Маслобойня

— Ты не сможешь меня убить, ничто не сможет меня убить, — с абсолютно равнодушным лицом продолжил Элиас, и Вито пришел в полное замешательство: — В смысле? — нахмурился, едва понимая, что ублюдок имеет ввиду. — Ты, типо, себя настолько переделал? Типо, органы все так заменил, что больше человеком себя не считаешь? — Нет, — усмехнулся, — я андроид, который так себе все заменил… все сделал себе подобно человеческому, только в миллионы раз прочнее и лучше. — А-а, — протянул Вито, все еще хмурясь, — может, ты мне тоже выпить предложишь, а? А то я едва понимаю, че ты мелешь... Элиас наливал напиток теперь и ему, и Вито отводить взгляд от него больше не мог. Он выглядел человеком, красивым, настоящим, естественным человеком, и быть не могло, чтобы Вито так заблуждался. Он этих гадов роботизированных от человеческих ублюдков на раз отделял, не может быть, чтобы сейчас определить не мог. Этот ублюдок дурит его. — Пожалуйста, — Элиас подошел и протянул стакан, и, перехватывая, Вито намеренно пальцами коснулся чужих пальцев. Они были теплыми, по-человечески. — Ты, блядь, издеваешься! — психанул. — Ты ебаный человек, у тебя кровь по венам течет, и о ебле ты думаешь. Элиас улыбнулся на такие детские слова и помотал головой, отрицая: — Я не человек, — и после одним махом опрокинул все содержимое своего стакана в себя, задержал во рту на пару секунд, смакуя, и проглотил. — А на хуй ты тогда пьешь? — Вито поднял бровь, негодуя, уже почувствовав по тонкому аромату из стакана, что напиток-то вовсе не синтепон, а натуральный коньяк. — На хуй ты в себя вливаешь эту драгоценность, если даже оценить не способен, если ты даже ни хуя не чувствуешь?! Теперь Элиас хохотал, а Вито понесло яростно: — На хуй тебе такой шикарный дом, сад, зачем тебе это шмотье, эти рисунки на стенах? Секс? Что ты творишь? Я не втыкаю, клянусь, блядь. — Не втыкаешь, — повторил Элиас, все еще смеясь, — ну да, ты не втыкаешь, это же все, типо, для людей… для удовольствия людей… — замолчал на пару секунд и затем продолжил гораздо спокойнее, без всякого веселья: — Ты знаешь, сколько людей ежегодно совершают суицид? Не знаешь, что с каждом годом эта цифра растет. А все потому, что нет смысла, нет смысла продолжать терпеть жизнь… А ты знаешь, сколько андроидов добровольно отключаются навсегда? С каждым годами и эта цифра растет. И это потому, что нет смысла продолжать жизнь. Казалось бы, экзистенциальный кризис не мыслим для машины, но чем модернизированнее… — Ой, бля, — Вито закатил глаза в раздражении, — слушай, я эти лекции терпеть не могу. Я просто хотел сказать, на хуй тебе переводить хороший алкоголь и занимать так много верхнего места на Венере. Вот и все. Хотя я до сих пор не могу поверить, что ты андроид, потому что я вижу в тебе личность, и не выглядишь ты пугающе идеально, не знаю, ты пиздишь, наверное. — Хорошо, ты человек деловой, следишь за временем, — весьма по-людски ублюдски поглумился Элиас, — тогда сразу к сути. Твои угрозы ко мне не применимы в свете открывшегося факта, а заплатить за работу валютой ты тоже не в силах. Просто так в этом мире никто ничего не делает, даже андроиды. Поэтому, можно заключить сделку, в которой каждый получит то, что хочет. Я сделаю твою руку, а ты… — Алло, — нагло перебил Вито, не желая даже слушать этот андроидский бред, — ты не можешь ничего хотеть, ты, блядь, робот, — фыркнул, — иди прочисть себе систему, там по-моему все запылилось и задымилось, переломалось, короче. — … со мной потрахаешься, — невозмутимо договорил и теперь смеялся Вито. Происходящее было настолько маразматичным, маразматичнее, чем в маслобойне. Фантастично. Андроид хотел потрахаться с человеком. Это как вообще? — Зачем тебе секс? Ты не чувствуешь ничего. — Ну, как сказать, — Элиас вернулся на диван и запрокинул руку на спинку, — чувствую. Многие андроиды чувствуют, только обычно это тяжесть собственного мыслительного процесса. Мы тоже переживаем бытие, и я всю жизнь работаю в этом направлении… я не хотел делать идеальными людей, уметь создавать для них превосходные органы, модифицировать их, моя известность — это побочный продукт, ведь я лишь пытался внедрить все человеческое в машины, понимаешь, Фицич? Эмоции, чувства, наполнить ими прежде всего себя, чтобы получать от жизни то, ради чего живут люди, чтобы никогда не захотеть отключиться… и я преуспел. Я чувствую вкус коньяка, и свежесть воздуха, для меня есть разница между приятной и неприятной музыкой, и если я коснусь разгоряченной поверхности, я обожгусь и почувствую боль. Я всю жизнь живу, чтобы сделать себя чувствующим и вечным. И у меня получилось, но один момент отравляет жизнь… — и замолчал, размышляя, как лучше сформулировать, Вито заполнил повисшую тишину: — Да, знаешь, ты реально очеловечился, — усмехнулся, — мы все так живем, все шикарно, но что-то всегда отравляет жизнь, вот этот вот один момент, он будет всегда, а если его исправить, то появится другой, уж поверь. Так что живи с этим, приятель. И сделай мне руку. Элиас рассмеялся: — Нет, я хочу прочувствовать удовольствие от близости. — А ты уже пробовал? — поинтересовался Вито и несказанно удивился последующему ответ: — Да, я уже много пробовал, но все как-то не так, я уверен, что не ощутил наслаждение сполна. — С людьми? — уточнил на всякий случай, потому что такое положение дел совсем не укладывалось в голове. — Да, — и, заметив чужое изумление, Элиас добавил: — Ты слишком долго пробыл на Плутоне, и в нижним мире, «наверху» андроиды довольно часто снимают людей, некоторые что-то чувствуя, некоторые желая развить в себе способствовать чувствовать, иные же хотя бы просто притвориться, что ощущают удовольствие. Это уже не такая редкая практика, очнись. — На хуй ты мне рассказал, — Вито прикрыл лицо рукой, ощущая неимоверный стыд и разочарование за людскую расу. Хуже позорного секса с роботами, могло стать только то, что инициатива этого секса исходит от последних. И так стало, это желание андроидов, а люди просто поддались. — А почему бы андроидам друг с другом это не развивать, а? — предложил Вито. — Найди такого же как ты, модернизируйтесь, ощущайте друг друга или притворяйтесь вместе. Элиас поморщился, так натурально, будто ему правда было даже думать об этом противно. — Ты просто не видел, как это происходит между андроидам… я пробовал, тоже, и, пожалуй, это стало худшим воспоминанием в жизни… Вито ощутил полную откровенность собеседника и наконец увидел лазейку, он заметил провод, который можно выдернуть и сбить программу. Он понял, как получить от Элиаса то, что нужно и ничего не дать взамен. — А знаешь, почему? — и чтобы показать свою откровенность и заинтересованность в данном вопросе, пересел ближе к Элиасу, на диван. — Потому что секс без чувства — это полное дерьмо. И я имею ввиду не ощущение от прикосновения кожи к кожи, а то, что нужна любовь или хотя бы страсть, симпатия, понимаешь? Замирание сердца, остановка дыхания… нужно ощущать внутри желание коснуться другого человека, или машины, не важно, главное, нужно хотеть и желая касаться, вот тогда и удовольствие… Андроиды на такое не способны, — и заглянул прямо в глаза, потянулся, — у тебя такое не получится, понимаешь? Возможно, какой-нибудь человек и полюбит тебя, потому что тебя правда можно полюбить, но ты никогда… и никогда не захочешь касаться не просто ради физического касания… ты никогда не получишь удовольствие от секса, потому что настоящее удовольствие от секса — это уже про любовь, а не ожог от горячей поверхности. Это была победа. Вито чувствовал ее вкус и сладость, он разнес собеседника в пух и прах. Он привёл доводы, уничтожил смысл жизни этого ублюдка и избавился от необходимости с ним спать. Элиас смотрел в сторону, не мигая, и Вито невольно отметил, что глаза у него притягательные. Не холодные, не стеклянные, не пустые андроидские, а какие-то глубокие, утягивающие. И губы, Вито опустил взгляд на его губы, они тоже были совершенными, томными, сексуальными. Вито с горечью подумал, что все же Элиас правда добился успеха определенно, и что-то смог в себе такое сделать, чтобы стать манящим. От него это исходило, Вито уже и не помнил, когда от какого-то человека исходило столько секса. А может, дело было в том, что просто разговор был про это? Вито даже забыл о постоянной боли, на секунду, всего на секунд захотелось ебаться. И вот это уже напугало до чертиков. — Ну ты понял, да, что не вариант, — и отодвинулся от Элиаса, отодвинулся и отодвинул какие-то дикие пошлые мысли на самый край, а затем выпихнул из сознания со страхом навсегда. — А если, — и Элиас наконец моргнул, посмотрел сфокусировано, — я думаю, я что-то чувствую к тебе. — Невозможно, — замотал головой Вито, но тщетно, Элиас уже оправился полностью, набрался наглости, вернул себе вальяжность и самоуверенность, вновь стал омерзительно самодовольным и язвительно улыбчивым: — Я хочу попробовать тебя, хочу, чтобы ты лег под меня, хочу насладиться твоими стонами, — мерзкая улыбка становилась все шире и самоупаеннее, словно ему правда было приятно это произносить, словно ему правда хотелось. — Хочу, чтобы ты запихал свою человеческую гордость в собственную глотку и давился этим, одновременно подставляясь под меня. Тишина стала звонкой, Вито почувствовал скрежет собственных зубов, челюсть свело от злости и ярости. Он бы убил эту суку, если было бы только возможно. — Ха, — вместо попытки убийства Вито рассмеялся, жутко, неестественно, хуже, чем первый андроид на Земле. — Ну ты и тварь, — и поднялся, не желая больше сидеть рядом с ублюдком и лицезреть его раздутое самомнение. — А еще хочу, чтобы ты делал все, чтобы я кончал, чтобы это стало твоим смыслом… — Заткнись, на хуй! — Вито не выдержал, едва не швырнул стакан в Элиаса, но там был натуральный коньяк и он предпочёл все же выпить залпом. А когда выпил, чуть подостыл и швыряться расхотелось. Послевкусие во рту было приятным и каким-то образом смягчало боль разносившуюся от покалеченной руки. Он уставился на расписанную стену, осознавая, что очередной раз в жизни ему необходимо что-то очень быстро придумать и провернуть. Осознавая всю сложность, ведь этот Элиас оказался намного ублюдочнее, чем самый ублюдочный человек на свете, потому что в отличие от человека он неуязвим.