Сопротивление бесполезно

      Люди может и не чужие, а светить перед Митькой серой, опухшей рожей сильно не хотелось. Андрей еще раз сгонял в ванную, хорошенько проветрил гостиную, где в воздухе все еще стоял душный запашок перегара, пошатался бесцельно по квартире, сшибая углы, заглянул в спальню — у Олеськи все было по линеечке, не прикопаться. Ни одной лишней вещички не на своем месте. Андрей попробовал представить Митьку на этой постели, на светлых простынях, которые жена стирала цветочным кондиционером и гладила по выходным со скорбным выражением лица, и скривился. Укладывать человека, который открыл для него, по сути, новый, невероятный мир странных и пугающих эмоций, на супружеское ложе казалось чем-то запредельно неправильным. Митька был достоин лучшего. Дверь в спальню Андрей плотно закрыл. Юрка объявился снова через полчаса. Уже вполне вменяемый и бодрый, отрапортовал, что чувствует себя отлично, заставив позавидовать дерзкой молодости. Лет десять назад и Андрею подобные алкогольные выкрутасы были нипочем. А теперь из отражения в зеркале коридорного шкафа на него смотрел грустный, усталый мужик с багажом проблем и заебов. И что Митька в нем нашел? Ведь были наверняка на его радарах кандидатуры поинтереснее. Андрей сделал в уме пометку — исследовать наличие этих кандидатур. Не из ревности, просто из интереса, конечно же. Звонок домофона ожил, вырывая из невеселых мыслей. Митька вышел из лифта на лестничную площадку через пару минут, излучая железное спокойствие и какую-то тихую радость, будто все происходящее его очень сильно забавляет. — Ну привет, — протянул он, натыкаясь взглядом на стоящего в дверях квартиры хмурого Андрея и присвистнул, подходя ближе. — Помотало тебя знатно. — Сам знаю, — огрызнулся тот в ответ и отошел в сторону, пропуская гостя внутрь. Митька не торопился. Скинул в прихожей утепленные кроссовки и стянул дутую жилетку, расправляя складки на черном спортивном костюме. — Ты ко мне такой нарядный приехал, что ли? — хмыкнул Андрей, разглядывая Митьку, упакованного в черные брюки с резинками на тонких щиколотках и просторную толстовку. — Вообще, у меня дела потом, но можешь считать, что да, — Митька склонил голову к плечу, как часто делал, разговаривая с Андреем, будто ждал от него чего-то каждый раз. — И что за дела? — Андрей забрал из его рук небольшой крафтовый пакет и сунул нос внутрь, обнаруживая на дне стеклянную банку с непонятной жижей. — Это что? — Это харчо, — просто ответил Митя и прошел на кухню, будто уже не в первый раз был в этой квартире и знал ее как свои пять пальцев. Андрею ничего не оставалось делать, кроме как поплестись следом. — И охота тебе мотаться было, — произнес он негромко, устраиваясь за столом и наблюдая за тем, как Митя, деловито осмотревшись, сполоснул руки и начал шерстить шкафы в поисках какой-то утвари. — Ну раз приехал, значит, охота, — пожал плечами Митька, не отвлекаясь от своего дела и доставая из ящика какую-то небольшую кастрюльку, которую Андрей на этой кухне видел, кажется, вообще впервые. Олеська хозяйкой в плане уборки была отличной, но по готовке в их семье выпало полное бинго. Кашеварить ни жена, ни Андрей не умели от слова совсем. Митька как будто понял это. Сам забрал у Андрея пакет, вывалил содержимое банки в найденную емкость и установил на плиту, зажигая газ. По кухне поплыл такой одуряющий запах островатых специй и мясного бульона, что у Андрея свело желудок, и он подхватил со стола засохший хлебец, надеясь хоть как-то унять разыгравшийся аппетит. — Так что за дела у тебя? — вопрос будто вырвался сам собой, силясь заполнить образовавшуюся паузу, но Андрею и правда было интересно. Митька в спортивном костюме выглядел непривычно. Еще непривычнее было видеть его на своей кухне. Андрей смотрел, как он не спеша разворачивается, опираясь бедрами на кухонную тумбу, как подбирает рукава толстовки, складывая руки на груди и ухмыляясь. Митька глядел на него в ответ со странным, насмешливым выражением, будто на школьника, который накосячил и сам должен додумать, в чем именно. — До родителей решил доехать, — ответил он негромко, и Андрей почувствовал, как расслабляются плечи. Оказывается, ему нужно было услышать именно такой ответ. О других вариантах думать не хотелось. — Понятно, — кивнул он заторможенно и отвел глаза, потому что выдерживать прямой Митькин взгляд было невыносимо. Что он думает, глядя на него такого? На помятого, уставшего, с темными тенями под глазами и наспех сбритой щетиной. — Ты слишком громко думаешь, — голос заставил вздрогнуть, потому что его обладатель оказался неожиданно близко. Андрей и не заметил, как Митька подошел к нему и теперь стоял совсем рядом, руку только протяни. Желание дотронуться обожгло похлеще кипятка. Противиться ему не было никаких сил, и Андрей, все еще не поднимая глаз на своего гостя, ухватился за край его толстовки, заставляя шагнуть ближе и встать между разведенных коленей. — Предлагаешь перестать думать? — кривовато улыбнулся он и несмело ткнулся лбом Митьке в живот, замирая. В груди от этой неловкой близости сладко заныло, потянуло, трогая струны души и заставляя ее звенеть легкой, приятной мелодией. А когда в волосы на затылке зарылись прохладные пальцы, начиная мягко массировать кожу, перебирать пряди, забирая гудящую боль, сделалось вовсе хорошо. Млеть от нежности и восторга вот так, под чужими руками, было непривычно, но как будто правильно, необходимо словно воздух. — Предлагаю расслабиться и перестать загоняться, что с тобой что-то не так. Все хорошо, — тихонько произнес Митя, продолжая перебирать пальцами. — У тебя каждая гребаная мыслишка на лице написана. Я просто хотел тебя увидеть, и мне подвернулся удачный повод. Только и всего. — Я тоже хотел тебя… увидеть, — согласно кивнул Андрей и положил руки на Митькины бедра, погладил легонько, а потом взялся за край толстовки, приподнимая ее и оголяя полоску кожи на животе. Митька тихонько охнул и напряг мышцы пресса, когда к коже живота прижались горячие сухие губы, мазнули поцелуем нерешительно. — Я это понял по вчерашнему звонку, — пальцы в волосах напряглись, сжали больновато, не давая даже возможности отстраниться. Митька оторвал руку и накрыл голову Андрея краем толстовки, полностью пряча его у себя под одеждой. Он пах одуряюще прекрасно: кондиционером для белья, сладковатым парфюмом и каким-то уютным теплом. Кожа на животе была горячей, гладкой и пошла мурашками, когда Андрей, забывшись, начал касаться ее короткими поцелуями. Он так увлекся, что в какой-то момент даже прихватил нежное местечко под пупком зубами, услышав в ответ сдавленное шипение, полное покорного подчинения. Ладони Митьки спустились на плечи, сжали в пальцах домашнюю футболку, стоило провести по месту укуса языком. Андрей вылизывал Митькин живот, дурея от вседозволенности и долгожданной близости. В паху отзывался каждый судорожный вздох, который удавалось расслышать сквозь плотную ткань, что отсекла его от всего мира. Митька не выдержал первым. Сдернул толстовку, расправляя ее подрагивающими пальцами, улыбнулся шало и отошел к плите, поправляя член, который натянул тонкую ткань спортивок. Андрей проводил его расфокусированным взглядом, улыбнулся и прижался затылком к стене. После обволакивающего тепла под чужой одеждой кожу обдало холодом, разбитая губа, кажется, снова начала кровоточить, но это все было совершенно неважно. Если бы не кипящий на плите суп и проснувшийся зверский голод, хрен бы Андрей Митьку от себя отпустил. Харчо был потрясающий. Наваристый, в меру острый с большими кусками разваренной до нежнейшего состояния парной говядины. Андрей накинулся на тарелку, стоило Митьке поставить ее перед его носом, закидывал ложку за ложкой, довольно жмурясь и чуть ли не постанывая от удовольствия. Митька наблюдал за ним, смешливо изогнув бровь, потом просто покачал головой и сел напротив, подпирая щеку ладонью. — А ты не будешь? — спросил Андрей негромко, кивнув на кастрюлю, где еще осталось на пару щедрых порций. — Дома поел, — коротко ответил Митька. — Ешь, там еще много. И Андрей ел, стараясь уплетать не слишком быстро, чтобы как можно дольше продлить удовольствие. Жевал старательно, поглядывая на Митьку с тенью смущения и благодарности. Когда была съедена вторая добавка, он сыто откинулся на спинку стула, протер горящие огнем после остроты бульона губы и растянул их в улыбке. — Ничего вкуснее в жизни не ел, — признался он честно, вызвав у Мити недоверчивый смешок. — Тебе так кажется, потому что голодный был, — парировал Митька, забирая тарелку и по-хозяйски убирая ее в раковину. — С посудой сам разберешься. Голова как? — Гораздо лучше, — прислушавшись к ощущениям, протянул Андрей и тоже поднялся, чтобы залить воду в чайник и щелкнуть кнопкой включения. — Чаю попьешь хоть? Митька задумчиво глянул на смарт-часы, болтающиеся на запястье, и нахмурился. — Нет, извини, надо бежать. Обещал родителям заехать не очень поздно, они ждут. Андрей понятливо кивнул, подавив глухое разочарование. Вот и все, значит, пора снова отпускать Митьку. Делать этого, впрочем, совершенно не хотелось. Пока тот, отвернувшись к раковине, залип взглядом на стоящих на сушке разноцветных чашках, он тихонько подошел ближе и прижался грудью к чужой спине. Руками несмело скользнул по бокам, к животу, где недавно оставил с десяток поцелуев. Митька, до этого странно напряженный, будто расслабился и откинул голову на Андреево плечо, мягко улыбаясь. Так странно было каждый раз его касаться, словно перешагивая через невидимый барьер собственных, поставленных зачем-то ограничений. Но стоило переступить, и Андрей чувствовал ни с чем не сравнимое ощущение свободного падения — от количества эмоций перехватывало дыхание, а сердце ускоряло такт. Митька развернулся в его руках, обнял ладонями щеки, тронул скулы большими пальцами, заставляя склонить голову ближе. Самое сложное — сфокусировать взгляд на чем-то, кроме Митькиной привычной усмешки. Андрей и не стал противиться наваждению, потянулся, прижимаясь поцелуем к самому уголку. Сколько времени прошло с того первого поцелуя, сколько было уже других? Не так много, на самом деле. Может, поэтому так хотелось Митьку зацеловывать до розово-малинового на губах. Может, поэтому Андрей с каждым разом кидался в этот омут смелее, чем в предыдущие. Митька покорно приоткрыл рот, лизнул Андрея в ответ, играясь, прикусил тут же нижнюю, пустил гостеприимно внутрь чужой наглый язык. Плавился в его руках, словно кусочек сливочного пломбира на палящем летнем солнце, разве что не утекал сквозь пальцы. Вот кромка зубов, ребристое нёбо, гладкая слизистая щеки изнутри — Андрей исследовал вверенные ему владения с энтузиазмом первопроходца, втягивал шумно воздух носом, когда кислорода не хватало, мял в ладонях Митькину толстовку, скользил под нее пальцами, обжигаясь о горячую кожу спины и боков. — Ты супом пахнешь, — пробормотал Митька сдавленно и рассмеялся, когда Андрей, которого конкретно повело, замер словно пойманный в капкан заяц. — Если неприятно, то я… — начал было он, намереваясь отстраниться, но Митька не дал, провел ладонями по груди, обнял шею и притиснулся ближе, давая почувствовать твердость, обозначившуюся в паху. — Мне приятно. Это же мой суп, — рассмеялся он снова, откидывая голову и подставляя услужливо шею под Андреевы губы. Вздрогнул, когда тот как по приглашению коснулся поцелуем кожи под подбородком. Супом так супом, думал Андрей, выцеловывая от мочки уха до основания шеи, ужасно хотелось оставить хоть какой-то след. Пометить Митьку собственническим жестом, мол, мое, посторонним вход воспрещен, но непонятно было, как Митька на такие порывы отреагирует. Пришлось собрать в кулак остатки выдержки и просто скользить языком по нежной коже, чувствуя, как по боку под пальцами расползаются мурашки. Ключ в замке провернулся как-то предательски бесшумно. Андрей краем сознания только услышал, как звякнула знакомым звуком связка брелоков, скинутая на полку в прихожей. Митька и сам все понял, отстранился поспешно, даже грубовато оттолкнув задеревеневшего Андрея от себя. Пригладил зачем-то волосы и утер плечом влажную от поцелуев шею. Андрей был благодарен. Сам он, не ожидавший вторжения, совсем позабывший о времени, никак не мог прийти в себя от навалившегося липкого страха. Напряженным взглядом сверлил залитый светом дверной проем, ведущий в коридор. Тревога сковала мышцы, запрещая двигаться, даже вдохнуть полной грудью удавалось через раз. Страшно стало от того, что могла по случайности увидеть Олеська. Не потому, что это грозило скандалом и прочими неприятностями, а потому что все, что происходило между Андреем и Митькой, было только для них двоих. В этот маленький, уютный момент не хотелось впускать никого чужого. Осознание, что за чужого Андрей принимает собственную жену, подтвердило правильность принятого решения. — Расслабься, — шепнул тихо Митька, блуждая отстраненным взглядом по кухне, будто специально избегая смотреть на притихшего Андрея. Сказать легче, чем сделать. — Ну что, проспался? — Олеська уверенно прошла в кухню, но, заметив Митю, осеклась, глянув недовольно на Андрея. — Не знала, что у нас гости. Почему не предупредил? — Наезд был агрессивный и очевидный, Митька на него лишь скривил губы в вежливой улыбке и протянул Андрею руку. — Я уже ухожу, не переживайте, — дождавшись слабого рукопожатия, он двинулся к выходу. — Не успеваю познакомиться, видимо, до следующего раза, — кивнул он Олеське, проходя мимо. Та недоуменно выгнула бровь, провожая гостя возмущенным взглядом. — Ну и дружки у тебя. С кем ты путаешься? — прошипела она, не парясь о том, что ее могут услышать. — Не твое дело, — грубовато ответил Андрей и пошел следом за Митей, нагоняя его уже в прихожей. — Мить, я… — Потом поговорим, — махнул ладонью Митька, влезая в кроссовки и подхватывая с вешалки жилетку. Кинул короткий взгляд на Андрея и улыбнулся в приободряющем жесте. — Я разберусь со всем этим, — негромко проговорил свои мысли Андрей. Митька на это согласно кивнул и выскочил за дверь. Андрей постоял еще немного и, тяжело вздохнув, вернулся на кухню. Больше откладывать тяжелый разговор не было ни сил, ни желания. Олеськи на кухне уже не было, но она быстро нашлась в туалете. Стояла у бачка, нажимая кнопку слива и держа в руках опустевшую кастрюльку из-под супа. — Ты чего? — опешил Андрей, глядя на то, как в недра канализации утекают Митькины труды. — Мерзость какая-то вонючая, — процедила Олеська, глянув на Андрея с вызовом, явно провоцируя. — Олесь, — начал было Андрей. Во рту все предательски пересохло, голос будто осип и не слушался. — Нам поговорить надо. — О чем? — не поняла Олеська и дернула плечом, проходя мимо и возвращаясь на кухню. — Кто это был? Ты с ним вчера пил? Какой-то мутный, мне не нравится. Не общайся с ним. — Я хочу подать на развод, — на одном дыхании выпалил Андрей. Резковато вышло, но никак по-другому поток Олеськиного негатива было не прервать. — Нет, — холодно осадила она, складывая руки на груди. — Точно нет, Андрей. Тебя какой петух в жопу клюнул? — Что значит нет? — не понял Андрей и нервно хмыкнул. — Олесь, услышь меня, я собираюсь подать на развод. Я не могу так больше, — закончил он почти беспомощно, но Олеську и это не проняло. Она качнула головой и отвернулась, глядя в темный проем окна. — Слушай, если ты изменил и это из чувства вины, то мне плевать, окей? Сходил на сторону, с кем не бывает, зачем семью рушить? — Самое страшное в Олеськиных словах было то, что они были абсолютно лишены каких-либо эмоций. Андрея от этого в очередной раз передернуло. — Какую семью, Олесь? — устало спросил он и ушел в комнату, возвращаясь через пару секунд с пачкой сигарет и зажигалкой. — Нет у нас семьи и не было никогда, наверное. Живем как соседи, для чего? Ты ж молодая, красивая, найдешь себе кого-то, кто тебя ценить будет. Я не могу, понимаешь? Мне плохо вот так. — Ты охуел? А что я родителям скажу? А на работе? На меня как смотреть будут? — взвилась моментально Олеся, зло глядя на Андрея и неприязненно кривя губы. Она говорила что-то еще, пока Андрей закуривал и глубоко затягивался, пока смахивал пепел в стакан, стоящий на столе. Про то, что разведенкой быть унизительно, что на работе до сих пор обсуждают коллегу, от которой ушел муж, что родители всю жизнь прожили вместе, хоть и спят последние лет двадцать в разных комнатах, почти не разговаривая. Все, что ее волновало, — общественное мнение. Кто-то вбил в голову этой умной, в общем-то, женщины, что приличные люди не разводятся и, что бы ни было, влачат опостылевший брак за собой мертвым грузом. — Олесь, — выдохнул Андрей негромко, прерывая поток речи, переходящий в откровенную брань. — Я тебя не люблю. Давно уже, на самом деле. Ты прости, что столько тянул. Я виноват. Но дальше так продолжаться не может. Заявление на Госуслугах подать можно, это быстро. — Ну ты и козлина, — рявкнула Олеська и метнулась к Андрею, влепляя ему пощечину. Голова мотнулась в сторону, но боли он почти не почувствовал. Как и жалости. Возможно, пророни Олеська хоть одну слезинку, отреагируй иначе, внутри и шевельнулось бы что-то, но она смотрела на него холодным, взбешенным взглядом человека, в планы которого вмешалась досадная оплошность. Человека, который отрицал очевидное и не хотел мириться с реальностью. Они еще долго ругались в тот вечер. Олеся меняла тактику: то сыпала обвинениями, то взывала к чувству долга, попыталась даже Андрея поцеловать, но не получив отклика, разозлилась еще больше. Спать Андрей снова ушел в гостиную. А поздней ночью Митьке на телефон пришел скриншот с Госуслуг — заявление о расторжении брака. «Надо было сразу тебя супом накормить», — ответил тот через пару секунд. Андрей, прочитав, только ухмыльнулся и перевернулся на другой бок. Спать на трезвую на жестком диване было совсем неприятно, спина затекала в любом положении минут через пять. «Не знаю, чего ты ждал))», — отправил он и с тоской подумал о том, как расточительно Олеська смыла в унитаз Митькин шедевр. «Как прошло?» — Митька не унимался, но от этого в сердце разливалось приятное тепло. Очень хотелось набрать ему и выложить все, но Андрей знал, что в соседней комнате от каждого звука нового уведомления нервно тикает бомба замедленного действия. «Ожидаемо не очень» — отрапортовал он коротко. Потом расскажет, если Митька захочет выслушать. «Ну, я от своих слов не отказываюсь)) И завтра совершенно не занят» — Андрей пару раз пробежался глазами по строчкам, не сразу понимая, что Митька имеет в виду, но когда пришло осознание, расплылся в довольной улыбке. «Это приглашение? Я правильно понимаю?» — спросил он осторожно, набирая сообщение подрагивающими от волнения пальцами. «Это прямой намек на секс, Андрей)) Ты все правильно понимаешь)».