, Тигнари уже протягивал руку, чтобы помочь подняться. Инструктаж по катанию на коньках начался сразу же, как Сайно был на ногах. Тигнари встал сзади, обхватил его за талию и принялся командовать. — Согни ноги в коленях и держи равновесие, — диктовал Тигнари практически на ухо, что звучало немного более интимно, чем позволяла того обстановка. Когда Сайно послушно всё выполнил, он сказал: — Вот так, молодец. Разведи руки в стороны, так будет немного легче. Отлично. Не отрывая ногу ото льда, продвинь ее вперед. — Так? — Ага, молодец. Теперь верни ее в исходное положение и то же самое проделай другой ногой. Всё правильно, Сайно. — Но мы пока стоим на месте, — по-доброму ухмыльнулся Сааб. — Не умничай, — проворчал в ответ Тигнари. — Ты привыкаешь ко льду, это важно для первого нормального катания. Небось Сайрус тебя поставил на коньки и толкнул — мол, и так поедет. Что ты смеешься, я не прав? — Так всё и было. Какой ты проницательный. Кстати, плавать я так и научился. Вполне успешно, между прочим. — Значит у тебя просто был врожденный талант. Не отвлекайся, — приказал Тигнари. Сайно послушно кивнул. — Отлично, ноги ты правильно держишь. Теперь то же самое сделай, только чуть в сторону, по диагонали. Одной ногой, а потом другой. Когда Сайно выполнил указания, Тигнари удовлетворенно кивнул: — Очень хорошо. Сейчас я буду тебя толкать, а ты просто постарайся держать равновесие. Ноги пока параллельно друг другу. Тигнари толкнулся правой ногой, потом левой, и они заскользили по льду. Проблем с равновесием у Сайно не наблюдалось — видимо чтобы научиться кататься ему всего навсего нужны были инструкции, как это правильно делать. Разогнавшись чуть быстрее, Тигнари решил проверить свою теорию на практике и незаметно отпустил талию своего временного ученика, который благополучно проехал еще несколько метров, пока не уперся в бортик. Остаточная скорость была небольшой, поэтому Сайно с легкостью смог схватиться за него руками и не упасть. Довольный Тигнари изящными толчками проскользил до своего подопечного и затормозил, отставив одну ногу назад и резко развернувшись прямо перед бортиком. — Отлично, вот ты и не упал. Теперь будем по-настоящему учиться кататься. Толкайся правой ногой, колени не разгибай. Вторую ногу отставляй чуть в сторону и переноси на нее свой вес. Я страхую, не бойся упасть. — А я и не боюсь, — буркнул Сайно и попробовал сделать то, что от него требуется. Когда у него получилось, Тигнари довольно воскликнул: — У тебя талант, Сайно! Давай так же другой ногой. Скользи по льду. Вот так, не спеши только. Руки держи для равновесия. — А у тебя неплохие подкаты, — выпалил Сайно, когда они уже проехали так целый круг. — Какие еще подкаты? — удивился Тигнари. — Ты не понял шутку? — расстроился Сайно. — Мы на катке, ты учишь меня кататься. «Подкаты»… Нет? Тигнари вместо ответа только удивленно хмыкнул. — Ты уже неплохо справляешься, — сказал он через какое-то время. — Можно немного ускорить темп. Давай руку. Пускай Сааб держался слегка неуверенно, пускай то и дело норовил упасть и потащить его за собой, пускай из-за этого он сам не мог кататься в полную силу… Но держа руку Сайно в своей ладони, Тигнари думал, что это — лучший поход на каток в его жизни. На катке они провели еще час, пока Сайно не запросил пощады. Они сдали коньки и теперь устало прогуливались по заснеженным аллеям парка, освещенным тусклыми лучами фонарей, да теплым сиянием развешенных на деревьях гирлянд. — Если честно, я думал, что мы закончим раньше, — устало выдохнул Сайно. А потом довольно потянулся, разминая уставшие мышцы, и добавил: — Подумать только, Нари, ты превосходный учитель! — Я просто объяснил азы, — пожал плечами Тигнари. — Устал? Может перекусим и вернемся к тебе? Уже довольно поздно. Сайно кивнул: — Я ужасно голоден. Пойдем, тут неподалеку есть одно замечательное кафе. Там такой тахчин — закачаешься! В Лондоне такого больше нигде не найдешь. И они, ни на минуту не расцепляя рук, бодро устремились в столь громко разрекламированное Сайно кафе. Тигнари и Сайно вернулись домой лишь спустя пару часов. После кафе, которое находилось неподалеку от парка, они свернули на площадь, где развернулась самая настоящая рождественская ярмарка. — Сайно, пойдем посмотрим! — воскликнул Тигнари. В его глазах плескался восторг. — Ты что, ярмарок не видел? — удивился такой реакции Сайно. — Таких нет, — утвердительно кивнул Тигнари и, заметив недоумение в глазах напротив, добавил: — Тут не слишком людно, а значит и не так шумно. И к тому же довольно красиво. Обычно я избегаю таких мест из-за чувствительного слуха, но тут в целом очень даже нормально для моих ушей. Ну пожалуйста, Сайно, пойдем посмотрим! — Чего ты меня уговариваешь, — улыбнулся он в ответ. — Разве я отказал? В итоге с ярмарки они вернулись притащив небольшую ель в горшке и целый ворох разных игрушек ручной работы. Дерево было всего около метра ростом и очень пушистое. Тигнари ни за что бы не взял просто срубленную елку, а эту можно было бы высадить где-нибудь, пересадив из горшка в землю. — Как думаешь, Сайрус согласится вывезти нашу елку загород после праздников? Вот бы высадить ее где-то в лесу… — мечтательно протянул Тигнари, когда они, уставшие от долгой прогулки и насыщенного дня, уселись на диван после того, как нарядили дерево всеми купленными игрушками. — Уверен, что так он и сделает, — утвердительно кивнул Сайно и сладко зевнул. — Когда же он уже приедет… Тигнари не ответил: он свернулся калачиком на своем углу дивана и мирно спал, забавно посапывая и не обращая внимания ни на что. Сайно улыбнулся, тихонько встал, чтобы его не разбудить, и поднялся в свою комнату. Нашел плед, вернулся обратно и накрыл им Тигнари. Сам уселся рядом и тоже прикрыл глаза. Хвост Тигнари, не прикрытый пледом, рефлекторно улегся к нему на колени, и Сайно весьма довольный этим фактом запустил пальцы в его густую и мягкую шерсть, нежно поглаживая. День выдался долгим и насыщенным. И несмотря на то, что они проспали почти весь путь до Лондона, сон быстро сморил и Сайно, даже в сидячем положении. Сайрус и сам зайдет в дом, тогда они и проснутся…***
В гостиной Когтеврана стоял невероятный гвалт. В первый день рождественских каникул оставшиеся ученики всегда затевали вечеринку. Рекой лилось сливочное пиво, которое каким-то чудом притащили из Хогсмида Хэйдзо на пару с Альбедо. Вместе с тем кто-то достал бутылку Огдена, а с кухни притащили столько еды, сколько Хогвартс не видел со времён торжественного пира в честь тысячелетия школы. Фишль, Мона и Лиза пьяно танцевали на столе, весело хохоча и хватаясь друг за дружку. Даже самая скромная парочка в Хогвартсе отрывалась по полной: Альбедо зажал Сахарозу в углу прямо под омелой и так страстно целовал, будто вот-вот готов был её сожрать. Казалось, вся школа переживала за их отношения — которые не продвигались дальше милых и невинных прогулок за ручку и походов в Хогсмид на чашечку кофе — больше, чем за свои. В стороне от вечеринки сегодня не остался, казалось, никто — пусть до Рождества еще было пару дней. Даже аль-Хайтам, как всегда уткнувшийся в книгу и заткнувший уши звуконепроницаемыми наушниками, попивал из бокала огневиски. Поначалу его пытались растормошить, вытянуть на импровизированный танцпол, но вскоре эту затею оставили — ну нелюдим парень, что с него взять? Пусть отдыхает, как хочет. Кто-то — Хайтам даже не обратил внимание, кто именно — всунул ему в руку бокал виски со словами: «выпей хоть в честь наступающего праздника, придурок». Тарша не стал отказываться. Пригубив напиток, Хайтам невольно поднял взгляд, который мгновенно зацепился за Кавеха. Балмаседа присоединился к диким танцам девчонок, которые теперь слезли со стола, но смеялись еще громче и вешались ему на шею. Кавех вовсю отвешивал комплименты, флиртовал и улыбался. Он танцевал, кружил то одну девушку, то другую, изящно выгибая спину, покачивая бедрами и выбрасывая руки вперед, чтобы подхватить тонкую девичью талию. Двигаться красиво ему не мешало даже сильное опьянение. Кавех выглядел очень счастливым и словно светился изнутри ярким солнечным светом. От него трудно было отвести взгляд. — Дамы, дамы, прошу вас, вы меня уроните! — смеялся Кавех, действительно пошатываясь. Он никогда не умел пить. — Думается мне, ты упадешь и без чьей-то помощи, Кавех, — произнес Хайтам с ничего не выражающим лицом. На что он рассчитывал? Хотел обратить на себя внимание? Что ж, у него это получилось… — А тебе-то какая разница?! — вскинулся Кавех. — Читай свою книжку и не мешай людям отдыхать своей кислой физиономией. «И ничего у него лицо не кислое», — мелькнула мысль в голове, но Кавех старательно запрятал её поглубже в сознание. — А такая, что мы с тобой ночуем в одной спальне. И я не хочу слушать твой пьяный храп, — поддел его Хайтам, желая снова вывести на эмоции. А его тон и правда выводил из себя своим напускным спокойствием. «Бесит, как же он бесит», — Кавех, казалось, даже раздулся от злости. — Не неси чушь, Хайтам! Я никогда не храплю! Тарша улыбнулся. Черт, если бы в его системе координат вообще существовала какая-то градация красоты, то Кавех, который злится, как сейчас, был бы самой семантикой слова «красивый». Он настолько казался притягательным, что, пожалуй, стоило бы и пересмотреть эту картину мира, лишь бы он вписывался в нее лучше, лишь имел в его жизни свое место. Но Хайтам не делил всё на свете на прекрасное и уродливое — только на скучное и интересное. И интерес к Кавеху сейчас, однозначно, перевесил интерес к очередному учебнику по древним рунам. — Ну-ну. Ложился бы ты спать, а то голова завтра разболится, — сказал Хайтам, после чего встал, развернулся и пошел в сторону их комнаты. О, он точно знал, что Кавех последует за ним, они ведь не закончили спор. И правда… — Эй, мы не договорили! — Я иду спать, Кавех. И не вижу смысла продолжать. А Кавех и сам не знал, почему ведется каждый раз на эти провокации. Точнее, заталкивал это знание поглубже, пряча в самые дальные углы своей головы, не желая влюбляться больше никогда. То, что было уже поздно, он отказывался понимать… Хайтам поворачивал ручку двери, когда Кавех спохватился, сорвался с места, скидывая удерживающую его ладошку Лизы или Моны — он вовсе не обратил внимание, кто из девушек его пыталась успокоить. Влетев в их спальню, Кавех схватил Хайтама за руку. Внутри все кипело, хотя он уже забыл, на что именно злился. — Мы. Не. Договорили. — И не договорим, Кавех, — устало вздохнул Хайтам, выдергивая свое запястье из цепкой (не очень, на самом деле) хватки соседа. Да, он сам спровоцировал его, но уже пожалел об этом. Балмаседа, видно, был чересчур пьян. Совершенно непонятные Хайтаму эмоции бушевали на дне алых, словно два полыхающих в закате океана, глаз Кавеха, готовых вот-вот выплеснутся через край, грозящих затопить всё вокруг, утягивая в пучину… — Нет уж, мы поговорим! Громко. Слишком громко. — Ради всего святого, Кавех, ты можешь быть не таким оглушительным? — поморщился Хайтам. Он чувствовал, что голова разболится как раз у него, если сосед продолжит в том же духе. Да, определенно, он перегнул, зря спровоцировал. А Кавех, определенно, слишком пьяный. И слишком-слишком-слишком красивый. Черт. Хайтам успел выпить пару бокалов огневиски, поэтому и сам чувствовал себя немного не в своей тарелке. Вот и система координат внезапно решила, что красота ей совершенно понятна. Она и есть — Кавех… Который лишь хмыкнул в ответ и бросил, через плечо: — Ну и ладно, тогда я пошел танцевать дальше. Меня Хэйдзо звал, знаешь ли. Раз разговаривать отказываешься, то и время здесь с тобой тратить я больше не намерен. Балмаседа, демонстративно гордо вздернув нос кверху, потянулся к ручке двери и… — Коллопортус! Кавех удивленно развернулся и уставился на тяжело дышащего и опустившего волшебную палочку Хайтама. — Ну и зачем ты нас запер? — вопросительно поднял бровь он. — Ты хотел говорить. Говори, — ответил Хайтам. — За что ты меня ненавидишь? Всегда столь невозмутимый голос на последнем слове надтреснул, подернув сомнением его вечную самоуверенность. Холодом повеяло натурально, температура в комнате словно упала на несколько градусов. Кавех тут же обнял себя руками, неосознанно пытаясь согреться. Он, пребывая в полном недоумении, молча смотрел на Хайтама, который упорно смотрел то в сторону, то в пол. — Ты не понял вопроса? — даже это прозвучало не в обычной поучающе-осуждающей манере, как если бы он снова взялся учить его Защите от Темных Искусств, а тихо, просяще. Мягко? — Почему ты меня ненавидишь, Кави? Кавех, всегда пронизанный эмпатией, тонко чувствующий людей, сейчас… не понимал ровным счетом ничего. Что вообще это за странная реакция. Да он в жизни такого не говорил. С чего вообще Хайтам это взял? Они конечно ссорились, даже слишком часто, он и правда его терпеть не мог, но не настолько, чтобы говорить в лицо соседу о ненависти. Черт, поймать бы хоть один его взгляд. Хотя бы мимолетный. Но Хайтам упорно смотрит куда угодно, но не на него. — Я не понял причину вопроса, — в итоге только и смог выдохнуть Кавех, плотнее кутаясь в кардиган. И снова почувствовал жуткий холод, пробирающийся к самому сердцу. — С чего ты это спрашиваешь вообще? Разве тебе есть хоть какое-то дело до того, что о тебе думают люди? — Мне важно, что обо мне думаешь ты, — Хайтам, неосознанно сделал шаг ближе. — Вот как… Я тебя не ненавижу, Хайтам. Это чушь. Шаг. Еще один. Черт. Черт-черт-черт. Кавех отступил на шаг назад, вжимаясь в каркас кровати и складывая руки в замок за спиной, то до боли впиваясь ногтями в ладони, то цепляясь за балдахин, лишь бы удержать равновесие. Сердце, которое напрочь игнорировало напускной холод, билось так сильно, словно было не равнодушной мышцей в теле, а… «Нет, я не буду, не буду, не хочу снова влюбляться. Нет-нет-нет». Может, сердце отбивало ритм подступающей панике, маршем надвигающейся на него? Теперь уже Кавех изо всех сил отводил глаза, боясь столкнуться со взглядом напротив. — Если это чушь, то исключительно твоего производства, — тем временем тихо выдохнул Хайтам, подойдя еще ближе. Слишком близко. Кавех почувствовал на своих губах его горячее дыхание. Замерший, он невольно потянулся за этим теплом, прикрыв глаза… — Черт… Хайтам поднял руку, заправил выбившуюся из прически Кавеха прядь волос. Рефлекторно, совсем не думая о последствиях. Резкий выдох. Кавех поднял взгляд, наконец-то встретившись с лазурными, прозрачными, как морская вода, глазами аль-Хатайма, и сознание тут же потеряло связь с реальностью…Cigarettes after sex — Crush
…Никто из них не признается, что начал первым. Холод исчез сразу, как только их губы соприкоснулись — теперь начался пожар. Не было стеснения, неловкости первого поцелуя. Была только сжигающая всё на своем пути страсть. Кавех, словно спичка, вспыхнул и теперь горел, снова и снова воспламеняясь от каждого жадного прикосновения. О, а Хайтам был жадным. Ему казалось, что все это время его держали под толщей воды, изредка надевая кислородную маску на лицо, чтобы не задохнулся. А теперь ему снова дали доступ к воздуху. И этим воздухом был Кавех. Которого теперь ему всегда будет слишком мало. Кавех был пьян. И вовсе не от алкоголя. Его тело действовало совершенно отдельно от разума. В голове набором гремело: «Нет, нет, только не снова». А руки беспорядочно шарили под рубашкой Хайтама, оглаживая каждый сантиметр его крепкого торса. Кавех думал: «Я не буду влюбляться». А сердце выстукивало: «Хочу, хочу, я так хочу его». Алкоголь в крови смешался с возбуждением, выставляя напоказ все чувства и оголяя нервы. Стало очень жарко. Как они оба оказались на кровати Хайтама — не знал никто из них. Кардиган Кавеха полетел прочь, а расстегнутая шелковая рубашка, бессовестно повисла на локтях, открывая вид на острые ключицы, соблазнительные плечи и грудь. Хотелось зацеловать каждый сантиметр его тела — педантично, внимательно, выискивая самые чувствительные места. Хайтам обязательно вернется к этой идее, а пока Кавех уселся к нему на колени, обняв ногами за талию, не отрываясь от губ ни на мгновение, ловя ртом каждый рваный выдох, грозящийся сорваться на стон. Невозможно оторваться. Жадность, говорят, кого угодно погубит, но волноваться об этом у Хайтама нет никакого желания. Зачем думать о таком, если объект твоего обожания (чего уж теперь отрицать очевидное), сейчас самым наглым образом дразнит, притираясь своим членом о его пах и беспорядочно хватаясь за плечи. — Черт, Кави, если ты не остановишь меня сейчас же, то обратного пути нам больше не будет, — шепчет Хайтам, утыкаясь губами ему куда-то в шею, после чего, широко мазнув языком, прикусил его за плечо. Как будто у них вообще был хоть один шанс остановиться. Хайтам резким движением подмял Кавеха под себя, нависнув сверху. Черта с два он теперь хоть что-то прекратит. В этом была своя прелесть — прослыть эгоистом, даже в глазах ближних. Пусть это всеобщее мнение и было сто раз ошибочным, но оно оказалось удобным. И руки его, до этого крепко державшие талию Кавеха, теперь могли с остервенением расправляться с застежкой брюк. И можно было на миг забыть о последствиях и сделать наконец-то, что хочется. Мыслей не осталось. Ни у одного из них. Желание, острое, словно самый жгучий на свете перец, оседало горечью на губах и пекло внутренности семенами первой и такой болезненной, ненормальной страсти. Страсти, ходящей по лезвию ножа и грозящей свалиться либо в пучину ненависти, либо — в безграничное обожание, безоговорочную преданность и безоглядную зависимость друг от друга. Аль-Хайтам обхватил ладонью освобожденный от ненужной одежды, возбужденный член Кавеха. И провел по нему так правильно, так хорошо, что тут же сорвал с его губ первый несдержанный стон — единственный громкий звук, который он готов был слышать. По мановению палочки в руках тут же оказалась смазка и пачка магловских презервативов — никто из них не захочет думать, откуда они вообще взялись в тумбочке Кавеха. Хайтам не был опытен — скорее наоборот. Он действовал до этого момента по наитию, совершенно не заботясь о том, как правильно. Просто делал то, что ему больше всего хотелось. Однако когда он искал в библиотеке Хогвартса объяснение своим чувствам, то случайно раскопал в запретной секции занимательные подшивки старых журналов «Тайны леди Морганы» с подробной инструкцией, как можно любить мужчину. Не то, чтобы он всерьез заинтересовался этим вопросом, но всё же изучил все доступные материалы. Теперь же оказалось, что эта находка не пропадет даром. Обильно вылив на пальцы смазку и не прекращая ласкать член Кавеха, Хайтам аккуратно, медленно вставил в него один палец, не желая причинить ни грамма боли или хотя бы дискомфорта. Как без какой-либо практики прежде он мог делать всё настолько правильно, было непонятно… Как не сойти с ума и не расплавится в его горячих и таких нежных объятиях — тоже. В ответ на ласку Кавех целовал его. Кусаясь и оставляя на коже заметные следы, тут же зализывая их и мягко касаясь губами в качестве извинений. До исступления, до дрожи в собственных коленях, куда только мог дотянуться. Жадно, грубо, нежно, ласково… Целоваться с Хайтамом было всё равно, что цепляться за спасительную соломинку, утопая в бескрайнем океане, называющемся страстью. Заниматься с ним любовью — всё равно, что через эту соломинку пытаться дышать, уже полностью погрузившись под воду: также не хватало воздуха, а голова кружилась от недостатка кислорода. Второй палец вошел внутрь немного труднее на этот раз. Вместо такого приятного слуху стона с губ Кавеха сорвалось болезненное шипение. — Черт, прости, Кави, прости, — пробормотал Хайтам, сцеловывая с его губ недовольство. — О, так ты умеешь извиняться? — съязвил Кавех. Даже в такой момент. А когда Хайтам задел внутри самую чувствительную точку и так правильно сжал головку его члена, почти проскулил: — А-ах… только не останавливайся, Хайта-а-м… Звучание его голоса, произносящего собственное имя таким тоном не просто опьянило — сорвало все тормоза, лишило рассудка. Руки, до этого столь уверенно и невозмутимо ласкающие, задрожали, внутри всё перевернулось. Хайтаму показалось на мгновение, что он просто сойдет с ума этой ночью. В душé, в мыслях, в сердце — был хаос, бардак и полная неразбериха. Всё то, от чего он всегда старался убегать. Стоны возбуждения, пошлое хлюпание смазки, жадные поцелуи… В этих звуках трудно было не потеряться. И Хайтам шел, словно мотылек на свет, на срывающийся тихим скулежом голос Кавеха, повторяющего снова и снова его имя, словно какую-то молитву. — Я так хочу тебя, — шепот прямо в чувствительное ухо, мурашками пробивающийся к самому сердцу. Ладони Кавеха, до этого хватающиеся за плечи и широкую мускулистую спину Хайтама, залезая под его рубашку, теперь с остервенением дергали ремень и расстегивали ширинку брюк. — Ты до сих пор слишком одет, тебе не кажется? На то, чтобы стянуть чуть ниже штаны и белье, не ушло много времени. Когда неприятное давление одежды на собственный пах ушло, аль-Хайтам облегченно выдохнул. Он даже не понимал, насколько сильно собственное возбуждение доставляло ему дискомфорт до этого. Кавех сжал ладонь на головке его члена и шепнул: — Хайтам, черт, почему… почему я так хочу тебя сейчас? — Ты всегда так много болтаешь в такие моменты? — ответил он вопросом на вопрос и заткнул поцелуем, толкаясь в обхвативший его член кулак. — Ты тоже можешь не сдерживаться, — горячий шепот снова щекотнул его чувствительное ухо, когда Кавех, увернувшись от губ, оторвался чтобы хоть чуть-чуть глотнуть воздуха. Рваный выдох сорвался на стон — пальцы внутри него снова задели простату. Глубокий вдох — сосредоточенный, нетерпеливый. Плотнее сжав кулак, Кавех провел ладонью вдоль уже сочащегося предэякулятом члена Хайтама, размазывая естественную смазку по всей длине. — Ну же, хоть один стон для меня, Хайтам… Пожалуйста..? Большой палец почти невесомо провел по головке, задевая уздечку, но вместо стона во весь голос, Кавех получил тяжелый, долгий выдох. И шепот: — Кави… — пауза. Даже ласки Хайтам остановил, но не вынул пальцев из него. — Ты… я… так не могу, это… слишком. Я не могу всё сразу, давай закончим сначала с подготовкой. Ритм дыхания сбит ко всем чертям, кислорода то не хватало, то наоборот было слишком много. А удовольствие от любого прикосновения Кавеха прожигало насквозь. Если бы он продолжил, то Хайтам кончил бы спустя еще пару движений, что в его планы определенно сейчас не входило. — Ты занудный даже в постели… — возмущается Кавех, но эти слова прозвучали… нежно? Ласково? Хайтам не был уверен: таких интонаций в его голосе он никогда не слышал. Ответа не последовало. Вместо этого третий палец скользнул внутрь сразу же, как Кавех убрал ладонь с члена Хайтама и принялся расстегивать пуговицы на его рубашке. Поддавались они с трудом. Наконец оголив торс Хайтама, Кавех жадно, словно путник нашедший в безжизненной пустыне оазис с чистейшей питьевой водой, выцеловывал его шею, мускулистые плечи и широкую грудь. Вылизывал языком чувствительные соски, прикусывал, посасывал, стараясь не слишком громко стонать и не кончить раньше времени от стимуляции. — Хайтам… — почти проскулил Кавех, готовый вот-вот взорваться, не дотерпев до самого главного. — Хайтам, всё… Хватит. Хватит-хватит, прошу, я готов. Пожалуйста… Долгий взгляд, на дне которого плескалось непонятное обоим чувство. Разочарованный выдох, когда Хайтам всё же вытащил из него свои пальцы. Нетерпеливый вдох, когда он стягивал до конца брюки и возился с непривычной его рукам маленькой упаковкой с презервативом внутри. Задавленный стон — один на двоих, в унисон — когда Хайтам заполнил его собой, загнав член сразу почти на всю длину. Руки задрожали неистово. Кавех замер под ним, зажмурив глаза и часто-часто дыша. — Черт, это слишком… — Прости, прости… — Нормально, все хорошо, — ласковая ладонь на щеке, нежный поцелуй на губах. — Дай мне минуту. Ты просто… слишком уж большой. Дыхание — снова одно на двоих. Еще один долгий, успокаивающий поцелуй. Кивок: «продолжай». Первый толчок — Кавех задрожал под ним. А у самого Хайтама снова задрожали руки. Ладони, до этого занятые подготовкой, теперь методично оглаживали желанное тело, изучая каждый его