***
Неделя пролетела незаметно, оставшиеся будни выдались совершенно суматошными. Тигнари, как укушенный, носился вихрем по школе, улаживая дела, невесть откуда свалившиеся на его голову. Все началось с того, что он отправил в Министерство согласие на участие в летней стажировке и расслабился, уверенный, что на этом история пока заканчивается. Как бы не так. На следующее же утро Тигнари получил в ответ толстенный конверт, забитый формами, необходимыми для того, чтобы получить место на стажировке. «Это просто формальность, мистер Гордон, но мы настоятельно просим…», — всё письмо было напичкано дежурными фразами и извинениями за неудобство, но Тигнари успел возненавидеть министерскую бюрократию еще до того, как приступил к работе. Однако, он не привык останавливаться на полпути. Помимо рекомендаций от всех преподавателей, Тигнари пришлось: взять справку у мадам Помфри об отсутствии противопоказаний по здоровью к работе на пересеченной местности; заказать документ у мистера Олливандера о том, что его палочку он приобрел именно у него и что она работает исправно — для этого пришлось смотаться в Косой переулок, предварительно также получив особое на это разрешение; зачем-то также пришлось запросить в библиотеке выписку об отсутствии задолженности. И это лишь малая часть совершенно бессмысленных бумажек. Министерству также нужны были результаты СОВ и всех экзаменов, сданных до пятого курса, просто промежуточные оценки за последние три года, все письменные благодарности, поощрения, выговоры — про последнее в письме было сказано: «разумеется, мы не сомневаемся, что таковых у Вас нет, мистер Гордон, но обязаны ввести и этот пункт в список»… В обескураживающе огромный список, надо сказать. — Но самое неприятное, — тихо возмущался Тигнари перед подсевшими в обеденный перерыв за пуффендуйский стол Кавехом, который как раз окончательно пришел в себя, и Сайно, старавшимся сейчас просто выкроить любую свободную минутку, чтобы побыть рядом, — что им зачем-то потребовалось моё генеалогическое древо. Для чего? Мои родители — маглы, — на этих словах пришлось еще больше понизить голос. Конечно, из-за происхождения в Хогвартсе никто пока что серьезно не пострадал, но опасения все же были и были не спроста. — Какой смысл в этом нелепом дереве? В моей семье его никто никогда не отслеживал, как в какой-нибудь семье чистоплюев типо Блэков. — Ради всего святого, Нари, не произноси эту фамилию при мне, — тут же возмущенно воскликнул Кавех, вспыхнув от одного только упоминания бывшего. — Прости-прости, больше не буду, — закатил глаза Тигнари. И продолжил свою тираду: — Из всего дерева они выяснят, что я — сюрприз-сюрприз — валука шуна. Посмотреть на уши и хвост им не достаточно. Гениально. — Гениалогично, — вставил Сайно. Увидев замешательство на лицах Тигнари и Кавеха, он вздохнул и сказал: — Ты сказал «гениально», генеалогическое дерево покажет, что ты валука шуна, что очень логично, потому что и твои родители тоже… — Э-эм, — прервал объяснения Кавех. — Спасибо, Сайно, за разъяснения. Нари, я поддерживаю тебя, ты молодец. Но… я пойду, мне надо… — он в панике оглядел Большой Зал, тут же уперевшись взглядом в аль-Хайтама, как раз проходящего мимо. — Надо с Хайтамом обсудить его стихи! — обрадованно воскликнул Кавех и вскочил, хватая соседа под руку. — Пойдем, чего ты стоишь?! — Какие еще стихи, Кави? — недоуменно переспросил Тигнари, но друг уже поспешно ретировался в сторону выхода, утаскивая ошарашенного аль-Хайтама прочь из зала. Переодически он оглядывался на друга, строя ему забавные гримасы, прямо говорящие: «Прости, Нари, но твой Сайно совершенно ужасен». — Фух, спасибо, — как только они вышли из зала, Кавех отпустил руку Хайтама из цепкой хватки и выдохнул. — Сайно отличный парень, конечно, но понимать его шутки без хорошего бокала магловского пива я отказываюсь. Когда Кавех закончил говорить, повисло неловкое молчание. О чем говорить с Хайтамом? Да еще и после того, как сосед чуть ли не волосы ему держал, пока он сам обнимал белого друга, а потом еще и насильно пичкал его лекарствами и травами, чтобы полегчало быстрее. — Эм, ну… я пойду, наверное, — выпалил Кавех, так и не услышав ни единого слова от Хайтама, который так и пребывал в полном недоумении от происходящего. — Погоди! — остановил Кавеха Хайтам, необдуманно схватив его за запястье. Обожгло, словно огнем. Они тут же одернули руки друг от друга. — М-м… «Идиот, даже спасибо ему не скажешь за всё, что он для тебя сделал?» — задумчиво прикусил губу Кавех, а вслух сказал, натянуто лучезарно улыбнувшись: — Вообще-то твои стихи и правда можем обсудить. У тебя талант к искусству создания прекрасного, который ты бездарно прожигаешь. — Пожалуй, от этого обсуждения я воздержусь, — нахмурил брови Хайтам, — но спросить кое-что я хотел, — улыбнулся он уголками рта. «Ого, он и это умеет», — удивился Кавех. — Ты в курсе, что Сайно и Тигнари идут на свидание в Хогсмид в эту субботу? — такого вопроса от Хайтама он совершенно не ожидал. Кавех удивленно приподнял бровь и скрестил руки на груди. — Конечно в курсе! Из-за этого дурацкого свидания я теперь пойду туда один! — Мы можем пойти вместе. Неловко? Снова? Вот ведь черт. Хайтам выдохнул непонимание, а молчание Кавеха звенящей тишиной давило на слух. — Зачем вместе? — в конце-концов Балмаседа выдавил из себя удивленный вопрос. — Ты разве не любишь уединение и тишину? На это у Хайтама был припасен ответ, который поступил незамедлительно: — Ты ведь так и не освоил даже разоружающее заклинание. Что ты будешь делать, если на тебя опять попробуют напасть? — А так вот в чем дело! Тебе просто снова захотелось поучить меня жить! — вспылил Кавех. — С моими навыками Защиты от Темных Искусств всё в полном порядке, спасибо! — Да ладно? — спокойно переспросил Хайтам, словно знал, что все так и будет. — Не ты ли вчера пол вечера злился на Тигнари, что будешь оглядываться по сторонам и не сможешь получить никакого удовольствия от прогулки в Хогсмид из-за тех идиотов, которые на тебя напали? Пусть он и попал прямо в точку, только вот метод выбрал очень грязный. — Ты что, подслушивал?! — от возмущения голос Кавеха сделался выше на целую октаву. Аль-Хайтам отошел на шаг назад и поморщился от громкого звука. — Ты болтал по зеркалу с Тигнари до поздней ночи, в нашей общей спальне. Трудно было не услышать. — Ты… ты! — слов не находилось, ведь по всем фронтам Хайтам был прав. Отчего его правота так бесила — оставалось открытым вопросом, но поход вместе в Хогсмид теперь не сулил ничего хорошего. Кавех выдохнул, гордо выпрямился, вздернув подбородок, и в конце-концов выдал: — Мне от тебя ничего не нужно, Хайтам. Не надо со мной носиться, я способен за себя постоять. И не стоило напрягаться и вытаскивать меня. Не знаю, что тебе было нужно, но больше я тебе этого не позволю. Я сам способен разобраться со своими проблемами, не выслушивая от тебя нотации и не предоставляя тебе отличный повод надо мной посмеяться. И впредь не смей подслушивать мои частные разговоры! Аль-Хайтам с каждым словом впадал в всё в большее недоумение. Что он сказал не так? — Кавех, подожди… Но он уже развернулся на пятках и чуть ли не бегом направился прочь. Сердце набатом стучало, казалось, во всем теле сразу. Кровь прилила к щекам так, что они словно огнем пылали, а на глазах выступили злые слезы. Очень хотелось что-то сделать… Покричать? Ударить? Ответить? Сделать хоть что-то, чтобы больно было не ему одному. В панике ища по всем карманам сумки давным-давно оставленную Тигнари пачку сигарет, Кавех влетел во внутренний дворик, где сейчас не было ни души. Сам он терпеть курево не мог, но сейчас был готов на что угодно, лишь бы унять непонятно откуда взявшуюся дрожь в руках. «Черт, да что за фигня?! Ссоры с Хайтамом — обычное дело, и сейчас ничего нового не происходит!» — паника застилала сознание, мешая мыслить рационально. Вот они! Кавех достал волшебную палочку и зажег ею сигарету. Затянулся. Закашлялся. Снова затянулся. Горечь никотина пропитывала легкие удушливым дымом, но в вместе с тем забирала дрожь в руках. Ссора ведь была совершенно пустяковой, как и повод — так в чем тогда была причина такой бурной реакции? Может в том, что он надеялся — всего лишь на мгновение — что больше не услышит упреков со стороны аль-Хайтама? Что как бы ему не хотелось закрыться, его забота была приятна? Что Хайтам проявил её, потому что Кавех был небезразличен ему? Он надеялся, что теперь они лучше понимают друг друга. А еще, похоже, что Тигнари был все это время прав, и аль-Хайтам действительно ему нравился. Все это чертово время, пока они жили бок о бок, он ему нравился. Но Кавех изо всех сил отрицал эти чувства, потому аль-Хайтам был до ужаса эгоистичным циником и высокомерным выскочкой, который обожал указывать своему соседу на каждую его ошибку. Кавех курил и вспоминал их совместный проект. Тогда он восхитился Хайтамом, его живым умом, в какой-то мере граничащим с гениальностью. Тогда они могли разговаривать и спорить часами, не уставая друг от друга. Им было интересно вместе. Кавех курил и вспоминал, как впервые совершенно бездумно нарисовал Хайтама в своем скетчбуке. Это было на третьем курсе? Наверное, да. Тогда он впервые заметил, как на самом деле красив его сосед. И после тайком рисовал его чуть ли не каждый день. Он курил и вспоминал все ссоры. Из-за кота, неубранных свитков пергамента и книг, заваленных экзаменов и этого хайтамовского презрительного, как ему казалось, взгляда, говорившего, что Кавех бесполезен. «Ты растратил весь свой потенциал, помогая другим», — так он сказал, когда закончился тот злополучный совместный проект. После была череда бессмысленных ссор. Может, Хайтам вошел во вкус во время их совместного проекта — он постоянно придирался. Ты делаешь это неправильно; ты мог бы получить оценку лучше; ты тратишь время на ненужные тебе вещи; прекрати всем помогать, помоги лучше себе; ты тянешь вниз себя и весь наш факультет… Искусство не несет никакой практической пользы… Кавех курил и вспоминал, как в его жизни впервые пришла любовь. Но с Сириусом он все равно чувствовал, что что-то не так. Он чувствовал себя одиноким, хоть и был окружен, как ему казалось, близкими друзьями. Это чувство не пропадало даже изредка, когда Тигнари был рядом. С другом становилось проще, но…Но. Он до чертиков боялся собственных чувств и очень хотел быть нужным. И на мгновение, в тот вечер после того, как он только-только пришел в себя после расставания с Сириусом и впервые за долгое время взял скетчбук в руки, ему показалось, что в нем нуждается аль-Хайтам. Впервые за долгое время его холодное одиночество рассеялось. Он рисовал его портрет и чувствовал только покой. И эти стихи… Они заставили его уверовать в то, что Хайтам не бесчувственное полено, не умеющее общаться по-человечески, как он думал раньше. Но теперь… Теперь из-за какой-то мелкой и незначительной придирки было в разы больнее. Когда аль-Хайтам позвал его в Хогсмид… на мгновение ему показалось, что ему предлагается свидание. И он, черт бы побрал эти нелогичные чувства, хотел бы этого свидания. И даже обрадовался сначала, просто не мог поверить в то, что услышал. Черт, да он бы не раздумывая сказал бы «да», но зачем-то переспросил. И больно упал с небес на землю. Сделав очередную затяжку, Кавех подумал: «А может и неплохо, что я переспросил? Очевидно, что Хайтам хотел надо мной просто поиздеваться. Кому я нужен… такой… Дурак, как только мог подумать о свидании? Тем более только после расставания. Тебе не хватило истории с Сириусом? Мне никогда больше не следует влюбляться». С этими мыслями Кавех выдохнул последние едкие клубы омерзительного ему дыма и потушил сигарету об импровизированную урну с пепельницей, которую на самом деле когда-то установил здесь Тигнари, курящий тайком от всех, кроме друга. «Хоть на что-то полезное его пагубная привычка сгодилась. Гадость какая — эти магловские сигареты. И ни капельки не успокаивает», — мелькнула мысль в голове. Вслед за сигаретой в мусорку отправилась и вся оставшаяся пачка. Туда же полетели и разбитые надежды непонятно на что.***
Стоило ли говорить, что вся оставшаяся неделя до долгожданных выходных прошла таким же образом. Когда наступила суббота после таких тяжелых будней на взводе были все. Сайно дергался с самого утра, с ужасом понимая, что на свидание ему в общем-то совершенно нечего надеть. Он нервно ходил из угла в угол, обходя раз за разом собственную спальню, которую делил с Тартальей, Сяо и Кадзухой, давно уже разошедшимися по своим делам. Вместо них на кровати Сайно вальяжно расположилась Дэхья. По каким-то неведомым соображениям она искренне считала, что Саабу нужна её помощь в том, чтобы по её словам «ассимилироваться в обществе». — Общаясь с этим придурковатым Тарша, ты совсем одичаешь, Сайно, — усмехнулась Дэхья однажды, после их совместной тренировки по квиддичу. С тех пор она стала называть его «дружище» и взяла над ним «шефство». Последнему Сайно был поначалу возмущен до глубины души, считая, что сам себе начальник, но потом смирился с её напором — благо ничего плохого девушка не делала. Напротив, ему было приятно, что в его жизни появился еще один по-настоящему близкий друг, да и ее помощь с командой, когда он стал капитаном, оказалась бесценной. Впрочем бесценной была не только помощь в квиддиче. Сейчас Дэхья с живым интересом наблюдала за метаниями Сайно по комнате, сидя на его кровати, и широко улыбалась. — Что-то ты, кэп, совсем разнервничался. Что, неужели на свиданиях никогда не был? — хохотнула девушка. И получила незамедлительный ответ: — В точку. Дэхья притворно удивленно приподняла одну бровь: — Да ла-а-адно? — Не довелось, знаешь ли, — проворчал Сайно, складывая руки на груди. — Еще и посылку от Сайруса потерял куда-то… — Если ты имеешь ввиду тот ужасный сборник с подкатами, то я попросила Кадзуху тайком забрать его у тебя и сжечь. — Ты… серьезно сейчас? — голос Сайно предательски дрогнул на последнем слоге. — Ты же не хочешь спугнуть свою любовь, кэп? Вспомни Джеймса с его тупыми подкатами к Лили! Через сколько они встречаться начали? Три года? Четыре? — Но ведь нача… — возразил было Сайно, но Дэхья его перебила. — Если бы Римус не дал бы этому придурку пинок и не научил общаться с людьми, то Лили бы в жизни на Поттера не посмотрела. Ну ты же помнишь эти подкаты… — закатила глаза Дэхья. Сайно помнил и… ему они казались крутыми. Но ведь и шутки его никто не понимает… — Ладно, Дэхья. Что мне тогда делать? — Начни с того, чтобы просто быть собой.***
— Нари, — устало пробормотал Кавех, уткнувшись в очередной набросок в скетчбуке, — ты правда думаешь, что Сайно обратит внимание на то, какого оттенка зеленого ты выберешь рубашку? Тебе и салатовый идет, и фисташковый. Тем более сверху все равно будет свитер! Ты погоду видел вообще? Кавех сидел за столом в их с Хайтамом комнате и рисовал. Пытался рисовать точнее. К стопке книг было облокочено зеркало, в котором маячил Тигнари, явно не находящий себе места перед свиданием и расхаживающий по своей комнате из угла в угол. Он то и дело подбегал ближе и показывал по-очереди разные варианты нарядов, вздыхая, что что-то не так. — Может, мне косу заплести, Кави? У меня волосы вечно лезут везде, надо бы их отрезать. — Не надо! — возмутился Кавех. — Отрезать не надо, я имею ввиду. А косу, если хочешь, я тебе заплету. Приходи, пока Хайтам не вернулся из библиотеки. Через десять минут Кавех уже впускал Тигнари в гостиную Когтеврана. Гордон любил заходить в гости к другу время от времени. Когтевранская гостиная находилась в третьей по высоте башне Хогвартса и была очень светлой и просторной. Высокий куполообразный потолок, украшенный лепниной и расписанный звездами, огромные арочные окна, открывающие прекрасный вид на лес и озеро, мраморная статуя Кандиды Когтевран, расположенная в специально отведенной для этого нише — все это казалось каким-то сказочным и недосягаемым. Тигнари, когда впервые зашел в гости к другу, с трудом смог поверить, что здесь кто-то действительно живет. Теперь же он уверенным шагом направился прямо в спальню к Кавеху. — Плети, — уверенным тоном сказал Тигнари и уселся на стул, вручая в руки Кавеху свою расческу. Несколько минут они сидели в уютной тишине, пока Кавех осторожно распутывал волосы друга. Коса заплеталась сама собой, ловкие умелые пальцы перебирали пряди и перекидывали их одна на другую, создавая незамысловатую, но очень милую прическу. Кавех тихонько напевал какую-то песенку себе под нос, размышляя о чем-то, а Тигнари рассматривал в зеркале, все еще стоявшем на столе, свое отражение. Друг не стал заплетать ему простую косу, какую сам носил в повседневности. Вместо этого он собрал волосы по бокам от висков, аккуратно обходя большие пушистые уши, и сделал два симметричных колоска, которые на затылке встретились, соединившись в один. — Ну вот, — подытожил Кавех, перекинув длинную тяжелую косу через плечо Тигнари. — Ты будешь самым красивым фенеком в Хогсмиде, Нари, уверяю тебя. Тигнари закатил глаза: — Валука шуна, Кави. Сколько раз говорить, что я — не пустынная лиса. К тому же я буду единственным валука шуна в Хогсмиде, так что стать «самым» вряд ли будет возможно. — Тебя Хайтам укусил что ли? — тихо пробормотал Кавех, но Тигнари, естественно, услышал. — Никто меня не кусал. Не говори ерунду. — А нудишь совсем как он, — возразил Кавех, немного раздражаясь. — Кави, вы опять поцапались что ли? Я думал, у вас наступило перемирие. — Я тоже, — вздохнул Балмаседа. — Но этот… агрх! Этот напыщенный индюк совершенно невыносим! Нари, я не знаю, выдержу ли я еще хотя бы до конца этого учебного года. Может, мне попросить у Флитвика меня переселить? — Ты каждый год это говоришь, а в итоге так ни разу и не попросил, — улыбнулся Тигнари. — Почему бы вам с Хайтамом просто не поговорить? — О чем это нам нужно поговорить? — голос в дверях заставил их обоих подпрыгнуть от неожиданности. Только аль-Хайтам способен передвигаться так тихо, что его не услышит даже Тигнари. Пару секунд неловкой тишины, а после: — Ах! Ты! Тебя стучать не учили!? — Кавех взорвался, словно пороховая бочка. С того момента, как Хайтам позвал его на — совершенно точно — несвидание в Хогсмид, они больше не разговаривали, а значит и выплеснуть остатки негодования ему было некуда. Он топнул ногой и возмущенно продолжил: — Что я тебе говорил о частных разговорах? А о личных границах?! — Это и моя комната тоже. А Тигнари тут вообще быть не должно, — спокойно ответил аль-Хайтам. — Извини, за негостеприимность, Тигнари, — добавил он, — но я не ожидал сегодня гостей. — Зато я ожидал! — возмутился Кавех. — Имею право, это не только твоя комната. — Тогда тебе следовало меня предупредить, и я бы не подслушал случайно ваш разговор. — А мне уже следует идти на свидание, — встрял в спор Тигнари. — Спасибо за помощь, Кави, я пойду. Аль-Хайтам, до встречи. Получив в ответ кивок от невыносимого, но в очередной раз правого — даже Кавех не смог бы переспорить этот факт — соседа своего лучшего друга, Тигнари юрко прошмыгнул между ними двумя и пулей вылетел за дверь. Когда они начинают так ругаться, все что угодно может воспламениться, а у него сегодня были совсем другие планы на вечер. Он довольно улыбнулся, предвкушая свидание. Волнение ушло само собой. Это же его Сайно, так какой смысл нервничать?***
Все утро субботы аль-Хайтам провел за чтением в библиотеке. Идти в Хогсмид он не планировал — раз Кавех отказался от его компании, то делать ему там было совершенно нечего. Однако чтение на этот раз отчего-то не шло совсем. В пятый раз прочитав один и тот же абзац, аль-Хайтам недовольно закрыл книгу и нахмурил брови. Что-то было не так, но что? Его совершенно не беспокоило то, что его неизменный спутник по вылазкам в деревню сегодня пойдет не с ним. Аль-Хайтам не причислял себя к ревнивым людям, хотя и не был до сих пор знаком с этим чувством. Сайно был его другом, и он был искренне рад за него, даже несмотря на то, что саму концепцию свиданий не то чтобы понимал. Но спорить с влюбленным по уши — бесполезно, это Хайтам уразумел сразу. Спорить с влюбленным по уши Сайно — совершенно пропащее дело. Поэтому аль-Хайтам со спокойной душой отказался от похода в деревню. Обычно туда он выбирался исключительно для того, чтобы составить компанию Сайно. Ни конфеты из «Сладкого Королевства», ни сливочное пиво из «Трех метел», ни тем более волшебные диковинки для шуточных розыгрышей из магазина «Зонко» — его не интересовали. Вместо суматошного дня и ненужных покупок Хайтам предпочел провести день в библиотеке, но что-то его отвлекало. Навязчивая мысль о том, что Кавех ему отказал, все время крутилась в голове. И это не прекращалось на протяжении всей оставшейся недели. Обычный способ избавления от ненужных мыслей — их запись в блокноте ни прозой, ни стихами — не помог. И это выбивало из колеи. Почему он отказал? Почему вспыхнул и разозлился, когда Хайтам выразил беспокойство о его безопасности? Следует ли предупредить Сайно и Тигнари, что Кавех пойдет один? А что, если с ним что-то случится? Раньше аль-Хайтама не беспокоили мысли о чьей-то безопасности. Бабушка исправно писала ему письма о том, что с ней всё хорошо, а он исправно отвечал ей в том же духе. Кроме нее близким человеком для него стал Сайно, но переживать о его безопасности не было никакого смысла. Сааб был не слабее него самого, поэтому аль-Хайтам был уверен в том, что он способен постоять за себя. А вот Кавех… Хайтам точно не знал, когда стал считать его близким человеком. Но как усердно он пытался разогнать над ним тучи, так же теперь беспокоился о нем, сам не до конца осознавая этот факт. Ноги сами понесли его обратно в гостиную Когтеврана, чтобы убедиться, что Кавех еще не ушел. Аль-Хайтам твердо решил, что не отпустит его одного, а он привык добиваться своего любыми путями. И теперь стоял посреди их общей комнаты и молча смотрел на Кавеха, ожидая, пока тот не выплеснет все свои эмоции, которые, как всегда били через край. — Из-за тебя Тигнари ушел раньше времени! Из-за тебя вечно всем становится неловко! — кипел Кавех. Его голос становился выше, что уже начинало неприятно бить по ушам. Аль-Хайтам поморщился от такого звука, но возразил уверенным тоном: — Тигнари, если ты не понял, опаздывал на свидание. А неловко всем становится из-за того, что кто-то вечно перегибает палку с эмоциями. И правда, Кавеха всегда было слишком… Слишком много, слишком громко, слишком ярко, что слепило глаза. Но и слишком мало в его жизни, чтобы перестать к нему тянуться. И перестать над ним подтрунивать. Кавех же, наконец-то, был собой. И отвечал со всем пылом, на какой был способен: — У меня по крайней мере они есть! И я, в отличие от тебя, знаю о том, что такое эмпатия! «Эмпатия — осознанное сопереживание эмоциональному состоянию другого человека без потери ощущения происхождения этого переживания. Я переживаю за тебя, а значит понимаю, что это слово значит», — подумал Хайтам, но вслух сказал только: — Этимология этого слова мне прекрасно известна. А вот тебе, похоже в голову не приходило, что за всей своей эмоциональностью и чувствами ты не видишь элементарных вещей! Кавех начинал его злить. Но чем именно — Хайтам сам не понимал. Может, пренебрежением к его собственной безопасности в угоду… В угоду чего, кстати? Задать этот вопрос он не успел, потому что Кавех просто не дал ему продолжить: — Только этимология тебя и привлекает! Я вообще-то только пришел в себя, а ты и рад надо мной поиздеваться! И каких таких элементарных вещей я не понимаю по-твоему?! — возмутился Кавех. Все обидные по сути — но не по значению для него самого — аль-Хайтам проглотил, ответив лишь на последнее: — А тех, что если ты свернешь не в тот переулок в Хогсмиде, в порядке ты точно не будешь. Сказал, как отрезал. Кавеху даже на мгновение показалось, что он услышал треск разрывающихся, словно ткань, слов. В комнате повисло очередное неловкое молчание. Казалось, что оно может стать таким же синонимом их отношений, как и вечные ссоры. Если еще не стало. Первым как всегда не выдержал Кавех: — Ты… Беспокоишься обо мне? — Пф, — хмыкнул Хайтам, — конечно, нет. Просто в отличие от тебя, я мыслю рационально. — Если твоя рациональность сводится к тому, чтобы меня извести, то ты определенно в этом лучший, — проворчал Кавех, уже не с таким запалом. — Как тебе угодно. Во всяком случае, я уж точно рациональнее себя веду, чем ты. Что ты вообще там забыл сегодня? Неужели так хочется сливочного пива, что нет сил терпеть — надо обязательно отправиться в деревню? — Я… Ладно, чего уж там… В «Сладком Королевстве» до конца месяца благотворительная акция. Все деньги, вырученные на продажах лакричных тянучек, пойдут в фонд больницы Святого Мунго. Ты же знаешь, что сейчас из-за войны там больше пациентов, чем могло бы быть. Я хотел поучаствовать. — Кавех, — закатил глаза аль-Хайтам, — ты же терпеть не можешь лакрицу... Да и с деньгами у тебя всё время какие-то трудности. — Да какая разница, — парировал Кавех. — Я так хотя бы полезное дело сделаю, внесу свой вклад в борьбу с Сам-Знаешь-Кем, а ты так и будешь фыркать, сидеть на ровном месте и ничего не предпринимать. И вообще, откуда ты знаешь о моей нелюбви к лакрице и проблемах с деньгами? — Ты все еще слишком громко общаешься по ночам по зеркалу с Тигнари, — пожал плечами аль-Хайтам, а потом улыбнулся, предвкушая победу. — Ты же понимаешь, что никакой пользы от тебя не будет, если какие-то отмороженные последователи Волан-де-Морта зажмут тебя в переулке за то, что ты полукровка, да еще и гей. — И как ты не боишься произносить это имя, — вздрогнув ответил Кавех. А потом закатил глаза и сказал: — Ладно, твоя взяла. Собирайся, пойдем в Хогсмид вместе.***
Ночью Хогсмид припорошило первым ноябрьским снегом, и теперь он красиво устилал землю тонким белым ковром и укрывал легкой вуалью сосны и ели, сопровождающие всю дорогу до деревни. Пусть в этом году холода и наступили немного позже, чем в прошлом, но осень, по своему обыкновению, давила на студентов бесконечными дождями, темнотой из-за пасмурной погоды и тяжелыми, свинцовыми тучами над головой. Нынешняя суббота же отличилась не только первым морозом, но и ясной лазурью голубого неба и ярким солнышком, которое слепило глаза, но почти не грело. Холод этого дня вынудил учеников одеться теплее, нацепив на себя свитера поверх рубашек и кутаясь в зимние мантии и шарфы. Но не смотря на мороз никто не желал скрываться от солнца в помещениях. Хотелось гулять, дышать свежим воздухом и наслаждаться таким редким погожим днем. Вот и Сайно с Тигнари не пошли в кафе мадам Паддифут, как это обычно делают влюбленные на первом свидании. «Слишком шумно, слишком приторно-сладко-романтично, слишком людно», — отчеканил Гордон. Вместо этого они прогулялись по деревне, не стесняясь держаться за руки. Сайно в «Зонко» приобрел какую-то коллекционную фигурку для волшебных шахмат, а в «Сладком Королевстве» они купили засахаренных перьев, шоколадных лягушек и разных конфет. Заглянули на почту, чтобы Тигнари отправил письмо родителям. — В следующий раз можешь воспользоваться услугами Германубиса, — улыбнулся Сайно. — Кого? — удивленно переспросил Тигнари. Его уши заинтересованно встали торчком, а хвост непроизвольно вильнул. — Лучшего почтальона на свете, моего хорошего друга и питомца. — Почтальона? У тебя сова в питомцах? — Филин вообще-то, — горделиво поднял подбородок Сайно. А потом снова улыбнулся, да так тепло, что Тигнари показалось — снег в радиусе пары метров от них точно растает. — Спасибо за предложение, буду иметь ввиду, — улыбнулся он в ответ. Замерзнув, они зашли в «Три метлы» погреться. Щеки раскраснелись, пальцы рук одеревенели от холода, но им совсем не хотелось надевать перчатки. Им нужно было чувствовать друг друга — кожа к коже, тепло к теплу. Выпив по сливочному пиву и захватив с собой в термосе горячий глинтвейн, который Розмерта по доброте душевной, как хорошим знакомым, «случайно» сделала алкогольным, парни снова вышли на улицу.Five Stairsteps — O-o-h Child
От сквозняка с козырька над входом осыпался легкий пух снега, падая на головы и шарфы, нахально забираясь за шиворот. Тигнари недовольно прижал уши к голове, чертыхнулся, отходя в сторону от бара, и принялся отряхивать одежду. — Погоди, на ухо упало немного, — сказал Сайно и потянулся к его голове. Ничего, конечно же, на ушах не было, но снова прикоснуться к ним очень уж хотелось, причем давно. Нежными пальцами Сайно дотронулся до теплой и мягкой шерсти, ласково погладил, делая вид, что стряхивает снежинки с его головы. От такой заботы и нежности вело, Тигнари даже затаил дыхание. Когда Сайно убрал руку, он хитро улыбнулся, наклонился поближе и шепнул заговорщически: — Ты в курсе, что уши — самое чувствительное место моего организма? — выдержав драматическую паузу и дождавшись того, чтобы Сааб покраснел настолько, что видно было даже на его смуглой коже, он добавил: — Поэтому я точно знаю, что на ушах никакого снега не было, — и схватив Сайно за руку, потащил его в сторону от деревни. — Пойдем, я покажу тебе моё любимое место. — За пределами Хогсмида гулять нельзя, — улыбнулся Сайно как-то чересчур довольно. Было совсем не похоже, что он возражал. Да Сайно хоть на другой конец страны сейчас за ним пошел бы, хоть на край мира. — Это недалеко совсем, — успокоил Тигнари. — Когда я выбираюсь в деревню, то всегда ухожу туда отдохнуть, после того, как все дела в деревне закончу. — Тебе нужен отдых и от выходного в Хогсмиде? — Шумно, — просто ответил Тигнари. — К тому же я не всегда бываю здесь исключительно по выходным. — Ты нарушаешь школьные правила и ходишь в Хогсмид вне официальных вылазок? — нахмурил брови Сайно. — Только за особыми посылками, которые совиной почтой не доставляют. Да и хожу я через лес, — пожал плечами Тигнари, — а на вылазки туда у меня есть официальная бумажка. Можешь печать проверить, если хочешь. А потом он так лучезарно улыбнулся, что Сайно был готов закрыть глаза на что угодно, не только на нарушение школьных правил. — Почему ты волнуешься вообще? — спросил он. — Когда мы выбирались в Хогсмид на Хэллоуин ты не был против, наоборот твоя идея же была. — Моя, — кивнул Сайно. — Но прежде, чем нарушать правила, я позаботился о безопасности. — О, не беспокойся, у меня тоже всегда всё под контролем, — и прежде, чем Сайно успел возразить, Тигнари, игриво махнув хвостом и нарочно касаясь его руки, произнес: — Мы пришли. За разговором Сайно и не заметил, как Тигнари утащил его прямо в Запретный лес на границе школы и Хогсмида. Они стояли на крохотной круглой полянке, припорошенной, как и всё вокруг, снегом. Деревья расступались перед ними, открывая вид на едва тронутое льдом озеро, на противоположном берегу которого возвышался Хогвартс. Прямо у воды лежало поваленное дерево. Тигнари достал палочку и снег на их импровизированной скамейке тут же растаял, оставляя вместо себя совершенно сухое сидение. Он тут же уселся и похлопал ладонью по месту рядом с собой. Достал термос, пригубил глинтвейна. — Я люблю тут бывать, — произнес Тигнари тихо. — Хогвартс для меня — тяжкое испытание. В лесу намного спокойнее. В школе никогда не бывает тихо. Всегда слишком много людей, звуков, слишком много искусственных запахов... Но я люблю это место. Особенно с такого ракурса. Понимаешь? Сайно подошел и сел рядом. Кивнул. Коснувшись рукой его замерших пальцев, дал понять: теперь я рядом. И я понимаю. — Ты, кстати, можешь потрогать его. Хвост я имею ввиду, — лукавый взгляд каре-зеленых глаз искрился смешинками, а губы сложились в очередную хитроватую улыбку. Они вообще много улыбались этим чудесным солнечным днем. Тигнари, не стесняясь, уложил свой хвост к Сайно на колени и шепнул: — Это тоже чувствительная часть организма. Прохладные пальцы осторожно коснулись густого меха, не решаясь на большее. Тогда Тигнари положил свою ладонь сверху и заставил запустить пальцы глубже в шерсть, показывая, как правильно. — Так хорошо? — поднял вопросительный взгляд Сайно. — Будет очень хорошо, — снова улыбка, — если ты меня поцелуешь. Разве на такое предложение можно было ответить отказом? Теплые губы, с легким привкусом вина и фруктов, мягкие, чувствительные уши, раскрасневшиеся щеки, веки, обрамленные густыми и пушистыми черными ресницами… Сайно готов был зацеловать этим вечером всё, до чего только мог дотянуться. А Тигнари уже готов был расплавиться от этой нежности.***
В «Сладком Королевстве» была неимоверная толкучка, но Кавеху, казалось, это даже нравится. Аль-Хайтам недовольно морщился каждый раз, когда к нему слишком близко подходил какой-нибудь незнакомец, но когда ловил на себе довольный взгляд соседа, плохое настроение сразу испарялось. Они купили столько лакричных конфет, сколько в принципе способны унести, и уже можно было бы уже возвращаться, но Кавех оказался знаком с доброй половиной всех посетителей и отчего-то ему необходимо было поздороваться и пообщаться с каждым. — Кави, ты ли это? — низенькая пухленькая рыжеволосая девушка с веснушками потянула его за рукав мантии, стараясь обратить на себя его внимание. — Молли? Молли Уизли? — Кавех радостно улыбнулся и распахнул руки для приветственного объятия. — Я так рад тебя видеть! Что ты здесь делаешь? Как Артур? Как дети? Близнецы подросли? — Прекрасно-прекрасно! А ты как? Я в Хогсмиде по делам, Сириус попросил Артура поработать над одной вещичкой, а муж попросил меня передать это Дамблдору, потому что сам сегодня работает сверхурочно… Знаешь, Орден Феникса во всю сражается, а мы и помочь толком ничем не можем. Дети — очень большая ответственность, хотя я и вижу, что Артуру хотелось бы примкнуть к сопротивлению, — грустно вздохнула Молли, — но нам нужно думать о семье, а мне в моем положении вообще волноваться нельзя. Так что вот, помогаем пока только такими мелкими вещами: безделушками, да их доставкой. Неофициальные мелкие ремесленники, да курьеры, — улыбнулась она. — Ремесленники? Я помню, что Артур отлично ладит с магловской техникой, но ведь вроде это незако… — задумчиво протянул Кавех. — Погоди, стоп, что-о? В твоем положении? — он оглядел внимательно девушку и радостно воскликнул: — Молли, ты ждешь ребенка? Шестого?! Кавех еще раз обнял её и чмокнул в щеку от переизбытка чувств. — Я надеюсь, что будет девочка, — хихикнула Молли и зарделась. — Пойдем за тот столик, там вроде свободно. — Кавех, мы уже купили всё, что ты хотел, может всё-таки уже вернемся в замок? — раздраженно встрял аль-Хайтам, упорно игнорируемый всё это время собеседниками. — Ого, так этот красивый юноша с тобой? — удивилась Молли. — А я думала, вы с Сириусом… — Мы расстались, Молли, — перебил её на полуслове Кавех. — А это — мой сосед по комнате аль-Хайтам. Хайтам — это Молли, моя давняя знакомая. — Приятно познакомиться, — протянула приветственно раскрытую ладонь Молли, что пожать ее. Хайтам в ответ только кивнул. — Хм-м… — неловко одернула руку девушка, — ну, ладно… Кави, я наверное пойду. Дети с Лили Поттер сидят, я боюсь, как бы они не разнесли бедняжке весь дом. — Тогда до встречи, Молли, — улыбнулся Кавех, стрельнув гневным взглядом на Хайтама. — Буду рад еще увидеться. Молли подхватила покупки, кивнула и вышла за дверь, а Кавех гневно развернулся к Хайтаму: — Слушай, ну нельзя же быть таким грубияном неотесанным! Ты вообще умеешь общаться?! С людьми разговаривать там?! — С тобой же общаюсь, — пожал плечами Хайтам. — Пойдем уже, тут больно людно. Да и поздно уже, пора возвращаться. Они вышли наконец на улицу, покинув душный магазин, насквозь пропахший сахаром и шоколадом. Начинало темнеть, приближалось время ужина и аль-Хайтам не хотел бы его пропускать, поэтому развернулся и пошел в сторону замка. Вместе с кавеховыми покупками, которые были всучены ему для того, чтобы у соседа были развязаны руки для многочисленных объятий. Естественно, что Балмаседа ничего не оставалось, кроме как догнать его и идти рядом. — Между прочим Молли — жена Артура Уизли! А он очень помогает Ордену Феникса, сам слышал! Мог бы быть с ней и повежливей. — Они наплодили детишек, которых едва ли смогут содержать, судя по её внешнему виду, не способны сражаться и незаконно колдуют над магловской техникой, — парировал Хайтам. — Не похоже, что они помогают. К тому же, зачем быть вежливым с людьми, которые тебя не волнуют? Откуда ты, кстати, знаешь эту Молли Уизли? — Ты — ужасный, высокомерный, отвратительный выскочка и хам, ты в курсе? — вспыхнул Кавех. — Артур — троюродный племянник Сириуса… Или вроде того. У чистокровных волшебников сам черт ногу сломит в их генеалогическом древе. В прошлом году мы с ним отмечали Рождество в доме Уизли. Вместе с Джеймсом, Лили и Римусом. Они очень хорошие люди! После окончания школы я бы хотел помочь отстроить им нормальный дом. То место, где они сейчас живут — совершенно невыносимо. И с таким количеством детишек им точно требуется расширение пространства. — Вот оно что, — хмыкнул Хайтам. — С Сириусом? Ты так держишься за него, что готов помогать его родственникам даже после расставания? Или ты думаешь, что это временно? — Я… — Кавех стушевался. — Ты… Ууу! Да что ты несешь вообще?! Ради всего святого, Хайтам, заткнулся бы ты уже раз и навсегда! Мы расстались! Точка! — Да, вот только Молли не знала? Вы что, не сделали это публично? — А что по твоему, мы должны были разослать информационные письма всем знакомым? «Внимание! Дорогие друзья и родные! Мы — Балмаседа Кавех Бен и Блэк Сириус III — официально разорвали наши отношения! Просим больше не упоминать нас как пару». Так что ли? — Хотя бы, — кивнул Хайтам. — О боже, что ты несешь? Ты вообще хоть какое-то представление о жизни имеешь? — Я точно знаю, что если бы не имел на тебя никаких видов, то сообщил бы о расставании настолько близким людям, раз встречал с ними Рождество. — Если бы?! О, а ты значит имеешь виды? — Кавех аж поперхнулся от сказанного. — Сириус явно имеет, раз не рассказал никому о вашем разрыве, — уклончиво ответил аль-Хайтам. — Он… да он занят был! Он же в Ордене. Да и я его к себе больше на пушечный выстрел не подпущу. Еще чего не хватало! — Да? Помнится, пару дней назад ты не хотел даже слышать его имя, а сейчас так запросто со мной беседуешь о нем. — Скорее спорю, — возразил Кавех. — Но к делу это не относится! Ты сам задаешь такие вопросы. Зачем? — Ты все еще любишь его? Вопрос вырвался сам собой и повис в воздухе укором: «Ты все еще любишь того, кто причинил тебе столько боли?». — Я… Ой, да какого хрена, Хайтам?! Я не буду тебе отвечать. За спором они даже не заметили, как дошли до замка. Кавех выхватил из рук Хайтама свои покупки и бросился от него прочь. Может, ссора и была пустяковой. В очередной раз. Но показала многое, как и этот поход в Хогсмид. Во-первых, Хайтаму определенно очень не приятно, когда к его соседу прикасаются и обнимают. Молли Уизли ему не понравилась именно из-за того, что дотрагивалась до него, а вовсе не потому, что была как-то связана с Сириусом Блэком и хорошими воспоминаниями Кавеха о нем. Вывод странный, но правдивый. Аль-Хайтам не умеет врать самому себе. Во-вторых, чувства Кавеха к Сириусу Блэку, хоть и были нелогичны и необъяснимы, но еще не прошли. И это аль-Хайтама задевало. На душе скребло от мысли, что Кавех после окончания школы бросит все свои мечты и вступит в Орден Феникса, чтобы быть ближе к Сириусу. В-третьих — по счету, а не по важности — аль-Хайтаму определенно и очень срочно нужно было разобраться в собственных чувствах, потому что в глазах стало подозрительно сухо и некомфортно, а в горле стоял неприятный ком, вызывающий дискомфорт и раздражение. Аль-Хайтам разочарованно вздохнул: надеялся, что перестанет нерационально беспокоиться о Кавехе и вернется в библиотеку, а вместо этого впустил еще больше неопределенности и нестабильности в свою жизнь…