Что предстоит всему творенью? Всё, всё идёт к уничтожению! Иоганн Вольфганг фон Гёте
— Дрон шесть-два на позицию выведен. Камеры подключены, система сканирования работает, — механическим голосом доложил киборг-оператор. Его лицо, закрытое вставками подключения, имплантированными в кость, выглядело серым и оплывшим. Когда-то обвиненный и наказанный по суровым законам королевства, этот человек превратился в часть бездушной машины, утратив собственное сознание. Его тело, подпитываемое системами жизнеобеспечения, не могло больше умереть, и лишь когда износится окончательно, его отключат и выбросят в контейнер биологических отходов на переработку. А на его место установят такого же несчастного, чьи прегрешения настолько велики, что даже быстрая смерть их не окупит. Встроенный прямо в корабельные системы через отдельный пульт управления, киборг контролировал работу всех выпущенных дронов-разведчиков, сообщая командованию только о выполнении отдельных поставленных задач. Через его мозг проходили сообщения от множества таких миниатюрных аппаратов, запущенных диверсионным кораблем, висевшим на границах тристанских колоний. Огромные объемы информации обновлялись каждую секунду, и человеческий мозг, подключенный к компьютерным фреймам, вычленял изменения, анализировал и определял уровень возможной опасности. Каждый дрон — его глаза и чувства, столь необходимы разведке. Поднявший маскировочные экраны, корабль-разведчик, приписанный к отдельному экспедиционному флоту графства, прятался в глубине астероидного поля, выставив контрольные маячки и выпустив эскадрильи дронов. Приходилось применять все возможные меры предосторожности, находясь так близко к колониальным границам другого феода. Здесь не действуют обычные законы королевства, и власть воли Иинана Третьего, запрещающая боевые действия между феодалами, слишком слаба. Если их обнаружат тристанские корабли, то разведчику останется жить ровно столько, сколько потребуется комендорам бароната на наводку орудий. — Так, получается, мы уже фиксируем большую часть территории, — нервно вздохнул офицер, стоявший на мостике. Гористарская форма отличалась большим количеством алого цвета с белоснежной отделкой. Офицерские меховые воротники и отделка рукавов обычно делалась из натуральных материалов, отливая серебряными бликами в свете ярких ламп. Его лицо с орлиным профилем и белоснежными волосами частично замещали искусственные имплантаты — тонкая и узорно украшенная серебром металлическая пластина закрывала левую сторону лица, и в пустой глазнице стояло несколько подвижных визоров с крошечными линзами. Перестроившись, они сосредоточились на появившемся голограммном изображении будущего поля боя. Сложив руки на груди, офицер замолчал, внимательно вглядываясь в картинку. Конвой дикарей его интересовал мало, за исключением пропавшего сигнала отправленного туда агента. Куда больше его волновали стягивавшиеся вокруг войска Тристанского бароната. Они словно вытащили из складов все, что имелось, бросив против дикарей передовые разработки. Боевые роботы и тяжелые танки, штурмовая пехота и эскадрильи сверхзвуковых бомбардировщиков — все было здесь. — Дрон три-пять на позиции, — таким же ровным тоном доложил киборг. — Идет дополнение картинки новыми данными. Изображение передается в режиме реального времени. Офицер кивнул. На карте тут же появлялись новые иконки вражеских единиц без точного определения их габаритов и огневой мощи. С имевшимися возможностями столько точные данные не выделить, но даже эти записи будут отправлены для изучения специалистам. Они смогут разобраться. Для него же самой важной задачей оставалось собрать как можно больше данных. — Что скажешь? — он повернулся ко второму офицеру мостика, младшему по званию, и потому стоявшему в стороне. — Почему они вывели столько сил? — Предполагаю, что нам просто не сообщили причину подобного, — сказал второй офицер, пожав плечами. — Разведывательная операция тоже не за один день была сформирована. Командование наверняка предполагало такой ход развития событий, потому и пошло на столь рискованный шаг. Я же готов предположить, что столь мощные силы в действительности нужны не для уничтожения дикарей. Больше всего напоминает демонстрацию возможностей. — Или тренировку… — протянул командир, тяжело вздохнув. — У регулярных войск не всегда есть возможность испытать новые технологии в реальном бою. Может, тристанцы хотят воспользоваться этим моментом, чтобы обкатать новые разработки в полевых условиях? — Тогда вполне становится понятным, почему сюда забросили нас. То, что здесь будет применяться, еще не введено официально в состав вооружений. А их возможности строго засекречены. Для нашего графа знать о таком крайне важно, — второй офицер стал слева от своего командира, тоже внимательно глядя на карту. По жесту его руки появился второй голограммный экран, на котором выводилось уже изображение с камер сверхвысокого разрешения и в серых тонах фильтров визоров, дававших вполне четкую картинку. Осадная артиллерия Тристана. Тяжелые автономные орудийные системы на массивных платформах с шестью подвижными опорами. Медленно, словно гигантские животные, неуклюже переваливаясь с одной опоры на другую, они выдвигались на позиции, уже задрав к небесам длинные разгонные стволы макропушек. Хорошо были различимы цилиндры разгонных индукторов, доводивших массу до критического состояния, сами по себе размером с крупный мех. И кабины операторов по обе стороны от казенной части орудия. — Их одних будет достаточно, чтобы от дикарей даже пыли не оставить, — протянул офицер. — Только посмотрите на орудия. Калибр не меньше тысячи единиц. Ими можно крепостные стены пробивать, не то, что какой-то металлолом жечь. — Батарея из десяти машин, — кивнул командир, почесывая пальцами подбородок. — Стандартная численность осадного подразделения. А координаты, видимо, получают напрямую со спутников. Меня смущает только дальность их расположения. Между целью и этими машинами почти шесть тысяч километров. Это практически вдвое больше, чем считается оптимальным для ведения огня сверхтяжелой артиллерии. Неужели они рассчитывают, что снаряд сохранит достаточно мощности? — С учетом того, что у них есть корректировка огня, вполне возможно, — кивнул его подчиненный. — Господин, я должен еще раз убедиться, что сканирование территории и запись идет по всем позициям, прошу меня простить. — Конечно, а я пока понаблюдаю за происходящим. Если что-то измениться, сразу сообщайте. Граф лично заинтересован в этой операции, ошибки недопустимы.***
— Координаты введены! — младший канонир, пристегнутый к своему месту перекрещенными ремнями безопасности, поднял вверх большой палец. Старый жест, изначальное значение которого уже давно потерялось во времени, теперь использовавшийся, чтобы показать полную готовность. — Зона поражения рассчитана. Готовность сто процентов! — Охладители готовы. Азотная смесь готова к впрыску. Температура в баках минус шесть тысяч стандартных единиц. Готовность сто процентов! — раздался голос другого оператора, отвечавшего за стабильность орудия. — Гидравлические опоры в норме. Система компенсации отдачи в норме. Система разрядки в норме. Ожидаю дальнейших указаний… — Масса достигла критического состояния. Давление в цилиндрах одиннадцать тысяч стандартных атмосфер. Поля магнитного сдерживания выведены на повышенную мощность. Все готово к стрельбе, — доложил старший канонир, повернувшись к главному офицеру орудия. Мостик ведения огня совсем небольшой, практически все свободное пространство занимали кресла канониров и операторов, а то немногое, что еще оставалось, подобрала под себя аппаратура контроля и передачи данных. С открытым остеклением крыши, мостик находился с правой стороны главного орудия, с отличным видом на поднимавшийся к небу разгонный канал, хорошо различимый в темноте из-за раскалившихся катушек нагнетания и ячеек выброса излишков тепла. — Всем приготовиться к выстрелу! — приказал офицер, опуская заслонки шлема и закрывая уши. Остальные поступили таким же образом. Он уже вел обратный отсчет, быстро оглянувшись на своих подчиненных. — Три… Два… Один… Орудийная платформа даже покачнулась на своих опорах в момент выстрела. Гидравлические системы компенсации зашипели, принимая перегрузку. От всего орудия разошлась ударная волна, поднимавшая тучи пыли и песка. Старые развалины, остававшиеся поблизости, осели и рассыпались от такого потрясения, с грохотом обрушаясь грудами камня и бетона. И все это заглушал звук выстрела самого орудия. Урановая болванка, быстро превращаясь в энергетический разряд, прошла по направляющему каналу с резким звуком, словно разрывая само небо. От этого гула не спасали никакие слои изоляции, и все, находившиеся на расстоянии пары километров от орудия, согнулись от боли в голове, даже если у них и была защита. Операторов и комендоров закрывала специально разработанная защита от звуковых ударов, но даже при соблюдении всех условий случалось, что рвались ушные перепонки. Операторы еще приходили в себя, когда сработали системы жизнеобеспечения, закачивая в организм дополнительные дозы лекарств и обезболивающих. Из-за увеличенных нагрузок они подключались напрямую к системам самой платформы и не были автономными, зато могли использовать большие мощности, далеко выходя за пределы, дозволенные человеку. — Выстрел произведен, идет расчет зоны поражения, — доложил младший комендор, принимая на свой пульт новые данные о траектории снаряда. Разогнанная масса, находившаяся на грани перехода в энергию, по высокой дуге прошла через небо, оставляя за собой моментально исчезавший яркий след выгоревшей материи. Постепенно мощность снаряда становилось меньше, энергия расходовалась с расстоянием, но потери считались незначительными по сравнению с тем, какие разрушения происходили в момент падения. Первый выстрел был еще неприцельным, только подтверждающим компьютерные расчеты, и потому мог оказаться не самым точным. Доведенный до критического состояния, снаряд врезался в еще стоявшие остатки высотного здания, взорвавшись прежде, чем упал в центр конвоя. На несколько мгновений в ночной тьме пустошей появилось настоящее солнце, разгоняя мрак и ослепляя каждого, кому не повезло посмотреть в эту сторону в момент взрыва. А потом прошла ударная волна. Развалины городского квартала, по которым, растянувшись, медленно полз караван, рассыпались, не в силах выдержать подобного испытания. Вместе с ударом на тяжелые бронетранспортеры посыпались камни и обломки, бившие по металлу и оставлявшие в нем большие вмятины. Легкие машины и вовсе переворачивало, с крыш тяжелых платформ срывало орудийные башенки и наставленные наверху ящики и мешки. Охрану, в этот момент находившуюся снаружи, просто сдуло, искалеченными обрывками размазав по остаткам каменных стен городских развалин. Еще не улеглись тучи пыли от первого взрыва, как небо пересек уже второй снаряд, а за ним летело еще несколько. Тристанские артиллеристы могли накрыть весь конвой таким обстрелом, перекрывая зоны поражения по нескольку раз, уничтожив там все живое после одного или двух залпов. Однако такого приказа не поступило, поэтому стреляли со значительным разбросом, так что конвой задевало только краем, окончательно превращая его в кучу неорганизованных машин с напуганными пассажирами внутри. Обстрел длился считанные минуты, каждое из орудий батареи успело сделать не больше трех выстрелов, после чего в бой уже вступили танки.***
Тяжелые боевые машины бароната, оборудованные мощными отвалами, чтобы пробираться через россыпи обломков, оставленных артиллерийским обстрелом, выдвинулись со своих позиций, направившись к вставшему конвою. Парные гусеницы громко скрежетали по камням и бетонной крошке, перемалывая в труху обломки древних конструкций, пока машины выдвигались на расстояние кинжального огня. — Господин, цели рассеиваются. Предположительная эффективность огня на таком расстоянии около сорока пяти процентов, — спокойным голосом доложил оператор главного орудия во время перезарядки накопительной батареи главного танкового орудия. — Расход боеприпасов для повышения эффективности должен быть увеличен приблизительно в два с половиной раза. — Сохранять прежнюю плотность огня. Точечное прицеливание по отдельным группам противника, — ответил координатор огня. — У нас другие указания. Наша главная задача не давать им выйти за пределы указанного сектора. Остальным займется легкая бронетехника и пехота. — Говорит командир танка, — ожила система внутренней связи, ответив треснувшим глухим голосом офицера. — Идем на сближение. Приготовить для ведения огня вторичные орудия. Основную мощность перевести на дефлекторные щиты. Прикрываем и поддерживаем огнем ударные подразделения. — Вас понял, господин. Ввожу соответствующие корректировки в модуль определения целей. Готовы к ведению огня. — Принял. Ожидайте дальнейших указаний. Тяжелые «Хорнунги», взревев мощными движками, снова медленно двинулись вперед. Широкие гусеницы с шипастыми траками прокручивались в грудах обломков и среди развалин, разбрасывая перемолотую каменную крошку. Из-за своего размера и веса сверхтяжелые танки не особенно разбирали дорогу среди городских руин, двигаясь напрямую к указанной точке, сметая оказавшиеся на своем пути развалины зданий и уцелевшие стены. Высокие корпуса с усиленной лобовой броней легко проламывались сквозь основания древних небоскребов, пробивая себе путь вперед. — Продвигаемся успешно. «Норды» выдвигаются к уцелевшим магистралям. Ведут бой с силами противника. Потерь и поврежденных единиц пока нет, — согласно поступавшим на локаторы данным, штурмовые танковые части уже продвинулись вперед, по пути методично уничтожая отдельные отступавшие машины дикарей. — Вынужден сменить курс. Эти кварталы могут рухнуть в любую минуту прямо нам на голову. Объедем по свободной трассе и вернемся на прежний маршрут, — доложил пилот танка по внутренней связи. — Сообщите остальным, чтобы случайно не обстреляли. Танковое кольцо смыкалось, закрывая внутри себя участок городских развалин общей площадью больше шести сотен квадратных километров. По главным улицам, растянувшись длинной цепью, продвигались тяжелые танки, ведя огонь по любой цели, оказавшейся в зоне поражения, а за ними, во втором эшелоне, шли «Хорнунги», стреляя с коротких остановок по скоплениям кочевников. Конвой кочевников распался на отдельные части буквально после первых выстрелов, понеся тяжелые потери. Как предположили офицеры контрольного штаба, это являлось одной из их оборонительных тактик, предполагавшей быстрый выход из зоны интенсивного обстрела. В какой-то степени она даже оказалась эффективной. Плотность перекрытий зон поражения от стрельбы дальнобойных орудий снизилась, приходилось накрывать все большую площадь, поскольку группы продолжали дробиться и расходиться. После окончательного окружения тристанцы начали стягивать кольцо. Уже занявшим позиции группам пехоты поступило разрешение на ведение огня по всем целям, и мобильные отряды приступили к уничтожению отступающих. Началась банальная резня, в которой у дикарей не оставалось никаких шансов. Их примитивное вооружение и несовершенные визоры не могли ничего противопоставить тристанской пехоте. Отступавшие оказались под перекрестным обстрелом, а те, кто смог вырваться, натолкнулись на тристанские танки, стрелявшие на поражение. Кому-то повезло, и они еще могли спастись, бросив машины и попытавшись раствориться среди развалин. Малые группки дикарей пришлось бы отслеживать с помощью зондов, тратить время и ресурсы для тщательной слежки по всему окруженному квадрату и поиску возможных убежищ. Слишком затратно и сложно, чтобы баронат посчитал подобную такую операцию эффективной. Потому основной план строился на как можно более быстром уничтожении всех, кто оказался в ловушке. На охоту за остальными отправлялись боевые группы тяжелой пехоты и разведки. Отслеживание отступавших кочевников в первую очередь шло по машинам, пытавшимся уйти из-под огня и либо покинуть поле боя, либо спрятаться среди развалин. Дроны, висевшие в небе, отслеживали каждую единицу, передавая ее координаты ближайшей группе колониальных войск, после чего следовало незамедлительное уничтожение. Теми, кто пытался уйти пешком, занималась высаженная в условных точках пехота. Снайперские расчеты действовали безошибочно, отстреливая убегавших словно подвижные мишени на полигоне. Лишь отдельные группки выживших могли оказать сопротивление, на некоторое время сдерживая продвижение карательных сил колониальных войск. Занявшие круговую оборону и с достаточной огневой мощью, они могли продержаться некоторое время под ударами отдельных групп колониальной пехоты, практически не имевшей тяжелого вооружения.***
Аяк смотрела на разгромленный конвой, не в силах поверить собственным глазам. Не в первый раз оказавшись на поле боя, она все равно не могла представить, что разрушительные возможности современного оружия могут достигать таких масштабов. Под артиллерийским и танковым огнем конвой погибал, не в силах не то, чтобы защитить себя, но хотя бы просто оказать сопротивление. Многоосные грузовые платформы и бронетранспортеры рвались как бумага от попаданий рельсовых и лазерных зарядов. Не обязательно даже попадать под прямой обстрел — ударная волна от взрывов артиллерией сминала машины в зоне поражения, убивая всех внутри. Она не успела. Всего лишь пары минут не хватило, чтобы добраться до машины Капитана и предупредить о новой опасности, нависшей над всеми. И даже если бы и успела, вряд ли это уже могло что-то изменить. Проводник пытался сбежать в последние минуты, когда ловушка практически захлопнулась. Девушка ощущала себя животным, приведенным на убой и не подозревавшим об этом. Только когда мясник уже достал тесак, обреченная скотина задергалась, но уже не могла ничего сделать. В этот момент Аяк как никогда понимала чувства запуганного зверька, оказавшегося на бойне, ощущения обреченности и отчаяния, сменявшиеся бессмысленными попытками вырваться. Наполовину засыпанный обломками, смятый и разорванный ударной волной, у разрушенной стены остался и транспорт, к которому девушка была прежде приписана. Его снесло в сторону от дороги попаданием плазменного снаряда, угодившим практически в середину пассажирского отсека. Обугленные и изломанные тела несчастных, в тот момент находившихся внутри, раскидало вокруг изломанного корпуса и среди камней. Лица обгорели до самых костей, теперь только скалясь безгубыми ртами с почерневшими от жара зубами куда-то в небо. Аяк оставалась благодарна, что не узнавала в этих угольках ничего знакомого. Девушка знала каждого с этой машины, и больно было даже просто думать, что они погибли. На улицу медленно въехал танк, смяв стоявший короб полуразрушенного здания. Тяжелая боевая машина, грохоча траками по камням, ввалилась на старую мостовую, проламывая растрескавшийся керамит дорожного покрытия собственным весом. Выбросив струю отработанных газов из выхлопных решеток, танк развернулся на дороге, по пути раздавив остатки сожженного легкого автомобиля, одновременно развернув башню с орудием главного калибра. В глазах Аяк такая машина казалась огромной. Один из средних танков Тристанского бароната, предназначенный для массового производства, в такой комплектации был снаряжен счетверенной лазерной пушкой. Рядом с ней из башни торчали стволы спаренного курсового пулемета и линзы визоров прибора наведения. Под взглядом девушки, успевшей спрятаться за обломками, лазерное орудие закончило наведение и открыло огонь по невидимой для человека с такого расстояния цели. Счетверенная установка била практически без перерыва в скорострельном режиме, выдавая настоящий шквал ослепительно ярких лазерных лучей. Резкий и рвущийся звук энергетических залпов сливался в непрерывный рев, гремевший среди развалин. Эхо моментально подхватывало любой звук, повторяясь снова и снова, пока уже не гремело так, что закладывало уши. Аяк, зажав голову руками, спряталась за обломки, в шаге от тела ребенка, выгоревшего практически до костей. И внезапно, она разобрала, что именно он сжимает в тонкой ручке. Ее снайперскую винтовку. Она осторожно потянулась к ней рукой, схватив за оплавившиеся ремешки и подтянув оружие к себе. Винтовка была раскаленной и горячей, так что пластитековая отделка едва ли не проминалась под пальцами, а держать ее голыми пальцами не представлялось возможности. Прицел скис и оплавился, превратившись в бесполезную груду горелого пластика и стекла, девушка его вырвала из пазов. Запасной прицел у нее всегда хранился в рюкзаке, как раз из-за того, что оптика была и остается вещью довольно хрупкой, а в бою случалось всякое. Зато сама винтовка хоть и примитивна в плане сложности, но надежна и живуча. За все время, пока это оружие оставалось в руках девушки, ни разу не произошло ни перекоса заряда, ни осечки. Аяк надеялась, что и теперь винтовка ее не подведет. Сменив магазин, она взвела затвор и выдохнула, услышав привычный щелков доставленного в ствол заряда. — Всем всем… Мы еще держимся… Если кто-то есть на частоте! Внимание! Противник может нас прослушивать! Всем! — общий канал конвоя внезапно проснулся, выплевывая в наушник остатки обрывающегося помехами сообщения. — Сигнал… прерывается… Пробивайтесь к местам встречи согласно плану «Омега». Не выходите на контакт без веской причины! Не сообщайте свои координаты! — Проклятье! — девушка, убедившись, что танк не обращает на нее внимания, занятый своими целями, включила винтовку и облегченно вздохнула, убедившись, что та в порядке. Какие-то повреждения у нее все же были, но стрелять она все еще могла. В такой ситуации это самое важное. Оплакивать павших можно будет потом, пока что важнее всего выжить и, по возможности, заставить врага пожалеть о том, что сам же начал. — Ладно, сейчас надо найти своих… Остатки конвоя все еще пытались оказывать сопротивление, но их быстро уничтожали. Аяк старался идти на звуки выстрелов, осторожно подбираясь к местам перестрелок, но первые два раза, когда подходила, успевала обнаружить только солдат противника, добивавших ее соплеменников. В полной броне, похожей на тяжелые доспехи, они действовали быстро и уверенно, контролируя поле боя, и не давали своему противнику ни единого шанса на спасения. Аяк хорошо помнила, как воюют те же мутанты или гоблиноиды, даже если где-то умудряются достать нормальное вооружение. Единственный способ стрельбы, который они знали, состоял в том, чтобы отстреливать в сторону противника сотни патронов, накрывая шквальным огнем, при этом выкрикивая всевозможные ругательства или просто визжа от восторга, наблюдая собственную огневую мощь. А те, кто противостоял в эти минуты уцелевшим защитникам конвоя, казались опытными и профессиональными солдатами. С их стороны шла стрельба короткими очередями, заставлявшими уцелевших солдат вжиматься в укрытия, пока над головой со злобным свистом пролетали рельсовые заряды. Огонь не частый, но крайне меткий. Любого, кто хоть на мгновение показывался из-за укрытия, практически сразу же сбивала пара прицельных попаданий. Аяк смогла подобраться к полуразрушенному зданию, возле которого все еще шли бои. Там горело несколько подбитых машин из конвоя, пытавшихся пробиться к дверям, и все вокруг усеивали тела невооруженных пассажиров и солдат охраны. Девушка подобралась со стороны разрушенного здания, где застрял засыпанный обломками бронетранспортер конвоя. Тяжелыми обломками машину, попавшую под обвал, смяло и вдавило в землю. Из распахнутого бортового люка все еще свисало тело в защитном костюме, простреленное насквозь в трех местах. Аяк, пробираясь мимо трупа, пригнулась под защитой обломков и, снова открыв частоту, попыталась найти переговоры тех, кто еще держал оборону в развалинах. Одновременно с этим она установился винтовку и переключила прицел в режим поиска целей, пытаясь найти солдат противника. В перекрестье практически сразу возникла массивная бронированная человеческая фигура, прикрытая штурмовым щитом. На его лицевой стороне изображен чей-то гордый герб с золотым грифоном на зеленом поле. Силовое поле вокруг него чуть заметно поблескивало, принимая в себя попадания, каждый раз перехватывая заряды до удара об металл. Из бойницы щита торчал ствол винтовки, а позади еще получалось рассмотреть гребень шлема и задранную антенну связи. Прострелить его защиту с первого выстрела девушка даже не надеялась, и потому прицелилась ниже, в ноги, в узкую щель, остававшуюся между мельмитолом мостовой и кромкой металла. Прозвучал выстрел, но пуля не дошла, перехваченная дефлекторным полем. Ругнувшись, девушка тут же упала на грудь, ближе к земле, а по месту, откуда стреляли, начали палить изо всех стволов. Пришлось спешно покидать позицию. Одного выстрела оказалось достаточно, чтобы ее местоположение сумели засечь. Уже когда снова ползла между обломков, закинув на спину винтовку, ее частоту кто-то все-таки сумел перехватить. В наушнике зашипели помехи, но сквозь них все же пробивались отдельные слова, складываясь в какое-то подобие предложений. — Кто… на частоте? — голос с таким качеством связи было не разобрать, но девушка понадеялась, что это кто-то из ее конвоя. Наречие, на котором они обычно разговаривали, имело много общего со стандартными языками, но при этом заметно отличалось, так что просто так подделать правильное произношение далеко не просто. — Это… стреляла… у бронетранспортера сейчас? — поинтересовался голос, и девушка сразу напряглась. — Нам нужна… помощь… срочно… долго не… — Кто говорит? Это Аяк! — девушка решила спросить напрямую. Даже если их прослушивают, это ничего не даст противнику. — Кто говорит? Ответьте! — Аяк? Ты жива? Это сержант Феррир! — словно специально для них канал стал на несколько мгновений чище, и речь звучала гораздо четче. — Аяк, мы собираемся отступать, если хочешь успеть, пробивайся сюда! Только быстро! Времени нет… Девушка успела забраться внутрь просевшего полуразрушенного здания, осторожно продвигаясь дальше по проседавшим плитам и развалам, пока перестрелка шла совсем рядом. Защитников продолжали теснить, и она, понимая, что не успевает, подобралась к ближайшему оконному проему, устраивая винтовку среди обломков развалившейся стены. С такой точки открывался вид на поле боя, но гораздо ближе к позициям защитников. Ее товарищей вырезали. Тех, кто пережил первый обстрел и последующую погоню, и так оставалось немного, но под таким огнем количество выживших стремительно сокращалось. Аяк видела, как несколько невооруженных гражданских, знакомая повариха со своими дочерями, прятавшиеся за спинами выживших бойцов охраны, перепугавшись происходящего, бросились бежать назад, вглубь развалин. Стоило им только показаться из-за укрытия, как прямо в них, оставив тонкий инверсионный след, ударила запущенная ракета. Яркая вспышка взрыва, и разорванные в клочья тела раскидало между обломков. — У них реактивный гранатомет! — заорал кто-то, но на звук обратили внимания не только товарищи кричавшего. Его позицию моментально накрыли перекрестным огнем, и туда следом прилетела еще одна ракета, испепелив и самого бойца, и его напарника. — Матерь Небесная! Ну помоги же нам! Я не хочу сейчас умирать! — прошептала девушка, успев сделать всего лишь пару выстрелов, прежде чем снова пришлось менять позицию. Их прижали очень крепко, и шансов, что всем получится выбраться, почти не оставалось. Продолжавший гореть остов грузовика был тому прямым доказательством. И никто не знал, что с остальным конвоем. Девушка продолжала молиться, отгоняя от головы мысль, что это ее последний бой. Противник был куда сильнее, чем можно было представить, словно армии тех величественных городов, мимо которых им когда-то приходилось проезжать. Это казалось настолько несправедливым, что комок к горлу подкатывал, мешая нормально думать. Аяк большим усилием заставила себя успокоиться. Пусть даже враги настолько сильны, без боя она не сдастся. Прицел рябил от вспышек выстрелов, не успевая сглаживать яркие отблески, но Аяк приходилось выискивать цели и в худших условиях. В перекрестье среди обломков зданий несколько раз промелькнули ее убегающие соплеменники, гонимые как зверье на охоте, но в следующий миг появился уже и один из врагов. В пластинчатой броне с широким нагрудником и закрытым шлемом. Словно отличительный символ, его украшал высокий зубчатый гребень. В правой руке он держал широкий и короткий меч, искрившийся силовым полем, а его левую сторону закрывал тяжелый щит, опаленный и поцарапанный, но с еще хорошо различимым металлическим рельефом в виде того же грифона. Аяк не знала, что обозначал этот символ, но уже его ненавидела. Солдат с гребнем ударом щита отбросил одного из бойцов конвоя, а потом, неторопливая покачивая клинком, подошел к упавшему и добил его одним выпадом. Первый выстрел был не в голову, девушка уже успела понять, что врага закрывают дефлекторы. Первый был в грудь, и пуля сгорела в защитном поле. Ее противник даже не обратил на это внимание, спускаясь по обломкам стены. Другой кочевник оказался у него на пути, но тут же свалился, отброшенный ударом щита. Аяк успела выстрелить второй раз уже в тот момент, когда меч вошел в грудь ее соплеменника. Пуля снова сгорела, не причинив никакого вреда, но теперь ее заметили. Противник приподнял голову, попытавшись прикрыться щитом, но девушка уже прицелилась, зарядив патрон с бронебойной пулей. Третий выстрел наконец-то пробил его дефлектор и угодил точно в голову. Солдат неестественно дернулся назад и завалился на спину. Она не поняла, убила его или нет, но чувство восторга вперемешку с удовлетворением от мести, накрыло ее с головой. Зарядив новый патрон, она прицелилась снова. В перекрестье попал другой солдат противника, закрытый щитом и медленно продвигавшийся вперед под вражеским огнем, но в этот раз он уже повернулся к ней боком, большая часть тела открыта для снайпера. Не колебавшись ни секунды, девушка спустила курок. Пуля снова ударила в дефлекторный щит, в этот раз ослабленный при перестрелке, и смогла его пробить. Броня выдержала попадание, но от удара человек все равно повалился, потеряв равновесие. Попытка добить не получилась, его тут же закрыли щитами товарищи, и Аяк пришлось стрелять по каждому, кто попадал в прицел, но без толку. Хорошая броня, штурмовые щиты и дефлекторные поля защищали солдат противника, пулевое оружие тут бесполезно. Ее выстрелы вызывали только вспышки в защитных полях, либо же с визгом рикошетили от брони. И все же она разряжала в них весь имевшийся боезапас, надеясь хотя бы отвлечь их внимание и помочь остальным, пока не увидела появившегося гранатометчика, Под прикрытием бойца со штурмовым щитом, стрелок присел на одно колено и прицелился точно в ее сторону. Аяк успела среагировать точно в тот момент, когда из ствола реактивного гранатомета вылетел снаряд. Бросив винтовку, девушка отпрыгнула в сторону, рефлекторно собравшись. Взрыв все равно отбросил ее еще дальше, но, когда девушка попыталась встать, кости ее не подвели. Все тело болело от удара, ныло при каждом движении, но она могла хотя бы опираться на собственные ноги. Даже в такой мелочи она посчитала, что ей повезло. Тяжело хрипя и едва дыша отбитыми легкими, девушка приподнялась на локтях, чувствуя, как в фильтр шлема забивается запах горелой одежды. Края ее защитного комбинезона все еще тлели, зацепленные взрывом. Вслушиваясь в собственные ощущения, она с трудом встала на колени, пытаясь унять гул в голове. Перед глазами все затянуло кровавой пеленой, и только глубоко в голове все еще стучала мысль, что именно в эти минуты кто-то идет ее добивать. Она видела чьи-то размытые силуэты, показавшиеся впереди, и потянулась за пистолетом. В голове все гудело и ходило ходуном, даже сразу кобуру раскрыть не смогла. Мысли двигались медленно, словно капля варенья, стекающаяся по стенке банки, и Аяк почему-то равнодушно подумала, что теперь ее убьют, а она даже и выстрела в ответ сделать не сможет. Девушка все никак не могла сфокусировать зрение, но все же подняла оружие, целясь в быстро приближавшиеся силуэты. Они не были похожи на тех, какие выдела в прицеле винтовки, но мысль дошла уже позже того, как навела пистолет. Палец в последний миг замер на спусковой кнопке. Раздались выстрелы, только стреляла не она. Одна из фигур в нескольких шагах от нее отлетела назад, другой снесло верхнюю часть тела. Остальные палили в кого-то за спиной девушки, а по каналу, подключенному в наушнике, что-то кричали, но она никак не могла вычленить отдельные слова. Руку с пистолетом отбили в сторону, а саму Аяк схватили за плечи и куда-то потащили. На несколько мгновений она даже почти потеряла сознание. Во всяком случае, следующий момент, оставшийся у нее в памяти, запомнился тем, что в шею что-то вкололи, и девушка почувствовала боль от иглы. После чего мир сразу стал ярче и четче. К ней обращались. Она слышала чей-то смутно знакомый голос. — Эй, ты меня вообще слышишь?! — голос доходил как через толстую подушку, едва пробиваясь и словно размытый эхом. Девушка в этот момент отстраненно подумала, что еще немного, и ее мозг бы полез через уши. С трудом кивнув головой, тут же отдавшейся сильной болью, Аяк сосредоточила взгляд на своем спасителе. Халтея, один из бойцов ударной группы каравана, считавшихся самыми сильными и несносными из всех ее соплеменников, рискнула собой, чтобы вытащить снайпера из-под огня. Она была из расы рептилий, похожая на человека, но с толстой чешуей вместо кожи и змеиным лицом. Всегда было странно наблюдать, как Халтея говорит на общем языке, и кончики ее губ двигаются, пытаясь выговорить все необходимые звуки. Теперь она схватила Аяк за плечи и снова довольно грубо встряхнула: — Слушай! Мы должны валить отсюда прямо сейчас! Нас рвут на куски! Если не можешь идти, мы тебя бросим! — Но остальные… — Если еще кто-то и выжил там, то помочь им уже не сможем. Слишком неравны силы… — Халтея отрицательно покачала головой. — Надо спасать тех, у кого есть еще хоть какой-то шанс. — Эй! Они уже здесь! — выкрикнул один из солдат, высунувшись из-за своего укрытия и открыв огонь. Почти в то же мгновение его пробил насквозь сверкнувший заряд. Верхняя половина тела, перевернувшись в воздухе, упала в паре метров от нижней части. Крик оборвался, едва успев начаться. — Все! Валим! — Халтея тоже поднялась и махнула рукой остальным. Те, кто еще мог двигаться и не настолько испугался, чтобы парализованным от страха смирно ждать смерти, собрались здесь, под ее руководством. Около десятка вооруженных бойцов и ни одного гражданского. Кто-то даже помог Аяк подняться и сунул в руки короткоствольный автомат кустарной сборки с мятым прикладом и прямым магазином. Девушка, понимая, что ждать ее не будут, сжала зубы, пытаясь сохранить тот же темп, что и у остальных. Введенное лекарство еще действовало, и она чувствовала себя все лучше с каждой секундой. Что именно за стимулятор ей вкололи, она не интересовалась, но это и не было важным, пока работало. Халтея выбрала единственное правильное решение отступить через развалины ближайших зданий, откуда еще не вели огонь. Тяжелые просевшие стены из бетона и кирпича могли укрыть от снайперов противника, а в узких, засыпанных обломками, коридорах негде развернуться солдатам в тяжелой броне и со щитами. Легко вооруженным кочевникам гораздо легче пробраться среди развалин, оставив за собой на прощание несколько растяжек. Аяк полностью сосредоточилась на дыхании, стараясь держать ритм. Перед глазами мелькали пятна фонарей, выхватывавшие куски истрескавшихся стен и просевших потолков, готовых в любой момент рухнуть. Ног девушка практически не чувствовала, лишь с облегчением каждый раз ощущая, как подошва сапога касается пола. Впереди в неровном свете нашлемного фонаря мелькала спина другого бойца, с нашитыми прямо на защитный костюм элементами брони и закрепленным автоматом. Куда именно они направлялись, Аяк не хотела и думать, как не хотела и думать обо всем, что должно происходить вокруг. О том, что могло произойти с остальным конвоем, живы ли те, кого считала друзьями и товарищами, сколько машин смогло уйти из-под обстрела и где они могли перегруппировываться. Впереди оставалась спина товарища, и только за нее девушка и цеплялась взглядом. Не потерять этот подвижный силуэт, так и норовивший выскочить из пятна света ее фонаря. А все остальное Аяк старалась выкинуть из головы. Группа вышла на открытое место, оказавшись в похожем на колодец внутреннем дворе здания. Когда-то его сверху закрывал стеклянный купол с металлическим каркасом. Теперь же от него остались только ржавые обломки и груда острых, как лезвия, осколков внизу. Одной стороны колодца не было, вместо нее остался огромный пролом, созданный упавшими обломками другого небоскреба, смявшими стены и перекрытия как тонкую бумагу. Бойцы продолжали идти по открытой галерее на уровне центральных этажей, растянувшись короткой цепочкой. По левой стороне оставались дверные проемы, заваленные обломками или же с пустыми комнатами, где из-под облезавшей отделки вылезали старые бетонные стены. А с правой — открытое пространство, куда едва добивал свет фонарей, из такого же серого и гнилого бетона, с выпотрошенными и заброшенными помещениями. Широкая галерея, где они оказались, когда-то предназначалась для прогулок и отдыха, как подумала Аяк, оглядываясь по сторонам. В свете фонарей еще проскальзывали пластиковые скамейки, покрытые толстым слоем пыли и бетонной крошки, и мелькали горшки с пересушенной пылью. Под ногами скрипела старая тротуарная плитка, ломавшаяся под толстыми подошвами сапог. Выстрел прозвучал совершенно внезапно, слишком громкий на общем фоне канонады, идущей оттуда, где добивали остатки конвоя. Один из бойцов отлетел в сторону, сбитый с ног прямым попаданием, и ударился в стену, оставив на ней яркие кровавые росчерки, блеснувшие в свете фонаря. Никто даже не успел сразу понять, что произошло, но Халтея первой кинулась к ближайшему укрытию. — Снайпер! — ее истошный крик заставил остальных опомниться, но слишком поздно. Прямо сквозь стену проломился один из солдат противника, выставив вперед штурмовой щит с перегруженным дефлектором. Обломки разлетелись в стороны, а оказавшийся на его пути охранник каравана от удара перелетел через перила и рухнул вниз. Враги уже были здесь, твердые, как и прежде, в своем желании никого не выпускать живым из захлопнутой ловушки. Сверкнул силовой клинок, и человек, бежавший перед Аяк, развалился пополам, разрубленный от правого плеча до левого бедра. По инерции тело качнулось вперед, и с рухнуло, продолжая брызгать кровью вокруг. Девушка, замерев, в ужасе смотрел на эту металлическую фигуру, нависшую над ней. С близкого расстояния видны детали, какие нельзя разглядеть даже в оптический прицел. Небольшие сколы и вмятины на броне, крепления частей доспеха, разноцветные точки визоров на забрале шлема и едва различимый гул работающего поля силового клинка. Будучи в боевом костюме, солдат врага возвышался над снайпером кочевников практически на две головы, буквально наваливаясь на нее своей массой. Придя в себя, Аяк вскинула автомат, разряжая магазин буквально в упор, но пули исчезали, превращаясь в яркие вспышки при контакте с дефлекторным полем. Девушка едва успела среагировать, когда противник замахнулся снова, и отпрыгнула в сторону, а там, где стояла секунду назад, прошло силовое лезвие клинка. Она умела драться в рукопашных схватках, и считалась даже далеко не самым последним бойцом в караване, но сражаться с закованным в полную боевую броню противником ей прежде не приходилось. Ее нож, единственное имевшееся при себе оружие ближнего боя, вряд ли смог даже поцарапать многослойный внешний сталепласт доспеха, поэтому приходилось только уворачиваться и надеяться, что противник однажды ошибется. За спиной солдата бароната уже появились его товарищи, вооруженные стрелковым оружием, с ходу открывая огонь. Двух кочевников, пытавшихся помочь Аяк и в этот момент оказавшихся на открытом месте, расстреляли сразу, превратив в кровавые лоскуты быстрее, чем успели даже закричать. Девушка понимала, что шансов у нее не остается, и последней надеждой оставался немедленный побег. Затравленно оглянувшись на тристанцев, она вскочила на перила и спрыгнула вниз, в темноту этого похожего на колодец двора. Неожиданный маневр смутил ее противников, дав ей достаточно времени на самоубийственный прыжок. Выпущенные вслед пули засвистели уже над головой. В воздухе девушка перевернулась и отстрелила кошку, с катушкой висевшую на поясе. Металлический крюк вцепился в гнилую бетонную стену, и канат, быстро закончившись, натянулся и рванул ее вперед. Аяк испугалась, что позвоночник не выдержит такого, но из-за рывка она точно влетела на такую же галерею двумя этажами ниже, едва не ударившись головой об обломки перил. Расстегнув ремень, она по инерции еще пролетела вперед и едва успела собраться перед ударом. Прокатившись по каменному полу и ребрами собрав все валявшиеся там обломки, девушка уже успела решить, что в ее теле просто не осталось ни одной целой кости. Сжавшись, она пыталась отдышаться, пока в голове все гудело и медленно кружилось. Сверху еще раздавались выстрелы, кто-то кричал, потом что-то взорвалось, после чего стало неожиданно тихо. А потом, спустя буквально несколько секунд, снова началась стрельба даже интенсивнее прежнего. Кто-то из ее товарищей еще был жив и пытался отбиваться. В абсолютной тишине каменных и бетонных развалин каждый звук моментально усиливался эхом в десятки раз, разносясь по этажам снова и снова. — Всем! Внимание! Всем, кто есть в квадрате! Всем, кто есть в квадрате! Мы стоим в точке Б-три! Мы еще здесь! Бросайте все и бегите сюда! Если хотите жить, бегите сюда! У вас есть еще пять минут, после этого мы уезжаем! Быстрее! Спасайте собственные жизни и жизни своих товарищей! — срывающийся в истерику голос раздался в гарнитуре ее шлема как удар молотком по голове. Он звучал как смертный приговор, наполняя сознание страхом и паническим ужасом перед неизбежностью. Конвой окончательно разгромлен, основные силы охраны уничтожены. И уцелевшие теперь рисковали собственным жизнями, пытаясь собрать выживших, кого еще можно, и спастись, бросив все остальное. В этот момент Аяк как никогда прежде ярко поняла, что очень хочет жить. Не хочет умирать здесь, в этих развалинах, где нет ничего, кроме вечно голодных мутантов. И даже эти твари теперь разбежались, напуганные сражением. Ей ясно представилось, как ее тело, простеленное удачным выстрелом из рельсовой винтовки, так и будет дальше валяться среди камней, пока не истлеет и не превратиться в скелет, обтянутый обрывками защитного костюма. Нервы натянулись как канаты, дыхание участилось, вместе с кислородом вгоняя в кровь все больше адреналина. Противное и липкое чувство паники вцепилось в душу, не позволяя нормально мыслить и думать. Последняя мысль, зацепившаяся за сознание, заставляла бежать. Бежать на зов сигнала, еще дающего надежду. Последнюю паническую надежду выжить несмотря ни на что.