Сопротивление бесполезно

      «Перепихон у тебя будет, когда на развод подашь» — Андрей прокручивал в голове Митькины слова, наверное, в сотый раз. Можно было бы упрекнуть его в давлении, но он и сам понимал, что если хочет построить что-то новое, то нужно разрушить старое. Хотя там и рушить нечего было. От брака с Олеськой и так остались одни руины — здание изначально не было крепким и устойчивым. Если бы не Митя, то сколько бы оно еще продержалось? Год, два? Вряд ли больше. После встречи с Митей в туалете цокольного этажа удалось уйти с работы пораньше. Парни из отдела косились на наливающийся на подбородке синяк с подозрением, но вопросов не задавали. Мало ли, что там. Хотел бы — рассказал бы сам. Андрей был благодарен, сочинять невероятную историю о встрече чьего-то кулака с его лицом не было никакого желания. Домой ехать совершенно не хотелось. Олеська не должна была появиться раньше вечера, но почему-то от мыслей, что придется ждать ее в пустой, ставшей чужой квартире, шатаясь из угла в угол, было тошно. Неожиданно пришло понимание, что дом перестал быть домом. Поэтому Андрей бездумно колесил по улицам города, срывался на скоростные автострады, заезжал в дворы — знакомые и не очень, брал кофе на заправках и курил в приоткрытое окно, пропитывая себя и салон сигаретным дымом. Все мысли, о чем бы он ни начинал думать, сводились к одному — к Митьке, который четко обозначил свою позицию. От понимания, что его вектор совпадает с тем, по которому хотелось бы двигаться Андрею, было хорошо, но в остальном вопросов и знаков, запрещающих движение, было больше. С начала недели, когда Митька стал снова ходить на работу после отпуска, Андрей его избегал. Почему-то было иррационально стыдно от того, как трусливо он свалил после проведенной вместе ночи. От одного взгляда на Митьку бросало в жар. Память подкидывала не успевшие выцвести картинки, услужливо подливая масла в огонь, разгорающийся в груди. Андрей хотел его, желал обладать, причем не только физически. С Митькой было хорошо, комфортно и уютно так, как никогда и ни с кем раньше. Даже после драки, в которой Андрей впервые за последние несколько лет пропустил удар, этот пожар не потух, а напротив, разошелся с новой силой. Но что будет дальше, когда этот пожар поутихнет? Превратится ли он в согревающий очаг или в выжженное пепелище? Андрей бился над этими вопросами в одиночку и никак не мог дойти до истины. Одно было понятно — если не попробовать, он сгорит дотла. Звонок телефона выдернул из тяжелых раздумий, а незнакомый номер на экране заставил напрячься. Андрей не планировал брать трубку, но стоило назойливой телефонной трели оборваться, как все повторилось. Кто-то настойчиво желал его аудиенции и не собирался сдаваться. Стрелка на спидометре перевалила за сто двадцать, и пришлось ставить на громкую связь, поднимая опущенное стекло и отсекая от себя шум дороги. — Я слушаю, — гаркнул Андрей в никуда, напрягая слух и улавливая на другом конце провода недовольное ворчание. — Здороваться не учили? — спросил с вызовом собеседник, явно не настроенный на миролюбивый лад. Как кстати, настроение Андрея было достаточно паршивым, чтобы поддержать перепалку. — Это кто? Хули надо? — фыркнул он, оттормаживаясь от петляющей впереди фуры и напряженно сжимая в руках руль. — Ебанат, брата родного не узнал, — рявкнул Юрка, голос которого неожиданно приобрел знакомые ноты. У Андрея во время приступов особой ярости был похожий тембр. — А, это ты, — он хмыкнул и тяжело вздохнул, кивая самому себе. — Я так и не позвонил. — Ты так и не позвонил, — подтвердил Юрка хмуро. — Но я подумал, что поговорить нам все же надо. Номер новый, запиши. — Юр, вот честно, не до тебя, — Андрей устало потер глаза, в которых уже рябило от мелькающих впереди фар, голова начинала гудеть, отдаваясь пульсацией в разбитые губы. — Да когда тебе было до меня, — негромко согласился Юрка. Повисла тяжелая, давящая на виски пауза. Андрей сверлил взглядом утекающую под колеса автомобиля дорогу и молчал. — Все нормально? — спросил он, наконец, осторожно, когда понял, что Юра не намерен продолжать. — А у тебя? — невесело брякнул Юра, снова замолкая. Все равно что биться в отбойник. Андрей решался несколько долгих секунд. Встреча с братом в планы не входила, но что-то в его голосе настораживало. Да и укол вины за отсутствие должного внимания к младшему больно зудел на подкорке. — Где ты сейчас? Я приеду, — кивнул он своим мыслям, решаясь отложить важный разговор с женой до следующего раза. — Серьезно? — Юрка, кажется, не сразу поверил, но, подумав, послушно продиктовал адрес съемной квартиры. — Только это, жрать нечего, если что. И пить тоже. — А надо пить? — ухмыльнулся Андрей, поглядывая на навигатор, открытый на цифровой панели, и прикидывая, как объехать собирающуюся впереди пробку. — В нашем случае — да, — проворчал Юрка и, дождавшись от Андрея положительного «ага», отключился. До Юркиного дома Андрей добирался больше часа с учетом заезда в сетевой гипермаркет. В пакете, который он вытащил из багажника, позвякивали пара бутылок хорошего коньяка, терлись боками две литрушки сока — Юрка любит апельсиновый, — и нехитрая закуска. Брат встретил гостеприимно распахнутой дверью и совсем не гостеприимным настороженным взглядом. — Давно тут? — негромко спросил Андрей, скидывая обувь в прихожей и глядя в спину удаляющегося на кухню Юры. — Ты вроде в другом районе жил. — Ага, два года назад, — насмешливо протянул Юра, разбирая пакеты и дожидаясь, пока Андрей придет следом. — Руки тут вымыть можно, — кивнул он на раковину за своей спиной и начал доставать из шкафа пару рюмок и тарелки. Андрей тяжело вздохнул. Да, жизнь брата его волновала мало. Хватало той информации, которой делилась мать при нечастых созвонах. Может, новые обстоятельства помогут им наконец преодолеть тот барьер, который они негласно выстроили между собой. — Кто тебя так разукрасил? — Юрка плюхнулся на табуретку, откупоривая коньяк и подозрительно принюхиваясь к горлышку. Андрей не скупился, взял хороший, а не какую-то дешевую сивуху. По Юркиному лицу стало понятно, что выбором он доволен. — Помнишь парня, который был со мной тогда у бара? — хмыкнул Андрей, присаживаясь за стол и начиная раскрывать подложки с нарезанными колбасой и сыром. — Мы немного повыясняли отношения. — Так у вас все же отношения? — ухмыльнулся как-то грустно Юра, разливая по рюмкам янтарную жидкость. — Я-то надеялся, что я один дефектный у родителей. — Кажется, дефектные мы оба, — качнул головой Андрей, сооружая парочку сытных бутербродов. — Это сложно назвать отношениями, на самом деле. — А эта в курсе? — спросил негромко Юра, имея в виду Олеську. С женой Андрея у него отношения не сложились с самого начала. Юрка еще при первом знакомстве выложил все, что о ней думает, прямо на семейном застолье, за что чуть не схлопотал от брата. По прошествии лет Андрей все больше убеждался, что тот понимал гораздо больше него. Он поднял на младшего тяжелый взгляд и подхватил рюмку, молча опрокидывая ее в себя и закусывая кругляшком колбасы. — Понятно, — протянул Юра и последовал его примеру. Дальше разговор потек легче, но в какое-то абсолютно отстраненное русло. Юрка рассказывал про работу и окончание учебы, про вредного начальника и классных коллег. Жаловался на душного арендодателя, который за два года уже пару раз поднял оплату. — Отец все спрашивает, когда я приведу знакомиться невесту, — произнес он в какой-то момент невесело, взмахивая куском бутерброда. — Мать хоть не досаждает, как узнала. У нее как отрезало, а он все не унимается. — Как это вообще произошло? — спросил Андрей то, что давно крутилось на языке. С матерью он созванивался нечасто, разговоры о брате поднимались еще реже, но ни разу она не дала и повода думать, что с ним что-то не так, держала тайну младшего сына при себе как партизан. — Да как-то сам проболтался, когда заехал к ним и она наседать стала, — пожал плечами Юра, опуская взгляд. — Задолбался, с парнем тогда расстался, вот и выдал ей все, что на сердце было. А она, знаешь, почти не удивилась, что ли. Всплакнула для приличия, тяпнула грамм пятьдесят водки, которую от отца заныкала, и просто обняла, представляешь? А я как мальчишка тогда… — Юрка неопределенно махнул рукой и вздохнул. — Я думал, она меня ссаной тряпкой погонит, а она сказала, что не для того меня восемь часов рожала, чтобы вот так отказываться. Сказать, что я охуел, — ничего не сказать. Рассказанное братом удивило до глубины души. Андрей вспомнил, что одно время, пару лет назад, мать перестала говорить о нем в телефонных разговорах вообще. Это было странно, и Андрей бы даже напрягся, если бы не был так сфокусирован на собственных проблемах. — Юр, ты прости меня, — затуманенный коньяком мозг диктовал дичайшее чувство вины. Хоть кризис ориентации Юрка явно переборол давно, без помощи брата, Андрею стало как-то неловко, что все эти годы он не видел дальше собственного носа. Особенно теперь, когда с ним происходило нечто похожее. И этим самым носом больше всего в жизни хотелось уткнуться в шею другого мужчины, забыв обо всем на свете. — Да чего уж теперь, — хмыкнул Юрка, глянув на брата из-под бровей. — Ты сам-то как с этим всем дерьмом справляешься? — Секрет в том, что я не справляюсь, — проворчал Андрей, доставая из кармана пачку сигарет и прокручивая ее в руках. — Все как-то стремительно и неожиданно меняется, — он замолчал ненадолго, собираясь с мыслями. — Я про себя еще в школе понял, — начал неожиданно Юра и поднялся, широко раскрывая окно и находя на подоконнике пустую пепельницу. Поставив ее на стол, присел обратно на свое место, продолжая: — Занесло к нам как-то практиканта, историю вел. Я на него слюной всю четверть капал. Тогда как-то все не на поверхности было, он мне просто казался очень классным и интересным чуваком. А потом он меня трахнул прямо в своей тачке, когда до дома подвозил. На том пустыре, где я в детстве себе ногу разодрал, когда с велика упал, помнишь? Андрей помнил. И пустырь, с которого Юрку друзья привели. У него на ноге до сих пор остался рваный, некрасивый шрам. Отец тогда сказал, что по такой хуйне только бабы в больничку летят, а на мужиках все само заживает. Хорошо, мать всполошилась, когда у брата через день температура под сорок подскочила, потащила-таки в травмпункт, где уже поздно было зашивать. Вспомнил он и молодого парня, который приперся на последний Юркин звонок и долго поздравлял, отведя в сторонку от класса и семьи. Юрка тогда странно дерганый был, улыбался и кивал невпопад, а потом весь вечер на нем лица не было. — А на последнем звонке тогда? — кивнул Андрей будто своим воспоминаниям. — Бросил меня, — передернул плечами Юра. — Сказал, что дальше нам не по пути. Пидорас, — он глянул на брата и нахмурился. — Да ты лицо попроще сделай. Он был первым, но не последним. Ленька вон тоже пидорасом оказался. Видимо, у меня фетиш какой-то на мудаков западать. — И что, нормальных совсем нет, что ли? — удивился Андрей, все же закуривая и с облегчением затягиваясь. — Почему нет? Есть, — нервно рассмеялся Юра, — только тут пидорасом уже становлюсь я. Такая вот ирония. — Хуевая какая-то получается ирония, — поддержал его смехом Андрей, хотя смешно не было. Голова все сильнее наливалась свинцом, от курева начинало мутить. — Какая есть, — согласился Юрка тихо. — А я вот не знаю, кто у нас с Митькой за пидораса, — протянул Андрей задумчиво. — Если не знаешь, то точно ты, — парировал брат, забирая у Андрея недокуренную сигарету из пальцев и тоже затягиваясь. — Да и зная тебя… Ответ остается прежним. — Я разводиться буду, — неожиданно для самого себя признался Андрей. Сказал, и с плеч будто сняли один из грузов, придавливавших к земле. Даже вдохнулось легче. — Да давно пора, — Юрка откинулся спиной на стену, глядя в одну точку и задумчиво пожевывая губу. — Ты уже ей изменил, выходит? Андрей вздрогнул и поднял на брата напряженный взгляд. В своей голове он никогда не называл то, что у них с Митькой происходило, изменой. Их странные отношения просто были другими. Чувства, притяжение, болезненная, необходимая связь были настолько отличными от того, что имелось между ним и Олесей, что никакого сравнения и быть не могло. Но по общечеловеческим нормам это была самая настоящая измена. Он Митьку разве что в постель супружескую не уложил, да и там бы нашел себе оправдание, не девку же какую-то привел. От осознания низости собственных помыслов сделалось нехорошо. — Выходит, что так, — выдохнул он еле слышно, начиная разливать новую порцию коньяка, лишь бы занять руки. — Точно пидорас, — кивнул сам себе Юрка, глянув на брата с ухмылкой. Он неожиданно показался старше и мудрее самого Андрея. Незнакомый, новый, абсолютно другой человек. Не назойливый мальчишка, желающий гулять в компании взрослых друзей брата, не сложный ершистый подросток, посылающий на хуй с полупинка, не отстраненный и молчаливый близкий родственник, ниточка связи с которым совсем истончилась. Этого неожиданного Юрку еще предстояло узнать. Впрочем, для этого у Андрея была впереди вся ночь и дальнейшая жизнь. Одно понял точно: терять новообретенную связь он совсем не хочет. Андрей явился домой под утро буквально на бровях. Двух бутылок коньяка оказалось недостаточно, и Юрка достал откуда-то из закромов полтора литра подарочного вискаря. Это было фатальной ошибкой, потому как остаток вечера затерялся где-то в алкогольном угаре. Кажется, они с Юрой кому-то звонили, кажется, кто-то посылал их на хуй и громко матерился. Курьер, который привез пиццу в середине ночи, получил от Андрея слишком большие чаевые и чуть не присоединился к возлияниям, но вовремя ретировался под смутным предлогом. Остальные события расплывались, обрывками образов возникали в голове, никак не хотели складываться в цельное полотно. За эти вечер и ночь Юрка стал Андрею ближе, чем за все прожитые годы. Они много говорили, делились эпизодами из жизни, наперебой рассказывали какие-то забавные истории, которые теперь, казалось, жизненно необходимо донести друг до друга. Юра рассказывал про свои отношения, про измену пидораса Лёни, про то, как сложно найти в это непростое время нормального ровного мужика, а не какое-нибудь манерное мурло. Андрей говорил о Митьке. Много. Настолько, что Юрка уже мог считаться его хорошим знакомым. Проговорить с кем-то все то, что томилось на сердце, оказалось той самой таблеткой, которая так нужна была Андрею. Он отрубился, стоило рухнуть на диван в гостиной. Краем уха услышал, как у Олеськи в спальне прозвонил будильник, оповещающий начало рабочего дня. Она заходила к нему, кривила нос, открывая настежь окно, выдирала из-под тяжелого, будто налитого свинцом тела раскуроченный плед, заменяя его каким-то старым, пахнущим пылью одеялом. Говорила что-то про алкоголизм и свинство. Хорошо, что Андрей языком почти не ворочал и не смог ответить на ее злобные выпады. Из всего того, что натворил Андрей, самым верным было решение пить накануне выходных. Потому что проснуться и более менее начать функционировать удалось только к трем часам дня. Во рту будто помочилась стая бездомных котов, все тело ломило, как при простуде, мозг при каждом движении будто сдавливало тисками черепной коробки. Осушив на кухне половину графина с водой, Андрей поплелся в душ и долго стоял под прохладной водой, пытаясь прийти в себя. Начать чувствовать себя вновь человеком никак не удавалось. Телефон, который разрядился где-то на экваторе попойки и только теперь включился, жадно впитывая проценты зарядки, пиликнул парой пропущенных звонков. Проверять историю вызовов и сообщений было откровенно страшно. «Три часа ночи, ты охуел?» «Рад конечно был познакомиться с твоим братом, но не так поздно же!» «Завтра тебе будет стыдно» «Позвони как проснешься» Андрей прочитал сообщения, накиданные Митькой в половину четвертого, и тихо застонал, вцепляясь пальцами в волосы. Видимо, звонки ему и правда не привиделись и были сделаны одному конкретному человеку. О чем был разговор, вспомнить никак не удавалось. Юрка, которого он решил проведать, взял трубку не сразу и тоже не смог ответить ничего вразумительного. По всему выходило, что источник информации был единственным. — Проснулся? — Митька на другом конце провода был какой-то до противного жизнерадостный. Андрей устало прикрыл глаза. Позвонить — позвонил, но казалось, что от разговора его отделяет череда длинных гудков, а на деле всего парочка. — Мить, — сипло выдохнул он. — Ты прости, я что-то вчера перебрал. Разбудил тебя? — Ну что ты, — язвительно отозвался собеседник. — Совсем немного. Я почти не спал. Кто же спит по ночам, бред какой-то. — Мить, — повторил Андрей обессилено, растирая пальцами свободной руки висок. В него будто кто-то долбил острым, металлическим молоточком, высекая искры перед глазами. Кто-то, кто вчера заставил смешать коньяк и виски в пропорциях, несовместимых с человеческими возможностями. — Сильно плохо? — вздохнул Митька негромко, когда продолжения не последовало. — Пиздец, — признался честно Андрей. Чего душой кривить, паршиво было донельзя. — Это возраст, Андрей. Таким взрослым дядям, как ты, нельзя столько пить. Это может сказаться на потенции, в конце концов. — Митя, — Андрей буквально застонал в трубку, валясь на диван. — Заканчивай издеваться. Что я вчера наговорил? Митька на удивление замолчал, хмыкнул негромко, зашуршал чем-то, будто удобнее перекладывая телефон. — Много чего, — произнес тихо с улыбкой в голосе. — Тебе бы пожрать нормально и чая крепкого. Лекарства есть какие? — Я не маленький, Мить, не надо вот этого всего, — поморщился Андрей. Осознавать собственное бессилие перед кем-то было неприятно. Перед Митькой почему-то вдвойне. — Я знаю, какой ты немаленький, Андрей, — проговорил Митя медленно, и от его понизившегося голоса у Андрея по спине предательски пробежали мурашки. — У меня есть немного свободного времени, могу заехать за лекарствами и завезти тебе. Есть еще суп. С утра сварил. Но это входит в особый пакет услуг. — Не строй из себя мамочку, — проворчал Андрей совсем недружелюбно на безобидное, в общем-то, предложение помощи. — Я не в состоянии принимать гостей. — Не сомневаюсь, но кончай выебываться и пришли мне адрес, — в голосе Мити прорезались стальные нотки, но тут же разбились о мягкость произнесенного вслед предложения: — Не чужие же люди, в конце концов.