Пустой мир. Книга 1. Темные небеса.

Не существует ни ада, ни рая, ни дьяволов, так как их никогда и никому не приходилось видеть. Томмазо Кампанелла

      Внутренние районы Голоф-Три не впечатляли и на сотую часть также, как его внешний размах. Это были тесные, плотно жавшиеся друг к другу блоки множества жилых ячеек, с длинными и узкими коридорами, переходившими в закрытые улицы такого же коридорного типа, где единственным освещением были яркие белые лампы.       Жилые секции состояли из множества однотипных ячеек, вписанные в квадраты блоков, сами такие блоки разделяли широкие проходы, порой высотой в два или три этажа и шириной в три таких же блока. Это были местные улицы, куда выходили немногочисленные балконы чуть более богатых квартир, закрытые двери подъездных коридоров и множество мелких лавочек и торговых помещений. Их яркие неоновые вывески и подсвеченные названия были самой заметной и цеплявшей взгляд частью улиц, состоявших из сплошного серого бетона, керамита и мельмитола. Это однообразие материалов разбавляла только тротуарная плитка уличных проходов, чаще всего кирпичного или белого цветов, затертая и вытоптанная. Здесь даже была растительность в виде небольших клумб в середине улиц, и хилых декоративных деревьев, едва распускавших свои ветви.       Сколько здесь жило людей, он боялся даже представить. Жилые блоки были перенаселены, и в каждом окне, которое он замечал, горел свет или мелькали испуганные лица. Видя приближение штурмовиков, люди быстро закрывались за железными ставнями и блокировали двери. Их страх можно было понять. По всему сектору звучал сигнал тревоги, и из каждого громкоговорителя орал заранее записанный голос диктора о том, что введет режим карантина и чрезвычайной ситуации. Всех жителей просили закрыться в своих квартирах или на рабочих местах. Всех, кто будет обнаружен на улице, будут считать подозреваемыми, а любые попытки сопротивления будут рассматриваться как открытое неповиновение и караться смертной казнью на месте. Голос повторялся каждую минуту и уже успел въесться в подкорку головного мозга своими монотонными интонациями.       Вся операция больше напоминала загонную охоту, чем то, как он прежде представлял себе борьбу с еретиками. В книгах монастыря писалось, что еретики поднимали целые восстания, возводя хулу на Церковь и ее догматы, что целые знатные дома или колонии откалывались от Рейнсвальда только из-за соблазнов отринуть справедливое слово Церкви. Он знал, что ересь не зреет открыто, что она вынашивается в умах и помыслах, прорываясь наружу словно давно созревший и лопнувший гнойник, но никогда прежде ему в ум не приходило, как именно это выглядит со стороны.       Силы полиции и внутренних войск города полностью блокировали сектор, где обнаружили присутствие очередного еретического культа, перекрыв все выходы и входы и отрезав все сообщение с внешним миром. Техника была подогнана к магистралям, все движение остановлено, тут же породив километровые пробки как на автомобильных путях, так и на рельсовых, а все пешеходные выходы заблокированы. Любого, кто пытался пройти внутрь или выйти наружу, тщательно досматривали и проверяли с выданной инквизицией базой данных, и только после этого либо заворачивали и задерживали, либо все же пропускали.       Видя его любопытный взгляд, Варрен все же поделился кратким пояснением ситуации. О деятельности культа Инквизиции стало известно несколько лет назад, после чего началась операция по его обнаружению и внедрению туда своих агентов. Много времени было потрачено на то, чтобы узнать, как далеко распространилось его влияние, кто именно оказался поражен сомнением ереси, кто является истинным лидером, откуда вообще ересь пошла и многое другое, необходимое, чтобы одним ударом вырвать этот корень раз и навсегда.       Инквизитор Айзхорн прибыл в город, чтобы возглавить последний этап расследования и провести финальную зачистку. И сегодня были обнаружены последние недостающие фрагменты, после которых вся загадка сложилась в единую картинку и последние вопросы оказались решены. Инквизитор за шесть месяцев сделал работу, которую предполагалось завершить за два года, и теперь наступил последний день для еретиков.       Штурмовики Инквизиции вошли внутрь. Их задачей была проверка каждого в секторе, поиск еретиков и их уничтожение. Ни одна операция не могла вычислить каждого культиста, каждого, кто поддался сомнению, и поэтому требовались уже открытые действия. Солдаты входили ровным строем, а за ними ехали бронемашины Инквизиции со святым символом на борту. Карающий ангел распахнул крылья и поднял меч над головой. Послушник знал эту символику, но никогда не думал, что увидит ее лично и таким образом.       Символом Инквизиции и ее покровителем был предводитель святого воинства, архангел Георгий, один из приближенных к Отцу. Он владел мечом, в который была вложена частица Его воли, и одного его прикосновения хватало, чтобы выжигать порождения Бездны из самой реальности. И именно архангел Георгий был тем, кто мог говорить от имени Отца с Четырьмя. Изображение на бронетехнике Инквизиции было схематичным, упрощенным до базовых линий, но послушник все равно узнал лик архангела и механически освятил себя символом неба. Варрен это заметил.       — Если будешь каждый раз так делать, то шея устанет от поклонов, — прокомментировал он, а потом махнул рукой, — вперед. Нельзя слишком отставать от инквизитора. Он этого не любит.       Они вошли с другой группой, той, что следовала вместе с самим Айзхорном и его свитой. Пробравшись через сервисные тоннели, они смогли выйти к другому входу в сектор, который за их спиной тут же запечатали и оставили под охраной. Послушник сначала не понимал, почему группа идет таким путем, но позже обратил внимание на несколько раз повторявшиеся странные символы, оставленные кем-то на стенах или на потолке. Несколько скрещенных линий разной длины, пересекавшие два небольших круга. Ничего подобного он раньше не видел, но сразу понял их значение, когда Лафаэт остановил группу и коснулся одного из них, а потом лишь молча кивнул Инквизитору.       Таким путем они вышли на один из верхних ярусов, откуда выходили широкие пешеходные балконы и переходы над основным пролетом коридорной улицы, прямо под самыми светильниками. И там у перил послушник невольно остановился, заглядевшись на происходившее внизу.       Штурмовики вошли на улицу, и их бронетранспортеры безжалостно давили клумбы и ломали деревья в посадке по центру, занимая позиции. Солдаты строились тонкой цепочкой по обе стороны, а потом расходились по жилым блокам, проверяя каждую дверь. В ту самую минуту, когда послушник остановился, на улицу выскочил какой-то человек, увернувшись от ближайшего штурмовика, но не успел больше ничего сделать. Раздался одиночный выстрел лазерного пульсатора, и человек развалился пополам, перерубленный лучом в районе груди. Кровь полилась на тротуар, разливаясь широкой луже во все стороны вокруг трупа. А штурмовик зачем-то подошел к телу и еще раз выстрел в голову, чтобы убедиться наверняка в смерти этого безумца.       — Не останавливайся у перил. Шальные выстрелы, — велел ему Варрен, за плечо оттягивая от края. — Опасно.       В секторе были не только жилые блоки, дальше и глубже первых жилых кварталов уже начинались кварталы досуга и отдыха, как они назывались на официальных картах. Здесь были магазины и места отдыха, развлекательные и торговые центры, где держали десятки магазинчиков торговцы и фирмы со всего Рейнсвальда и даже с других островов. Некоторые из центров были настолько большие, что занимали помещения сразу на нескольких уровнях, и внутри представляя настоящий лабиринт лестниц, переходов и ярких вывесок. Как знал послушник, для большинства обывателей нижних уровней такие центры были основным местом развлечений. И подобного разнообразия вещей, товаров и названий, какие он видел на прилавках и за витринами, послушник даже представить себе не мог.       Когда группа прошла одним из таких центров, там уже действовала одна из групп штурмовиков. У разоренного склада они ставили на колени несколько десятков человек, раненных или избитых. Судя по сложенному рядом оружию и нескольких лежавших в проходе телах, эти жители решили оказать сопротивление. К каждому из вставших на колено подходил один из штурмовиков, у которого из-под бронекостюма спадали одеяния священника, а на шлеме и броне были символы Неба, и освещал каждого, из-за закрытого шлема спрашивая о желании покаяться. Некоторые кивали головой и плача, в слезах, каялись во всех грехах, торопливо и проглатывая слова, рассказывая о том, насколько они осознали свои ошибки и просили за них прощения. Капеллан, как вспомнил послушник название священников при войсках, вставал перед такими на одно колено и внимательно выслушивал каждого, а потом осенял знаком Неба. Однако стоило ему снова подняться и отойти, как к раскаявшемуся со спины подходил другой штурмовик и делал единственный выстрел в затылок из лазерного пистолета. И очередной труп со сквозной дырой в голове падал на пол. Луч лазера выжигал ткани, но вместе с этим и прижигал сосуды, так что много крови не проливалось.       Увидев казнь так близко, послушник внезапно почувствовал, как к горлу подкатывает ком, не дававший ни дышать, ни спокойно идти. До этого момента они когда не видел смерть так близко, и один только вид простреленной головы человека заставил его желудок попытаться вывалить все, съеденное ранее. Ноги не удержали тело, и он оперся о стенку, на которой до самого потолка был плакат с изображением девушки в легком платьице. Картинка была красивой, если бы не брызги крови и несколько обожженных царапин от лазерных выстрелов.       Его все-таки вырвало. Варрен остановился рядом, спокойно дожидаясь, пока тот полностью опустошит желудок и сможет отдышаться. И даже если на его лице и проскользнули какие-то эмоции, то под забралом шлема все равно ничего не было видно. Когда послушник выпрямился, он протянул ему таблетку из аптечки на поясе.       — Будет легче. — только и прокомментировал штурмовик в ответ на молчаливый вопрос о предназначении таблетки.       Послушник вздохнул и проглотил таблетку, стараясь больше не смотреть на тела. Таблетка была горькой и прошла в горло с трудом, так что он даже закашлялся. Штурмовик протянул ему флягу, но не дал выпить больше пары глотков.       — Повторится. Идем быстрее, мы отстаем.       Группа свернула в технические помещения торгового центра, продолжая идти по странным символам. Здесь, где могли ходить другие люди, они спрятаны были намного лучше, но Лафаэт словно чувствовал каждый из них, без ошибок указывая на следующий знак.       — Хлебные крошки… — прошептал послушник, глядя, как Лафаэт одним нажатием пальца отводит облицовочную плитку в сторону.       — Что ты сказал? — инквизитор обратил внимание на его шепот, до этого момента тоже внимательно наблюдавший за Лафаэтом.       — След из хлебных крошек. Так называли свой путь те, кто спускался в тоннели под островом. Они оставляли заметные символы, чтобы те, кто пойдет после них, видели прошлые пути. И чтобы их могли найти, если с ними что-то случится. Под монастырем были подземные катакомбы…       — Которые ведут в древний подземный храм, — закончил за него инквизитор и кивнул. — Я знаю. При чем тут след?       — В хрониках Святого Стефариана было сказано, что тот храм как раз нашли по таким крошкам, которые оставила исследовательская группа. Крошки привели их к этому храму, но вот что было дальше с группой, так никто и не узнал. Они спустились еще глубже… — послушник кивнул. — Я вспомнил про эту историю, пока мы идем по этим знакам… Они ведь тоже должны нас куда-то привести…       — И я очень надеюсь, что на том конце у нас не будет храма. Если он там есть, значит, все очень плохо… — инквизитор вздохнул.       — Он смотрит глубже, чем кажется на первый взгляд, но еще не осознает свой взор. — это был голос Лафаэта. Его настоящий голос, а не тот, что прежде звучал в голове, глухой и словно высохший, звучавший так тихо, что только стоявшие рядом могли услышать его. — Он увидел храм. И я тоже чувствую, что впереди будет нечто большее, чем просто очередная лежка. Эти знаки… теплеют…       Инквизитор только тяжело вздохнул и кивнул сопровождавшему его штурмовику с рацией. Тот даже отвечать не стал, но отошел в сторону отправить новые указания. Следующий символ вывел их к стене, где не было никакого прохода, но Лафаэт на несколько секунд остановился перед ней, словно прислушивался, а потом нажал на одну из плиток, из-за чего в стене сразу проступила квадратная дверь чуть ниже среднего человеческого роста. Зашипев, она отползла в сторону, и оттуда, словно только того и ждавшие, выпрыгнули прятавшиеся там люди.       Они не были похожи на обычных гражданских. Обмотанные в какие-то тряпки, с изодранными и перемотанными бинтами лицами, безумцы сжимали в руках кривые ножи и топоры, собранные из подручных средств. С визгом и боевым кличем они бросились на штурмовиков, но в тот же момент солдаты открыли огонь. Их подготовка и выучка была намного лучше, чем у нападавших, и потому прежде, чем те успели сделать хотя бы два шага, раздался первый залп. Лазерные излучатели и репульсорные винтовки прорубили первый ряд нападавших, прожигая тела насквозь, срывая конечности и снося головы. Дикари продолжали выскакивать из узкого прохода, но, оказавшись под перекрестным огнем, гибли, не успев ничего сделать.       Послушник забился за один из ящиков, когда началась стрельба, и почти сразу же рядом оказался Варрен, держа орудие наготове, но сначала убедившись, что ему ничего не угрожает. Штурмовик, встал рядом с его укрытием, стреляя короткими одиночными выстрелами, и от каждого сухого и трещащего звука разряда послушник дергался и пытался сжаться еще сильнее, закрыть голову руками и не слышать всего этого, не слышать выстрелов, криков безумцев, воплей умиравших и звуков падавших тел. Это все казалось слишком нереальным, из другого мира, совершенно не похожего на тот, о котором он читал в своих книгах. Реальность за стенами монастыря сначала восхитила его, но в эту самую минуту он очень жалел, что оказался с внешней стороны стен.       И при этом яркой вспышкой в памяти выжглись увиденные краем глаза действия Лафаэта, когда один из первых выскочивших врагов кинулся прямо на него. Тот всего лишь вытянул руку с поднятой ладонью, и безумец остановился, встав смирно, а потом так же легко всадил нож себе в горло. Второй, кто кинулся на Лафаэта, уткнулся в его ладонь, а потом также легко рухнул на землю, больше не шевелясь. Дальше послушник уже не видел, слишком испуганный, чтобы дальше видеть эту картину.       — Вставай. Все кончено. — велел ему Варрен, и послушник только после этого понял, что не слышит уже ни выстрелов, ни криков. Только сухие одиночные щелчки разрядов. Поднявшись, он увидел, что весь зал перед проходом усеян телами, и штурмовики медленно проходятся между ними, производя контрольный выстрел в голову каждому трупу. Несколько бойцов стояли у самого входа в уходивший дальше тоннель, и один из них, разложив мобильный пульт управления, уже настраивал гусеничного дрона.       Инквизитор был тут же, рядом, и в руке у него еще потрескивал и шипел от выгоравшей крови силовой клинок. Айзхорн внимательно смотрел на тело у него под ногами, разрубленное одним ударом. Заметив, что Варрен поднял послушника из-за укрытия, он поманил их жестом руки. Подходить не хотелось совершенно, но штурмовик просто подтолкнул того вперед.       — Как думаешь, что это такое? — указал инквизитор на тело, когда послушник встал рядом. Косой удар силового клинка рассек ничем не защищенное тело от правого плеча до левого бедра, обнажив внутренности и осколки костей. Каждый свободный участок кожи был покрыт татуировками и шрамами, складывавшимися в странные и непонятные узоры. Послушник, увидев изуродованный труп, больше не смог сдерживаться. Его снова вырвало. Он попытался отвернуться, но перед глазами оказалось другое тело с пробитой головой и ее содержимым, разлитым по полу. От этого вида ему стало еще хуже, и так бы он и упал, если бы Варрен не успел подхватить его за плечо.       — Ничего, к подобному действительно надо привыкнуть, — усмехнулся инквизитор. — Помнится, в мой первый день я потерял сознание от увиденного, и пришел в себя только уже на челноке. Постепенно и ты привыкнешь. Так все же, ответь на вопрос.       — Никогда подобного не видел, — послушник отрицательно покачал головой, когда смог отдышаться. — Я вижу тут буквы… символы… но даже близко не понимаю, что они значат. Словно алфавит наизнанку вывернули.       — Действительно, словно алфавит наизнанку вывернули. — инквизитор задумчиво покачал головой. — Здесь нет ни логики, ни какого-то осмысления, но подобные культы распространяются по Рейнсвальду словно чума, захватывая нижние уровни городов. И чем дальше заходим, тем больше вопросов возникает. Мы приближаемся…       Варрен отвел послушника в сторону, велев держаться рядом. А штурмовики продолжили штурм. Для этого потребовалась подготовка. И боевые дроиды.       Послушник знал о существовании подобных, но впервые видел их вживую так близко. Штурмовые модели с тяжелыми щитами в полный рост, с толстыми массивными ногами, глухо топавшими по полу, они подавляли одним своим видом, больше похожие на оживших металлических колоссов, чем на нечто, созданное руками человека. Мигнув визорами, штурмовые дроны вошли в тоннель, перекрыв все пространство своими щитами. Перед ними туда уехало несколько небольших дронов со взрывчаткой, чтобы расчистить дорогу.       Следом зашли штурмовики. План был прост, но надежен — дроны расчистят путь, а щиты боевых дроидов прикроют наступавших от огня тех, кто ждет на другой стороне. Повторять ту же ошибку, что и сектанты здесь, штурмовики не собирались. Послушник остался снаружи вместе с инквизитором, внимательно вслушиваясь в происходящее внизу. Там сначала было тихо, только доносили шаги боевых дроидов, грузные и громкие, эхом разлетавшиеся во все стороны. А потом оттуда раздалось несколько хлопков, после чего тоннель словно взорвался эхом стрельбы. Не получалось даже вычленить отдельный звук, все смешалось в единый гул, потом послышались новые хлопки и стрельбы стало еще больше. Донеслись крики умиравших, полные боли и страданий, но и они быстро затихли. Стрельба продолжалась, но ее стало меньше, и звучала словно прерывисто. Штурмовики продолжали заходить в тоннель, но инквизитор не собирался ждать слишком долго.       — Варрен, остаешься здесь вместе с парнем. Я иду туда. — Айзхорн снова активировал силовой клинок, после чего махнул остальным из своей группы. Они тоже пропали в тоннеле, оставив послушника дожидаться снаружи.       В ожидании время тянется слишком долго. Он опустился на пол возле стены, пытаясь собрать воедино все произошедшее, удивляясь только как быстро летели события, хотя он всего лишь успел покинуть монастырь.       А в это время мимо него проходили штурмовики Инквизиции и солдаты городского гарнизона. Они растаскивали тела, собирая их в черные закрытые мешки, выносили раненых, куда-то торопились, бегали или же наоборот, останавливались и чего-то ждали. Варрен все это время стоял рядом с ними, держа оружие наготове и ничего не говоря. Его пару раз отвлекали другие штурмовики, но нескольких фраз хватало, чтобы прояснить ситуацию. Пока, наконец, сам Варрен не толкнул послушника.       — Идем. Инквизитор сообщил, что хочет видеть тебя. — кивнул он послушнику и помог подняться на ноги. Дав ему еще глотнуть воды из фляги, он снял с пояса пистолет — Предохранитель снят. Короткое нажатие — одиночный разряд. Нажать и держать — непрерывный луч. Оружие держать стволом вниз. Палец на скобе, если не собираешь стрелять. Так. Пошли.       Послушник первый раз в жизни держал оружие. Оно оказалось тяжелее и не таким удобным, как всегда представлялось при взгляде на фрески и иллюстрации в книгах. Никогда прежде не стрелявший, он осторожно опустил пистолет вниз, к полу, держа так, как показал штурмовик. И также осторожно пошел за ним следом.       Тоннель был низкий, тесный и неудобный. Снизу шел горячий воздух, который нес с собой запахи крови, озона и сгоревшего мяса. Эта вонь забивалась в ноздри, мешала дышать и даже нормально соображать. Послушник даже не видел ничего толком в темноте тоннеля, ориентируясь только на спину Варрена впереди. Приходилось придерживаться за него одной рукой, осторожно ступая по неровному полу. Свет ударил по глазам совершенно неожиданно, когда тоннель кончился, и они смогли распрямиться, оказавшись в помещении, похожем на техническое, с множеством проводов, труб и металлическим решетчатым полом. Помещение было наспех перекрыто баррикадами из мусора, кусков железа, какой-то обшивки и мешков. И здесь было еще больше крови.       Она была буквально везде на полу, но больше всего натекало от кучи тел в дальнем углу. Туда штурмовики оттащили убитых, чтобы не мешали проходу, а часть баррикад, перекрывавших дорогу к дверям, расчистили, освободив проход. И именно туда Варрен и повел послушника.       Послушник решил, что культисты заняли старые коммуникации подземных секторов города, давным-давно ушедших под наслоения постоянных перестроек, модернизаций и обновлений. На такой глубине проходили технические коридоры, опустошенные сервисные помещения, старые отстойники и заброшенные отсеки с давно вынесенным оборудованием. Судя по оставшимися следам, тут был целый лагерь, накрытый и уничтоженный внезапной атакой штурмовиков. И все больше сомнений вызывали постоянно встречавшиеся письма, символы и непонятные знаки, которыми были изрисованы все стены, от пола до потолка. Одни были намазаны красками и маслом, другие чем-то бурым, поразительно напоминавшим засохшую кровь.       Теперь здесь только трупы. И штурмовики. Среди лежавших тел, расстрелянных, сожженных и изрубленных, а потом все равно еще добитых контрольным выстрелом в голову, послушник видел мужчин и женщин, но среди них не было ни одного ребенка или старика. Практически все тела, на которых еще можно было хоть что-то разглядеть, были изрисованными такими же письменами, порой даже вырезанными прямо на коже.       Однако дальше даже прежде увиденное показалось совсем не странным. За поворотом открывалось небольшое помещение, на дальней стороне которого был прибит к стене распятый человек. Кожа на нем облезла и была покрыты кровью, реберная клетка раскрыта и вывернута наружу, а внутренности вывалились на пол. От одного вида этого послушника снова вывернуло, но в желудке уже было пусто, поэтому получалось только давить в себе спазмы, прорывавшиеся наружу и не дававшие даже толком вздохнуть. Он тяжело облокотился на стену, пытаясь хотя бы просто не потерять сознание. Варрен был тут же рядом, аккуратно придерживая за плечо.       — Надо идти.       — Что тут вообще происходит? — послушник все-таки не сдержался не в силах снова поднять взгляд на увиденную картину. — Почему мне вообще надо идти туда? Зачем вообще все это?!       — Инквизитор велел. Надо идти, — совершенно спокойно ответил штурмовик, даже не обратив внимания на прорывавшуюся истерику. — Привыкай. Такова наша работа.       — Работа?! Да это сплошное безумие, а не работа! Такого просто не может быть! Никто и никогда о таком не рассказывал! Здесь, в самом сердце королевства, а не где-то в Небом забытых окраинах! Этот же дикари! — послушник первый раз выругался, никогда прежде не позволявший себе ничего подобного. Эмоциональное потрясение было настолько велико, что он даже не заметил, как сказал подобных вещи вслух. — Такого не бывает в Рейнсвальде!       — Наша работа в том, чтобы такого и не было в Рейнсвальде, — сухо ответил Варрен. — И твоя теперь тоже. Идем. Инквизитор не должен ждать.       Потрясенный, послушник все же заковылял за ним следом, уставившись глазами в пол. Там тоже все было залито кровью, лежали тела и их клочья, но хотя бы не было такого же кошмара. Однако наступавшее внутреннее потрясение было намного сильнее того, что мог увидеть в этих стенах. В нем надломилось нечто очень важное и ценное, настолько давно ставшее частью его самого, что никогда даже и не задумывался о существовании подобного. Его вера, всегда бывшая такой искренней и сильной, впервые дала трещину, когда он сам усомнился о том, насколько справедливы все те священные писания, которые читал в монастыре. Ни на одной из страниц ни одной из тех книг в библиотеке, что он когда-либо держал в руках, не было ни слова о том, что подобные ужасы, дикость и первобытная жестокость могут существовать в землях самого королевства. За его пределами, в диких пустошах или в примитивных государствах, созданных на силе и страхе, в умах неразвитых или опустошенных, подобное могло укоренить, но только не здесь, на земле, всегда считавшейся святой. В его голове не могли совместиться простые истины, что пока над их головами, на несколько десятков уровней вверх, текла спокойная жизни, а проповедники Церкви читали псалмы священных текстов, здесь возносились кровавые ритуалы безымянным богам, рожденным темными сторонами души человека.       Ощущение потерянности только усилилось, когда они спустились ниже. Пройдя мимо разрушенных баррикад, которые сектанты отчаянно защищали. Судя по наваленным здесь обугленным телам, штурмовики выжгли здесь все, когда стало понятно, что сектанты не станут отступать дальше. И здесь они все же нашли инквизитора. Он вместе с Лафаэтом и еще несколькими бойцами из своей группы стоял около перекрытого прохода. И от одного вида того, что закрывало им путь, послушнику стало еще хуже, чем раньше. Живая и чуть заметно пульсировавшая масса, состоявшая из переплетенных мышц и костей, где среди толстых волокон проступали кости или искореженные лица. Ноги не выдержали и подкосились, и послушник чуть не упал, если бы не Варрен, тут же подхвативший его.       — Ага, вот и наш монастырский товарищ, — Айзхорн приподнял руки в знак приветствия. — А ты даже крепче, чем могло показаться на первый взгляд. Честно говоря, я ожидал истерики уже после первых трупов!       — Он крепко держится, Ваша милость, — заметил Варрен. — Пьет много воды.       — Это нормально, у меня тоже в горле пересохло. Дай ему сесть, — велел инквизитор и, когда послушник опустился у стены коридора, тщетно стараясь не смотреть на живую массу чуть впереди, опустился перед ним на корточки. — Итак, я даже не буду ничего говорить. Тут и так даже больше, чем я ожидал сам, но есть один момент, на который меня натолкнул Лафаэт. Ты можешь помочь.       — Я? — удивился послушник, — Причем здесь я?       — Лафаэт сегодня необычайно разговорчив. Я уверен, что ты тому причина. — Инквизитор задумчиво замолчал, внимательно глядя на своего собеседника. — Кажется, я искал бронзу, а наткнулся на золото. Если Лафаэт прав хотя бы наполовину, то это может очень многое объяснить. А также сделать тебя необычайно ценным помощником. И учеником, как я и планировал. Только для этого придется перестать изображать из себя маленького ребенка и пару раз через себя перешагнуть. Ты готов?       — Я обязан вам всем, и нет необходимости спрашивать мое мнение, — он по привычке опустил голову, но тут же получил подзатыльник. Инквизитор постарался смягчить удар, но послушник все равно чуть не отлетел в сторону из-за силы псевдо-мускулатуры в перчатке брони.       — А вот с этим учись прекращать. Ты больше не бессловесное приложение к псалтырю, как тебя приучили. Ты человек. Человек, который, если выживешь в дальнейшем, будет брать ответственность за жизни многих других и даже за их будущее. Теперь ты должен сам принимать решения. Я не хочу, чтобы ты бездумно подчинялся. Я хочу, чтобы ты сам понимал и брал ответственность за то, что делаешь. Понятно?       Послушник сглотнул и кивнул.       — Так каков будет твой ответ? — спросил инквизитор еще раз.       — Я… согласен, — он кивнул, с трудом поднимаясь на ноги.       — Не бойся. Страх всегда будет частью тебя, но старайся его контролировать, — это уже прозвучал голос Лафаэта, такой же беззвучный, как и прежде, но четко различимый в его собственной голове. Одних этих слов было достаточно, чтобы послушник испугался еще сильнее, и Лафаэт это почувствовал. — Бояться нужно не меня. Бояться нужно того, что скрывается с той стороны. Но не сейчас. Я буду рядом.       — Что это такое? — все-таки смог задать вопрос послушник, когда они подошли к стене из живой плоти. Теперь он действительно мог различить в переплетениях мышц и кожных наростах лица, искореженные в последней затянувшейся агонии. Они все еще чувствовали боль, хоть сознание давно их уже покинуло.       — А ты не видишь? — первым прозвучал голос Лафаэта.       Послушник удивленно посмотрел на этого странного человека, стоявшего чуть в стороне, но безликое забрало его шлема ничего не выражало.       — Это то, с чем инквизиция борется в первую очередь, — ответил инквизитор, тоже подошедший ближе к преграде. — То, что находится с другой стороны, загнано в угол. Мы потратили много месяцев, чтобы обрубить все возможности сбежать, перенести эту заразу дальше, и сегодня нанесли последний удар, когда оно ослабло достаточно. И теперь она использует последние возможности, чтобы отсрочить неизбежное. Эту преграду можно пройти и другим, более грубым способом, но Лафаэт сказал, что ты можешь быть таким же, как и он. Вот почему именно ты должен открыть нам путь вперед.       — Я? — послушник даже отступил на шаг, — но я даже не понимаю, о чем идет речь.       — Понимание тебе сейчас не нужно, — Лафаэт заговорил уже своим нормальным голосом. — Понимание может убить тебя. Сейчас же от тебя нужно действие.       Послушник непонимающе посмотрел на инквизитора, но тот только отступил, оставив его наедине перед стеной плоти, даже не подсказав, что нужно делать. От него ждали чего-то значительно, а он сам слишком привык повиноваться, чтобы просто так отказаться. Все еще не понимая, о каких вещах идет речь, он глубоко вздохнул. Мысли путались и терялись, слишком раскрученные нервным напряжением, отвращением и паникой, поднимавшейся из глубин души. И все же, простояв несколько секунд перед изуродованными лицами, послушник больше по наитию, чем действительно отдавая себе отчет в действиях, положил руку на один из этих наростов кожи.       Первые секунды ничего не происходило, только ощущение неожиданного тепла, исходившего от органики под рукой. Послушник попытался прислушаться к себе, найти что-то еще или какие-то идеи, чего от него могут ожидать, но затем он ощутил боль. Страшную, чудовищную боль, парализовавшую мышцы и сознание, не оставлявшую ничего, кроме бесконечной агонии и страха. Он сначала попытался отпрянуть, но потом понял, что боль была не его, а шла откуда-то со стороны, словно посыл в мучительной попытке донести до кого-то еще свои страдания и получить помощь. И, нагоняя это первое ощущение, следом шел страх. Абсолютно животный ужас перед чем-то большим, что могло принять человеческое сознание, рожденный в самых простейших и примитивных уголках человеческой души, затрагивавший первичные инстинкты и пробуждающий первобытные рефлексы немедленно бежать прочь, спасая свое тело и разум. Он шел вслед за болью, питаясь и насыщаясь ей.       Послушник только смог тихо вздохнуть, пораженный этими эмоциями, не справившись с этим потоком. Его сознание уносилось прочь, смытое волной человеческих страданий, не давая ни вздохнуть, ни выдохнуть. Ему даже казалось, что он закричал, но его крик захлебнулся моментально, стоило только открыть рот.       И чем дальше его уносило, тем все более жуткими вставали картины видений перед глазами, настолько яркие, что казались настоящей реальностью. Огненные реки, стекавшие с кровоточащих гор, сменялись озерами разложения и морями человеческих страстей. Порой реальность настолько смешивалась, что сами понятия начала и конца, неба и земли смешивались, и образы безумных лиц сменялись демоническими пастями, распахнутыми в бесконечном крике. Поток страданий несся сквозь челюсти голодных демонов и тысячи существ, вид и облик которых не мог представить себе здоровый разум, припадали к рекам боли и страха, не в силах напиться. Порождения ночных кошмаров и безумия, они пожирали вопли мучеников и рвали друг у друга куски, растворялись друг в друге и тут же вновь вырываясь из нечистой плоти, чтобы с остервенением продираться сквозь тела себе подобных дальше, туда, где ярким пламенем сияло нечто иное.       Он смог поднять взгляд и увидеть что-то, слишком правильное и логичное для этого мироздания. Больше всего оно напоминало человеческий образ, но слишком размытый дрожанием пламени. Однако стоило только приглядеться к этому, как оно стало чем-то другим. Это было проход. Проход в другой мир, из которого эти обреченные твари пытались вырваться, чтобы наконец-то утолить свой вечный голод. Они настолько жаждали этого, что рвали друг друга на части, давили и топтали, тут же растворяясь в колыханиях реальности, и в тот же миг возрождаясь вновь. Они вгрызались в это нечто светлое, дрожащее и пытавшееся укрыться от них, и свет его с каждым мгновением становился все слабее.       И было что-то еще. Что-то, что не было заметно ни этим тварям, ни истощенной душе, вокруг которой они бесновались. Еще один облик, державший этот контур. Не похожий ни на что, лишь аморфное облако с аурой силы, оно словно продавливалось в реальность, оставляя вокруг себя еле заметную рябь. И оно ждало, пока демоны не разорвут несчастную душу до конца.       А потом он увидел свет. Яркий и чистый, одно существование которого оскорбляло природу самих этих мест, он словно пробил грань реальности, ворвавшись ярой искрой в пустоту. Свет вырвал его из окружающего ужаса, и весь мир на мгновение померк. Только ля того, чтобы спустя несколько мгновений вспыхнуть вновь белым электрическими светом, направленным прямо в лицо.       — Он снова с нами, — это был голос Лафаэта, такой же спокойный, как и всегда. — Его унесло не так далеко, как я боялся изначально. И судя по всему, он даже смог сохранить рассудок.       — Ты сказал, что он сможет распахнуть эту дверь! — ему ответил голос инквизитора, в котором проскальзывали вполне заметные нотки раздражения. — А вместо этого он чуть на тот свет не отправился!       — Он и распахнул дверь. Только не ту, на которую я рассчитывал. Он даже не понимает, что делает, но его потенциал действительно огромен… Вот он и пришел в сознание. Возможно, теперь стоит спросить его лично.       — Я… Я жив! — послушник в первое мгновение даже испугался не только голосов вокруг, но и своего собственного. Те видения, наполненный воплями и криками, теперь казались необычайно тихими и безмолвными, слишком сглаженными на фоне человеческих голосов. — Я… Я… Я видел…       — Что ты видел? — сразу насторожился инквизитор, — что это было?       — Я видел Бездну… — испуганно прошептал послушник. — Я видел демонов, которые охотятся на нас. Они были вокруг меня, плясали и смеялись…       — Этого не существует, — прервал его Лафаэт, опускаясь рядом на одно колено. — Всего того, что ты видел, не существует, не паникуй раньше времени. Это лишь твой разум, он облачил увиденное в то, что ты сможешь понять. Там не было ни бесов, ни демонов. Успокойся и подумай внимательно, что ты видел там странного. Отличающего от всего остального?       — Странного? — послушник даже дернулся. — Там все было странно! Это была Бездна! Я был там! Меня затянуло туда! Там все странно!       Его крик прервал удар инквизитора, в этот раз оплеуха прилетела по щеке. Он подавился своими воплями и закашлялся, сплевывая кровавую слюну. Инквизитор подхватил его за шиворот и вернул в прежнее положение.       — Каждая минута, которую мы здесь теряем, может привести к куда большим жертвам, чем ты представляешь, — спокойно сказал он, внимательно глядя в глаза послушнику. — Мы считаем, что ты заглянул туда, куда не должен был, и увидел то, что не должен был. Что ты там мог увидеть? Не только твои кошмары. Там может быть что-то еще, что-то не подходящее общему ряду. Нечто, не похожее на все остальное. Было там такое? Тщательно подумай, прежде чем говорить и разгонять истерики.       Послушник уже было открыл рот, но потом задумался и не стал ничего говорить. Там странным было все, и он даже не знал, на чем можно сосредоточить внимание. Безумные морды, оскаленные пасти и совершенно нечеловеческие глаза, жестокие и бесконечно голодные. Они были настолько ужасны, что даже просто вспоминать о них было жутко и больно, но потом он снова увидел странный образ, отпечатавшийся в памяти в последние мгновение до того, как снова вернулся в реальный мир.       — Там была душа… Одинокая, напуганная душа. Я почувствовал, как ей больно и страшно. И был кто-то еще. Он принес ее на растерзание демоном. Я видел, как он ждет, чтобы они разорвали ее на части. Он ждет этого…       — Этого не может быть… — прошептал инквизитор и тут же схватил Лафаэта за шиворот, — Ты должен был сообщить мне об этом!       — Я не всесилен! — ответил тот, не пытаясь вырваться. — В моем взгляде не было ничего подобного, но меня он чувствовал. Он закрылся от меня, но этого мальчишки не было в его планах. Он открыл не ту дверь, которую должен был, я же сказал… На него тот не рассчитывал… Но сейчас уже поздно искать виновных. Если мальчишка прав, тот мы опоздали к началу. И потому сопротивление было таким слабым.       — Если ритуал начат, то мы сильно задерживаемся. — инквизитор впервые стал выглядеть взволнованно. — А мы все еще стоим здесь. Стены придется пробивать.       — Вы знаете, к чему это может привести, — заметил Лафаэт.       — Я знаю, к чему может привести то, что мы потеряем время здесь. Приходится всегда чем-то жертвовать. Будем взрывать. Варрен, держи парня рядом.       — Так точно, господин, — кивнул штурмовик, подойдя ближе и протянув руку послушнику, чтобы помочь встать.       Солдаты собирались перед стеной живой плоти. Вперед снова вышли боевые дроиды. Две тяжелые машины выдвинулись вперед, встав перед линией штурмовых и откинул задние стабилизационные опоры. Их тяжелые орудия на правом плече загудели, набирая критическое количество энергии, и потом дроиды открыли огонь. Выстрелы энергетических пушек в узком тоннеле звучали глухо, больше напоминая хлопки из-за того, что воздух в окружающем пространстве выгорал моментально после каждого взрыва. Послушник даже за спинами солдат чувствовал, как порывы ветра хлопают его по лицу от каждого выстрела.       Яркие снаряды врезались в дрожавшую плоть, выжигая из нее куски и оставляя обугленные и кровоточившие раны, но после каждого такого попадания стена словно старалась затянуть повреждения. Дыры затягивались буквально на глазах, но роботы стреляли быстрее, чем работала регенерация. Плоть поддавалась, обнажая перетянутые мышцы, сухожилия и хрящи, постепенно выгоравшие под огнем.       — Лицо… — прошептал послушник, видя, как постепенно разглаживаются складки, проступают черты, похожие на обтянутый кожей череп, похожий на человеческий, но все же им не являвшийся. Острые треугольные зубы, длинные кривые скулы и вытянутые три пары глаз проступали все отчетливее, становясь яснее после каждого выстрела. — Оно смотрит на нас…       — Лицо? — инквизитор посмотрел на него. — Где?       — Я тоже его чувствую, — просто сказал Лафаэт, — Он видит, но я могу ощутить, господин. Он уже здесь. Не пропустит нас просто так.       Стена после очередного выстрела просто развалилась, обнажая толстые ребра, удерживавшие все слои плоти, и за ними проявлялись существа, не похожие ни на что, виденное раньше. С длинными змеиными хвостами, обтянутыми слоями человеческой кожи, переходившими сразу в гибкий торс, отдаленно напоминавший человеческий, но с несколькими рядами сосков и мертвецки синюшного оттенка, с двумя парами рук, каждая из которых держала длинный костяной клинок, похожий на выгнутый серп. И страшнее всего было то, что было у этих существ вместо лица. Похожее на морду ящера, только с двумя парами желтых глаз с вертикальным разрезом, вытянутой челюстью, не способной закрыться до конца из-за торчавших во все стороны кривых зубов разной длины, оно выражало разум. Чуждый, лишенный всякой человечности, но все же разум. Издавая звуки, похожие одновременно на шипение и трещание, эти существа обвивали змеевидными телами белые ребра, вытягиваясь и указывая клинками на солдат.       — Мы опоздали, — прошептал инквизитор, активируя силовое поле клинка, — он уже призвал первых тварей. И теперь они должны задержать нас.       Твари выползали вперед, держа торс вертикально и извиваясь длинными многометровыми хвостами. Одна из них раскрыла рот и громко заревела, от чего послушник закричал и схватился за кровоточившие уши. В его разум словно ворвались сотни голосов, кричавшие наперебой, молившие о пощаде, проклинавшие, просившие их не оставлять или умолявшие забыть. Лафаэт также согнулся, словно пытался устоять перед волной, и все солдаты отступили назад, укрываясь за щитами. Только инквизитор остался непреклонен. Когда тварь приподнялась еще выше и указала клинком на Айзхорна, бросая вызов, тот ответил, выставив клинок навстречу.       — Огонь! — он дал единственную команду, и шеренга солдат взорвалась стрельбой. Стреляли из всего, что было, не жалея боеприпасов. Десятки разрядов и пуль одновременно прошили тела этих безумных существ. Импульсные заряды вырывали куски из их плоти, прошивая насквозь, ломая кости и суставы, но солдаты продолжали стрелять, концентрируя огонь на каждой из них. Та, что стояла первой, буквально в мгновение перестала существовать, разорванная десятками попаданий, пока штурмовики разряжали батареи в непрерывной стрельбе.       Казалось, что эти существа не смогут стать серьезной угрозой, но как только огонь ослаб, изуродованные и разорванные тела поднялись снова, на глазах обретая прежний облик. Штурмовики не отступили и не дрогнули, снова открыв огонь, но в этот раз порождения кошмаров не стали стоять спокойно.       Они двигались быстрее человеческого взгляда, оставляя после себя лишь размытый образ, в мгновение ока ворвавшись в ряды солдат. Единственного взмаха клинка оказалось достаточно, чтобы разрубить штурмовые щиты, оставляя лишь идеально ровный срез с раскаленными краями. Силовые поля разряжались яркими вспышками искр, когда перегорали перерубленные генераторы, а воздух наполнили брызги крови, веером разлетавшиеся в стороны, когда клинки этих тварей рассекали тела и доспехи.       — Мы не отступим! — закричал инквизитор и поднял клинок.       — Мы не отступим! — поддержал его хор штурмовиков инквизиции, встретивших контратаку единым строем. Люди, даже имевшие на вооружении последние технологии и лучшее вооружение, были слабее и медленнее этих существ, но ни один из них не бросился бежать и не пытался спасти свою жизнью ценой других.       Штурмовики продолжили стрелять практически в упор, в то время как другие схватились за холодное оружие. Твари устроили кровавую резню в их рядах, словно ни один из ударов их мечей не проходил мимо, но вторая линия штурмовиков не допустила прорыва строя, и мгновение спустя к ним присоединился и сам инквизитор.       Послушник отлетел в сторону, отброшенный резким ударом, напуганный и потерявшийся. Единственное, что он мог, это забиться глубже под тюбинг тоннеля, чтобы случайно не попасться под ноги или под шальной выстрел. Что происходило вокруг, в голове укладывалось с трудом. Монстры рвались вперед, но штурмовики упорно держались, не пропуская их ни на шаг. Они гибли под ударами мечей, но и твари одна за другой валились на землю, где их разрывали в клочья выстрелами в упор и разрубая на куски мечами. Он знал, что солдаты в своих доспехах были быстрее и сильнее простых людей, но никогда не думал, что уследить за их движениями действительно настолько сложно. Увидеть и понять, что происходит, можно было только когда очередное тело падало на пол.       Инквизитор был среди прочих, и даже мог драться с этими существами на равных. Его сияющий меч с одинаковой легкостью разрубал и тела, и кости, и оружие. На глазах у послушника он рассек одну из таких тварей пополам, и след от его удара оставался будто обугленный, расходясь дальше по телу существа черными пятами выгорающей плоти. Тварь завизжала от боли, но на нее уже навалилось трое штурмовиков, продолжая рубить клинками.       — Вперед! — голос инквизитора раздался над местом схватки, перекрывая крики и стоны, — Во имя Отца! Вперед!       Штурмовики вновь смогли сомкнуть строй, и следующую волну тварей встретили уже шквальным огнем. Тех словно стало меньше, и последних из них добивали перекрестным огнем, разрывая в клочья и не давая даже подойти. Снова вперед полетели плазменные заряды, круша последние препятствия на пути, и твари окончательно откатились назад, скрываясь за непонятно откуда взявшимися клубами тумана. Им вслед продолжали стрелять, пока последний из силуэтов не пропал из видимости. Штурмовики прошли вперед и встали, опустив щиты к земле и держа туман под прицелом.       — Приготовиться! Мы идем вперед! — скомандовал инквизитор, а потом развернулся назад. — Пришлите людей, нужно помочь раненным и убрать тела…       Он бы так и сидел дальше, забившись в свой угол и с ужасом разглядывая, как среди наваленных тел людей шипели и растворялись останки жутких тварей. Прямо на глазах с них облезали кожа и мышцы, кости иссушались, трескались и рассыпались в пыль, так же быстро пропадавшую на металле. Ничто из реального мира не могло сотворить подобное. Однако на него пришло озарение.       Они не были из этого мира. Они пришли оттуда, где не существовало понятия материи. Из реальности, в которой время было также ощутимо, как вода и песок, а понятия пространства переплетались друг с другом просто и по желанию разума. Там не было ничего, что нельзя было ощутить и опробовать, каждое желание становилось действительностью, любой миг тянулся вечностью, а вечность заканчивались в мгновение ока. Там существовали и ждали сознания, которых разум человека не мог осознать, могущественные и великие существа, не имеющие плоти и оболочки, преобразовывающие целые реальности по желанию и сиюминутному вдохновению. Мысль их создавала и разрушала миры, а голос срывал тонкие оболочки разума с тех, у кого хватало смелости услышать их. Они ждали тех, кто готов принять их зов, то пробуждаясь, то снова засыпая, и сон их вызывал других, подобных им, бесчисленными количествами рождаясь из энергий, окружавших все сущее.       Рождение и смерть пересекались воедино, создавая образы и сознания, обретавшие формы по своему желанию, растворявшиеся и поглощавшие друг друга. Они были самой энергией вселенных, старше древнейших из цивилизаций, существовавших всегда и никогда, обретавших плоть лишь в реальном мире, куда всегда стремились прорваться.       Послушник почувствовал хватку на своем горле, когда одно из них обратило на него свой взгляд, холодный и голодный. Там, в глазах без зрачков, горел разум. Иной, лишенный всего человеческого, гораздо более глубокий его собственного, но все же не лишенный эмоций. Он почувствовал голод, исходивший из самого естества этого существа, но в тот же миг осознал и что-то еще. Оно обращалось к нему.       Разум, видевший рождение звезд и их гибель, созидавший миры и обращавший их же в пепел, обращался к нему, и каждое слово опустошало сознание, лишая воли к сопротивлению, надежды и самого чувства реальности. Этот разум звал его, требовал преклонить колени и впустить в себя, а взамен он даровал власть и могущество, какого не было ни у одного из смертных королей.       — С тобой все в порядке? — это был Варрен, тронувший его за плечо. Штурмовик был жив, хоть и выглядел потрепанно. Нагрудник брони был рассечен, а на шлеме искрил один из визоров. Кровь на броне расползлась широкими полосами, но казалось, что ему она не принадлежит. Он двигался слишком спокойно и без видимых проблем. Держа оружие одной рукой, штурмовик помог ему подняться на ноги.       — Да… — послушник кивнул головой, все еще пытаясь понять, где он находится, где заканчиваются его видения, а где начинается реальность. — Кажется, да…       — Нужно идти. Инквизитор велел тебя найти.       — Да…       — Хорошо. — Варрен кивнул. — Это хорошо.