tonburg — The Road Home
Лес насквозь пропах осенью. Очередное субботнее утро выдалось не менее промозглым, чем и все до него. И не удивительно: на дворе стояла середина ноября — самое время для слякоти, грязи и противного, пробирающего до самых костей холода. Влажные от непрекращающихся дождей опавшие листья липли к сапогам, но Тигнари меньше всего сейчас заботили чистота и сухость обуви с одеждой. Он вместе с Коллеи шел обратно в Хогвартс с добычей — на ближайшем в лесу болоте они нашли-таки Лирный корень, чему были чрезвычайно довольны. — А зачем он нужен, мастер Тигнари? — спросила девочка, с трудом нагоняя лидера их маленького клуба. — Хороший вопрос, Коллеи. Вы ведь не проходили еще этого на травологии? — получив отрицательный ответ, он продолжил: — Видишь ли, Лирный корень или же, как его часто называют, Аир обыкновенный обладает целебными свойствами. Эфирные масла, которые из него получают, оказывают благотворное влияние на пищеварительную систему, снимают желудочные боли и способствуют улучшению аппетита. — Боли? — обеспокоенно переспросила Коллеи. — Мастер Тигнари, вы… то есть, ты мучаешься от желудочных болей? Тигнари улыбнулся. Коллеи наконец-то перешла на «ты», но от дурацкого обращения «мастер» так и не избавилась. Да уж, над этим предстоит еще поработать, но на вопрос он всё же ответил: — Нет конечно. Это не для меня, а для друга. У него от нервов проблемы с едой в последнее время. Надеюсь, что отвар из Лирного корня ему поможет. Тигнари вздохнул. Прошло уже две недели с той злополучной вечеринки на Хэллоуин, на которую явились Мародеры в полном составе. Кавех после нее несколько дней не выходил из гостиной Когтеврана, пока Тигнари, не без помощи аль-Хайтама, который на удивление всех не остался равнодушным, не ввалился в их комнату и не вытянул из друга всю правду, предварительно напоив его остатками виски с вечеринки. После всего услышанного ему хотелось больше всего на свете одного: надрать Сириусу Блэку задницу и больше никогда не подпускать его к Кави ближе, чем на километр. — И он… и-ик… ушел, понимаешь, Нари-и? И что я теперь… должен со всем этим делать? И как дальше..? И какой смысл..? Тигнари поглаживал Кавеха по спине, совершенно не находя слов, которые могли бы успокоить друга. Да и что тут скажешь? Всё образуется? Найдешь другого? Пройдет немного времени, и ты забудешь его? Всё из этого было бы почти правдой, но тем не менее совершенно не способствовало бы успокоению Кавеха. — Я никогда не буду больше влюбляться, Нари, — в конце концов сказал он, когда поток слез наконец прекратился. Из размышлений его выдернула Коллеи: — Мастер Тигнари, а ты возьмешь меня помочь варить зелье для Кавеха? Гордон встрепенулся: — Почему ты решила, что оно для Кавеха? — Просто мне так показалась, — она пожала плечами. А потом добавила: — Ему очень плохо, да? Тигнари мрачно кивнул. Жаль, что времени было не так много, скоро у него начинался факультатив по целительству, на который нельзя было опаздывать — мадам Помфри не пускала на занятия в больничное крыло никого, кто задерживался хоть на минуту. Но помочь другу — первостепенная задача. Поразмыслив немного, он грустно произнес: — А ты проницательная... Знаешь, в это зелье надо бы еще мяты добавить, для успокаивающего эффекта. Сходишь? — Конечно, мастер Тигнари! Я мигом. Она бросилась было обратно в лес, но Тигнари её удержал. — Стой, не туда. Если пойти чуть западнее, там будет полянка, где сейчас как раз скорее всего осталась мята, которая еще не завяла. — Хорошо, поняла! Ну всё, я пошла? Но Тигнари снова её остановил, глянув с сомнением: — Не заблудишься? — Обижаешь, мастер Тигнари. Ты же сам меня учил ориентироваться в Запретном Лесу. Это было чистой правдой, но отчего-то он всё равно продолжал сомневаться. — А разрешение на вылазки в лес у тебя с собой? — Естественно! — И волшебная палочка при себе? Коллеи достала палочку и покрутила перед носом у Тигнари. — Груша, волос единорога, десять дюймов, — немного хвастливо отметила девочка. — Волшебные палочки из груши — редкость. Так мне мастер Олливандер сказал, когда она выбрала меня. — Ладно-ладно, раз в твоих руках столь грозное оружие, с тобой ничего не случится, — улыбнулся Тигнари. Коллеи задорно хихикнула в ответ, развернулась и отправилась по его указанию на запад, услышав вдогонку: — Пару пучков мяты будет достаточно! — Хорошо! Все будет сделано в лучшем виде! — прокричала девочка и скрылась за деревьями. Тигнари в сомнении посмотрел ей вслед: Коллеи, с тех пор как вступила в его клуб, стала для него младшей сестренкой. И пусть он точно знал, что она действительно уже знает лес, как свои пять пальцев, и действительно способна постоять за себя, на душе у него было неспокойно. «Ты становишься параноиком, Гордон», — раздраженно сказал Тигнари сам себе и повернул в сторону школы. До факультатива была еще пара часов: на сбор трав слишком мало времени, а вот чтобы просто погулять и подумать — в самый раз. А подумать было о чем. Кавех — это раз. Его ежегодная осенняя хандра на этот раз вылилась в самую настоящую депрессию. И если ничего с этим не сделать — до добра она не доведет. Сайно — это два. Их отношения в итоге так и топтались на месте, а Тигнари уже и сам не понимал, чего хочет. Та встреча с боггартом во время игры в «Сладость или Гадость», казалось бы, сблизила их. Но никто так и не решился сделать первый шаг. На самом деле, Тигнари до ужаса боялся все испортить. А портить было что. Сайно теперь не оправдывал свое постоянное присутствие рядом своим: «слежу, чтобы с Кавехом ничего не случилось, защищаю его, я же обещал помочь, Нари». Теперь он просто так каждое утро подсаживался к нему за Пуффендуйский стол, завтракал вместе, рассказывая анекдоты. Иногда даже было смешно. Нет, ну правда, было… После завтрака Сайно всегда провожал Тигнари до кабинета, где был его первый урок. Или они вместе шли на совместную пару, если была такая. А еще Сайно всегда соглашался передать бутерброды, которые Тигнари спешно сооружал для Кавеха, просыпающего всё на свете, а не только завтрак. Они оба хотели, чтобы друг не оставался голодным. И даже если у Сайно не было совместных занятий с Кавехом, он всё равно делал ради него крюк. И еще ради улыбки Тигнари, который, когда узнал об этом, возмутился было: «Зачем?! Я и сам мог!». Но Сайно лишь пожал плечами: — Нари, у меня часто окна по утрам, мне не сложно. А для тебя это важно. И Кавеху нужно завтракать. Нет проблем. «Нет проблем», — эти слова стали квинтэссенцией их с Сайно отношений. И Тигнари очень не хотел заработать хотя бы одну. Только не ценой их нежной, только-только зарождающейся дружбы. Увлеченный размышлениями Тигнари и сам не заметил, как ноги довели его прямо до площадки для квиддича, где он не был с самого первого курса. Он любил полеты — ему они удавались даже получше, чем многим его сокурсникам. Но стадион: переполненный и шумный, ликующий и возмущающий, отмечающий победы и переживающий разочарования проигрыша — Тигнари возненавидел. Его бедные уши и голова еле дотерпели до конца того единственного матча, который ему довелось посетить на первом курсе. Сейчас же Тигнари смотрел на одинокую летающую фигуру с легкой завистью: он не садился на метлу со времен занятий по полетам. Да и не видел особого смысла её покупать, раз играть в квиддич ему не суждено. Но ощущения абсолютной свободы, которое можно испытать только оказавшись между небом и землей, ему недоставало. Приглядевшись получше, Тигнари с совершенно неуместным волнением осознал, что летающая фигура — никто иной как Сайно. Ноги привели его к тому, о ком он так сосредоточенно размышлял последние полчаса. Вот тебе и лисье чутье… Уняв накатившую словно из ниоткуда дрожь в коленках, Тигнари взглянул на часы и понял, что пока торопиться некуда. И решил подняться на верхние ряды стадиона, чтобы полюбоваться полетом Сайно поближе.***
HOYO-MiX — Midnight Reflections
Аль-Хайтам не любил перемен в жизни. Он привык к её однообразию и не хотел этого менять. Каждый день на завтрак он ел одни и те же блюда, запивая их кофе без молока и сахара. После выходил во внутренний дворик вместе с Сайно, чтобы друг мог выкурить сигаретку, а потом они почти всегда направлялись на совместные занятия или в библиотеку, если утром было окно. Почти всегда их утра проходили молча, лишь изредка они перебрасывались парой слов, но обязательно по делу. Иногда, когда их расписание не совпадало, они просто расходились после перекура по разным классам. Сайно, с появлением Тигнари в его жизни, об однообразии позабыл. Но аль-Хайтам его понимал. Вернее, очень старался понять. Ведь Сайно — его друг, а за друга, когда тот нашел свою любовь, надо порадоваться. Аль-Хайтам не был силен в этом. В радости, то есть, а не в том, чтобы не ревновать друга. Хотя, он и вправду совсем не ревновал, но нарушению рутины в его жизни был недоволен. Аль-Хайтам любил стабильность. Но стабильность пошатнулась, когда Кавех раньше времени сбежал с вечеринки по случаю Хэллоуина, а на следующий день просто не вышел из комнаты. Когда аль-Хайтам напомнил ему о промежуточном тестировании, которое Балмаседа обязательно провалит, если не будет посещать уроки, он был послан далеко и надолго. Формулировка была более грубая, а Кавех явно был не в себе, но стабильность в жизни Тарша пошатнулась еще сильнее. Кавех перестал мило раздражаться на замечания, перестал есть, пить, да вообще жить. Если бы красота сравнений и эпитетов имела хоть какую-то ценность для аль-Хайтама, то он бы сказал, что Кавех стал солнцем в затмении. И его тепла, неуемной энергии, которая переворачивала всё вокруг с ног на голову, его света — всего этого теперь недоставало. И эта пустота, которая образовалась вследствие этого затмения, тоже нарушила стабильность в жизни Хайтама. На второй день затмения Кавеха, он понял, что спорить бесполезно. И пошел к Тигнари, рассчитывая хоть на какую-то помощь с его стороны. Гордон помог, ведь и сам до ужаса беспокоился за друга. Но этого хватило лишь на то, чтобы вытянуть Кавеха из постели и более менее привести его в порядок. Но светить снова он не стал. Аль-Хайтам так упорно отгораживался от любых чувств, чтобы не разрушить свой уютный мир, а тот сам сложился, как карточный домик, без участия любви и отношений. По крайней мере без их участия в жизни самого Тарша. Он остался стоять на руинах своей привычной жизни не испытав ничего, кроме отголосков тепла, которые совсем недавно ловил через отражения лучей кавехого света. Но теперь и их не осталось. И что с этим делать Хайтам понятия не имел. В один день он случайно поймал Кавеха в туалете. Звуки оттуда явно указывали на то, что парень расставался со своим завтраком, не успев его толком усвоить. Когда он вышел из кабинки, то почти нос к носу столкнулся с аль-Хайтамом. — Рад видеть мой позор? — буркнул Кавех, когда оправился от потрясения и стыда из-за того, что был пойман с поличным. — Кавех, я… Но Балмаседа уже пулей вылетел из туалета, громко захлопнув за собой дверь. Хайтам рассказал о проблеме Тигнари в тот же день. Гордон пообещал разобраться и помочь, но отчего-то Тарша думал, что мысли его сейчас будут вовсе не о друге. Он перерыл всю библиотеку и перечитал там все, что мог найти о подобных случаях. Сделав вывод о том, что у Кавеха скорее всего какой-то вид расстройства пищевого поведения, вроде булимии или психогенной рвоты, он принялся искать лекарство. А пока старался, как мог, облегчить его состояние. Поначалу он просто везде и всюду таскал для него воду. По утрам незаметно ставил стакан воды на тумбочку, старался всегда держаться рядом и предлагать попить почаще. Конечно, в своей привычной поучительно-наставительной и занудной манере, но Кавех отчего-то слушался и пил. По инерции, не думая. Постепенно к простой воде он стал примешивать отвар из корня имбиря, который успокаивал тошноту. Дальше Кавех уже просто пил отвар, невзирая на неприятный вкус. После имбирь уже выдавался в качестве лекарства в чистом виде. Есть и, самое главное, усваивать обычную еду Кавех начал на пятый день такого вот незамысловатого лечения. Тогда же он впервые начал осознавать, кто именно за ним так усердно ухаживает. — И зачем я тебя только слушаю? — проворчал Кавех, проглатывая простой и пресный куриный бульон, закусывая его гренкой и имбирем. — Потому что я прав, — пожал плечами аль-Хайтам, ничем не выдав свое ликование от того, что Кавех заговорил. Всё то же пытался делать и Тигнари, но от него воду, еду или лекарства Кавех не брал. Никто так и не понял почему, но тем более ценным оказалась помощь Хайтама. А он даже не считал это помощью, хоть и не спорил — просто не хотел объяснять причины своих поступков. Лишь однажды, когда Гордон сказал, что и представить себе не мог, насколько Хайтам благородный человек, тот, словно отрезав, возразил, что это не так, и на корню обрубил дальнейший разговор. Ему не нужна была какая-то там благодарность от кого бы то ни было. И тем более признание его мнимого благородства и великодушия. Хайтам действовал из самых эгоистических побуждений — разгонял тучи, скрывающие от него его личное солнце. И возвращал стабильность в свою жизнь. Постепенно от бульонов они перешли к более питательной еде, часто и понемногу. И Кавех оживал. Все еще не той буйной энергией и светом, но уже хотя бы воспринимал окружающий мир, а не передвигался по замку, словно зомби из низкосортных магловских фильмов ужасов. В один из вечеров они сидели в их общей комнате. Кавех впервые за пару недель взялся за рисование. И шаркающий звук карандаша по бумаге единственный раз не вызвал раздражение у Хайтама. Напротив, он обрадовался. — Ты наконец решил взяться за дело? — спросил Хайтам, как бы между прочим, стараясь сохранять полное равнодушие в голосе. — Неужели тебе не все равно? — устало, почти рефлекторно огрызнулся Кавех. А потом тихо добавил, рассчитывая, что сосед не услышит: — Я не собираюсь гробить еще и свою будущую карьеру. Хватит и сердца. Но Хайтам услышал. И подавил в себе странное желание подойти и обнять Кавеха, прижать к себе и укрыть от жестокости его жизни. Оно совершенно не вязалось с его картиной мира, а значит, как и чувства — пресекалось на корню. Но всё же он был удивлен. Тигнари не рассказал ему в чем дело, решив, что это — личное для Кавеха. А Хайтам не был сплетником, поэтому и не стал настаивать. Если несчастная любовь доводит столь солнечных, талантливых и гениальных людей, как Кавех до такого состояния, то, пожалуй, влюбляться — это вообще самая страшная перспектива, какая может выпасть на долю человека. Хайтам так точно не хотел бы. Слушая шорох карандаша по бумаге Хайтам и сам достал блокнот. В последнее время он стал записывать свои мысли, чтобы они перестали хаотично крутиться у него в голове, словно назойливые мухи. В какой-то момент простого изложения прозаических слов в блокноте стало мало. Тогда он стал формулировать их в стихотворной форме. Ритмически выстроенная речь его успокаивала, а поиск и подбор рифмы заставлял мозг работать, заглушая беспочвенное беспокойство о неумолимо рушившихся жизненных устоях. Солнца яркий свет Мои глаза слепит. В чувствах смысла нет, Но в сердце — трепет. Тучи разогнать От тебя не в силах. Лучше б мне не знать О тебе, светило… Буква за буквой, слова выстраивались в предложения, а предложения — в стихи. Он так погрузился в работу, сидя за своим столом, что не заметил, как за ним наблюдают. Кавех встал с кровати, где до этого расположился в позе лотоса со скетчбуком в руках. Поднялся лишь для того, чтобы выпить воды, но отчего-то занятие соседа привлекло его внимание, и он невзначай бросил взгляд на хайтамовский блокнот. — Вот уж никогда не подумал бы, что ты пишешь стихи, — хмыкнул Кавех из-за спины. — Ты же всегда говорил, что в искусстве нет практического смысла. — Во-первых, я до сих пор так и считаю — искусство особой практической пользы не несет. А во-вторых, мои стихи к нему не имеют никакого отношения, — спокойно ответил Хайтам, ни капельки не смутившись тому, что был застукан. — Это как? Все поэты считают себя творцами, а ты утверждаешь, что поэзия — не искусство? — удивился Кавех. — Для написания стихотворения нужно просто посчитать количество строк и слогов, продолжая в таком же ритме и дальше из строфы к строфе. А подобрать рифму к слову может любой, просто вооружившись словарем. — А как же чувства, которые излагаешь на бумаге в стихотворной форме? Ты даже это упростишь до цифр? — закатил глаза Кавех и вернулся на место. Хайтам, отрицающий чувства, впервые в споре с Кавехом не нашел, что на это ответить. Несколько минут они провели в тишине. А потом Кавех тихонько добавил: — Красивые стихи, кстати. Что бы ты не говорил, а для их написания нужны талант и чувства ритма. И они у тебя есть, — его голос прозвучал мягко, словно Кавех тепло ему улыбался. Хайтам обернулся, чтобы взглянуть на него, поймать хоть какой-то свет в его глазах, увидеть его улыбку, но тот уже уткнулся в свой рисунок, принявшись снова шуршать карандашом по бумаге. Может тепло ему только причудилось? Хайтам тихо вздохнул. В этой уютной тишине они и продолжили работу. А Хайтам обязательно еще подумает над тем, что сказал ему Кавех о чувствах и таланте к написанию стихов.***
Очень рекомендую всем, кто не знаком с такой магической спортивной игрой , как квиддич, заглянуть по ссылке и изучить основные понятия, перед тем, как продолжить читать этот кусочек: https://harrypotter.fandom.com/ru/wiki/Квиддич
— Горо, внимательнее, Эмбер уже третий квоффл забивает тебе в кольца! — строго рявкнул Сайно. Игра против Слизерина, назначенная на последнюю субботу ноября, неумолимо приближалась, а команда еще недостаточно уверенно действовала по избранной им тактике. Он должен выступить в качестве капитана впервые и это оказалось сложнее, чем предполагалось. «Поттер справлялся лучше», — уныло подумал Сайно, когда Тарталья в очередной раз перехватил инициативу на себя, выйдя из подобия клина, в которую выстроилась команда, чтобы пробиться через защиту, которую организовали они на пару с Дэхьей, и прорваться к кольцам. — Бладжер, Мэй! — Прости, кэп! — извинительно подняв руки над головой, произнесла в ответ Дэхья, когда промазала битой по мячу, чуть не заехав ею в лицо Сяо, который едва успел увернуться. — Ради всего святого, Дэхья, давай поосторожнее, — воскликнула Эмбер, подлетев ближе к Сяо, — нового охотника нам уже не найти! Первый матч уже на носу. А Сяо и так с трудом согласился. С тобой все в порядке? — Всё нормально, — буркнул тот. — Я же сказал, что буду играть, не стоит волноваться из-за всякой ерунды. — Так, собрались. Еще раз. Не закончим тренировку, пока не получится, — выдохнул Сайно, прекрасно понимая, что сегодня — уже точно не получится. — Давайте, вперед, на позиции, — прервал он волну ответного возмущения команды. Пока охотники выстраивались, подлетел Кадзуха. — Сайно, — тихо проговорил он, чтобы не привлекать к себе внимание и без того несобранной команды, — я поймал снитч уже пятый раз за тренировку. Пора закругляться. Команда, если еще не выдохлась, то уже на пределе. Сайно в ответ кивнул и отправил Кадзуху ловить снитч в шестой раз, а сам рявкнул: — Аякс! Ты. Прикрываешь. Сяо. Что здесь непонятного?! Тренировка длилась еще минут сорок, пока Сайно всё-таки не отпустил команду отдыхать, сказав напоследок, что они хорошо поработали. — Смеешься? — возмутилась Дэхья, направившись было в раздевалку, но мнимая похвала Сайно её остановила. — Да мы столько времени потратили впустую! — Все хотят провести время с пользой — никто не спорит. Но время-то не проведешь, — устало отшутился Сайно. Не увидев и толики понимания в глазах команды, он вздохнул и сказал: — Идите все переодеваться. — А ты? — спросила озабоченно Эмбер. — А я еще проветрюсь тут немного, — хмыкнул Сайно, уже окончательно решив, что сегодня не будет объяснять ни единой шутки. Но на удивление в ответ на неё хихикнул Кадзуха. — А эта была ничего, — улыбнулся он и пошел на снижение, направляясь в сторону раздевалок. — Не задерживайся здесь слишком долго, — бросила через плечо Дэхья и направилась вслед за Кадзухой. — Конечно.Pietro Scichilone — to fly
Когда последний член команды Гриффиндора скрылся за дверью, Сайно наконец-то смог выдохнуть и расслабиться. Тренировки в качестве капитана его выматывали. Иногда хотелось просто улететь к чертовой матушке подальше в лес. Или поближе к облакам. Все могли ощутить свободу в полете, а его словно притягивал груз ответственности к земле. Расслабив плечи, наклонившись и прижавшись к древку метлы, Сайно направил её прямо к сизым облакам, заволакивающим стремительно темнеющее вечернее небо. Он сразу взял сильный разгон, желая, чтобы ветер заглушил мысли, роящиеся в голове и жалящие, словно осы. Сайно не был лидером от природы. Приходилось учиться на ходу и лезть из кожи вон, чтобы хоть что-то получалось. Ответственность в качестве старосты так его не угнетала. Там он действовал практически в одиночку, от его решений не зависело еще шесть человек и весь факультет впридачу. Да, нужно было следить за порядком, помогать первокурсникам освоиться и не потеряться в замке. Иногда наказывать штрафными баллами нарушителей школьных правил, иногда докладывать о таких происшествиях деканам факультетов. Бывало, приходилось заниматься организаторской работой и посещать собрания. Но никогда от него раньше не требовалось выдумывать тактики для общей победы, а не выигрыша одной партии в волшебные шахматы у аль-Хайтама. Ему не нужно было пытаться кого-то сплотить, чувствовать настрой команды, поднимать боевой дух. Подстраиваться под каждого отдельного человека, понимать, кого нужно похвалить, кого поругать, и когда это необходимо… Капитанство было очень непростой задачей, но Сайно старался научиться. Поднявшись в небо метров на пятьдесят, Сайно покружил над полем, а потом снова наклонился к метле и резко вошел в пике, стремительно направляясь к земле. Ветер свистел в ушах, потоки воздуха раздували волосы, холодили лицо и мешали нормально вдохнуть. Но Сайно получал истинное удовольствие от этого падения. Это была настоящая свобода. И настоящее доверие к самому себе. Когда до земли оставалось от силы метра три Сайно резко потянул рукоять метлы на себя и широкой дугой вышел из пике, поднимаясь обратно повыше в небо. Он так и кружил бы, выписывая немыслимые фигуры в воздухе, словно катаясь на американских горках, если бы не заметил знакомую фигуру на верхних трибунах. — А ты здорово летаешь! — воскликнул Тигнари вместо приветствия. На его лице — восторг, в глазах — искренняя радость встречи. — Хотя, признаться честно, я поначалу немного испугался, что ты поцелуешь землю и разобьешься. Губы Сайно сами собой расплылись в довольной улыбке. — Я не зря стал капитаном: ни единого раза не падал с метлы. — Надеюсь, так все и останется, — улыбнулся Тигнари. И, немного поразмыслив, добавил: — А вообще, я правда в восторге! Никогда не видел, как ты летаешь. Сайно изумленно приподнял брови: — Ты что не был ни на одном матче Гриффиндора? Я в команде с третьего курса, мы же столько раз с вами играли уже. — Мои уши решили всё за меня. Они, знаешь ли, не очень-то в восторге от непрекращающейся серии провалов Пуффендуя на матчах по квиддичу, — Тигнари ухмыльнулся, выразительно подергивая ушами, специально привлекая внимание Сайно к ним. А потом произнес, пожав плечами: — А если серьезно, я люблю летать, но, действительно, терпеть такой шум, какой творится каждый раз на стадионе, я не способен физически. Голова после единственного посещенного матча гудела еще неделю. Если бы не это, может, даже попробовался в отборочных в команду Пуффендуя. — И на этом бы ваши провалы непременно закончились бы, — хихикнул Сайно. А потом неожиданно спросил: — Хочешь полетать со мной? Тигнари непроизвольно завилял хвостом, уши встали торчком, а глаза как-будто больше стали от удивления. — Что прямо сейчас? — Конечно, а то когда еще соберешься, — тепло улыбнулся Сайно. — Пойдем, я покажу, какую можно взять метлу. Пять минут спустя Тигнари уже вовсю хохотал от переизбытка чувств, кружась в воздухе. Он смеялся так, словно на него кто-то наложил Веселящие чары. Пируэты, которые он исполнял, были технически не такими сложными, какие совсем недавно вырисовывал в воздухе Сайно, но со стороны выглядели ничуть не хуже. От счастья и чувства безграничной свободы кружилась голова и очень хотелось кричать, даже несмотря на всю свою нелюбовь к шуму. — Са-а-айно, догоняй! — Тигнари совсем по-детски, словно играя в пятнашки, быстро коснулся его плеча и тут же умчался на другой конец поля, хохоча на ходу. В полете забылись все тревоги разом. Тигнари ненадолго, но все же удалось отпустить беспокойство о Кавехе, о Сайно и их запутанных с ним отношениях. В небе остался только он и его чувства. Сайно, не сразу поверив, что Тигнари и правда имел в виду то, что сказал, немного повисел в воздухе, но когда услышал брошенное через плечо: «Ну, что ты там завис?», бросился следом. Догонять. Ветер также и свистел в ушах, пока двое, уже совершенно точно бесконечно влюбленных друг в друга подростка, играли в воздухе в пятнашки, словно пятилетки. Но такого искреннего смеха, безграничного счастья, добрых искорок в глазах и ласковых улыбок этот ветер давно не видел. А потому страховал обоих от неловких поворотов, обычно приводящих к столкновениям, и слишком уж резких движений, грозящих скинуть их с метлы. Сегодняшний ветер был очень добрым и любил любовь, как бы странно это ни звучало. И оберегал это чувство ото всех бед. — Всё, Сайно, я больше… ха… не могу, ха-ха, — Тигнари держался одной рукой за метлу, а другой за бок, стараясь больше не смеяться. Он весь раскраснелся, с длинных волос сбежала резинка, рассыпав их по плечам, словно шелковым покрывалом, каким они выглядели даже в таком растрепанном виде. Сайно до ужаса хотел к ним прикоснуться, даже больше, чем к ушам, казавшимся такими мягкими и теплыми. Неосознанно он подлетел ближе. Протяни руку — и дотронешься. Тигнари поднял глаза. В них отражался лес, простирающийся за полем для квиддича. В них отражалось темное, уже практически ночное небо, развернувшееся над их головами, словно огромный шатер. В них отражался и сам Сайно, который не спешил отводить взгляд. Напротив, он, как-будто чувствуя непреодолимое притяжение, подлетел еще ближе, так что их бедра соприкоснулись. — Нари… — тихо шепнул Сайно, — я… Договорить ему не дали. Глаза, в которых для Сайно отражался теперь разом весь мир, закрылись, а Тигнари подался вперед. Первое, робкое касание теплых губ пробило током, выбивая воздух из легких. Тигнари отстранился лишь затем, чтобы взглянуть еще раз в глаза Сайно и, не найдя там ни грамма протеста, а лишь доверие, ласку и первые искры любви, теперь поцеловал его по-настоящему, тут же получая ответ. Между ними не было робости, будто они делали это всю жизнь. Была лишь всепоглощающая нежность, от которой кружилась голова и сердце заходилось таким бешеным и неровным ритмом, что вдыхать воздух казалось чем-то совершенно необязательным. Было желание стать еще ближе, мешали лишь метлы, которые теперь словно сами по себе держали их в полете. А может и правда им помогал добрый ветер? Сайно поднял руку и осторожно прикоснулся к чувствительным ушам. Тигнари вздрогнул, но поцелуй не разорвал, давая понять, что ему это нравится. Разрешая ему всё. Теперь пальцы Сайно то путались в волосах, прижимая Тигнари ближе, то поглаживали мягкие уши в поисках самых чувствительных мест, желая доставить как можно больше удовольствия. Его руки были самыми ласковыми на земле, и он до ужаса любил эти руки. Когда-нибудь Тигнари исцелует каждый его пальчик, но пока ему совсем не хотелось отрываться от таких теплых и нежных губ. Поцелуй был легким, в нем не было животной страсти, похоти. Такие поцелуи рождаются из сердец, полных чистой любви, совсем еще невинной и такой искренней, что даже ангелы, если бы увидели, не поверили бы в это. Но их сейчас видел только добрый ветер, да темное вечернее небо, специально дожидающееся, когда двое юношей насладятся своей любовью, чтобы омыть землю очередным дождем, не испортив им этот первый и самый сладкий поцелуй в их жизни.***
Им все же пришлось прерваться. Тигнари вспомнил, что вообще-то опаздывал на занятие по целительству, а Сайно не стал с ним спорить и удерживать. Когда они спустились с небес на землю, то просто не успели испытать никакой неловкости, какая обычно настигает влюбленных после первого поцелуя. Тигнари поспешно чмокнул Сайно в щеку и побежал к замку. А он вслед успел только крикнуть: — Нари, ты пойдешь со мной на свидание? — Если позовешь, — хихикнул тот в ответ и скрылся за пределами стадиона. Сайно улыбнулся: о, он еще как позовет. И не один раз. Теперь он вообще Тигнари далеко не отпустит. Сайно был совершенно счастлив. Кто бы мог подумать, что «Сборник крутых подкатов», который совсем недавно всё-таки прислал ему Сайрус, даже не успеет пригодиться. Нужно непременно туда заглянуть: кто знает, чем закончится свидание, если он еще и во всеоружии будет. Сайно подумал, что сегодня уже не способен на что-то, кроме отдыха, поэтому оставшийся вечер решил провести в гостях у Хагрида. Домик лесничего находился совсем недалеко от стадиона, поэтому спустя десять минут он уже стучал в его дверь. — А, это ты, Сайно! Проходи-проходи. — Привет, Хагрид. Давно не виделись, — приветливо улыбнулся Сайно, заходя в хижину. — Давненько, да-а. Я понимаю, ты весь в учебе и делах. Слышал, тебя еще и капитаном назначили? Ну-у, это… гриффиндорской команды по квиддичу… — спросил добродушно Хагрид. — Да, всё так, — кивнул Сайно, запрыгивая на огромный стул. Он хоть и был невысоким, но такого, чтобы ноги не доставали до пола, не было обычно. Но только не в доме лесничего — здесь вся мебель была чересчур большой, даже для ребят повыше. — И как тебе новая роль? Небось справляешься лучше Джеймса, — хохотнул Хагрид, вспоминая самого успешного капитана Гриффиндора. — Не говори ерунду, — Сайно скрестил руки на груди, но улыбнулся вопреки напускному строгому тону. — Вряд ли кто-то сможет потягаться с Поттером. Я так вообще сомневаюсь, что смогу с этим справиться. Сайно вздохнул. Тяжело признаваться в своей слабости, но с Хагридом он мог поделиться. Добрый великан всегда мог поддержать. Не советом, так огромной кружкой ароматного травяного чая, которую как раз поставил на стол перед ним. — Не переживай ты так, Сайно. Вспомни первые тренировки с Джеймсом. Ты на третьем курсе вступил в команду, верно? — Сайно кивнул, тогда Хагрид продолжил: — Точно… Он и сам тогда только начинал. Что, хочешь сказать, что Джеймс сразу стал прекрасным капитаном? — Нет, — помотал головой Сайно. А потом рассмеялся: — Джим явился на первую игру весь заспанный и постоянно бормотал что-то о полнолунии. Ему что луна в окно светила и не давала нормально спать? — Э-э-э, ну да, наверное, — энергично закивал Хагрид. И подозрительно быстро перевел тему: — Между прочим, выглядишь ты как-то чересчур довольно, для капитана, который не справляется. Что, тренировка хорошо прошла? — Да нет, ужасно, если честно. — Тогда чёй-то ты весь светишься, как звезда? Сайно улыбнулся и покраснел до кончиков ушей. — Ага, точно светишься, — обрадовался Хагрид своему наблюдению. — Рассказывай, ты что ли со своим ушастым другом встретился? Сайно кивнул, а потом с немного гордым видом добавил: — Мы целовались, Хагрид. Великан довольно рассмеялся: — О, молодец-молодец, Сайно. Я ж говорил, что всё получится. А как иначе, ты ведь вона какой человек хороший! — и Хагрид ободряюще хлопнул Сайно по спине, да так, что тот чуть не нырнул носом в кружку, все еще полную чая. — Кхе-кхе, спасибо, Хагрид, — прокряхтел Сайно, немного морщась от неожиданного напора великана. — Только в следующий раз по спине хлопай чуть поаккуратнее. — Прости, Сайно, не рассчитал, — добродушно извинился Хагрид. И придвинул к нему поближе такую же огромную, как и кружка, миску с печеньем. — На вот, перекуси немного, а то ужин-то небось пропустил. — Пропустил, — согласно кивнул Сайно, радостно хватая печенье и откусывая от него кусочек. Вернее, пытаясь откусить кусочек: печенье оказалось твердым словно камень, и он чуть не обломил зуб об него. — Ой! — Что такое? — Э-э, ничего, всё в порядке, Хагрид, — Сайно вымученно улыбнулся, чтобы не обидеть лесничего. — Очень вкусно, я хотел сказать. Спасибо, Хагрид. Внезапно раздался стук в дверь. Хагрид отправился открывать её, а Сайно незаметно убрал каменное печенье в карман. — Коллеи? А ты что здесь делаешь? — раздался с порога голос великана. — Я… я не знаю…***
Тигнари изо всех ног несся по коридорам замка. Он совершенно потерял счет времени, проводя его с Сайно, и теперь ужасно опаздывал на факультатив по целительству, который начинался с минуты на минуту. В боку ужасно кололо, легкие пекло от слишком уж учащенного дыхания, мышцы ног забились и отказывались бежать дальше, но он не останавливался. Занятие и правда было очень важным, а с Сайно он еще успеет провести время. Вряд ли кто-то их будет ограничивать во встречах. Тигнари улыбнулся. Даже на бегу у него внутри всё перевернулось от воспоминании об их первом поцелуе. И зачем он только тянул с этим? — Простите, мадам Помфри, я чуть не опоздал! — Тигнари влетел в больничное крыло за одну минуту до начала занятий. Сердце стучало, как бешеное, он тяжело дышал, был весь красный, потный, и у него были совершенно ужасным образом растрепанны волосы. Мадам Помфри стояла спиной к двери и разбирала склянки с лекарствами в шкафчике, поэтому не видела в каком состоянии в больничное крыло ворвался один из лучших учеников Хогвартса. — Ну не опоздали же. Проходите, мистер Гордон, — ответила школьная медсестра, а потом всё-таки обернулась и подняла на него глаза, оторопев. — У вас все в порядке? — озабоченно спросила она. — Конечно, мадам Помфри, — улыбнулся Тигнари. — Надо бы только руки вымыть. — Прежде отмойте обувь, — строго заметила целительница, опустив глаза вниз и увидев, в каком ужасном состоянии находятся тигнарины ботинки. — Вы в лес ходили, мистер Гордон? — Да, и знаете, я нашел-таки там Лирный корень, о котором мы говорили на прошлом занятии, — Тигнари снова расплылся в довольной улыбке, пока доставал из кармана волшебную палочку. — Поэтому чуть было не опоздал. Тергео! — он направил палочку на ботинки и грязь с них исчезла. — Прекрасно-прекрасно. Если понадобится помощь с тем зельем, о котором вы говорили, то можете обратится ко мне или хотя бы к профессору Слизнорту. — Думаю, я справлюсь. Спасибо, мадам Помфри, — но немного подумав, решил уточнить. — Скажите, а если добавить немного мяты в зелье, это даст успокаивающий эффект? — Мяты? В зелье от желудка? Интересные у вас эксперименты, мистер Гордон. Надеюсь, у вас нет проблем? — удивленно спросила медсестра. — Нет, что вы. Просто я… подумал, что это может помочь при расстройствах пищевого поведения на нервной почве, — осторожно сказал Тигнари, решив сказать только полу-правду. — Как ни странно, — сказала целительница, — об этом никто не задумывался раньше. Что ж, попробуйте. Хотя, если вам есть на ком испробовать это зелье, я бы порекомендовала ему сначала обратиться к квалифицированной помощи. — Я вас понял, мадам Помфри, — кивнул Тигнари, таким образом уходя от дальнейших расспросов. Выдавать Кавеха не хотелось — не хватало еще, чтобы его отправили в Больницу Святого Мунго из-за его состояния. — Ладно, мистер Гордон, не будем больше задерживаться и приступим к занятию. Сегодня мы будем обучаться заклинанию, зашивающему открытые раны. Во время войны это одна из самых востребованных практик в волшебной медицине, увы…***
Коллеи шла по лесу, довольно напевая под нос незамысловатую мелодию. Она набрала столько мяты, сколько ей велел Тигнари, а еще нашла клюкву, которая, как она точно знала, хорошо справляется с простудой. Коллеи подумала, что не помешает кушать их в качестве профилактики, поэтому, с небольшим трудом, но все же наколдовала себе корзинку и набрала в неё ягод до самого края. Клюквы хватит на всех её друзей — чему она была несказанно рада. Листья шуршали под её ногами, в воздухе витала легкая дымка: это был туман из-за сырости, какой часто можно увидеть на болотах. Но Коллеи вышагивала бодро. Она, как ей казалось, была готова к любому событию. Она знала все заклинания по защите от тёмных существ. Она способна была справиться и с боггартом, и с кельпи, и с гриндилоу. Не говоря уже о красных колпаках. Коллеи готова была к любой встрече в лесу. Разве что кроме встречи с волшебником… — Так-так-так, а куда это ушел твой ушастый друг? — из-за спины раздался незнакомый голос. Коллеи испуганно развернулась и увидела перед собой слизеринца. Она не знала его имени, лишь только то, что учится он на одном курсе с Тигнари. Чем грозит ей эта встреча, она не догадывалась, но предчувствие кричало: беги! — Ты кто такой, и зачем за мной ходишь? Коллеи не побежала. В лесу было очень темно, вероятность того, что она споткнется о какой-нибудь корень под ногами намного перевешивала риск нападения со стороны неизвестного слизеринца. Вроде не похоже, что он говорит злым голосом или угрожает, так ведь? Но подсознание кричало: беги! Беги-беги-беги! И не оглядывайся. Коллеи в панике оглянулась, но не увидела за спиной ничего, что ей могло бы помочь. Слизеринец тем временем продолжал. — Меня зовут Зандик, но мои друзья называют меня Дотторе. Как считаешь, крошка, мы с тобой подружимся? — Очень сомневаюсь, — пискнула Коллеи и отступила на шаг назад. Она решила послушаться своего подсознания. Да вот только было уже поздно. — Еще как подружимся, — возразил Дотторе, подняв волшебную палочку и плотоядно улыбнувшись. — Если не добровольно, то заставим. Так что, скажешь, где твой друг? — Тигнари вернулся в школу, — испуганно пискнула Коллеи, опасливо косясь на оружие в руках Зандика. — Я больше ничего не знаю. — Жаль-жаль… — пробормотал Дотторе. — Ну что ж, значит и ты будешь нам полезна. С тобой, пожалуй, даже проще будет. Видишь, как ни крути, наша встреча не случайна. — Ч-что тебе нужно?! — Коллеи подняла свою волшебную палочку, но не успела сделать хоть что-то. — Империо! В грудь ударил ослепительный луч света. В голове стало пусто и легко, словно она была воздушным шариком, улетевшим высоко в небо. Больше не надо было ни о чем беспокоиться и ничего решать…