Глава 11: Аспекты человеческих связей
27 мая 2011 г. На свои вопросы о Драко Малфое Гермиона знала по крайней мере один ответ. Как и его мать и сын, он был человеком привычки и придерживался своего распорядка дня. Малфой упорно готовился к утреннему плаванию. Забавно было наблюдать, как он проводил время за чаем. Бескомпромиссный, когда дело касалось его ритуалов разгадывания кроссвордов и чтением утренних газет. Но в то же время он не был слишком жестким, и умел идти на компромисс. Присутствие Гермионы заставило его слегка изменить свой распорядок дня – насильно. Теперь ритуал увеличился и включил в себя грубые приветствия, терпимость к любому чаю, который она заваривала, и разговоры. Внешность этого мужчины оставалась верной тому человеку, которым он когда-то был, каким она его помнила, вплоть до его одежды и того, как он делал пробор на голове. Это была странная мысль, учитывая, что в нем было нечто большее: глубокая пропасть сложных мыслей и причин, стоящих за его действиями и всеми частями, составлявшими его личность. Гермиона едва скользила по поверхности этих мыслей, только начиная свои поиски, чтобы понять, кем он теперь был. Но это утро ознаменовало сдвиг – небольшое отклонение. Было десять минут седьмого, а Малфой все еще был там, не подавая признаков того, что хочет уйти. Это было странно. Он не читал, она могла сказать, когда он читал — его выдавала сконцентрированность. Но теперь он казался рассеянным. Его внимание переключалось с бумаги на часы, затем на нее, он наклонил голову, как будто у него был неотложный вопрос, который он не хотел задавать. Малфой прошел через эти три цикла, прежде чем она поняла, что он ожидает. Чего именно, Гермиона понятия не имела. Что бы это ни было, он, казалось, боролся сам с собой, пока она продолжала готовить Нарциссе завтрак: гречневые блины с ветчиной, шпинатом и грибами. Здоровый и легкий. У нее были планы сделать только два: один для себя и один для Нарциссы, но длительное присутствие Малфоя заставило ее нуждаться в чем-то. Итак, она сделала третий, упаковала его в стеклянный контейнер, зачарованный для сохранения свежести, и поставила рядом с ним. Звон стекла о гранит нарушил тишину. Малфой перевел взгляд на контейнер, а затем снова на нее с легким подозрением. - Что это? - Завтрак. - Гермиона пожала плечами. - Я сделала добавку. Если хочешь, можешь попробовать. Я заметила, что ты пьешь только чай. Я никогда не видела, чтобы ты ел перед уходом, за исключением протеиновых напитков. - Это потому, что я этого не делаю. - Двумя решительными движениями он сложил бумагу и в последний раз посмотрел на часы. - Чего же ты ждешь? - Она не могла с собой ничего поделать. Малфой настолько отклонился от курса, что тоже сбил ее с толку. - Ничего. - Очевидно, это была ложь. - Через тридцать минут у меня будет допрос у Верховного Чародея Макклаггена. Я третий. Третий? Тиберий, должно быть, был очень подозрителен… или очень параноидален. Или и то, и другое. Но она помнила, с кем разговаривала: с Драко Малфоем, чья репутация человека, стоящего на противоположной стороне в каждом вопросе, опередила его. Движение за восстановление было бы еще одной изнанкой для любого, кто хотел бы, чтобы все осталось по-прежнему. И не принимать чью-либо сторону было бы так же неправильно по отношению к тому, кто хотел перемен, к кому-то, как она. Малфой в любом случае не смог бы победить. Разница между добром и злом была очевидна со всех сторон, но искажена восприятием и мотивацией и почти никогда не воспринималась с какой-либо ясностью. Драко Малфой был обречен провести свою жизнь в сером — его всегда подозревали, но ему никогда не доверяли, независимо от его позиции. И впервые Гермиона задумалась… ну, неважно. — Тогда тебе, наверное, пора идти. Малфой промычал свое низкое, громкое согласие. Он звучал как медь, изысканный и отполированный. - Я полагаю. Но он не двинулся с места. Гермиона наблюдала за ним краем глаза. Еще не готовая к еде, она отпила чая и записывала свои мысли. Репутация Малфоя ограничивалась тем, что о нем думали другие. Предвзятые представления. Не тот, кем он был. Пытаясь найти свою личность за пределами своей репутации, Гермиона поняла, что это была запутанная ситуация полная сопротивления. Люди находились в постоянном движении, меняясь и развиваясь. Гермиона не была застрахована от этого… И он тоже. - Не пей его чай. Единственная светлая бровь приподнялась над оправой его очков. - А ты пила? - Нет. Я просто подумала… - Я окклюмен, Грейнджер. Я могу противостоять Веритасеруму. Он этого не знает, поскольку этого нет в моем деле. - Гарри упомянул, что Малфой прошел обучение много лет назад, но знания были потеряны со временем. То, что этого не было в его деле — ну, это определенно было нарушением, но не касалось Гермионы. Она не стала бы судить, поскольку большая часть деятельности и интересов Визенгамота соответствовала пресловутой линии. Отсутствие прецедента оставило им слишком большой контроль. - Значит, ты знаешь о его чае… - Это ни для кого не секрет. - Это беспокоило так же, как и общая двойственность Малфоя по этому поводу. - Я уверен, что выяснилось много секретов, но не тех, которые ему нужны. - На его губах заиграла призрачная ухмылка. Затем он посмотрел на часы. Снова. Малфой нахмурился. Гермиона не могла подавить свое безудержное любопытство. — Что ты знаешь об этом движении? - Знаю о его существовании. - Он пристально посмотрел на нее со странной комбинацией обвинения и смирения. – Я похож на человека, который ввязался бы в это? Похоже, он с большей вероятностью проигнорировал бы что-то вроде целого движения по восстановлению подпольного министерства, потому что оно не соответствовало его потребностям. - Маловероятно. Если я правильно помню, ты хочешь уничтожить организацию Пожирателей Смерти, чтобы вычеркнуть ее из своего списка дел и продолжить свою жизнь. - Именно так. - Он отвел взгляд. - У тебя есть убеждения. - Конечно есть. - Но я что-то не вижу, чтобы ты возглавляла восстание. Справедливо, но Перси, казалось, нервничал из-за ее участия, и она не хотела его подталкивать. Он не хотел, чтобы она была вовлечена — пока. Хотя о будущем он ничего не сказал. Перси тщательно выбирал каждое слово, формулировал то, что хотел, чтобы кто-то знал, и опускал все, даже слегка не относящееся к теме, поэтому она уделяла пристальное внимание даже незначительным обновлениям о его прогрессе. Она попробовала чай. - Я определенно знаю о нем больше, чем просто о его существовании. - Это так. - Не вопрос, а утверждение. Малфой постучал пальцем по граниту. – Могу лишь возразить, что восстановление власти министра не изменит всего. - Можно привести тот же аргумент, что это зависит от того, кто сядет на пост министра после следующих выборов. Лучшие лидеры – великие учителя. Они могут добиться перемен посредством компромисса, смотреть в будущее и развивать вокруг себя тех, кто их окружает. именно поэтому они скромные и искренние. Твердые, но никогда не допускающие ошибок. Они следуют этике ответственности перед своим народом, создавая наилучшее возможное будущее. Я могу вспомнить нескольких таких людей, за которыми я бы охотно последовала. - О? - Это не было похоже на интерес, но и не звучало апатично. Малфой отложил в сторону все, что принес с собой, таким образом теперь Гермиона привлекла его внимание. И он также привлек ее – Кого же? - Я думала, что ты скажешь что-нибудь о моем идеализме или, по крайней мере, начнешь утверждать, что не существует ни одного человека, который бы соответствовал этой роли во всей ее полноте. На самом деле, я могу придумать как минимум три более подходящих ответа на мое утверждение, чем вопрос, который ты задал. - Наверное, ты права. - Малфой пожал плечами. - У меня есть еще несколько соображений на этот счет, касающихся твоего странного сочетания идеализма и реализма, не говоря уже о том, что тебе следует держать их отдельно. Но, к сожалению, у меня нет времени дискутировать с тобой сегодня, Грейнджер. Придется перенести это на понедельник. - Ты только что назначил спор? Он снова взглянул на часы. - Похоже, что да. Пятнадцать минут восьмого, все меньше времени до его дознания, а он все еще не двигался с места. Малфой, однако, украдкой бросил взгляд на дверной проем, что, по ее подсчетам, было очень похоже на большинство его шагов. Не из тех, кто делает что-либо без цели или причины, Малфой просчитывал все и всех, но его переменные оставались неизвестными, поэтому Гермиона никогда не могла сказать, держит ли она в руках вопрос, решение или бессмысленные части сложного уравнения. - Чего ты ждешь? - Ничего. Ложь, но Гермиона уже начала понимать, когда нужно надавить сильнее, а когда отпустить. Зачаровав посуду на мытье, она отнесла чай и завтрак на табурет рядом с ним. Это было впервые, ведь обычно она стояла напротив и молча читала и отвечала на его кроссворд вверх ногами, пока он не понимал, что она делает, и не хмурился. Сложенный Малфоем "Пророк" был ближе всего к ней, и одна статья привлекла ее внимание одним лишь взглядом. - В Берлине строят водный заповедник для редких магических существ и предоставляют публике возможность наблюдать за ними и узнавать о них. - Похоже, это будет убежище для тех, чьи дома были разрушены людьми. - Я видел. Малфой подтолкнул газету в ее сторону, давая ей разрешение взглянуть. - Я презираю аквариумы. Животным место в дикой природе. - Но они предоставляют им безопасное убежище. - В аквариуме. - Лучше, в опасности. Рыбам нравится аквариум. Это все, что они знают. - Нет, они живут в аквариуме, потому что людям на все наплевать. Ты называешь это заповедником, но на мой взгляд, это просто место, где те же люди, которые уничтожили их среду обитания, могут наблюдать за ними по специальному тарифу - один галеон и пять сиклей в будние дни. Это отвратительно. - При такой постановке вопроса идея портилась. - В жизни в клетке нет ничего шикарного. Он говорил из личного опыта. Чем больше она узнавала об архаичной культуре чистокровных, в которой он родился и должен был поддерживать идеалы, тем больше соглашалась. Аквариум Малфоя был чист, но в нем хватало места только для одного. Он был слишком загроможден обязанностями, настолько затуманен, что ему было трудно смотреть на вещи так же, как Гермионе - или кому-либо еще - со стороны. Но, думая о его аквариуме, она была вынуждена вспомнить о своем собственном, от которого отстранилась много лет назад. Он вызывал в памяти все ожидания, которые загнали ее в землю, и ее собственное искаженное восприятие не изменилось, пока не было убрано все лишнее. Конечно, в ее жизни все было по-другому: она была наполнена ожиданиями величия и завалена работой, которую на нее взвалили только из-за ее статуса героя, репутации самой яркой и способности вести за собой. - Наверное, ты прав, - наконец сказала Гермиона. - Но ты также ошибаешься. - О? - То, что ты родился в аквариуме, не означает, что ты обречен на это навсегда. Если ты хочешь быть свободным, освободи себя. - Это легче сказать, чем сделать, когда... Он остановил себя, но она закончила фразу, собрав ее в голове из обрывков разговоров с другими людьми. - Когда аквариум - это все, что ты знаешь. - О. Неловкость Малфоя всколыхнула что-то внутри нее. В свете последних разговоров его незаконченное высказывание и невысказанные слова казались ей ответом. Подтверждение. Она почувствовала что-то настоящее. Человечное. Точно так же, как она чувствовала себя, когда накрывала его одеялом. Он спал там прошлой ночью? Или позавчера? И будет ли спать сегодня? Эти вопросы вертелись у Гермионы на языке, и она потратила столько сил, чтобы подавить их, что вырвалось нечто другое. - Ты опоздаешь. Чего бы ты ни ждал, этого здесь нет. - Я ничего не жду. - Твоя мать спустится только через тридцать минут. - Я ее не жду. Кто еще... о! Скорпиус ищет тебя каждое утро без промедления. Когда Малфой понял, что она его раскусила, что теперь он раскрыт, его лицо стало каменным. Он отвернулся, встал и ушел, прихватив все, с чем пришел: "Пророк", кроссворд и перо. А еще прихватил кое-что, что лежало на столе. Стеклянный контейнер. Малфой торопился убежать от правды, которую он уже почти признал - пусть и случайно, - и упустил нечто ключевое, тихое и почти незаметное. Гермиона тоже не заметила этого, пока Малфой не шагнул под арку двери. Скорпиуса. Приподнявшись на кончиках пальцев, он выглянул из-за угла и посмотрел вслед удаляющемуся отцу с тоской, которая была широкой и глубокой, как океан, и которую Гермиона надеялась никогда не узнать. Скорпиус открыл было рот, чтобы позвать его, но остановился, расстроенный, не находя слов и мужества, необходимых для того, чтобы говорить. Его плечи опустились. Было три типа связей. Найденные, потерянные и упущенные на минуты... Секунды. Когда Скорпиус помахал рукой в пустое пространство, где только что был его отец, сердце Гермионы сжалось так сильно, что стало больно. Но за какую сторону упущенной связи ей было больнее всего... впервые она не была уверена. *** Гермиона подумала, не стоит ли Нарцисса каждый вечер перед зеркалом и не практикуется ли она в создании различных эмоций на лице, чтобы выбрать именно ту, которая нужна в каждом конкретном случае. Как сейчас. Они были на улице совсем недолго, но Нарцисса уже осмотрела каждое дерево, растение, траву, фруктовый куст и овощ в своей оранжерее и саду с таким выражением отвращения, как будто это было не что иное, как постановка. Словно Нарцисса пересчитала все, что ей не нравилось, и цифра получилась оскорбительной. Тем временем Гермиона проводила экскурсию в полном молчании, часто отводя взгляд, чтобы не выдать себя закатыванием глаз. Это было не просто незрело, это было отклонение. Но Гермиона должна была признать, что Нарцисса пришла на встречу с ней в самом повседневном наряде, который она когда-либо видела: волосы идеально уложены под широкополой шляпой, а вокруг головы и шеи обмотан нежно-розовый сетчатый шарф, защищающий от солнца. На ней была цветочная рубашка с длинными рукавами, удобные брюки (приличные женщины не носят джинсы, мисс Грейнджер) и удивительная пара туфель, которые были настолько чистыми, что, скорее всего, были такими же новыми, как и блестящие розовые перчатки на руках и отглаженный фартук, повязанный вокруг талии. Это означало, что она потратила время на подготовку даже будучи предупрежденной всего за один день. Они уже вернулись к началу экскурсии, когда Нарцисса сцепила пальцы и окинула всех долгим драматическим взглядом, нацепив солнцезащитные очки. - У меня есть несколько вопросов, мисс Грейнджер. Конечно, у нее есть, подумала Гермиона с многострадальным вздохом. - Итак? Кто научил вас садоводству? Мой друг по имени Невилл помог мне начать с помидоров и трав. Он показал мне основы ухода за растениями. Он абсолютный гений в обращении с магическими растениями. Нарцисса огляделась вокруг, напряженно нахмурившись. - Вы слишком щедро разбрасываетесь словом "гений". Гермиона взяла себя в руки - что было нелегко. - Полагаю, я использовала это слово правильно. Ваша критика резкая и ненужная, не говоря уже о том, что она необоснованна, поскольку вы не знаете... - Без критики невозможно совершенствование. - Нарцисса подняла палец в перчатке. - Такой умный человек, как вы, должен знать это и не обижаться на мои замечания. - Вы правы, но есть способ критиковать конструктивно, не оскорбляя моего друга. И того, кто очень помог ей обрести нормальную жизнь благодаря садоводству. Невилл заронил семена в виде слов, которые привели к тому, что Гермиона начала рассматривать целительство как альтернативу карьере. Чтобы изменить жизнь к лучшему, не нужно быть лучшим во всем, нужно просто быть неравнодушным. Нарцисса поджала губы. - Я не хотела вас обидеть, я говорила как человек, имеющий большой опыт в обычном садоводстве. Когда я вышла замуж за Люциуса, я переделала сады в Малфой-мэноре, сделав их более функциональными, так как его семья не была заинтересована в уходе за ними. - Нарцисса коснулась стебля ежевичного куста, усыпанного ягодами, которые еще не были готовы к сбору. - Ухаживать за обычным садом - совсем другое дело. Я спросила, кто учил вас садоводству, только после того, как увидела, в каком состоянии находится ваш сад. - Почему это важно? - Потому что к обычным растениям вы относитесь так же, как к магическим в вашей оранжерее, а этого просто нельзя делать. Гермиона не понимала, в чем разница и почему это имеет значение. - Мисс Грейнджер, в уходе за растениями есть три основных элемента: свет, вода и тепло. Как и люди, каждое растение отличается не только внешним видом, но и тем, какое количество каждого из основных элементов необходимо ему для выживания и какой дополнительный уход нужен для процветания. Потому что выживание и процветание, хотя они слишком часто используются как взаимозаменяемые понятия, находятся на противоположных концах спектра. - Какое отношение это имеет к магическим и обычным методам садоводства? - спросила Гермиона. - Ухаживая за обычными растениями так же, как за магическими, можно сохранить их жизнь, но они не будут процветать. Магические растения не всегда требуют определенного ухода, который обычным растениям необходим в избытке. Ваши магические растения процветают в оранжерее - в частности, моли, арка и буботуберы, - но ваши обычные растения просто выживают, особенно ваши цветы как внутри, так и снаружи оранжереи. Они выглядят вполне здоровыми, но они не будут процветать, если не получат полный набор необходимых минералов и должного ухода, как и люди. Гермиона заинтересовалась. Она опустилась на ступеньку рядом с Нарциссой, и та снова повела ее в сад. Но на этот раз с новой стороны. Нарцисса оказалась более искусной в садоводстве, чем могла предположить. Очень скоро Гермиона обнаружила, что записывает заметки для будущих справок. На более глубоком, чем клинический, уровне ее осенило, что Нарцисса в какой-то момент перестанет помнить свои собственные советы. Свои навыки. Свою семью. Свое имя. Со временем воспоминания начнут приходить и уходить, а потом и вовсе исчезнут. Ее тело будет существовать, а душа, живущая в нем, медленно угасать... Гермиона отвернулась, почувствовав прилив эмоций. Она отогнала эти чувства. Это не было беспристрастно. - Когда вы готовились к посадке, очевидно, что вы следовали указаниям из книг, так как ваша работа является образцовой. Однако в книгах не хватает некоего je ne sais quoi, которое трудно описать, но оно отличает хороший сад от отличного. Ваш... функциональный, в лучшем случае, немного скучный и без фантазии, но это... - Нарцисса замялась, проявив такт, который она почти никогда не использовала в отношении Гермионы. Обычно она проявляла тактичность только по отношению к тем, с кем ей нужно было быть тактичной. Гермиона никогда раньше не удовлетворяла ее требованиям, но, судя по ее смущенному выражению лица, может быть, и сейчас удовлетворяет. В любом случае, это не имело значения. Гермиона уже знала, что скажет Нарцисса. Скучно? Безобразно? Но она такая, какая есть. После неловкого, но почти извиняющегося молчания Нарцисса встала перед кустом гортензии у забора, отделявшего сад от пастбища. - Вы делаете обрезку с помощью магии? - Нет. - Хорошо, не стоит. - Она сделала паузу и опустилась на колени с изяществом, которому невозможно научить. Она прикоснулась к основанию растения, удаляя цветки и обломки листьев. - Ваша гортензия страдает от недостатка влаги, либо слишком мокрая, либо слишком сухая. Дождь прошел две ночи назад, а растение уже пересохло. Возможно, мусор здесь препятствует проникновению воды к корням, что объясняет пожелтение листьев. - Я подумала, что из небольшого количества мусора получится хороший компост. - Для других растений - да, но не для гортензий. То, что хорошо для одного, не подходит для всех. Вам также следует обрезать эти старые стебли, чтобы дать растению возможность дышать. - Я могу это сделать... или вы. Нарцисса подняла голову, одна светлая бровь выгнулась дугой над оправой очков, но ничего не сказала. Она достала из фартука ручные ножницы - с заклинанием, позволяющим разрезать что угодно. Закончив, она встала и осмотрела свою работу. - Полагаю, я могу с этим работать. Вместо того чтобы обратить внимание на свои слова, Гермиона нашла крошечный цветок комплимента, спрятанный в огромном саду критики. Теперь она была готова учиться. - Есть еще какие-нибудь замечания, которые вы хотели бы высказать? - Ваша обрезка ужасна, особенно на фруктовых деревьях в оранжерее. Вы делаете неправильные срезы. Вы обрезаете либо слишком много, либо недостаточно, и в нескольких случаях вы обрезали их слишком рано. Знать, когда нужно проводить обрезку, очень важно для молодых деревьев, ведь их нужно тренировать, чтобы они развили крепкую основу. Тренировать. Это слово снова не давало ей покоя, вызывая в памяти образ маленького Скорпиуса, стоящего на посту с серьезным выражением на лице. Мальчик, который никогда не улыбался, только смотрел и держал все в себе. Как его отец. Нарцисса посмотрела на ее коттедж. Охранники стояли за дверью, видимо, скучая. Для их присутствия сегодня не было никаких причин. Охрана Гермионы практически гарантировала ее безопасность. Но у них был свой приказ. - Мисс Грейнджер, мне кое-что интересно. Гермиона внутренне содрогнулась. - О? Подобные завязки разговора никогда не заканчивались без напряженными дискуссиями. Прогресс не был линейным. Он был полон поворотов, взлетов и падений, отступлений и петель, которые в конце концов привели бы их туда, где они должны были оказаться. А может, и нет. Возможно, они дойдут до того момента, когда их обоих будет устраивать баланс. Или же обсуждение разногласий станет их нормой. - У вас довольно большой дом для той, кто не замужем и живет в одиночестве. - Нарцисса бросила косой взгляд на Гермиону. - Хотя это и прекрасно, я не могу понять, собираетесь ли вы это исправить. Однако, учитывая ваши либеральные взгляды на брак и тот факт, что вы живете практически в одиночестве, я бы предположила, что нет. - Я не обязана вам отвечать, поскольку это не ваше дело, но мои взгляды на брак не свидетельствуют о том, собираюсь ли я вообще вступать в брак. Это очень недальновидно с вашей стороны, но... - Гермиона прикусила язык, но по острому взгляду, который она получила в ответ, стало ясно, что Нарцисса знает ее следующие слова. Но ты такая, какая есть. Нарцисса нахмурилась. - Предполагается, что женщина должна оставить свой дом, когда выходит замуж. Вы обосновались здесь, по крайней мере, так кажется по тем частям вашего дома, которые я видела. Не думаю, что вы сможете отказаться от него. Кроме того, будет довольно сложно перенести сюда огород такого размера. - Или мой будущий муж может жить здесь. - Это просто неприлично, мисс Грейнджер. – Смешок Нарциссы задел ее чувства. - Как он может быть главой дома, который ему не принадлежит? - Потому что мы будем партнеры по жизни, и то, что принадлежит мне, будет принадлежать и ему. В любви и уважении нет места гордости и самолюбию. - Вы говорите так сейчас, потому что не знаете... - Я всегда буду так говорить, потому что это то, во что я верю. Как у вас есть свои убеждения, так и у меня есть свои. Я не обязательно соглашаюсь с вашими, но я не отвергаю то, что вы говорите, только потому, что считаю это устаревшим и регрессивным. Вы тоже не должны отвергать мои взгляды. Пока мы продолжаем работать над компромиссом, вы должны пытаться понять меня, так же как и я пытаюсь понять вас. - Гермиона не видела ее глаз, но чувствовала, как они тяжело на нее смотрят. - Почему вы беспокоитесь о том, выйду ли я замуж? - Как я часто говорю Драко, нехорошо быть одному. - У меня есть друзья и семья. У меня есть моя работа, и мне нравится, что я работаю в индивидуальном режиме. У меня есть мой дом, эта грядка с овощами, и я очень ценю себя. Я не ищу подтверждения извне. Я довольна. - Но счастливы ли вы? Вопрос поразил ее как удар грома. – Я… - Я часто удивляюсь, как вам удается все успевать. - Нарцисса сняла солнечные очки и спрятала их в фартук. - Вы готовите для меня еду, еженедельно готовите зелья, следите за моим состоянием, ведете подробные записи о развитии моей болезни - той, на которой вы даже не специализируетесь, и изучаете ее природу. Вы часто советуетесь с другими целителями, чтобы убедиться, что обеспечиваете наилучший уход. Кроме того, у вас есть сад с курами и дом, слишком большой для одного человека. Вы по-прежнему работаете в больнице Святого Мунго, посещаете ужины с родителями, устраиваете встречи с друзьями и готовы прийти на помощь, когда кому-то что-то нужно... по словам Пэнси. Как много времени вы уделяете себе, мисс Грейнджер? Вопрос прозвучал мягко, но с ноткой неподдельного беспокойства, что соответствовало выражению ее глаз. - Я нахожу время. Мне просто нравится быть занятой. Нарцисса начала идти, и Гермиона зашагала рядом с ней, пока они не остановились между редиской и морковью. - Когда Люциус умер, я была безутешна. Когда мы переехали во Францию, мне удалось отвлечься, помогая Драко найти жену и занимаясь разными делами, чтобы не думать о нем. Интересно, может быть, вы делаете то же самое, отвлекаясь от своего... беспокойства? На кончике ее языка крутилось несколько опровержений, но все они были неудачными. - Просто подумай об этом. - Ее тон граничил с материнским. - Женитьба - это не средство от одиночества. - Она покраснела от смущения и поморщилась от того, что признала наличие у себя проблемы. Вслух. Своему пациенту. Посреди ее сада. Может быть, Нарцисса не заметила. Один взгляд сказал Гермионе, что так оно и есть. Возможно, вы правы, и это не выход. Но, возможно, найти кого-то, кто вас поймет, - это то, что нужно. Гермиона неловко потянула за конец косы. - Я... мы должны начать работать над садом. Есть еще какие-нибудь замечания? Даже критические замечания ее пациентки были лучше, чем нынешняя пустота внутри ее ребер. Нарцисса прошла вдоль ряда овощей, почти готовых к сбору урожая, а затем обернулась к Гермионе, которая клинически следила за ее походкой. - В целом ваш сад прекрасен, мисс Грейнджер. Здоровый, несмотря на ошибки, вызванные неопытностью. - Нарцисса поправила шарф. - Моя критика покажется вам суровой, поскольку, судя по всему, вы приложили немало усилий, чтобы возделать эту землю, но я не могу удержаться от того, чтобы не осмотреть ее с пристрастием, нацеленным на улучшение. Ее слова были наполнены двойным смыслом. - Тем не менее, ваш сад нуждается в правильном и грамотном уходе, если, конечно, вы готовы учиться у такого старомодного человека, как я. А Гермиона была готова. После краткого кивка, они приступили.***
Время шло, пока они работали бок о бок. Нарцисса учила ее приемам, которым научилась, возделывая сады Малфой-мэнора. Как стричь. Где срезать. Когда срезать. Она показывала Гермионе результаты своих ошибок в виде расщепленных веток и преждевременно отмирающих листьев. Они выдергивали сорняки, и Нарцисса показывала ей разницу между здоровой почвой и ее пыльным, едва живым аналогом. Это был унизительный опыт, который мог бы пройти совсем иначе, если бы тон Нарциссы был более суровым, а Гермиона - упрямой и не желающей слушать. Но все прошло хорошо. Сегодняшний день, конечно, был не последним, когда они не соглашались друг с другом, но Гермиона задавалась вопросом, не растянется ли время между каждым из них. Хотя Нарцисса хорошо относилась ко всей остальной плодоносящей растительности, цветам она уделяла особое внимание. Заботилась о них. Ей искренне нравилось их разнообразие. У нее были конкретные инструкции и идеи, какие цветы лучше посадить для дополнительного опыления. И она знала место, куда их можно посадить, - место, которое потребовало бы от Гермионы расширить ограду хотя бы на метр. Сейчас это было невозможно, но подумать было над чем. Так оно и было. Коротко кивнув, она начала. Но Нарцисса хотела закончить прополку грядок с фасолью, прежде чем прекратить работу. Гермиона заметила, как раскраснелись ее щеки, на них появился здоровый румянец удовлетворения. Несмотря на пот на лбу, она выглядела гораздо более отдохнувшей, чем после каждой из их прогулок вместе взятых. Счастливее. Все изменилось в мгновение ока. Нарцисса поднялась на ноги, но остановилась, окинув взглядом Гермиону и странно наклонив голову. - Мисс Грейнджер, вы уже говорили, что если я считаю, что со мной что-то случилось, я должна немедленно сообщить вам. Гермиона выронила блокнот и бросилась к ней, порывшись в карманах и найдя салфетку, чтобы вытереть пот со лба. Нарцисса выглядела потрясенной и растерянной. Зрительные галлюцинации были распространенным симптомом, и существовало множество способов справиться с ними, но Гермиона остановилась на тактике, которая, как она знала, сработает. - Нарцисса. Скажите мне, что вы видите. - Я всегда вижу Люциуса. По позвоночнику пробежал холодок. Утешающее присутствие. Ее голос казался далеким, а она все смотрела и смотрела на галлюцинацию, делая неосознанный шаг навстречу. - Но это не так... Люциус был здесь все это время. Весь день. Она шла рядом с Нарциссой, медленно приближаясь к своему миражу. Перед курятником, где все еще бегали куры, Гермиона обратилась к пациентке с просьбой, которую та могла только услышать. - Расскажите мне о человеке, которого вы видите. Нарцисса не стала медлить. - Мужчина с черными волосами и кожей, покрытой синяками. Он находится на другом берегу ручья, наблюдает за нами и пытается проникнуть внутрь. Но у него не получается. Он не прекращает попыток. Он выглядит болезненно. Его рука выглядит... странно. Это... была странная специфическая галлюцинация. - Что на нем надето? - Гермиона достала свою палочку и наложила несколько быстрых диагностических чар, которые не выявили ничего особенного. Это беспокоило ее еще больше. - Его одежда изорвана и грязная. Его волосы растрепаны, в них застряли листья и ветки. Он выглядит так реально. Как Люциус. Это поразительно. - Вы можете посмотреть на меня, Нарцисса? Я бы хотела увидеть ваши глаза. - Когда она повернула голову, то обнаружила, что они не остекленели, как в то утро в саду. Они были ясными. Сосредоточенными. Испуганными. - Давайте уберем вас с солнца, и я сделаю вам чашку чая. Я... - Гермиона повернула голову. - А-а... Это не было галлюцинацией, если она могла видеть и это. Ужас ворвался в тело Гермионы, впиваясь в кожу. Ее желудок опустился, и адреналин побудил ее к действию. Она побежала к мужчине, а Нарцисса на заднем плане кричала, чтобы она остановилась. Не то чтобы она раньше слушалась - этого слова не было в ее словарном запасе. По мере того как она подходила ближе, мужчина становился все более отчетливым. Нарцисса была точна в своем описании, вплоть до его грязи. Он продолжал идти на ее защиту, словно не подозревая, что в случае успеха упадет в ручей. Как будто он не знал другого выхода, как в трансе. С этой мыслью Гермиона побежала к дорожке, служившей мостом, и вышла из своих палат, полностью готовая к схватке... Но этого не произошло. Она замедлила шаг, шаг за шагом приближаясь к скелету-незнакомцу, держа палочку наготове и настороженно прислушиваясь к любым неожиданностям. То, как он то и дело натыкался на ее невидимые щиты, настораживало: они мерцали от несанкционированного контакта. Его глаза были сосредоточены, но не видели. Он был босиком, вся его кожа была покрыта гноящимися порезами, синяками и рубцами, что заставляло ее задуматься, не пришел ли он прямо сюда, откуда бы ни пришел. Как он пробрался сквозь ее защитные экраны? - Кто вы? Незнакомец медленно повернул голову, движения были скованными и неестественными, и она впервые увидела его темные, пустые глаза. Когда он открыл рот, из уголков его губ потекла кровь и слюна, испачкав грязный подбородок и порванную одежду. Гермиона едва могла разглядеть его язык, но поняла, что именно он был источником кровотечения. Он был откушен. Его челюсти напряглись, губы зашевелились, словно он пытался что-то сказать. Она сжала в кулак свою палочку. - Гермиона Грейнджер. Голос, которым он говорил, был хриплым от избытка крови в горле. - Мы видим тебя. Он кричал. - Мы видим вас всех. И он бросился на нее - как мог, учитывая его медленную походку из-за явно сломанной лодыжки. Но он был без палочки. Не предоставлял угрозы. В нем не было страха, только логика. Гермиона нацелилась ему в грудь, чтобы проклятием сковать тело. Но этого ей так и не удалось. Вместо этого из-за ее спины вылетело заклятие, пронесшееся на безопасном расстоянии от ее головы и приземлившееся на цель с достаточной силой, чтобы сбить мужчину с ног. Незнакомец упал грудой скрюченных конечностей на траву в нескольких метрах от нее. Гермиона обернулась, готовая к бою, и обнаружила за спиной одного из охранников Нарциссы. Другой охранник был на другой стороне ручья со своей пациенткой, которая с тревогой смотрела на происходящее, разминая затянутые в перчатки руки. - Что за черт? - закричала она, бросаясь к бессознательному мужчине. Прижав два пальца в перчатках к его шее, она нащупала пульс. Слабый, но ровный. Охранник не выглядел ни капли виноватым, и это заставило гнев забурлить в ее жилах. Скрипнув зубами, она втянула воздух. - Я держала все под контролем. Нельзя так оглушать явно раненого человека. Это варварство! - Он бросился на вас. Миссис Малфой приказала мне помочь вам, и я выполнил свою работу... - Ваше задание - защищать Нарциссу, которая находится в полной безопасности под моими защитными чарами. Мне не нужна ваша помощь. Возвращайтесь к своей основной работе. Охранник выглядел настороженно, его палочка по-прежнему была крепко зажата в руке, готовая снова ударить, если мужчина пошевелится. - Я слышал, что он вам сказал, мисс Грейнджер. Вы не должны... - Я ценю твою заботу, но он не представляет угрозы. Он без сознания и ранен. Я целитель. Это часть моей клятвы и долга - помогать тем, кто в этом нуждается, независимо от того, что они сделали. Так что иди. - Она смотрела на него, пока он не ушел, и следила за ним, пока он не вернулся к Нарциссе, передавая ей на ухо сообщение. Нарцисса кивнула, но не выглядела слишком довольной тем, что услышала. Отвлекшись, Гермиона отправила Патронуса Гарри. Сообщение было быстрым и точным. Пока она ждала, она привела его в чувство и применила все диагностические чары, которые только могла придумать, чтобы не навредить ему. Его магические показатели были самыми разными. Значит, он был волшебником. Неплохо. Она отметила его плачевное состояние: раны на подошвах ног, явно инфицированные язвы и ожоги по всей видимой коже. Он был слишком худ и страдал от лихорадки. Где бы его ни держали, он пробыл там очень долго, скорее всего в клетке, как животное, и некому было позаботиться о его недугах. С клинической деликатностью Гермиона осторожно повернула его голову к себе. Еще больше синяков. Вокруг обоих впалых глаз, открытых и красных от напряжения, - пятна. Прикушенный язык. Напряженные мышцы. Налитые кровью глаза. Все классические признаки злоупотребления Проклятием Круциатуса. Оглушение, конечно, не делало ситуацию лучше. Она бросила взгляд через плечо на охранника, который стоял по другую сторону от Нарциссы, продолжая ждать. Ее пациентка сложила руки и постукивала ногой. Она могла бы уйти, они уже закончили, но она осталась. Гермиона продолжила осмотр. Напряженные мышцы, ожоги от веревки на запястьях, служащие доказательством его плена. Он неловко приземлился на левую руку, поэтому она переместилась на другую сторону, чтобы подготовиться вправить ему плечо... И тут она заметила вещь. Письмо в его окаменевшей руке. С помощью палочки она не стала читать письмо, больше обращая внимание на черные кончики пальцев и медленно распространяющуюся по ним черноту, свидетельствующую о заражении, которое вскоре должно было попасть в кровь. Это зрелище навевало незабываемые воспоминания. Его рука выглядела так же, как рука Молли, когда ее отравили. Гарри появился с тихим хлопком, выглядел он так, будто дрался или бежал. Его плечи были напряжены, очки надвинуты на глаза, щеки раскраснелись, а на лбу выступили капельки пота. Должно быть, он был в середине тренировки, когда получил ее сообщение, и поспешно вышел. Его облегчение, когда он увидел, что она не ранена, было весьма заметно. Гарри сунул палочку обратно в кобуру на плече. - Ты в порядке? Прежде чем Гермиона успела ответить, на месте происшествия появился Малфой, одетый во все черное, без куртки, с кожаной палочкой наперевес. Хотя на его лице были четкие черты и стоическое безразличие, на нем были и следы физической активности: легкий румянец, никакого пота, но волосы были в легком беспорядке, как будто он несколько раз провел по ним руками. Возможно, в порыве раздражения. - Грейнджер. Должно быть, он был там, когда Гарри получил ее сообщение, а значит, они все еще преподавали вместе. Никто не лишился конечностей. Интересно. Гермиона гордилась ими. - Малфой. За одно мгновение Малфой просканировал ее с ног до головы, а затем перевел взгляд на лежащего без сознания мужчину. Она стала лучше замечать, но все равно невозможно было понять, о чем он думает: выражение его каменного лица ни о чем не говорило. - Ты ранена? - Нет, но он ранен. - Гермиона жестом указала на лежащего в траве мужчину и отошла в сторону, когда они подошли поближе. Лицо Гарри залилось кровью. - О, черт. Это Мазерс. Пропавший аврор. - Я вызову команду. - Гарри отошел к одной стороне ошеломленного волшебника, Малфой - к другой, а Гермиона встала у его ног. - Команда С, - предложил Малфой, не отрывая внимания от бессознательного мужчины. - Им нужно попрактиковаться в ведении осмотра территории. Нам нужно как следует прочесать местность. Три километра во всех направлениях. Гарри согласился без споров. - Нам также нужно связаться с его семьей. - Позже. - Малфой присел рядом с неподвижным Мазерсом, положив руки на колени. - Когда он будет стабилен. - Хорошо. Гарри провел тяжелой рукой по волосам. Гермиона знала, что он был напряжен, даже когда он отошел. Гарри воспринимал все тяжелее, чем следовало, потому что ценил всех, вплоть до Делорис. Однако он был непревзойденным профессионалом, настоящим лидером и знал, что делать. Быстро отбросив свои чувства, Гарри поднял палочку в воздух и вызвал серебристого оленя. Пора было приступать к работе. Опустившись на одно колено в траву, Малфой плавным движением убрал палочку обратно в кобуру. Он не был так поражен, как Гарри, - по крайней мере, не так заметно. Его реакция была гораздо более скрытной, и поэтому ее было сложнее выявить. Первую подсказку о его внутреннем состоянии дал тот простой факт, что Малфой, казалось, не был удивлен жестокостью. Гермиона не заметила в его клиническом выражении лица ничего, кроме безразличия. - Ты его знаешь? - Не так, как Поттер. Гермиона поняла, что он имел в виду. Быть аврором, а теперь и главой Аврората - это была карьера Гарри, и он знал, что будет заниматься ею долгое время. Он всегда ставил перед собой задачу узнать каждого человека, который работал на него. Семьи, дни рождения, увлечения. Это задание и сотрудничество с оперативной группой было именно таким: заданием. Речь шла о людях, которые вместе с ним переходили с задания на задание. Они были важны. Малфой, насколько она могла судить, был другим. Люди, которые работали под его началом, были просто людьми. Он не пытался узнать их получше и не стремился завоевать их уважение. Все по делу. Это был линейный образ мышления, который не всегда срабатывал. Его отстраненность, в дополнение к тому, что он был Драко Малфоем, вероятно, была причиной того, что все подчинялись Гарри. И почему его это, похоже, не волновало. - Я прослежу, чтобы его доставили в больницу Святого Мунго. Когда он очнется, его, скорее всего, нужно будет допросить. Малфой осмотрел раны мужчины. - Похоже, это работа Кэрроу. Они особенно усердствуют с Круциатусом. Они также считают, что отпустить пленников в лес без палочки, чтобы за ними охотились, как за добычей, - вполне приемлемая форма развлечения. У нее хватило ума подумать, прежде чем спрашивать, откуда он узнал о таком варварском поступке. Малфой выглядел задумчивым. - Он что-нибудь сказал тебе? - Мое имя. - Это его ничуть не обеспокоило, и она рассказала ему остальное. - Мы видим вас. Мы видим вас всех. Она заметила, как он передернулся, как напряглись его плечи, когда он поднял глаза на нее. На секунду Гермиона увидела в них беспокойство. - Что-нибудь еще? Что-нибудь... более конкретное? - Нет. Гарри присоединился к ним, его челюсть сжалась в плотную линию. - Они скоро будут здесь. С ним все будет в порядке? - Несмотря на мрачное выражение лица, в его глазах была надежда. - Скорее всего, он закончит как родители Долгопупса, - сказал Малфой. - Допрашивать его или даже восстанавливать его воспоминания будет бесполезно. - Были достигнуты значительные успехи в обращении вспять долгосрочных последствий проклятия. Они не узнают, насколько он плох, пока он не придет в сознание. - И сколько времени это займет? - спросил Гарри. - Понятия не имею. - Гермиона левитировала письмо своей палочкой. - Это было в его руке. Оно отравлено, и хотя я не читала его по понятным причинам, оно выглядит так же, как и все остальные. Его рука похожа на руку Молли. Должно быть, это один и тот же яд. - Малфой не скрывал своего замешательства; его взгляд метался туда-сюда, пока он пытался сложить кусочки головоломки. Гарри вздохнул, а Гермиона попыталась заполнить пробелы. - Это медленно действующий яд, который смертелен, если его не лечить в течение... - Я с ним знаком. Верно. Сакс. Но в этих четырех словах было столько напряжения и законченности, что Гермиона оставила их без внимания. - У тебя все еще есть противоядие? - Гарри посмотрел на нее. - У меня есть один пузырек, но я могу сделать больше. Я бы достала его, но не хотела оставлять его одного. - Чтобы ничего не случилось. Или он пришел в себя. Или еще хуже - исчез. - Ты его оглушила? - нахмурившись, спросил Малфой. - Нет, это сделала охрана твоей матери, когда он попытался напасть на меня, прежде чем я успел наложить на него Узы Тела. Скорее всего, он был проклят, Империусом, если мне нужно было угадать, и отправлен сюда, чтобы передать послание, так что я не могу обвинять его действия. Он и близко не был к тому, чтобы причинить мне вред. В один миг осознание пронеслось по лицу Малфоя, как быстро пронесшаяся гроза. - Охрана моей матери? Почему она здесь? - Он обернулся, чтобы посмотреть на нее. - Где... - Вон там. Озадаченный волшебник заметил свою мать на другом берегу ручья с обоими охранниками. Гарри отстранился, когда члены оперативной группы начали прибывать с громкими и тихими хлопками. - Твоя мать пришла сюда, чтобы поработать в моем саду вместо того, чтобы гулять. Она в безопасности под моими охранными чарами, если тебя это беспокоит. Именно она заметила Мазерса, когда мы заканчивали работу. - Здесь ты живешь? - Малфой поднялся на ноги, серые глаза внимательно изучали окрестности дома. Казалось, он воспринимал все: и кур, гоняющихся друг за другом, и кусочки сада, которые были видны с их точки обзора, и белые кирпичи, из которых был построен дом. - Отдаленное местечко. - Малфой протянул руку, обводя края активных защит той же рукой, на которой было его кольцо с печаткой. Близко, но не касаясь. - Да, и он надежно защищен. Малфой провел пальцами по невидимому барьеру, все еще оставаясь на расстоянии волоска. - Я не вижу чары. - Но ты же видишь свою мать, верно? - Да. - Это потому, что у тебя такой же доступ в мой дом, как и у твоей матери. Если бы у тебя его не было, ты бы ничего не смог увидеть. В ответ Малфой лишь изогнул бровь. Гермиона оглянулась на Гарри, который с авторитетным терпением давал указания одному из членов оперативной группы, который, казалось, не понимал, где они находятся. Гарри упомянул ее дом, и каждый из них огляделся вокруг, но ничего не увидел. Истина ее слов, казалось, осенила его в один момент. - Но... - Ты сын моей пациентки, поэтому было разумно впустить тебя. Его голос был низким, контролируемым. - Конечно. По непонятным причинам Гермиона шагнула к нему, оставаясь на расстоянии вытянутой руки. - Я не позволю кому-либо причинить вред твоей матери, пока она находится под моим присмотром. Ты ведь знаешь это, правда? Тишина, воцарившаяся между ними, длилась до тех пор, пока не послышался звук первого отряда, отправившегося осматривать окрестности. Гермиона повернулась, собираясь аппарировать в свой дом, чтобы забрать все необходимое, но заколебалась. - Я знаю. Гермиона стряхнула с себя прикосновение тревоги, прежде чем исчезнуть, приземлившись прямо перед кабинетом пивоварения. Там она собрала все необходимое и вызвала Тео, чтобы тот прислал кого-нибудь к ней домой для транспортировки нового пациента. К тому времени, как она вернулась на улицу, остальные члены группы отправились исследовать окрестности. Нарцисса трансфигурировала что-то в кресло и снова надела солнечные очки, со скучающим интересом наблюдая за происходящим за пределами территории. Ее охранники стояли рядом с ней наготове. - У меня встреча с командой по планированию вечера в честь окончания сезона, который я устраиваю. - Я и не ожидала, что вы останетесь, - честно ответила Гермиона. Нарцисса скрестила ноги и сцепила пальцы. Она не двигалась. - Я подумала, что могу быть полезной. Я первая увидела его, и это было задолго до того, как мы закончили садоводство. Однако он просто стоял и смотрел. Я решила, что это галлюцинация. - Что касается ваших галлюцинаций... - Я не хочу говорить о них сейчас, мисс Грейнджер. - Она подняла руку, чтобы коснуться кольца, висящего на цепочке на шее. - У меня было довольно трудное утро. - Это понятно, - Гермиона отпустила тему - Мы обсудим это позже. Ведьма опустила очки и бегло осмотрела ее. - Вижу, вы не ранены. Хорошо. Я слышала, что присутствие моего охранника вас разозлило. Он просто действовал по моему приказу, чтобы защитить вас. Я была... - Она опустила глаза и поправила очки, повернув голову назад к сыну и Гарри - не кричали или ругались, а просто разговаривали через ручей. Тот кивнул, и когда на место происшествия вернулся один из членов оперативной группы, он направился поговорить с ними. Малфой остался наедине со все еще не пришедшим в сознание Мазерсом. Когда он опустился на колени рядом с мужчиной и достал свою палочку, Гермиона извинилась, сказав несколько слов. После небольшого рывка она появилась на берегу ручья рядом со все еще бессознательным мужчиной. Вместе с Малфоем. Она сразу же заметила, что кровь вокруг его рта и подбородка была очищена. Его глаза были закрыты, а грудь равномерно вздымалась и опускалась при каждом вдохе. Похоже, он спал. Он скоро проснется, и его, вероятно, придется успокаивать. И тут она кое-что поняла. - Ты что-нибудь сделал с... - Я не владею навыками целительства, Грейнджер. - Малфой поднялся со своего места, убирая палочку в карман. - Поттер очистил кровь. - Хорошо. - У Гермионы не было доказательств, но она каким-то образом знала, что он врет. Внутри нее разгоралось любопытство, которое больше нельзя было игнорировать. В том, что он сделал для Мазерса, не было ничего особенного, кроме намека на человечность, скрытую в маленьком акте доброты от человека, который делал все возможное, чтобы создать имидж, который только увековечивал то, что люди уже думали о нем. Циничный. Апатичный. Дотошный. Отстраненный. Требовательный. Точный. Гермиона вспомнила фотографию с малышом Скорпиусом из его кабинета, то, как Малфой никогда не отгораживался от сына, как прижимался к нему, когда тот мечтал о матери, и до последней минуты ждал, когда тот придет на кухню... Может быть... не совсем точный? Она никак не могла понять, в чем же состоит двойственность Малфоя. Таинственность, которой он окутывал себя, должна была быть намеренной. Он предпочитал быть загадкой, и у нее было несколько догадок, почему. Единственным решением уравнения Драко Малфоя было то, что его поведение обеспечивало ему подлинное уединение, а также контроль. Все - и друзья, и враги, и незнакомцы - считали, что знают Малфоя достаточно хорошо, чтобы предсказать, что он скажет или сделает в той или иной ситуации. Ему оставляли возможность либо доказать, что он прав, либо нет. Выбор всегда оставался за ним. У него не было возможности сделать его самостоятельно. Как и его сыну. Это заставляло задуматься о том, кем он был на самом деле. Этот вопрос постоянно возникал в ее голове, когда он делал что-то неожиданное. Или даже что-то ожидаемое. - Я позвонила Тео, он пришлет... Появилась Сьюзен, за ней следовали две волшебницы, которых Гермиона знала только в лицо. Малфой отошел от Мазерс, оставив ее наедине с собой. В мгновение ока она объяснила ситуацию, подробно описала диагностические чары и передала им зелья. Гермиона оставила их настраивать транспорт. Закончив с дежурством, она подошла к Гарри и Малфою, которые, казалось, что-то обсуждали. Когда она подошла ближе, они оба выглядели так, будто ждали, когда она присоединится. - Что? - осторожно спросила Гермиона. - Воспоминания Нарциссы о том, чему она была свидетелем... - Ах, да. Она сказала мне, что заметила его до того, как что-то сказала. - Мне было интересно, как долго Мазерс там находился. Видела ли она его в какой-то момент краем глаза. Можно ли извлечь из ее памяти информацию? - Гарри бросил неловкий взгляд на Малфоя, который оставался непостижимым. - Я спрашиваю только потому, что у нее.. - Деменция, Поттер, - огрызнулся Малфой так неожиданно, что Гермиона вздрогнула. Гарри оскалился, стиснув челюсти. - Я пытался быть деликатным... - Когда тебе не нужно быть таким. Не рядом со мной. Я прекрасно знаю о болезни своей матери, а Грейнджер - ее целитель. Ей не нужна твоя жалость. - Он выплюнул последнее слово, словно это был яд. - Я не жалею ее, я... - Ты можешь извлечь воспоминания, Гарри. Это не должно быть проблемой. И это было не так. Только вот Нарцисса, когда ее спросили, несколько неловких секунд смотрела на них по отдельности, прежде чем нахмуриться. – Воспоминания о чем именно? Если Гермиона и заметила, как осунулось лицо ее сына, то благоразумно оставила это при себе.***
По дороге домой с Кингс-Кросс после первого курса Гермиона рассказывала бесконечные истории о том, как она училась в Хогвартсе. Естественно, она не стала рассказывать о злополучных ночных посиделках в Запретном лесу, о двуликом Квиррелле и умалчивала любую частицу истории, в которой она чуть не умерла. Если бы она все рассказала родителям, они бы никогда не позволили ей вернуться в свой настоящий дом. Когда Гермиона рассказала о Сортировочной шляпе, о возможности выбора, родители попросили ее отсортировать их. Просто так. Для отца ее ответ был автоматическим. Он был квинтэссенцией Пуффендуя и обладал всеми его качествами: верностью, справедливостью, беспристрастностью, терпением и скромностью. С матерью было сложнее, но в конце концов она остановилась на Гриффиндоре. Гермиона чувствовала, что больше всего похожа на нее: смелая, отважная, умная и храбрая. Гипотетическая ошибка Шляпы оставалась незамеченной более двадцати лет, пока не обнаружилась на импровизированном ужине. Все складывалось как обычный вечер, на который Гермиона пришла с большими надеждами после того, как провела весь день после инцидента с незваным гостем, изучая документы Нарциссы. Чарльз Смит переслал ей по совам результаты анализов, но их было трудно понять, поскольку Гермиона не была врачом. Однако в больнице Святого Мунго работали несколько врачей-сквибов, к которым она могла обратиться за помощью в интерпретации данных. Остаток дня она провела, записываясь на прием. Уставшая от долгого дня, Гермиона почти рухнула в кресло, в котором всегда сидела, и провела большую часть часа за чтением, наблюдая за тем, как отец рисует под джазовую музыку. А потом что-то случилось. Сдвиг. Отец Гермионы отошел от своего холста, и ее взгляд упал на его последнюю работу. Рассвет. Момент восхода солнца. Начало нового дня. Начало. Гермиона не была художником, ей не хватало мастерства или желания, но она знала достаточно, чтобы понять, насколько эта работа отличается от его абстрактных работ, насколько далеко он продвинулся как художник за время занятий. Детали, от направления восхода солнца до пары звезд на противоположном конце холста, были продуманными и вызывающими. Это было прекрасно. Ее отец постучал испачканными краской пальцами по подбородку. - Мы работаем над разными стилями в моем художественном классе. Что ты думаешь? - Выглядит здорово, папа. - В ее голосе было столько эмоций, что это привлекло внимание отца. - Ты в порядке? Прошли годы с тех пор, как он спрашивал ее мнение о своей работе. - Да, да. - Хорошо, - Его довольная улыбка вызвала ее собственную. Он выглядел таким гордым, на его щеке остались следы от пальцев. Ее отец закрыл глаза, позволяя музыке унести его в прошлое. - Диззи сегодня звучит неплохо, правда? Гермионе не нравилась музыка, но она была поклонницей своего отца. - Правда. Его улыбка стала еще шире. Это чувство надежды и оптимизма сохранялось до тех пор, пока мама не позвала их вниз ужинать. Оно умерло пламенной смертью, когда она заметила Рона за столом. Отец остановился, явно озадаченный, но приветствовал его дружелюбно. - Рад снова видеть тебя, Рон. - И я вас тоже, мистер Грейнджер. Когда Гермиона растерянно оглядывалась по сторонам, ее осенили две вещи: Во-первых, приглашение ее матери было ловушкой. Во-вторых, она на самом деле была Слизеринкой. Хитрая. Находчивая. Амбициозная. Волевая. - Рон зашел поздороваться. - Ее мать сверкнула теплой, драматической улыбкой, жестом указывая на их гостя. - И поскольку он пришел как раз во время ужина, я пригласила его остаться. Надеюсь, ты не против. Закатив глаза, ее отец занял место рядом с женой и похвалил блюдо - запеченного ягненка, картофель и салат, как делал это каждый день. Гермиона уже знала, что мясо будет безвкусным и пережаренным. Она уставилась на Рона. Не то чтобы он был ужасным лжецом - он умел врать лучше всех. Но Гермиона знала его. Легкий румянец и суетливость ни о чем не свидетельствовали, но то, что он незаметно отшатнулся от слов ее матери, было решающим фактом. Это были все доказательства, необходимые для того, чтобы определить, что его присутствие было запланировано. Ожидалось. Предвкушалось. Гермиона почувствовала, что вспыхнула, но постаралась подавить этот порыв, прежде чем он успел разгореться. Она улыбнулась. Улыбка была вынужденной и искаженной, с едва скрываемым презрением. - О, как... - Она выдохнула следующее слово. - Мило. Рон знал ее так же хорошо. Его глаза расширились, когда он потянулся за своим стаканом воды. - Да, не так ли? Присаживайся. Рон. - В ответ на это голова рыжеволосого мужчины дернулась вверх. - Будь любезен, возьми кресло Гермионы. Ее отец сидел и смотрел шоу, а Рон сокрушался, зная, что лучше не выполнять просьбу матери. Особенно если он хотел снова увидеть канареек. - Э-э... - Голубые глаза продолжали бегать, пока Рон пытался найти себе спасение. Гермиона наблюдала за ним с тем же интересом, с каким Ал наблюдал бы за червяком, извивающимся в грязи после бури. - Я вполне могу сама сесть на свой стул, спасибо. - Она села на последнее свободное место. Рон слабо улыбнулся ей, и она бросила на него резкий взгляд. Он шумно сглотнул. - Это хорошие манеры, Гермиона. Ты не должна отказываться от мужской учтивости. Она была готова разразиться вековой тирадой, но вспомнила о цели, которую хотела достичь сегодня вечером. Гермиона досчитала до десяти, затем до двадцати, после чего натянула улыбку. - Что на ужин? - Я приготовила жареного ягненка, как ты любишь. Сегодняшнее блюдо было более изысканным, чем за последние годы. - Рон выглядит сегодня просто чудесно - Ее мама взмахнула бровями. Не существовало волшебного числа, до которого она могла бы досчитать, чтобы не сорваться. Отец Гермионы вздохнул с нехарактерным для него нетерпением. - Может, наконец поедим? - Да, дорогой, можем начинать. Ужин начался. По крайней мере, для них троих. Что касается Гермионы, то она хотела сказать миллион вещей, и не все из них были приятными и соответствовали ее идеальному характеру. Пытаясь подавить себя, она только усугубляла ситуацию. Теперь все запуталось в узлах, которые невозможно было распутать, не нарушив достигнутого прогресса. Не обращая внимания на разговор с отцом, Гермиона решила, что нестандартное приглашение действительно означало что-то от ее матери. Знак перемен. Это давало ей надежду на то, что она находится на пути к искуплению своих прошлых ошибок в отношениях с ними. Но сегодняшний ужин был лишь уловкой матери, чтобы поиграть в сватовство. И это обжигало. Гермиона резко встала. - Мама, можно тебя на пару слов? - После ужина, дор... - Сейчас. Пожалуйста. - Она направилась в гостиную, подальше от посторонних ушей. Когда в дверях появилась ее мама, она не выглядела веселой. Итак, они остались вдвоем. - Гермиона. - Ее мама полностью вошла в комнату и сложила руки на груди. - Я уже знаю, о чем ты думаешь. Может, ты этого и не видишь, но сегодня я делаю тебе одолжение. - Я не понимаю, каким образом вопиющее игнорирование всего, что я сказала, делает мне одолжение, так что, пожалуйста, объясни мне это. Не отступая, Гермиона приняла брошенную ей перчатку. - Тебе почти тридцать два и ты не замужем. В этом нет ничего страшного, кроме того, что ты уже много лет одна. Ты даже не пытаешься. Если бы ты этого хотела, я бы не возражала, но это не так. Есть человек, который прошел через все это вместе с тобой, через то, что мы с твоим отцом не можем постичь. Он явно любит тебя, но ты ему не позволяешь. - Мы с Роном уже проходили этот путь. Ничего не вышло. Мы не совместимы. - Кто сказал, что теперь это не сработает? Разговаривать с матерью было все равно что пытаться обучить арифмантике трехлетнего ребенка, который не умеет читать. - Ты тратишь свое время, не говоря уже о его и моем. Ты слушала хоть что-нибудь из того, что я... - Чего ты хочешь, Гермиона? Ты хоть сама знаешь? - Мама провела рукой по волосам - так она часто делала, когда была близка к пику своего раздражения. Это было одно из многих их сходств. - Ты застряла в одном и том же месте на долгие годы. С тех пор как ты пережила тот нервный срыв, ты не двигалась с места, занимаясь своими пациентами, садом и отговорками. Гермиона вздрогнула. - Спасибо за поддержку. - Я не говорю, что не поддерживаю тебя. Я говорю, что беспокоюсь за тебя. - Потому что мне почти тридцать два и я не замужем? - Гермиона насмешливо хмыкнула. - Мне не нужен партнер, чтобы быть полноценной, мама. Я счастлива сама по себе. - Правда? - Она сделала обеспокоенный шаг к ней. - Если бы ты была по-настоящему счастлива, вряд ли бы я так беспокоилась. Ты дрейфуешь и уже так давно, что потерялась. Я не понимаю, почему ты так настроена против мужчины, который хочет сделать тебя счастливой. - Потому что он не может, мама! Он не может! - Рон пытается дать этим отношениям еще один шанс. Как он может, если ты замкнулась в себе и не хочешь даже думать о том, что все может получиться? - Я устала спорить о том, чего не хочу. - Что возвращает меня к предыдущему вопросу: чего ты хочешь? Ты хоть знаешь? Ты явно чего-то ждете, но активно не ищешь. Ты сдалась, милая, и меня, как твою мать, это беспокоит. И... возможно, мне не стоило приглашать Рона на ужин... - Возможно? - Гермиона ненавидела пронзительность своего голоса. Ненавидела то, что она была на грани слез. - Я уже сказала ему, что не заинтересована в нем, а ты заставляешь его думать, что он может убедить меня, хотя это не так. Ее мать вздохнула. - Я не хочу, чтобы ты была одна. Ты проснешься через десять лет и пожалеешь, что была слишком упряма, чтобы остепениться с кем-то, кто желает тебя. Это суровый урок, но ты не можешь получить все, что хочешь. Иногда нужно найти кого-то и держаться за него. Понимание заставило ее отшатнуться. Неважно, что это был Рон, ее мать хотела, чтобы она была с кем-то. С кем угодно. Это было эгоистично. И для нее, и для Рона. Он заслуживал большего, чем быть ее «кем-то». - Однажды ты поймешь. Гермиона покачала головой. Она была готова пойти на компромисс по многим вопросам, но не по этому. Не сейчас. Больше нет. - Как моя мать, ты должна была поощрять меня в стремлении к чему-то большему, чем просто стремление быть с любым мужчиной. Ты должна была посоветовать мне, чтобы я нашла кого-то, кто поймет и примет меня полностью, все недостатки и все остальное. Того, с кем я смогу делать то же самое. Ты должна была сказать мне, что я этого стою и заслуживаю большего, чем соглашаться на то, что, как я знаю до мозга костей, не подходит. Сказать, что нужно подождать. Ее мать была на расстоянии вытянутой руки. Как обычно. Хотя она старалась, и иногда ей это удавалось, она не была теплой и утешающей родительницей, слишком прагматичной и закостенелой. - Твой отец был не в моем вкусе, но я все равно влюбилась в него. Не так уж и сложно быть с кем-то, кто не соответствует твоим фантазиям. - Но это так, когда ты не любишь человека, и когда знаешь, что и он тебя не любит. - Конечно любит. Гермиона вздохнула. - Рону нравится его представление обо мне, но не я. - Это несправедливо, Гермиона. - Нет, послушай, - Она подняла руку. - Я ворчу. Я самоуверенная и властная. Наконец-то я смирилась с тем, что не всегда права, но меня все равно чертовски раздражает, когда я не права. Я высокомерна и аналитична. Я бросаю вызов. Я раздражительна. У меня есть собственный этический кодекс, в котором я не одобряю нарушение одного свода правил, но не другого. Это не имеет смысла, но иногда я не могу. Я не люблю экспериментировать без уверенности в успехе, потому что боюсь... - Ты больше, чем все эти отрицательные стороны, любимая. - Я знаю это, но это те части меня, которые Рону не нравятся, на которые он жалуется и которые хочет изменить. И хотя я способна к самокоррекции, чаще всего я не хочу этого делать, потому что без этих недостатков, без тех частей меня, которые он считает отвратительными, я не буду верна себе. Если я вернусь к нему, мы поссоримся, и, чтобы сохранить длительный мир, я буду подавлять себя. Я буду угождать ему. Я не могу этого сделать. И не буду. Я лучше буду одна, чем буду постоянно чувствовать, что должна быть кем-то другим. - Ты думаешь, я не иду на компромисс с твоим отцом? Там... - Разница в том, что вы двое любите друг друга, - Гермиона не могла сдержать нахлынувших эмоций. - Рон любит ту версию, которой он меня представляет, без тех недостатков, которые он так ненавидит, но это не работает, потому что я больше не та, кем он меня считает, и не та, кем я была когда-то. Я - это я. Ее мать вздохнула, как ей показалось, в миллионный раз. – Но я хочу для тебя только самого лучшего. - Ты не знаешь, что это такое. Гермиона отвернулась. - Ужин остывает. Мы не должны заставлять всех ждать. После жеста, указывающего направление, и короткого переглядывания, которое закончилось без каких-либо решений или дальнейших разногласий, она последовала за матерью к выходу. За столом было тихо, как никогда; отец уже наполовину закончил. Рон так и не дождался ни одного кусочка. Когда мать села за стол и принялась за еду, он посмотрел на Гермиону и одарил ее несколькими взглядами - так он выражал свою обеспокоенность. Она кивнула в ответ и принялась за баранину. - Ужин выглядит великолепно. - Спасибо. - Ответ матери был сухим и четким, совсем не похожим на ее прежнюю жизнерадостность. Гермиона почувствовала себя виноватой в смене настроения, но больше ее расстроил тот факт, что после этого разговора ей, скорее всего, придется помириться с мамой. В итоге ужин прошел в тишине и напряжении, которое было настолько сильным, что отягощало каждое их взаимодействие. Никто не мог усидеть на месте. Пальцы барабанили по столешнице. Туфли стучали по кафельному полу. Вилки скреблись о тарелки. Рон болтал на бессмысленные темы, а ее отец, не отвечая, украдкой поглядывал на мать, которая ела с совершенно безучастным выражением лица. Она отвечала на пустую болтовню Рона ласковыми взглядами, даже если речь шла о чем-то волшебном, в чем она ничего не понимала. Все попытки втянуть Гермиону в разговор заканчивались тем, что мать снова замолкала, и через несколько раз она сводилась к интонациям, чтобы согласиться или не согласиться, зная при этом одно: Такое поведение матери продержится до конца трапезы. Так и случилось. Даже десерт - апельсиново-медовый торт с фисташками. Она бы спросила рецепт, но ее мама резко ушла отвечать на призрачный телефонный звонок, успев угостить и отца, и Рона. Пожав плечами, Гермиона отложила кусочек себе, пока отец наблюдал за ней. Рон был не так тактичен, но он хотя бы не стал говорить об ужине, пока они не ушли от родителей и не расположились на траве у ручья возле ее дома. - Что случилось с твоей мамой? Она совершенно изменилась после вашего разговора. - Мы говорили о том, что она вмешивается в то, чего не понимает. - Гермиона не видела смысла лгать. - Точнее, о тебе. - Обо мне? - Если она снова пригласит тебя на ужин - а я знаю, что она пригласила тебя в этот раз, - Он поморщился. - Просто... сделай нам обоим одолжение и откажись. - Она прислушалась к медленному движению воды и раскатам грома, доносившимся с юга. - Я не хочу, чтобы она продолжала внушать тебе, что ты можешь заставить меня передумать, хотя я знаю, что ты не можешь. - Заставить передумать? - Ты не дурак, Рон. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Есть только одна причина, по которой ты принял бы приглашение на ужин от моей матери, не предупредив меня. И у тебя было много возможностей об этом сообщить. В самом деле, только вчера вечером он зашел к Гермионе, которая, вооружившись зельями и чаем в качестве подарков, направлялась к Дафне и Дину, чтобы навестить их в преддверии рождения ребенка. Рон пошел с ней и задержался, пока она не закончила осматривать детскую и болтать, после чего проводил ее до дома, где они посмотрели фильм по телевизору. У них было достаточно времени, чтобы упомянуть об ужине с ее родителями. Рон вздохнул. Его глупая уловка с полной невинностью закончилась. - Я пытаюсь, Гермиона. - Он бросил камень в сторону ручья и нахмурился, когда промахнулся. - Как я и обещал тебе. Сегодняшний вечер... прошел не очень хорошо. - Это мягко сказано. - Что ты хочешь, чтобы я сделал, Гермиона? Я... - Я хочу, чтобы ты послушал меня, а не только то делал то, чего хочешь сам. Я не просила тебя пытаться. Совсем наоборот. Я просила тебя оставить наши отношения в прошлом. Он смотрел на нее тяжелым взглядом, но она не вздрогнула. И не моргнула, пока он не отвел взгляд. Рон закатил глаза, его волосы мягко развевались на вечернем ветерке. - Почему ты так против меня? Когда-то мы любили друг друга. Рон не ошибался. Они любили друг друга через войну и траур, восстановление и исцеление. Через тысячи ссор, смех и тишину между ними. Гермиона вспоминала об их совместной жизни, как о первой любви - когда все было впервые, и она не понимала, что это за слово и каково его истинное значение; когда она даже не знала и не любила себя. Первые пару лет Гермиона думала, что любовь будет не сложнее, чем война, которую они только что прошли, и боль от понесенных потерь. Она думала, что любовь - это ответ на все ее вопросы. Она верила, что любовь заключается в том, чтобы быть нужной и самоотверженно ставить его счастье выше своего собственного; страдать во имя любви, только ради какой-то версии жизни, в которой она даже не была уверена, что хочет. Это было красиво, поэтично, но нереально. Гермиона взрослела, как и все люди. Она менялась, это было неизбежно при той жизни, которую она вела после войны. Это было не совсем здоровым и мудрым, но в то время она была сосредоточена на той важной роли, которую она играла в Министерстве как их защитник. Она не понимала, что на самом деле была их домашним животным, бегала в их хомячьем колесе, изматывала себя, но ни к чему не стремилась. Сначала она развивалась не в нужном направлении, но, по крайней мере, росла. Но ее любовь к Рону? Она не увеличилась. Она осталась прежней. Она стала комфортной. Застойной. Как и он. Более того, все усугублялось тем, что ему это было неинтересно. Ему казалось, что у них и так все хорошо, несмотря на ссоры и стычки, пока он боролся за свое место в ее приоритетах. По мере того как она поднималась по карьерной лестнице на работе, Рон все крепче цеплялся за ту Гермиону, которой она была раньше. Девочка из Хогвартса. Девушка в палатке. Девушка, которая в месяцы (и годы) после войны ставила его потребности выше из-за потери Фреда. Девушка, с которой ему было комфортно только благодаря знакомству и близости. Девушка, которой она больше не могла быть, не только потому, что уже слишком много работала, и не могла уделить ему то внимание, которого он жаждал, но и потому, что Гермиона хотела большего. После гибели их отношений Гермиона думала, что это связано с карьерой, но это было не так. Не совсем. Она поняла это благодаря ретроспективному взгляду на ущерб, нанесенный ею самой себе, и последствиям своей неосторожности. В последующие месяцы после своего ухода, она стала больше заниматься самоанализом. Потребовалась терапия, покупка дома и разведение сада - потребовалось стать Целителем, чтобы Гермиона исцелилась сама. Не от того, что произошло, а от всех тех травм, которые она слишком отвлекалась, помогая всем остальным преодолеть их, чтобы справиться с ними самостоятельно. Потребовалась полная перестройка, чтобы лучше осознать свою личность и восстановить связь с тем, кем она была до войны и после, теперь уже с полным пониманием того, как одно превратилось в другое. Она еще не определила, что это за большее, но знала, чем оно не является. И для нее это большее не предполагало возвращения назад. Только движение вперед. - Нечего сказать? Гермиона фыркнула. - Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой. - Знаю. Рон говорил так искренне. - Я уже устала говорить об этом. - Я думаю, что ты упряма и неразумна. - В голосе Рона зазвучали нотки раздражения и горечи, давая волю чувствам, которые он подавлял на протяжении всего их короткого разговора. - Ты так и не сдвинулась с мертвой точки, ты так и не... - Это неверно. Мне не нужно быть с кем-то другим, чтобы доказать тебе, что я продолжила свою жизнь. Я устала от необходимости объясняться. Я устала от того, что ты думаешь, будто я должна... - Я не говорю тебе, что ты должна что-то делать. Я говорю, что я здесь и хочу попробовать, сможем ли мы вернуться к тому, что было раньше. Я хочу... - Неужели я так мало для тебя значу? - Ее голос был меньше, чем предполагалось, но он был полон всего, что она чувствовала. - Ты очень много значишь для меня, Гермиона. Конечно, значишь! Именно поэтому я продолжаю пытаться, даже если ты не даешь мне шанса. Это все, чего я хочу. Один шанс. - Один шанс на что? Ты так много хочешь от меня, Рон, но то, что я хочу, не имеет значения. Это не любовь. Это не то, что она значит, и не то, как она должна ощущаться. - Герм... - Речь идет о взаимном уважении и принятии, не заставляя человека чувствовать себя ниже, чем он, не заставляя его чувствовать, что его желания рождаются из упрямства. Это намного больше, чем просто любовь. - Гермиона, я знаю, что такое любовь, и я знаю, что она у нас была. Мы обязаны это сделать для себя, наших друзей и наших семей... - Я ничего не должна ни тебе, ни кому бы то ни было, - Слова вырвались сами собой, прежде чем она успела умерить свое пламя. - Я должна только себе - всегда быть лучшей версией себя в любой момент своей жизни. Я обязана быть счастливой. Рон поднял глаза на нее. - Я не всегда счастлива, Рон. Мне неспокойно, и я еще не поняла, чего именно я хочу и что ищу. Но я хочу это понять. - Ей было трудно произнести это признание вслух, но еще труднее было признаться в этом самой себе. Сырые эмоции бурлили в ней, с каждой секундой становясь все более необузданными. Слезы катились по щекам, но она не скрывала их. Ни от него, ни от себя. - Я хочу разобраться во всем. Я не хочу останавливаться на достигнутом, и ты тоже не должен. Ты должен хотеть большего. Ты заслуживаешь большего, чем тот, кто не хочет того же, что и ты. Рон смотрел в сторону, поджав губы, а Гермиона все дальше открывала дверь в ту часть себя, которую держала в тайне. Секреты. Заглушала во время их отношений и в последующие годы. - Я... я хочу, чтобы меня видели. Я хочу близости. Я хочу связи. Я хочу, чтобы меня вывернул наизнанку тот, кто знает меня так же хорошо, как я знаю себя. Мне нужен кто-то, кто любит меня такой, какая я есть, а ты не любишь. Я не могу продолжать изгибаться, деформироваться и растягивать себя, чтобы сохранить мир и сделать тебя счастливым. Я сорвусь. Снова. Воспоминания не давали ему покоя. - Гермиона. - Я люблю себя. Я знаю себе цену. Может быть, я найду то, что ищу, а может, и нет, но я буду ждать до конца жизни, прежде чем соглашусь на что-то меньшее, чем то, чего я заслуживаю. А я заслуживаю того, чтобы меня любили правильно... или не любили вовсе.Если твоя душа не пылает к этому, то и не стоит ее попросту сжигать К. Черчилль